#литература #историческое_попаданчество #Распопов #гаремник #спойлеры #18+

Дмитрий Распопов всегда вызывал во мне хорошие чувства. Пока писал про попаданцев в магические миры. И пока был адекватен. Уже "Венецианский купец" показался мне неадекватной графоманией. Но когда я взял и стал читать цикл "Связь без брака", тут мне всё стало ясно с автором. Вот у нас ругают попаданцев во времена Николая II, Александра II или Николая I. Почти никому не нравится попаданчество во времена Сталина (по разным причинам). Но я никогда не думал, что буду читать такую серию как "Связь без брака" - а именно попаданчество во времена позднего СССР с сохранением "имперскости", "великодержавной риторики", "кровавого гэбизма" и проч. и при этом предельно антисоветское и местами русофобское произведение (оно кстати еще и шовинистическое, я не думал, что такой микс вообще возможен, но люди с Северного Кавказа и из Украины изображаются как сплошь нелюди). Все это перемежается лютой и дикой чернухой

В общем сюжет поначалу примитивен. Сидят бухают два мужика. Одному сорок, другой вроде постарше. И естественно, речь заходит про СССР. Ну и сорокалетний хвалит СССР, а тот что постарше, говорит, что вырос в детдоме в 50-60е годы и что в детдоме был просто кошмар. 40-летний начинает горячится и тогда собутыльник даром что пожилой, выхватывет нож и вонзает 40-летнему в сердце, после чего тот умирает. Умирает и просыпается в теле Ивана Добрушина, т.к. своего собутыльника, но когда ему было 14 лет. И в то утро когда мать, выйдя замуж, решила сдать сына в детдом. Пока всё норм, вроде, стандартное клише - но вот дальше - началось.

В общем, герой прибыл не в советский детдом, а в помесь зоны времен 90х и нацистского концлагеря. И прибыл он не в поздний СССР, а в СССР по лору телепрограмм "Тайны кремлевских жен", "Следствие вели" (причем только "антисоветских" выпусков, каких там немного было), "Криминальная хроника" и проч. В общем, в детдоме царил ад. "Старшаки" били младших смертным боеим, а девушек просто насиловали. Впрочем, за непослушание старших тоже ломали кости и если подросток продолжал качать права - то тоже насиловали (опускали). Директор был маньяком-садистом и весь педсостав детдома состоял из законченных ублюдков, которым было пофиг, а многие вместе с директором творили непотребства. Из детдома периодически попадали в роддома и больницы, но т.к. директора крышевало аж два генерала ГБ-педофила и один член ЦК, украинец-педофил, то в роддомах, больницах, милиции и прокуратуре ничего не делали. Пресса тоже сидела прижухнувшись и не отсвечивала. Более того, по заказу высокопоставленных педофилов-маньяков их гэбисты-подчиненные устраивали теракты против семей с несовершеннолетними девочками, а потом выживших в терактах детей ублюдки увозили в адский детдом, который часто навещали маньяки из ЦК и ГБ. Вы скажете - что за лютый бред? Но это еще не всё. Это только начало. Автор писал талантливо и я смирился с бредом-чернухой и стал ждать, как поведет себя герой. Герой втихаря мстил некоторым гадам-насильникам и кое-кого по тихой упокоил, но т.к. в адском детдоме вообще было похрен на смерть людей, то это всё списали на случайности. То есть банде насильников во главе с гнидой директором и своих собственных членов было не особо жаль.
А потом где-то конца первой и начала второй книги начинается эпопея с тем, как герой с помощью сверхспособностей (усиленная регенерация, повышенная скорость рефлексов) прокачивает навыки спортсмена и потихоньку вырывается из детдома. Попутно он помогает одной девушке, которую усыновил лично гнида директор и которую насилуют скопом все высокопоставленные маньяки (когда приезжают погостить). Помогает в основном не сойти с ума, т.к. до директора и тех, кто его прикрывает он добраться не может. И так его уже профилактически пару раз до полусмерти избивали (ломали ребра, ноги, пробивали голову). Но за счет суперрегенерации он спасался. В общем, постепенно он врывается в большой спорт и директор его начинает не чморить, а опекать как местную знаменитость. А потом и вовсе его из детдома вызволяют родители (которые через него хотят поиметь денежки). И тут он разбирается с детдомом через чиновника МВД, на которого выходит через свои связи в ГБ (да, героя начинает плотно опекать ГБ, причем "хорошие" люди оттуда). Чиновник из МВД ликвидирует адский притон из гестапо-БДСМ-фантазий автора, но директор-гнида отмазывается. Но банда педофилов-маньяков преследует ГГ по страшному. В газетах выходят поносные статьи, заказанные из ЦК. А хорошим ГБшникам подкидывают идею, что неплохо бы проверить не засланный ли "суперрекордсмен" и "хорошие ГБшники" героя берут на подвал и пытают.
В общем, по ходу событий ГГ помогает Андропову и хорошим ГБшникам избавляться от "плохой ГБни" и плохого ЦК. В ход идут как реальные коррупционные скандалы, так и мифы про "золото партии" (причем переписанные с сериала "Бандитский Петербург"). Параллельно с этим гг еще и воюет с МВД, т.к. в МВД сын министра Щелокова оказывается наркобарыгой, сажающим на иглу студенток из престижных ВУЗов, а прикрывает всё это лично его папа. На героя обращает внимание Галина Брежнева и делает всё, чтобы сжить его со свету. Вообще Брежнев, Суслов, Щелоков изображены как законченные гниды. Хороший только Андропов. В ГБ тоже служат одни
в основном гниды.
Параллельно герой устраивает гарем. Он спасает девушек от маньяков и трахает их сам. Такая "терапия". Причем на почве этого девушки даже друг к другу не ревнуют. У них зависимость возникает. Чуть позже они все его бросают. Кто же помимо главного героя в книге у нас положительные персонажи? Ну, Андропов и Гагарин - но им по статусу положено. Ну пара ГБшников (хотя они его пытали, но потом извинились). Но это всё не серьезно. А вот кто - вор в законе Вазген, старый еврей-"цеховик", тот самый сын Щелокова (которого гг постоянно подставляет, но на самом деле тот его обожает), американская спортсменка (в которую гг влюбляется) И всё. Ну пара еще случайных эпизодических персонажей. Зато кто у нас отрицательные персонажи? О-о-о - это целый набор:
1. Кровавые маньяки-педофилы из ГБ и ЦК.
2. Коррупционеры из ГБ и ЦК.
3. Просто дуры-карьеристки из ГБ и ЦК.
4. Все женщины с которыми гг спит (они его предают).
5. Знакомые и родня этих женщин.
6. Все врачи в больнице рядом с детдомом, прокуратура и участковый.
7. Директор детдома, "старшие детдомовцы" и воспитатели.
8. Идеологические дуры-фанатички.
9. Шипяшие на героя ГБ-шные кураторы от спорта
10. Молодежные банды с Кавказа, а также кавказская прокуратура и милиция.
11. Город Сочи, Адлер и вообще курортные города, чиновники из этих городов,, цеховики, милиция, прокуратура.
12. Тайные спецфабрики для спецраспределителей.
13. Украинцы как целое. Герой произносит фразу ,когда украинские болельщики ему не хлопают "У-у-у хохлобандеровцы, ничего вас в будущем еще "откалибруют"!" Это как если бы автор попал в Германию ХIX века и думал бы, глядя на обычных людей "У-у-у нацисты, ваш Третий Рейх еще советские танки снесут!" Ну то есть неадекват.
и так далее.

В общем, для героя всё кончается хорошо. Он переезжает в США, женится на американке, СССР распадается (герой при этом задумчиво произносит про себя "Зачем я их спасал?"), а герой спокойно попивает свой шотландский уиски и размышляет о вечном. В общем, главгер - это гад. Девушек переживших насилие он трахает, при этом заявляя, что их не любит. Окружающих людей он не любит. Страну он спасать не собирается и сваливает за бугор, при этом её нельзя спасти, если идти по лору книг, в которых поздний СССР - это скопище мудаков, маньяков, чинуш, воров, коррупционеров и обывателей из села, которые твою мебель разобьют и на пол насрут. Вот так. Я уже с второй книги хотел бросить, но дочитал до конца. И понял, что это - заказ. Потому, что адекватный автор сам такое написать не может, если не законченный идиот (а Распопов не идиот). Ну вот такой заказ. Суть заказа "СССР - плохой, ГБ - хорошее, но в лице отдельных людей, Кавказ и Украина плохие, воры в законе и спекулянты - это хорошо, ну и Запад плохой, но свой". Я до сих пор офигеваю от того, что это было вообще написано. Хорошо хоть это пока не издано. Впервые вижу, как под "имперской" и "сталинистской" оберткой появляется чернушная штука., в которой все отрицательные черты позднего СССР гипертрофированы так, что никаким "либералам" не снилось. Это как если бы существовал сюжет - "попаданец во времена Сталина успевает быть раскулаченным в колхозе, загнобленным на стройках коммунизма, сделать карьеру в партии и попасть под репрессии, потом лагеря ГУЛАГА, потом штрафная рота, потом карьера медика и "дело врачей" - вот примерно такое.

Капец. Я прочитал это, чтобы вам не пришлось. Но отходил потом долго. А главное - наглость, с которой автор продвигает эту мерзость. А это мерзость. И гг там учит тому же, чем учит таксист из Брата-2 - "Родина теперь там, где задница в тепле и ты знаешь это не хуже меня!" Только таксист пародийный персонаж, а гг отсюда - не очень.

#ex_libris #литература
20 книг (из числа не самых известных) о детях не для детей.
В диапазоне от «можно и детям» до «детям не надо» (вроде «Убить пересмешника», «Похороните меня за плинтусом», «Дом, в котором…»)

1. Жюль Валлес. Детство (1879). I часть автобиографической трилогии «Жак Вентра». Яркая картина «надлежащего воспитания» в мелкобуржуазной семье XIX века. Писатель — участник Парижской коммуны — посвящает свою горько-ироничную книгу «всем тем, кто изнывал от скуки в школе, кто плакал горькими слезами в родном доме, кого тиранили учителя и истязали родители». Написано живо, динамично; яркие зарисовки быта. После такого детства и юности (следующие две части трилогии) не диво и в революцию податься. Равную по силу детскую обиду на деспотичную и черствую мать потом можно встретить разве что в романе еще одного французского автора — это «Клубок змей» (1932) Франсуа Мориака (тоже, кстати, первая часть трилогии).

#литература #русская_классика #викторина #малоизвестные_произведения #угадай_по_началу

Эти произведения не вошли в школьную программу, но авторы их - туда вошли. Ваша задача - угадать автора и произведение по начальным фразам (можно только автора). Викторина сложная (предупреждение).

1. "Пора, пора! рога трубят; Псари в охотничьих уборах Чем свет уж на конях сидят, Борзые прыгают на сворах.
2. "Гарун бежал быстрее лани, Быстрей, чем заяц от орла; Бежал он в страхе с поля брани,
Где кровь черкесская текла".
3. " Так вы хотите, чтобы я вам еще рассказал про деда? Пожалуй, почему же не потешить прибауткой? Эх, старина, старина!"
4. "Весной 1878 года проживал в Москве, в небольшом деревянном домике на Шаболовке, молодой человек, лет двадцати пяти, по имени Яков Аратов."
5. "Два господина сидели в небрежно убранной квартире в Петербурге, на одной из больших улиц. Одному было около тридцати пяти, а другому около сорока пяти лет."
6. "Если пасмурен день, если ночь не светла, Если ветер осенний бушует, Над душой воцаряется мгла, Ум, бездействуя, вяло тоскует. Только сном и возможно помочь, Но, к несчастью, не всякому спится...
7. "Наконец я возвратился из моей двухнедельной отлучки. Наши уже три дня как были в Рулетенбурге. Я думал, что они и бог знает как ждут меня, однако ж ошибся".
8. "Я пришёл к тебе с приветом, Рассказать, что солнце встало, Что оно горячим светом
По листам затрепетало;"
9. " Канарейку за чижика замуж выдали и свадьбу на славу справили. В магазине "Забава и дело" купили новенькую кирку; за пастора ученый снегирь был; скворцы величальные песни пели, а для наблюдения за порядком полициймейстер отряд копчиков прислал."
10. "Сын Революции, ты с матерью ужасной Отважно в бой вступил — и изнемог в борьбе…
Не одолел ее твой гений самовластный!.."
11. "Когда он был в шляпе, — шел по улице или стоял в вагоне метро, — и не видно было, что его коротко стриженные красноватые волосы остро серебрятся, по свежести его худого, бритого лица, по прямой выправке худой, высокой фигуры в длинном непромокаемом пальто, ему можно было дать не больше сорока лет. "
12. " В юго-западном углу Парижа, в зеленом нарядном Passy, в двух шагах от Булонского леса (стоит только перейти по воздушному мостику над полотном окружной железной дороги), на самом верху шестиэтажного дома живет старый русский профессор."

В общем, как-то так. Русская классическая литература. ХIX - пер. пол. ХХ века. Школьный курс (в смысле авторов).

P.S. В общем, всем удачи.

#литература #картинки_в_блогах
ПОЭТ В РОССИИ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ПОЭТ, или КАК ОТМЕТИЛИСЬ НАШИ АВТОРЫ В ЖИВОПИСИ, ГРАФИКЕ И Т. П.

М.В.Ломоносов
Ну, что тут скажешь — везде человек поспел. Хотя и начинал с нуля (не то что наставники с гувернерами, а даже «среднее образование» ему не светило), и прожил каких-то 53 года…
Мозаика «Полтавская битва» (6,4 х 4,8 м), украшающая вестибюль Академии наук в Петербурге, собрана из 1 000 030 000 кубиков смальты, созданной по изобретенной самим Ломоносовым технологии: он вдохновлялся образцами старых итальянских мастеров, которые хранили свое умение в тайне. А предварительно Ломоносову пришлось разработать еще и собственную теорию цветов.
Кроме того, он успел создать около 40 мозаичных портретов.
Полтавская битва; изображение Бога-Отца; портрет Петра I.


В.А.Жуковский

#странности #литература #цитата


А ведь "Крокодил" - это такой русский "Зверополис", с хуманизированными зверями и около политическим сюжетом...

Пока неискушенные читатели хвалят популярные ранобы за оригинальный сюжет, мастера современной фантастики вытягивают престижные премии, кажется, на одном чистом ритме %) Правда, попался на глаза премиальный топ лучшего за последние годы - Энн Леки, Конни Уиллис, Джели Кларк, Мэри Робинетт-Коваль, великолепная Марта Уэллс - все они мастера литературного ритма. Ни страницы провисания, никакой спешки, никаких сюжетных аппендиксов на триста страниц, все четко по расписанию. Что до сюжетных поворотов и типажей персов, то какая тут может быть оригинальность? х_х В дело идёт исключительно чеканная классика. Иногда настолько, что это прям guilty pleasure - читать, понимая с каким древним приемом работает автор. Но зато ж как! ::) Читать и перечитывать.

#литература #нам_не_дано_предугадать #длиннопост
На сегодня мы имеем 120 лауреатов Нобелевской премии по литературе. С такой исторической дистанции уже можно кое-что прикинуть.
Решениями Комитета публика часто бывает недовольна. Но тут есть один нюанс: литературные достоинства по условию являются важным фактором — но не первым, а лишь вторым.
Согласно завещанию Нобеля, премия по литературе должна присуждаться автору, «создавшему наиболее значительное литературное произведение идеалистической направленности».
И вот это самое «idealistic» завещатель никак не прояснил. А значение слова довольно размытое. Философский термин не в счет, но в целом — что-то вроде «основанный на высоких идеалах». С кучей смысловых оттенков: бескорыстный, оптимистический, радикальный, мечтательный, непрактичный и даже утопический.
Вдобавок первоначально академики решили, что речь о некоем «идеальном» соответствии литературной традиции, — и действовали исходя из этого. Хотя контекст завещания в целом склонял к мысли, что подразумевается литература условно-прогрессивного, пацифистского и гуманистического толка. Со временем Академия тоже дошла до этой интерпретации.
Но «высокие идеалы» для каждой эпохи все равно свои. А «idealistic» имеет тенденцию неотвратимо трансформироваться в «ideological».
Далее: завещатель рассчитывал, что премия будет поощрять тех, кто «за предшествующий год внес наибольший вклад в развитие человечества», к дальнейшим достижениям. Академики же, посовещавшись, остановились на расширительном толковании этого условия: рассматривалось всё, что было сделано к этому времени.
В итоге средним возрастом лауреатов оказались 65 лет. Половина из них после награждения не написала уже ничего (22 автора получили премию менее чем за 5 лет до смерти), а из тех, кто продолжил работу, большинство никаких новых высот не достигло — и даже наоборот. Были, конечно, и блестящие исключения, вроде Т.Манна. (Хотя подозреваю, что Манн и без всякой премии написал бы то, что написал.) Но в целом тут задумка Нобеля не сработала.
При вручении премии известны только имена лауреатов. Устав запрещает разглашать любые сведения о номинациях и мнениях, высказанных членами комитета, в течение 50 лет. А вот уж потом… Хотя слухи просачиваются, само собой.
В конце каждого года Шведская академия рассылает письма примерно двум тысячам номинаторов (профессора-филологи, крупные писатели, руководители творческих союзов). К 1 февраля прием заявок заканчивается, и к работе приступает комитет — 4 из 18 академиков: они сокращают список до 5 имен. К концу мая комитет докладывает о результатах, и академики разъезжаются на каникулы с домашним заданием. Обсуждение происходит в сентябре.
Итак, кого считали достойными условного литературного бессмертия 50-100 лет назад?

Число номинантов сначала колeбaлось в пределах от 14 до 30-ти, но с конца 1930-х гг. начало нарастать и уже к концу 1960-х перевалило за сотню.
Первый год, когда премия была присуждена, — 1901. 25 номинантов, включая победителя. О самом победителе, хотя он был награжден с формулировкой «за выдающиеся литературные добродетели», мне навскидку помнится только, что когда-то был такой. Это французский поэт Сюлли-Прюдом. А из 24 претендентов по совести могу признаться в знакомстве только с четырьмя: Сенкевич, Золя, Ростан и Фредерик Мистраль. Об остальных 20-ти никогда даже не слыхала. А ведь в 1901 году было немало писателей, которые сегодня признаны классиками мирового уровня, да и с «idealistic» у них тоже все в порядке. Но в этом списке их нет.
Конечно, чем дальше, тем число знакомых имен становится побольше, но...

Многие из авторов номинировались неоднократно. Кто-то в итоге стал лауреатом, но есть и те, кто так и не дождался. В их числе были фигуры первого плана, а премию между тем получали совершенно забытые сегодня литераторы.
Эмиль Золя номинировался дважды: в 1901 и 1902 гг. Премия в эти годы была присуждена как раз Сюлли-Прюдому и историку Т.Моммзену.
Лев Толстой — 5 раз, с 1902 по 1906 гг. Пацифист с мировой известностью, он идеально соответствовал условиям Нобеля. В этом же промежутке (1902–1904) на премию выдвигался Х.Ибсен. А лауреатами стали Моммзен, Бьёрнсон, Ф.Мистраль, Эчегарай-и-Эйсагирре, Сенкевич и Кардуччи.
В 1916 году Нобелевский комитет избрал Вернера фон Хейденстама — как «виднейшего представителя новой эпохи в мировой литературе». В числе отвергнутых оказались Генри Джеймс (за него сейчас спорят Англия и США: наш автор! — врете, это наш!) и Эмиль Верхарн, один из величайших поэтов ХХ века.
Томаса Харди выдвигали 12 раз, но безуспешно. В частности, ему предпочли П.Хейзе и Х.Бенавенте-и-Мартинеса, сегодня уже мало кому известных.
Эрик Карлфельдт, лауреат 1931 года, выиграл у 28 номинантов, в числе которых были Гессе, Стефан Георге, Ремарк, Голсуорси и Бунин. Ремарк и Георге (один из крупнейших немецкоязычных поэтов) лауреатами так никогда и не стали.
В 1963 году поэт Йоргос Сеферис обошел 80 соперников, среди которых были Беккет, Шолохов, Сартр, Ясунари Кавабата, Пабло Неруда, Бёлль (они получили премии позже), Дюрренматт, Фриш, Грэм Грин, Набоков, Фрост, Уайлдер, Юкио Мисима, Ануй и Борхес (которые так и не получили ничего).
В 1966 году поэтесса Нелли Закс, разделившая премию с прозаиком Ш.Агноном, обошла 70 других претендентов — среди них опять Беккет, Ясунари Кавабата, Астуриас, Неруда, Бёлль, Грасс (получили премии позже), Фриш, Пристли, Грэм Грин, Набоков, Уайлдер, Ануй, Ахматова, Паустовский, Борхес, Борген, Весос (не получили ничего).
В общем, выбор не то чтобы случаен, но во многом продиктован экстралитературными факторами.
Больше всего англоязычных авторов (30). На втором месте французы и немцы (по 14). 15 раз лауреатами становились скандинавские авторы — неудивительно.
Ну и «суд времени» со счетов не приходится сбрасывать. Сегодня у всех на слуху, а завтра глядь — и кто о нем помнит…

Заявленные причины отклонения:
Характерная история была со Львом Толстым. Сам он просил его вообще не выдвигать. Но Академия все равно рассмотрела кандидатуру Толстого, чтобы… отклонить его по собственным соображениям. Он якобы «осудил все формы цивилизации и настаивал взамен них принять примитивный образ жизни, оторванный от всех установлений высокой культуры». (Впоследствии академики в свое оправдание ссылались на нежелание Толстого.)
Зато сразу за тем, как забаллотировали рьяного пацифиста Толстого, Нобелевку получил Киплинг (1907), который всю жизнь был убежденным «имперцем» и воспевал армию и Бремя Белого Человека, несущего свет цивилизации отсталым народам, а также активно выступал против феминизма и ирландского самоуправления. В начале ХХ века именно это в глазах академиков выглядело требуемой «идеалистической направленностью» (в формулировке комитета упоминалась «зрелость идей» Киплинга).
Через сто лет премии стали выдаваться за диаметрально противоположные призывы. А в 2008 году лаврами увенчали Г.Леклезио — за то самое, из-за чего забаллотировали Толстого: как певца «человечности вне и ниже господствующей цивилизации». (Это не в качестве лишнего камня в огород шведов, а к вопросу об исторической относительности идеалов и критериев.)
Далее. В те же первые годы ХХ века, когда премии получили несколько абсолютно забытых сегодня драматургов, кандидатура Чехова никому даже в голову не приходила. Что вообще-то понятно: только после смерти, да и то далеко не сразу, Чехов стал одной из влиятельнейших фигур мировой драматургии и малой прозы.
Самых прославленных модернистов, без которых сегодня ни один учебник не обойдется, никогда даже не рассматривали; они, как тогда казалось, не слишком отвечали заявленному условию «идеализма»: Александр Блок, Райнер-Мария Рильке, Джеймс Джойс, Марсель Пруст, Вирджиния Вулф…
Среди авторов, которые вообще не выдвигались, числятся Август Стриндберг, Марк Твен, Ярослав Гашек, Гарсиа Лорка, Дэвид Г. Лоуренс, Акутагава Рюноскэ (японцы и появились-то в списке номинантов только в 1968 году). Не рассматривались также — во всяком случае, до 1974 года (более поздняя информация официально не рассекречена) — и все равно уже ничего не получат, ибо отошли в лучший мир: Курт Воннегут, Айрис Мёрдок, Кобо Абэ, Джон Фаулз, Станислав Лем…
Кафка — этот сам кузнец своего счастья. Если б друг его послушал и сжег все его романы, кто бы вообще о Кафке сегодня слыхал?
Булгаков — ну, если вспомнить, что в школьную программу он вошел через 52 года после смерти автора… Впрочем, учитывая историю с Пастернаком, для Булгакова было и лучше избежать лишнего внимания. То же самое относится к Платонову, чьи центральные произведения были опубликованы на родине только в годы перестройки.
Зато Набоков, выдвигавшийся как минимум 9 раз, был заблокирован из-за «аморального и успешного» романа «Лолита». Особенно трогательна претензия к успешности. Впрочем, Г.Уэллса отвергли также по причине «чрезмерной популярности». (Типа, тебе еще и премию?!)
Толкина отклонили с таким вердиктом: «его книгу ни в коей мере нельзя назвать прозой высшего класса».
Грэма Грина — как якобы автора детективов. (Ну, если так смотреть, то ведь и Достоевский писал детективы и «чернуху» — что ж еще?)
Альберт Швейцер не прошел по «литературному списку», зато получил Премию мира: уже утешение.
А вот Гамсун, получивший премию в 1920 году, спустя 20 лет поддержал Гитлера (кто ж знал, что его так угораздит!) — и после войны отделался огромным штрафом только из-за преклонного возраста. Награжден он был, к слову сказать, за эпопею «Соки земли» — но в мировую литературу вошел благодаря другим, более ранним произведениям, которые внимания Академии не привлекли.
В 1935 г. Нобелевский комитет уже было остановился на кандидатуре испанского писателя и философа М. де Унамуно, но под сильным внешним давлением отказался от своего решения. Унамуно не получил премии из-за… печатных оскорблений в адрес Гитлера. (Еще и в 1939 году Гитлер номинировался на Нобелевскую премию мира.)
Кандидатура К.Чапека рассматривалась несколько раз, с 1932 по 1938 гг., но его «Война с саламандрами» — памфлет на фашизм и милитаризм — в заключении комиссии была названа «сплавом культурно-политической болтовни с ошеломляющими выдумками».
Недоброжелатели Академии намекали, что шведы опасались дразнить Германию. Защитники, напротив, утверждали, будто Комитет не желал привлекать внимание к антифашистской позиции Чапека в период подготовки раздела Чехословакии.
Хочется верить в последнее. В таком случае тем печальнее, что шведские академики, проявившие такую похвальную дальновидность в случае с Чапеком, не стали задумываться об уже существующем положении Пастернака, проживающего в СССР, присудив ему Нобелевскую премию за «антисоветский» роман. Чем в итоге сократили дни больного писателя: оставшиеся два года его жизни были — хуже не придумаешь.
А в 1964 г. премию присудили Сартру, который симпатизировал СССР, но как раз начал его критиковать. Сартра глубоко задело это снисходительное «прощение», воспринятое им как манипуляция, и он от премии тоже отказался (в отличие от Пастернака — добровольно), сделав вежливое, но категоричное заявление:
Уж из-за этого выпада Сартра или еще из-за чего, но Шолохову дали Нобелевскую премию на следующий же год, а Неруде — спустя 6 лет.
Борхес, по слухам, должен был стать лауреатом — но тут некстати принял какой-то орден от Пиночета. Это стало последней каплей: Борхес и раньше делал публичные заявления ультраправого толка.
А Хандке едва не лишился премии из-за своей просербской позиции и поддержки С.Милошевича, попавшего под Гаагский трибунал. Впрочем, в 2019 г. Хандке все же стал лауреатом.
Еще бывали случаи пренебрежения условиями премии. Иногда лауреаты не могли прибыть на церемонию по состоянию здоровья, но вот австрийская писательница Эльфрида Елинек просто сослалась на социофобию и вдобавок заявила, что, по ее мнению, наградили ее «по разнарядке», как женщину и автора феминистских романов, а вообще-то она такого отличия не заслужила. (Деньги, тем не менее, Елинек приняла, как человек практичный.)
А американский бард Боб Дилан — самый спорный выбор Академии, наделавший немало шуму, — не только не явился за наградой, но упорно игнорировал попытки обиженных академиков хоть как-то с ним связаться. Впрочем, деньги он тоже взял — позднее и в камерной обстановке. И Нобелевской речи читать не стал, хотя это было обязательным условием.

Номинантов (до 1974 г.), не получивших премии, много. Перечислю только тех, кого знаю. (Многие из них, как можете сами убедиться, в исторической перспективе оказались более долговечным явлением, чем половина лауреатов.)
Курсивом выделены имена не-беллетристов: общественные деятели, ученые и пр.
По странам и по алфавиту:
Великобритания:
Э.Бёрджесс, Р.Грейвз, Г.Грин, Э.Дансени, Л.Даррелл, У. Де ла Мар, Г.Джеймс, А.Кёстлер, Ф.Ларкин, Х.Макдиармид, Дж. Мередит, С.Моэм, Ш. О՚Кейси, У.Х.Оден, Дж. Б.Пристли, А.Силлитоу, Ч.П.Сноу, Г.Спенсер, А.Ч.Суинберн, А.Тойнби, Дж. Р.Р.Толкин, Э.Уилсон, Г.Уэллс, Дж. Фаррелл, Э.М.Форстер, Дж. Фрэзер, О.Хаксли, Т.Харди, Л.П.Хартли, Г.-К.Честертон
США:
Дж. Болдуин, Т.Драйзер, Б.Маламуд, Э.Л.Мастерс, Н.Мейлер, А.Миллер, Г.Миллер, М.Митчелл, Э.Олби, Э.Паунд, Ф.Рот, К.Сэндберг, Дж. Тёрбер, Т.Уайлдер, Т.Уильямс, Р.П.Уоррен, Э.Уортон, Р.Фрост, Дж. Хеллер, У.Д.Хоуэллс
Франция:
Л.Арагон, Г.Башляр, С. де Бовуар, А.Бретон, П.Бурже, М.Бютор, П.Валери, Р.Гари, Ш. де Голль, Ж.Грак, Ж.Грин, Ж.Дюамель, Ж.Жионо, Э.Золя, Э.Ионеско, Р.Кено, П.Клодель, Ж.Кокто, С.-Г.Колетт, В.Ларбо, К.Леви-Стросс, П.Лоти, А.Мальро, Ж.Маритен, Г.Марсель, А. де Монтерлан, М.Паньоль, А.Роб-Грийе, Ж.Ромэн, Ж.Рони-старший, Н.Саррот, Ж.Сименон, Ж.Сюпервьель, А.Труайя, Р.Шар, М.Юрсенар
Бельгия:
Э.Верхарн, М. де Гельдерод
Нидерланды:
С.Вестдейк, Й.Хёйзинга
Швейцария:
Ф.Дюрренматт, А.Коэн, М.Фриш, К.-Г.Юнг
Германия:
Б.Брехт, С.Георге, А.Зегерс, М.-Л.Кашниц, Э.Кестнер, З.Ленц, Г.Э.Носсак, Э.-М.Ремарк, Х.Фаллада, Л.Фейхтвангер, М.Хайдеггер, Р.Хух, А.Цвейг, П.Целан, А.Швейцер, Э.Юнгер, К.Ясперс
Австрия:
Г.Брох, М.Бубер, Ф.Верфель, Г. фон Гофмансталь, Х. фон Додерер, З.Фрейд
Скандинавия:
М.Андерсен-Нексё, К.Бликсен, Г.Брандес, В.Хайнесен (Дания)
А.Линдгрен, В.Муберг (Швеция)
Ю.Борген, Т.Весос, Х.Ибсен (Норвегия)
М.Валтари, М.Вейо, В.Линна (Финляндия)
Греция:
Н.Казандзакис
Италия:
Б.Кроче, К.Леви, А.Моравиа, В.Пратолини
Испания:
Л.Бунюэль, Р.Менендес Пидаль, Х.Ортега-и-Гассет, Б.Перес Гальдос, М. де Унамуно
Португалия:
Ж.-М.Феррейра ди Каштру
Турция:
Я.Кемаль
Россия:
М.Алданов, А.Ахматова, К.Бальмонт, Н.Бердяев, М.Горький, Е.Евтушенко, Б.Зайцев, А.Кони, П.Краснов, Л.Леонов, Д.Мережковский, В.Набоков, К.Паустовский, Л.Толстой, К.Федин, И.Шмелев, Р.Якобсон
Польша:
Е.Анджеевский, В.Гомбрович, М.Домбровская, С.Жеромский, Я.Ивашкевич, С.Мрожек, Э.Ожешко, Я.Парандовский, Т.Ружевич
Украина:
Н.Бажан, П.Тычина, И.Франко
Болгария:
И.Вазов
Венгрия:
Д.Ийеш, Д.Лукач
Чехословакия:
А.Ирасек, К.Чапек
Румыния:
М.Элиаде
Югославия:
М.Крлежа
Индия:
Шри Ауробиндо
Япония:
Дзюнъитиро Танидзаки, Исикава Тацудзо, Юкио Мисима, Ясуси Иноуэ
Австралия:
К.С.Причард
Латинская Америка:
Ж.Амаду (Браз.), Х.М.Аргедас (Перу), Х.Л.Борхес (Арг.), Р.Гальегос (Вен.), А.Карпентьер (Куба)

А теперь те, кто премию получил.
Границы между группами условные, так что «миграция» не исключается. Поживем — увидим.
А. Писатели со статусом культовых фигур, оказавшие серьезное влияние на мировую литературу:
Морис Метерлинк (Бельгия, 1911)
Кнут Гамсун (Норвегия, 1920)
Джордж Бернард Шоу (Великобритания, 1925)
Томас Манн (Германия, 1929)
Герман Гессе (Швейцария, 1946)
Уильям Фолкнер (США, 1949)
Эрнест Хемингуэй (США, 1954)
Альбер Камю (Франция, 1957)
Жан-Поль Сартр (Франция, 1964)
Сэмюел Беккет (Ирландия–Франция, 1969)
Габриэль Гарсиа Маркес (Колумбия, 1982)

Б. Писатели-классики и авторы с широкой мировой известностью:
Редьярд Киплинг (1907) — яркая лирика и глубокие психологические новеллы с темой столкновения культур
Сельма Лагерлёф (1909) — шведская романистка: историческая и психологическая тематика, фольклорные мотивы
Герхарт Гауптман (1912) — немецкий драматург, представитель натурализма (тема наследственности)
Ромен Роллан (1915) — французский романист и драматург, автор эпических романов о становлении личности
Анатоль Франс (1921) — прозаик, продолжатель сатирической традиции Вольтера
Уильям Батлер Йейтс (1923) — знаменитый ирландский лирик и драматург, опиравшийся на образы кельтской мифологии и фольклора
Сигрид Унсет (1928) — норвежская писательница, известная благодаря двум эпичным историческим романам с психологической проблематикой
Джон Голсуорси (1932) — создатель «Саги о Форсайтах», отражающей исторические и духовные перемены в жизни Англии на рубеже веков
Иван Бунин (1933) — квинтэссенция и запоздалый исход XIX века
Андре Жид (1947) — французский прозаик, разрабатывавший идеи и формы Достоевского; писал о духовном и интеллектуальном кризисе современного человека
Томас Стернз Элиот (1948) — англоязычный лирик-модернист: философская поэзия с богатым реминисцентным фоном и новаторскими художественными формами
Пер Лагерквист (1951) — швед, автор повестей философско-притчевого типа
Михаил Шолохов (1965) — с формулировкой «за эпос о донском казачестве переломного времени»
Элиас Канетти (1981) — австрийский прозаик, автор романа «Ослепление», продолжающего традицию Ф.Кафки
Уильям Голдинг (1983) — английский прозаик: философские романы-притчи о человеческом бытии
Кэндзабуро Оэ (1994) — японский романист: мифологическое мышление, сильная антиутопическая тенденция, тема безответственности, насилия и отчуждения
Жозе Сарамаго (1998) — португалец; романы притчево-философского типа, со сложной формой повествования
Гюнтер Грасс (1999) — немецкий прозаик: сатирические романы с элементами гротеска, в основном антивоенной направленности
Кадзуо Исигуро (2017) — английский прозаик японского происхождения, писал об отчуждении, поисках личного жизненного смысла и перспективах человечества в целом

В. Писатели общенационального значения, известные также за пределами родины. Со временем часть их может стать полузабытыми, а парочка — перейти в разряд «классиков», но тут работает слишком много факторов, чтобы строить прогнозы:
Бьёрнстьерне Бьёрнсон (1903) — один из столпов норвежской литературы: проза в основном о крестьянской жизни (выиграл у своего соотечественника Х.Ибсена, который вообще-то еще крупнее, но увы…)
Генрик Сенкевич (1905) — остался в активе как создатель польского исторического романа.
Рабиндранат Тагор (1913) — индийский писатель с активной гражданской позицией; широкая панорама национальной жизни
Хенрик Понтоппидан (1917) — автор эпических романов о современной ему Дании.
Владислав Реймонт (1924) — романы о быте разных слоев польского общества
Синклер Льюис (1930) — американский прозаик, представитель критического реализма
Луиджи Пиранделло (1934) — итальянский драматург-новатор, тяготевший к гротеску
Юджин О՚Нил (1936) — американский драматург-натуралист, наследник Ибсена и предтеча Фолкнера
Роже Мартен дю Гар (1937) — французский романист, испытавший влияние Л.Толстого, автор семейной саги «Семья Тибо»
Перл Бак (1938) — американская романистка, родилась и долго жила в Китае; художественную ценность сохранила «Земля» — семейная сага о китайских крестьянах Вильхельм Йенсен (1944) — датский прозаик, испытавший влияние модернизма (в том числе своеобразные исторические романы)
Франсуа Мориак (1952) — французский католический писатель: романы на семейные темы, с этической проблематикой
Халлдор Лакснесс (1955) — романы о жизни исландского народа, в том числе исторические
Борис Пастернак (1958) — в первую очередь прекрасный (но непереводимый) поэт; премию, однако, получил за роман
Иво Андрич (1961) — исторические романы из жизни южных славян времен османской оккупации
Джон Стейнбек (1962) — американский реалист остросоциальной направленности
Шмуэль Агнон (1966) — проза на иврите с ярко выраженным «локальным колоритом»
Мигель Анхель Астуриас (1967) — оригинальная орнаментальная проза, основанная на фольклоре индейцев Гватемалы
Ясунари Кавабата (1968) — прозаик, «передавший сущность японского сознания»
Александр Солженицын (1970) — традиционный критический реализм в толстовском духе
Генрих Бёлль (1972) — немецкий прозаик с сильной антивоенной тенденцией
Патрик Уайт (1973) — эпические романы из жизни австралийских поселенцев
Эйвинд Юнсон (1974) — шведский прозаик; наиболее интересна его «осовремененная» версия «Одиссеи»
Сол Беллоу (1976) — романы о неприкаянности интеллектуала в американском обществе
Исаак Башевис-Зингер (1978) — американский романист польско-еврейского
происхождения, с сильной опорой на фольклорную стилевую традицию, писал на идиш
Клод Симон (1985) — представитель школы французского «нового романа» (ассоциативная проза)
Камило Хосе Села (1989) — испанец, писавший об участи «маленького человека»
Гарольд Пинтер (2005) — английский драматург, развивавший традиции чеховского театра
Марио Варгас Льоса (2010) — перуанский романист; тема общественного насилия, элементы сатиры, черты постмодернизма и «магического реализма»
Элис Манро (2012) — канадская новеллистка, считается продолжательницей традиции чеховского рассказа (хотя я особого сходства не вижу)
Петер Хандке (2019) — австрийский писатель: тема внутреннего мира личности, бесфабульное повествование, сосредоточенное на языковых средствах выражения
Юн Фоссе (2023) — норвежский прозаик и драматург-модернист, с формулировкой «за изъяснение неизъяснимого».

Г. Поэты по понятным причинам обычно имеют только национальное значение; пара исключений — Йейтс (1923) и Элиот (1948) — указана выше:
Фредерик Мистраль (1904) — провансальский поэт, возрождавший окситанский язык, автор «сельской поэмы» «Мирей»
Джозуэ Кардуччи (1906) — итальянец: патриотическая тематика, обновление стихотворных форм
Габриэла Мистраль (1945) — чилийская поэтесса с национальной тематикой, борец за права женщин
Хуан Рамон Хименес (1956) — блестящий испанский лирик-модернист с широкой палитрой художественных средств
Сальваторе Квазимодо (1959) — итальянский лирик; в основном использовал белый стих и верлибр
Сен-Жон Перс (1960) — француз, писавший эвфоническим версетом (подобие библейского стиха), создатель своеобразного эпоса космической метафизики
Йоргос Сеферис (1963) — греческий поэт, сочетавший новаторство с поэтической «эллинской традицией»
Нелли Закс (1966) — немецко-шведская поэтесса (верлибр), с формулировкой «за исследование судьбы еврейского народа»
Пабло Неруда (1971) — чилийский поэт-новатор, активный политический деятель, друг С.Альенде
Харри Мартинсон (1974) — швед; наиболее известна его поэма — «космическая» антиутопия «Аниара»
Эудженио Монтале (1975) — итальянский поэт, весьма разноплановый
Висенте Алейсандре (1977) — испанский лирик трагического звучания
Одиссеас Элитис (1979) — греческий поэт широкого тематического диапазона
Чеслав Милош (1980) — поляк, имевший также гражданство США и Литвы, «праведник мира»; поэзия с этической проблематикой
Ярослав Сейферт (1984) — чешский поэт с выраженной гражданской позицией
Иосиф Бродский (1987) — диссидент и отличный поэт, «два в одном»
Октавио Пас (1990) — мексиканский лирик-сюрреалист
Дерек Уолкотт (1992) — вест-индский англоязычный поэт
Шеймас Хини (1995) — ирландец с «национальной» темой, писавший, тем не менее, по-английски
Тумас Транстрёмер (2011) — шведский поэт ярко метафоричной образности
Боб Дилан (2016) — американский бард: поп-музыка, контркультура «песни протеста», фолк
Луиза Глюк (2020) — американская поэтесса: тема межличностных отношений и веры, техника верлибра

Д. В последние десятилетия усилилась тенденция к отбору по принципу «правильных взглядов» автора и прочих экстралитературных факторов. Но наличия таланта этот факт не исключает, так что 3-4 имени, вероятно, все же переживут своих носителей. Большинство авторов еще живы и даже пишут (умершие помечены †):
Воле Шойинка (1986) — основоположник литературы Нигерии, работал в разных жанрах, премии удостоен за драмы (на английском языке); на родине подвергался преследованиям
Нагиб Махфуз (1988) † — египетский прозаик, картины национального быта
Надин Гордимер (1991) † — англоязычная писательница из ЮАР, борец с апартеидом
Тони Моррисон (1993) † — афроамериканская романистка антирасистской направленности, тема «черных» и их культуры, постмодернистские приемы письма
Дарио Фо (1997) † — итальянский драматург и режиссер с активной гражданской позицией, автор гротескно-сатирических буффонад на социальные темы
Гао Синцзянь (2000) — китайский романист и драматург, по политическим мотивам эмигрировавший во Францию; сочетание национальной традиции с влиянием западных авторов (Достоевский, Пруст, Кафка, Беккет, Т.Манн)
Видиадхар Найпол (2001) † — англоязычный уроженец Тринидада индийского происхождения: проза с элементами документалистики, проблема ассимиляции иммигрантов, культурных маргиналов из постколониальной страны
Имре Кертес (2002) † — венгерский прозаик еврейского происхождения; тема концентрационных лагерей
Джон Кутзее (2003) — англоязычный «африканер»: написанные в духе экзистенциализма романы об апартеиде, неравенстве и прочих социально-исторических проблемах ЮАР; заодно борец за права животных
Эльфрида Елинек (2004) — австрийская писательница, автор романа «Пианистка»; тема феминизма и социально-политическая проблематика
Орхан Памук (2006) — турецкий романист, оппозиционный правительству; в технике постмодернизма разрабатывает тему сложного взаимодействия культур и конфессий
Дорис Лессинг (2007) † — английская писательница–феминистка, критиковавшая апартеид (до 30 лет проживала в Родезии)
Гюстав Леклезио (2008) — французский романист, разрабатывавший тему миграции
Герта Мюллер (2009) — представительница немецкоязычного меньшинства Румынии; проза антитоталитарной и антикоммунистической направленности (подавление личности государством, диктатура Чаушеску, притеснение нацменьшинств)
Мо Янь (2012) — политическая сатира с опорой на повествовательные приемы китайского народно-фантастического эпоса
Патрик Модиано (2014) — романы на автобиографической основе о времени оккупации Франции в 1940-е гг.
Светлана Алексиевич (2015) — белорусская журналистка, пишет на русском языке: художественно-документальная проза о войне и острых социально-политических проблемах
Ольга Токарчук (2018) — польская правозащитница и экоактивистка, прозаик-постмодернист: мне напоминает П.Коэльо, поглядывающего на Гарсиа Маркеса
Абдулразак Гурна (2021) — англоязычный прозаик из Танзании, тема колониализма и судьбы беженцев
Анни Эрно (2022) — француженка, автобиографические романы о женской судьбе

Е. Авторы, в основном уже ставшие «историей литературы»:
Сюлли-Прюдом (1901) — французский поэт и эссеист; сегодня известен главным образом как основатель премии для молодых французских поэтов
Хосе Эчегарай-и-Эйсагирре (1904) — испанский драматург, автор «драм чести», сейчас выглядящих чрезвычайно архаичными и натянутыми
Пауль Хейзе (1910) — немецкий новеллист в манере бидермейера
Вернер фон Хейденстам (1916) — шведский поэт и прозаик с романтической и патриотической тематикой
Карл Гьеллеруп (1917), датский прозаик — полузабытый, но его повесть «Мельница» меня впечатлила
Карл Шпиттелер (1919) — швейцарский поэт и прозаик, автор нашумевшей в свое время эпической поэмы «Олимпийская весна»
Хасинто Бенавенте-и-Мартинес (1922) — испанский драматург; сегодня его пьесы читаются как предтеча «мыльных опер» (самая популярная — «Игра интересов» — еще встречается в репертуаре театров)
Грация Деледда (1926) — итальянская писательница и поэтесса, работала в разных жанрах
Эрик Карлфельдт (1931) — шведский поэт, нынче забытый даже на родине, который с 1907 года входил в состав Нобелевского комитета; он от премии отказался, но был награжден посмертно (нарушение воли завещателя, кстати)
Франс Силланпя (1939) — сентиментальные романы из жизни финских крестьян

Ж. Авторы исторических, философских и т. п. работ:
Теодор Моммзен (1902) — автор «Римской истории», прославленный стилем и эрудицией
Рудольф Эйкен (1908) — немецкий философ, представитель «этического идеализма», забытый вскоре после смерти
Анри Бергсон (1927) — известный французский философ-интуитивист, приверженец «философии жизни»
Бертран Рассел (1950) — знаменитый британский философ, логик и математик, фигура мирового значения
Уинстон Черчилль (1953) — награжден в основном за автобиографическую прозу

Случаи присуждения Нобелевской премии по сомнительным основаниям, конечно, встречаются не только в литературе. Премии в своих областях не имели ни Менделеев, ни Фрейд, ни Гэлбрейт…
Махатма Ганди номинировался на Премию мира 5 раз, но так и не получил ее. Зато получил — к общему и своему собственному удивлению — Барак Обама, к тому времени (2009) президентствовавший всего 9 месяцев. Академики объяснили свое решение тем, что хотели его морально поддержать.
О некоторых замечательных ошибках рассказано тут:
https://www.maximonline.ru/longreads/fail-nobel-committee-id163338/

Похмельные мозги, сосиски для Стёпы Лиходеева и перепела по-генуэзски: https://tsargrad.tv/articles/nasha-kuhnja-zakusyvaem-s-bulgakovym_197679 И прочие внезапно вышедшие из моды "ужасы" булгаковский Москвы начала прошлого века ::) Жаль в экранизацию не вошло.

#едаблоги #литература #картинки

#даты #литература #длиннопост
Еще один январский юбилей: 150 лет Сомерсету Моэму.
Будущий писатель родился в семье юриста британского посольства во Франции. Его родным языком был французский.
Семи лет от роду мальчик потерял мать, а еще через три года — и отца. Его отослали к родственникам в Англию, где он оказался на попечении дяди-пастора, человека эгоистичного и ограниченного. В школе над ним смеялись из-за французского акцента, заикания… Моэм рос болезненным и замкнутым ребенком.

#даты #литература
200 лет назад родился
Нет, лучше начать не так.
В XVIII веке в Лондоне жил-был один литератор средней руки, по совместительству приторговывавший картинами: литература — ремесло неверное и не особо хлебное.
Звали его Уильям, а фамилию немного придержу: нужна же мне какая-то интрига!
Его сын, Уильям-младший, унаследовал от отца не только имя, но и увлечение живописью. Только он стал уже не просто знатоком, а известным по английским масштабам художником. Его излюбленные сюжеты — пейзажи и сентиментальные жанровые сценки в «предвикторианском» вкусе, большей частью из сельского быта.
Вот такие:
Бездомный котенок
Счастлив, как король
На пшеничном поле
Продавец вишен
Раннее утро

#цитата "Железный король" #литература

Есть на свете немало людей, которые с детских лет мечтают о путешествиях и приключениях, чтобы не только в глазах посторонних, но и в своих собственных казаться героями. А когда жизнь сталкивает их с долгожданным приключением, когда опасность близка, они думают с раскаянием: "Кой черт мне все это нужно, понесла же меня нелегкая!"

п.с. когда решил выйти в лес раз в год на лыжах...

#литература #фэнтези #прекрасное

"Кот глянул на нее так, что ей стало понятно — это не она очень недовольна котом, это кот очень недоволен ею. Я кот, говорил весь его вид. Я гордый ночной зверь, который не боится тьмы, который охотится во тьме. Я победитель. Я подстерег добычу и откусил ей голову, а ты, глупая девушка, вместо того, чтобы спокойно подождать пару минут, мешала мне своей истерикой и «кис-кисами». Я делал, что хочу, я делаю, что хочу, и буду делать, что хочу, и не смей мне приказывать." (Е. Белецкая "Девушка с черным котом")

По-моему, очень красивое описание кошачьего характера.

#даты #литература #поэзия #цитаты #длиннопост
150 лет со дня рождения Валерия Брюсова
Есть в Москве Брюсов переулок.
Как известно, назван он в честь графа Якова Вилимовича Брюса, одного из «птенцов гнезда Петрова» — генерал-фельдмаршала, дипломата, инженера и ученого, чей предок происходил из древнего шотландского рода и переселился в Россию в середине XVII века, после утраты Шотландией независимости. В народе Яков Вилимович имел репутацию чернокнижника («колдун на Сухаревой башне»).
У Брюса, само собой, были крепостные крестьяне — «Брюсовы».
Одному из носителей этой фамилии в 1850-х годах удалось мелочной торговлей собрать достаточно деньжонок и выкупиться на волю.
Кузьма Брюсов до конца своих дней был полуграмотен. Его сын Яков (родившийся тоже крепостным, но «доросший» до купеческого звания) — уже человек довольно образованный, поклонник Некрасова и Чернышевского, убежденный демократ и дарвинист. А сын Якова — Валерий Брюсов — окончил историко-филологический факультет Московского университета и стал выдающимся эрудитом.
Брюсов прожил всего 50 лет — но любой словарь выдаст примерно такую его характеристику: «поэт, прозаик, драматург, переводчик, журналист, редактор, литературовед, литературный критик и историк; теоретик и один из основоположников русского символизма».
В юности он сказал: «Я хочу жить так, чтобы в истории всеобщей литературы обо мне было две строчки. И они будут!» Энергичный, деятельный характер этого человека сочетался с амбициозностью и страстной жаждой знания:
Характерное выражение — «научный оккультизм». Чисто брюсовская черта: даже в спиритизме (который был тогда в моде) его притягивало внешнее сходство с экспериментальной наукой. Недаром любимым предметом Брюсова в юности была математика.
В библиотеке Брюсова насчитывалось около 5000 томов. Из них:
• 200 томов энциклопедических и прочих словарей и грамматик
• 241 том — античный отдел
• 224 — Пушкин и литература о нем
• 330 — прочие русские классики и литературоведение в целом
• 1135 — писатели эпохи символизма
• 676 — французская литература
• 129 — английская
• 93 — немецкая
• 66 — итальянская
• 80 — армянская
• 220 — искусство
• 143 — философия
• 43 — история религии
• 64 — математика
• 47 — естествознание
• 233 — альманахи, русские и зарубежные
• 1018 — журналы
В одной из своих статей Брюсов сделал тонкое замечание о пушкинском Сальери: он не завистник — от Моцарта Сальери отличает иной склад художественного дарования, которое исходит не от наитий, а от выстроенного алгоритма («поверить алгеброй гармонию»). Статья называлась «Пушкин и Баратынский» — они, по мнению Брюсова, были характернейшими представителями этих двух типов. И себя он тоже относил к «сальерианцам».
Такой необычный для поэта рационалистический и одновременно экстенсивный склад мышления не мог не дать довольно любопытных результатов. Здесь пролегает черта, отделяющая Брюсова от Блока, «старших» символистов» от «младших».
Младшие шли вглубь.
Старшие — и Брюсов прежде всего — раскидывались вширь.
Поэтический мир его в большей степени внешний, чем внутренний. Это своего рода музей с галереей экспонатов: пейзажи, портреты, памятники искусства, исторические события, верования, идеи, «мгновения»… Брюсов жаден — он не желает оставить что-либо непознанным и невоспетым:
Хотел того Брюсов или нет, последняя строчка выглядит как признание внутреннего холода: под покровом кипучей активности, внешне бурных эмоций — трезвый взгляд регистратора и аналитика.
Стремление к всеохватности отражается даже в названиях поэтических сборников и циклов Брюсова, где в тех или иных формах вылезает множественное число — плюс отсутствие ложной скромности: Juvenilia (Юношеское), Chefs d’oeuvre (Шедевры), Me eum esse (Это я), Tertia vigilia (Третья стража), Urbi et Orbi (Миру и Городу — формула Папы!), Stephanos (Венок), Все напевы, Зеркало теней, Семь цветов радуги, Девятая камена, Последние мечты, В такие дни, Миг, Дали, Меа (Спеши)…
Брюсов мечтал запечатлеть в циклах «Сны человечества» все формы культурного сознания и все типы мышления. Даже сборник его работ о русских поэтах был озаглавлен так, чтобы объять всё и вся: «Далекие и близкие».

И вышло так, что человеку с подобным складом мышления довелось стать провозвестником и лидером русского символизма — причем вовсе не по причине почившего на нем благословения музы или тому подобных таинственных феноменов, а вследствие целенаправленного решения.
Преклоняясь перед Пушкиным, Брюсов тем не менее считал, что новая эпоха нуждается в новом языке: «Что если бы я вздумал на гомеровском языке писать трактат по спектральному анализу?»
В 20 лет он записал в своем дневнике:
Сказано — сделано. Через год вышел первый сборник его стихов. Затем — лет десять насмешек и возмущения критиков. И только потом пришло признание.
Парадокс заключался в том, что пророком и вождем символистов стал поэт, по своей натуре и характеру дарования меньше всего склонный к символизму.
О чем речь, можно увидеть на примере одного из самых известных брюсовских стихотворений:
Стихотворение названо «Творчество». Сколько глубокомысленных интерпретаций на его основе было построено, какие проникновения в глубочайшие творческие тайны виделись критикам за этими строчками!
А из противоположного лагеря неслись обвинения в отсутствии здравого смысла. Владимир Соловьев ехидничал:
Между тем основа у стихотворения самая тривиально-биографическая. Поэт задремал вечером у печки. Загадочное слово «латания» означает пальму (в данном случае комнатную), а эмалевая стена — это печные изразцы, в которых отражаются пальмовые листья-лопасти: их тени похожи на «фиолетовые руки». Месяц тоже отражается на изразцах в виде «лазоревой луны» — вот оно, возмутившее Соловьева удвоение небесного светила.
Короче, никаких символических шарад Брюсов тут не стремился загадывать: он просто образно описал состояние полусна-полуяви, пробуждающее художественное воображение. (Другое дело, что поэтический текст сам по себе является структурой смыслопорождающей…)
В плане критических придирок особенно прославилось брюсовское одностишие: «О, закрой свои бледные ноги!» Критик язвительно замечал, что хотя бы это стихотворение имеет несомненный и ясный смысл:
Нападки Соловьева, однако, привлекли к начинающему поэту внимание публики. И понеслось…
Но хотя сам Брюсов был символистом весьма сомнительным, теорию символизма он разработал, попутно разгромив оппонентов. Сторонников доктрины «гражданственности» в искусстве (Некрасов и К°) он сравнил с мальчиком Томом из «Принца и нищего», который колол орехи государственной печатью Англии. «Чистое искусство» (Фет и К°), по мнению Брюсова, предлагает любоваться блеском этой печати; а филология и вовсе подменяет вопрос о предназначении искусства вопросом о генезисе и составе, как если бы ту же печать разложили в алхимическом тигеле.
Подлинный смысл искусства, по заявлению Брюсова, — в интуитивном откровении тайн бытия.
Между тем этому требованию, по сути, отвечало только творчество «младших символистов» во главе с Блоком, которые — еще один парадокс! — вдохновлялись прежде всего философией и поэзией того самого Соловьева, что так жестоко раскритиковал Брюсова.
А вот в лирике Брюсова, как и его сподвижника Бальмонта, никаких особенных «тайн бытия» не наблюдается: символ стал для них только средством словесного искусства. Стихи Брюсова пластичны и скульптурны. Он любит меру, число, чертеж; он интеллектуален и даже рассудочен. По оценке А.Белого, при всей своей тематической пестроте Брюсов неизменен: он лишь проводит свое творчество сквозь строй все новых и новых технических завоеваний. «Он только отделывал свой материал, и этот материал — всегда мрамор».
Знавшим Брюсова людям неизменно приходило на ум сравнение с магом. Стройный, гибкий, как хлыст, брюнет в черном сюртуке, со скрещенными на груди руками (типичная его поза), скульптурной лепки лицо, насупленные брови и гипнотические черные глаза…
Однако «черный маг», увлекавшийся изучением оккультизма, потомок крепостных «колдуна с Сухаревой башни», сам ни во что иррациональное не верил. В одной из своих заметок он так высказался по этому поводу:
Интересно, что неспособность к религиозно-мистическим переживаниям сочеталась у Брюсова с нелюбовью к музыке (хотя он свободно читал ноты и умел играть на фортепиано). В этом отношении Брюсов являлся полной противоположностью Александра Блока, в чьих глазах мир был исполнен тайных значений и сакральных смыслов, а музыка становилась способом их постижения. Они двое представляли собой своего рода ИНЬ и ЯН русской поэзии.

Лирические герои Брюсова многочисленны и многолики — и это тоже отличает его от Блока (да и от большинства лириков). Но почти всегда это Сильная Личность. В этот же ряд попадает и романтически-отстраненный Поэт — «юноша бледный со взором горящим». Но чаще всего брюсовские гимны Сверхличности вдохновляются легендами.
Вот — скифы, вот — халдейский пастух, познавший ход небесных светил; вот в пустыне иероглифы, гласящие о победах Рамзеса; вот Александр Великий, называющий себя сыном бога Аммона; вот Клеопатра и Антоний, Старый Викинг, Дон-Жуан, Мария Стюарт, Наполеон, Данте в Венеции… Оживают герои мифов: Деметра, Орфей и Эвридика, Медея, Тезей и Ариадна, Ахиллес у алтаря, Орфей и аргонавты… Не только сюжет, но само торжественное звучание чеканного стиха создает образы, похожие на медальные профили (недоброжелатели сравнивали брюсовские стихи с паноптикумом восковых фигур):
Склонность поэта к перевоплощению распространялась не только на героев истории. У него есть стихотворения, написанные «от лица» очень неожиданных персонажей:
«Я — мотылек ночной…»
«Я — мумия, мертвая мумия…»
«Мы — электрические светы» (именно так, во множественном числе!)
«Зимние дымы» («Хорошо нам, вольным дымам…») — и т. д.
Эта страсть к метаморфозам предопределила и увлечение переводами. По обилию блестящих переводов Брюсова можно поставить рядом только с Жуковским. Особенно ему удавались переводы с французского, прежде всего — Эмиль Верхарн.
Поэта зачаровывает дыхание истории, доносящееся из темной пропасти веков:
Для брюсовских супергероев органичны экзотичные декорации: египетские пирамиды, леса криптомерий, безумные баядерки, идолы острова Пасхи…
Другая тема Брюсова созвучна Бодлеру и Верхарну: мрачная поэзия современного города, его суета, резкие контрасты, электрический свет и кружение ночных теней.
От этой «Прохожей» Брюсова тянутся нити к блоковской «Незнакомке». Еще до Блока открыл он и тему «страшного мира». Брюсов — певец цивилизации — любил порядок, меру и строй, но был околдован хаосом, разрушением и гибелью. Ощущение близкой опасности вызывало к жизни образы, похожие на смутные, тревожные сны:
Поэма «Конь блед» с эпиграфом из Апокалипсиса ведет к пугающей мысли: для современного человечества, завороженного дьявольским наваждением города, нет ни смерти, ни воскресения. Сама ритмика стихотворения производит впечатление грузной механической силы:
Если сюда ворвется сам всадник-Смерть, водоворот приостановится лишь на мгновенье: потом нахлынут новые толпы… Безумному кружению призраков суждена дурная бесконечность.

Брюсов стал, возможно, величайшим экспериментатором в области техники русского стиха, использовавшим все возможные формы ритмики и открывшим новые («надобно так уметь писать, чтобы ваши стихи гипнотизировали читателя...»).
И тот же импульс к универсальности — в жанрах. Перед читателем, как на параде, проходят элегии, буколики, оды, песни, баллады, думы, послания, картины, эпос, сонеты, терцины, секстины, октавы, рондо, газеллы, триолеты, дифирамбы, акростихи, романтические поэмы, антологии…
Как известно, стихотворные размеры в целом делятся на двухсложные и трехсложные. Хотя стопы большей «мерности» тоже существуют, о них обычно не вспоминают. Просто потому, что даже в русском языке трудно найти столько длинных слов, чтобы обеспечить такие размеры.
Брюсову — не трудно!
Например, пеон — четырехсложный размер. В зависимости от того, на какой слог падает ударение, он бывает четырех типов, которые называются просто по номеру ударного слога. В стихотворении «Фонарики» использован «пеон-второй». Вот несколько строк:
Пеон-третий:
Вообще-то многосложные размеры для нашей поэзии достаточно органичны, но устойчиво связаны с фольклорной традицией — из-за малого числа ударений строчки приобретают характерную распевность. Например, пентон — и вовсе пятисложный размер: ударение стабильно приходится на третий слог из пяти. У А.К.Толстого:
Еще один значимый момент — клаузула (ритмическое окончание). Это число слогов за последним ударным гласным в строчке. Бывают клаузулы мужские (ударение на последний слог в строчке) — например, рифмы «любовь / кровь». Клаузулы женские (на предпоследний) — «время / племя». Дактилические (на третий от конца) — «народное / свободное». И даже гипердактилические (на четвертый): «рябиновые / рубиновые».
Для Брюсова не проблема забраться и подальше. Вот начало стихотворения, где ударение приходится на пятый от конца слог:
Брюсов издал целую книгу — «Опыты по метрике и ритмике, по эвфонии и созвучиям, по строфике и формам». Например, стихотворение, где наблюдается последовательное, через каждые 2 строчки, уменьшение клаузулы — от 6-сложной к нулевой — начинается строчками:
Другая разновидность игры с метром — разностопность. Пример строфы, где первая строчка — это 3-стопный анапест, вторая — 4-стопный, третья — 5-стопный, 4-я — опять 4-стопный:
А тут через строчку чередуются разные размеры: дактиль и амфибрахий. В стиховедении этот редко встречающийся фокус называется «трехсложник с вариациями анакруз»:
Нередко Брюсов использует эффект цезуры: в середине строки возникает пауза за счет пропуска одного слога. Ниже — строфа из стихотворения, написанного ямбом, где в каждой строчке аж по 3 цезуры (отмечены значком /):
Так же активно работает Брюсов и с фонетикой стиха: аллитерации, ассонансы (повторяющиеся согласные и гласные) — все виды созвучий, которые создают дополнительную гипнотическую напевность. В данном случае это повторы А, Ю и ТА:
Ритмические изыски сочетаются с фонетическими:
В этом стихотворении использован пеон-третий; двойная цезура сочетается с тройной внутренней рифмой: -ИЛА / -ИДА / -РА; а строфы (из трех строчек) укорачиваются в конце.
Технические навыки Брюсов усовершенствовал до степени невероятной. Поэт В.Шершеневич вспоминал, что как-то послал ему акростих, в подражание латинскому поэту Авсонию, где можно было прочесть «Валерию Брюсову» по диагоналям и «от автора» — по вертикали. Адресат немедленно ответил стихотворением, в котором по двум диагоналям можно было прочесть «Подражать Авсонию уже мастерство», а по вертикалям — «Вадиму Шершеневичу от Валерия Брюсова».
Почему он растрачивал столько сил на подобные ученические опыты? В «Сонете к форме» Брюсов изложил свое кредо: безупречная форма — единственный способ существования для произведения искусства:
И сама индивидуальность поэта, по утверждению Брюсова, выражается не в чувствах и мыслях, представленных в его стихах, а в приемах творчества, в любимых образах, метафорах, размерах и рифмах. Не случайно Блок в дарственной надписи на своем сборнике назвал Брюсова «законодателем и кормщиком русского стиха».

Еще одна часть наследия Брюсова — проза. Здесь вовсю развернулась его страсть к необычному — археология, экзотика и фантастика.
Рассказ «Республика Южного Креста» — антиутопия, написанная еще до замятинского «Мы». Звездный город на Южном полюсе отделен от внешнего мира громадной крышей, всегда освещенной электричеством. В этом разумном муравейнике возникает вдруг эпидемия — мания противоречия. Люди начинают делать противоположное тому, что они хотят. Картины гибели, озверения, массового безумия — традиции Жюля Верна и Уэллса сочетаются здесь с Эдгаром По.
Брюсов стремился пересадить на отечественную почву приемы иностранной беллетристики: на него сыпались упреки в дурном вкусе, болезненном декадентском эротизме в духе Лиль-Адана и Бодлера (сборник рассказов «Земная ось»)… Его влекла идея взаимопроникновения иллюзии и действительности, порождающая фантастические метаморфозы во внутреннем мире человека:
Отличительная особенность брюсовской прозы — сочетание рассудочности и иррациональности, логики и абсурда, местами смутно напоминающее будущие «культурологические детективы» Умберто Эко.
Роман «Огненный Ангел был встречен критикой с холодным недоумением: ни под один из существовавших в русской литературе жанров он не подходил. Для исторического романа он был слишком фантастичным, для психологического — слишком неправдоподобным. Содержание романа автор исхитрился втиснуть в «полное название», стилизованное под старинную манеру синопсисов:
По затейливости роман напоминает одновременно «Эликсиры сатаны» Гофмана и «Саламбо» Флобера. Запутанный авантюрный сюжет, приключения и мистика соединяются в нем с педантической «научностью» и многочисленными примечаниями: Брюсов не впустую хвалился, что сведущ в оккультных науках. Они служат созданию глубины и вносят ноту иронического остранения.
Пересказ «Огненного ангела» может создать иллюзию (но только иллюзию!), будто это роман «вальтерскоттовского» типа.
Кельн, XVI век. Главный герой Рупрехт, гуманист и воин, возвращается из Америки, где провел пять лет. На дороге, в одинокой гостинице, он знакомится с красавицей Ренатой. Когда Рената была ребенком, к ней явился огненный ангел Мадиэль и обещал вернуться снова в человеческом образе. И через несколько лет появился белокурый граф Генрих фон Оттергейм, который увез Ренату в свой замок. Но вскоре Генрих исчез, а Ренату стали терзать злые духи.
Рупрехт становится спутником Ренаты в поисках графа Генриха; со временем девушка проникается к Генриху жгучей ненавистью и требует от Рупрехта, чтобы он за нее отомстил. Под ее влиянием герой начинает заниматься магией (тут и сцены полета на шабаш, и вызов дьявола, и книги по демонологии). Затем в сюжет врываются Агриппа Неттесгеймский, а также доктор Фауст и Мефистофель…
Роман подсвечен неслабыми психологическими амбициями. В натуре Ренаты воспаленное воображение, мистицизм, вырастающий из сознания греховности и жажды искупления, бесплодное стремление к святости и неутолимая потребность в любви превращены в патологические симптомы. На этом примере иллюстрируется феномен истерии средневековых ведьм.
Вдобавок этот закрученный сюжет наложен на реальный «любовный треугольник» из биографии автора, где роль Рупрехта досталась самому Брюсову, а Ренатой и графом Генрихом стали поэтесса Нина Петровская и писатель-символист Андрей Белый. (Любовные истории, как правило трагические, тянулись за Брюсовым всю его недлинную жизнь, будто в нем действительно было что-то «роковое».)
За «Огненным ангелом» последовал роман из римской жизни — «Алтарь Победы», впрочем, тоже не имевший успеха. Традиционно поэты тяготели к греческой культуре в противовес «великодержавным» варварам-римлянам, а вот Брюсова живо интересовали именно римляне. Он сам признавался, что существуют миры, для него внутренне закрытые, — прежде всего мир Библии; что ему близка Ассирия, но не Египет, а Греция интересна «лишь постольку, поскольку она отразилась в Риме».
Хотя Брюсова и влекла психология людей «рубежа», поэт М.Волошин в своих воспоминаниях отмечал, что ему был чужд изысканный эстетизм и утонченный вкус культур изнеженных и слабеющих: «В этом отношении никто дальше, чем он, не стоит от идеи декаданса»…

Это наблюдение подтвердилось. Добившись всеобщего признания как лидер русского символизма, Брюсов без сожаления оставил эту роль, объявив, что периоды «порывов» и «революций» в сфере творчества — только база для обновления классического академизма. Ему было скучно стоять на месте — даже на месте вождя бунтарей: Брюсов рвался вперед, жадно хватаясь за все новое.
Так, например, в 1916 году он увлекся армянской культурой, за полгода выучил язык и проглотил огромное количество книг по теме, читал лекции в Тифлисе, Баку, Эривани… Результатом стал выход антологии «Поэзия Армении с древнейших времен до наших дней», составленной из переводов крупнейших русских поэтов, которых Брюсов привлек к работе (в том числе, разумеется, и переводов самого Брюсова), под его же редакцией. «Поэзия Армении…» и до сего дня считается эталоном жанра и переиздается в неизменном составе.
Не удивительно, что Брюсов с его жаждой постоянного обновления жизни оказался среди тех немногих, кто после революции сразу признал советскую власть. Также не удивительно, что его поступок объясняли с самых разных точек зрения, в диапазоне от «понял и принял» до «продался». Неуязвимой для сомнений остается только причина, указанная самим поэтом: «Что бы нас ни ожидало в будущем, мы должны пронести свет нашей национальной культуры сквозь эти бури…».

Он сделал все, что смог, — за оставшиеся ему несколько лет. Заведовал отделом научных библиотек Наркомпроса, Московской Книжной палатой, организовал и возглавил Литературный отдел при Наркомпросе, а затем — Высший литературно-художественный институт, который в обиходе называли «Брюсовским»: на его базе позднее был создан современный Литературный институт им. Горького. Огромные силы Брюсов вложил в чтение лекций, в труды по пушкинистике и по технике стиха, издательскую и редакторскую работу...
И, конечно, он продолжал писать стихи, где все явственнее проступала «научная» тема: «электроплуг, электротраллер — чудовища грядущих дней», мир атомов и электронов, мечты о космических полетах… Наука нового века была близка Брюсову пафосом завоеваний, демонстрацией бесконечного богатства мира.
Он сгорел быстро — в 50 лет. И оставил после себя очень много. Добрая четверть наследия Брюсова не издана еще и сегодня, кое-что опубликовано спустя десятки лет после его смерти. (Так случилось, например, с трагедией «Диктатор», написанной в 1921 году, — она была отклонена как идеологически ложная: «в социалистическом государстве не может быть почвы для появления диктатора». Пьеса вышла в свет только с началом перестройки.)
Крупнейший русский стиховед, М.Л.Гаспаров, писал о Брюсове:
Героем собственных стихов — и известного врубелевского портрета — предстает Брюсов в строках своего пожизненного друга и соперника Андрея Белого:

Вчера с другом обсудили, всегда ли в киберпанке можно увидеть зловеще разлагающуюся систему государства в последней стадии. Выводы представлены ниже.
Волны киберпанка

Зарождение. По эстетике похоже на фильм 🎬 "Хакеры". Программисты встречаются в сети с чем-то, что на первый взгляд мало опознаваемо и выглядит достаточно весело. Но потом выясняют, что это было злобное порождение самой сети/другая группа хакеров-анархистов/масштабный злодей. Хорошие ребята побеждают при помощи технологий или приходят к миру с самими собой. Очень активно эксплуатируется тема виртуальной реальности, но люди всё ещё вполне похожи на людей.
Примеры:
📖 Брюс Бетке "Интерфейсом об тейбл"

#цитаты_в_тему #литература и бытовая #психология
Пожизненная привычка выписывать цитаты в конце концов приводит к необходимости создавать для них теги. Вот еще одна тема, по которой набралось всякого добра, и это… но сначала — осколок литературной истории.
Был ли конкретный прототип у Хлестакова?
Да как сказать.
Спустя три года после приезда в Петербург Гоголю — в то время еще никому не известному 22-летнему юноше — удалось свести шапочное знакомство с Пушкиным, который был старше его на 10 лет и находился на вершине своей славы.
Уже через месяц после этой встречи Гоголь написал маменьке в родную Васильевку, чтоб она отныне адресовала свои письма не непосредственно ему, а на имя Пушкина, в Царское Село, «для передачи Н.В.Гоголю». Сам Гоголь, надо заметить, в это время жил в Павловске. В следующем письме он еще раз напомнил: «Помните ли вы адрес? на имя Пушкина, в Царское Село».

#литература #гп #на_правах_заявки #в_качестве_бреда #вопрос

Интересно, а есть уже такие фанфики, где Дамблдор не отправил младенца Гарри к Дурслям, а перевёз в Хогвартс, а потом случайно сам стёр себе память и забыл, куда дел Гарри, а ока Гарри искали, его подобрали привидения и Пивз и воспитали втайне от Дамблдора?

#литература
Из серии бесполезных списков, составление которых оправдано только бескорыстным сорочьим любопытством.
Залезла в «The Concise Oxford Companion to English Literature» (ed. by Margaret Drabble & Jenny Stringer), чтобы выяснить, кто попал туда из авторов Нового времени, НЕ писавших по-английски: Набокова, например, не считаем, хотя он там аттестован как «русский писатель». Античность и средние века тоже не в счет — этого добра там навалом (как и ренессансных итальянских поэтов, из которых я взяла только 3 самых известных имени, в качестве вех): никак, сказываются традиции «классического» образования.
Интересно, кого сами англичане признают значимыми для собственной словесности иностранными авторами. Очень условно, конечно, потому что первые же имена — это не только писатели, но еще и мыслители; да и политический пиар свою роль сыграл. Но тем не менее.
За неимением иных формальных критериев взяла количество строчек, посвященных данной персоне: в конце концов, чем такая методика хуже «индекса цитируемости» (который к тому же применяется вполне всерьез)?
Комментариев не будет, просто «рейтинг» местами выглядит забавно.
Руссо (80)
Гёте (76)
Чехов (51)
Тассо (48)
Петрарка (38)
Вольтер (37)
Лев Толстой (37)
Достоевский (36)
Солженицын (34)
Тургенев (31)
Бальзак(30)
Вагнер (28)
Брехт (25)
Ницше (24)
Флобер (22)
Борхес (18)
Данте (17)
Рабле (17)
Монтень (17)
Гарсиа Маркес (17)
Сервантес (16)
Мольер (16)
Шиллер (16)
братья Гримм (16)
Жюль Верн (16)
Сартр (14)
Пиранделло (13)
Пушкин (12)
Пастернак (12)
Корнель (10)
Расин (10)
Тагор (9)
Бовуар (9)
Герцен (8)
Андерсен (6)
Камю (6)
Гюго (3)

P. S. не в тему. Вот есть все-таки авторы, которых невозможно или трудно назвать только по фамилии. Гарсиа Маркес — это просто две фамилии, а вот Жюль Верн… Прямо мифологическое сращение какое-то. Нормально спросить: «вам нравится Сартр / Уэллс / Уайльд?»— а вот спросить: «вам нравится Верн?» — только озадачить собеседника.
Еще сюда же: Вальтер Скотт, Майн Рид, Конан Дойль, Брет Гарт, а также — в какой-то степени и по неясной причине — Джейн Остин (Жорж Санд — это хотя бы псевдоним) и Ромен Роллан. Последний, по крайней мере, по отдельности склоняется («Ромена Роллана»), а остальных более или менее тянет соединить в одно слово. «Майна Рида» или «Конана Дойля» в речи вообще представить невозможно. Они даже в библиотечных каталогах иногда фигурируют под литерой личного имени, а не фамилии.
И напротив: писать «Уильям Шекспир», «Жан-Жак Руссо», «Иоганн Вольфганг Гёте», «Ганс-Христиан Андерсен» или «Александр Пушкин» отдает уже махровым педантством. И тоже — признак мировой славы!
Вот ведь какие языковые сложности…

#героизм #история #мифология #литература #философские_размышления #часть_вторая

Добрый день! Продолжаем разговор о героизме. Перенесёмся в эпоху Модерна и посмотрим, что нам принёс Модерн.

Остановка третья. Супергерои - демоны справедливости.

В ХX в. в США родилось два жанра киновестерн и комиксы о супергероях. Супергерои были реваншем героизма языческого мира, его местью угасающему на Западе христианству из могилы. Начну опять же издалека. Модерн означал расколдовывание мира и отнесение религии в сферу индивидуальных чувств. Морализм и пиетизм, отрицание традиции - всё это свойственно протестантизму. По сути сфера религиозного совпадала со сферой прекрасного и морального. Но за пределами морального и прекрасного (прекрасных чувств) оставался целый мир человеческих отношений, о котором протестантизм не мог ничего сказать. За ним оставался и целый мир сверхъестественно, о котором протестантизм не мог ничего сказать, кроме "глупое суеверие". Не зря в ХIX-ХХ веке на Западе пышным цветом расцветают апокалиптические и языческие секты и культы, а также магия (под разными личинами - оккультизм, экстрасенсорика, сатанизм, телема, викканство и проч.). Ну а социальный мир, мир отношений западного человека задыхался в тисках закона и морали. Закона - который мог игнорировать моральность или аморальность поступка или выпускать ловкого преступника из лап благодаря крючкотворству адвоката. И морали, которая сдавливала человека в тиски викторианских правил. Дуэль, как и другие законные способы выплеска агрессии давно ушли в прошлое. ХIX век породил жанр детектива, где ловкий сыщик героически искал преступника. Но сыщик - это еще не герой, хотя он у некоторых авторов близок к герою. Например, Шерлок Холмс, погибни он у всем известного рейхенбахского водопада, стал бы героем. Но законы жанра требовали, чтобы он остался обычным человеком. Потребовался жанр комикса и супергероизм, чтобы вернуть старую тему героизма. Мир жаждал героев, которые должны были принести в него новую идею. И они появились. Супермен, Бэтмен, Флэш, Халк и проч. и проч. Они были разными. Некоторые прямо восходили к античному архетипу (Супермен, у которого есть и полубожественное происхождение пришельца и мифологизация поступков и так далее), другие не совсем. Но интенция их была немного другой, мотивация была иной, чем у других героев. Давайте соберем образ такого человека:

1. Он чаще всего является плодом непонятной мутации. Он обладает сверхсилой (за редкими исключениями вроде Стрелы, который тренировался и стал чем-то вроде суперсолдата).
2. В обществе он должен носить маску обычного человека, а совершая героические поступки - маску супергероя.
3. У него обязательно есть персонифицированный враг. Он не борется просто с судьбой (за редкими исключениями).
4. Враг супергероя - преступник, разбойник, злодей. Часто это злодей, обладающий сврехсилой.
5. В отличие от христианского героя, в нем более выражен мотив стремления к справедливости и менее к защите и помощи. В отличие от античного героя, в нем меньше прославления себя подвигами ради подвигов.
6. Мотив судьбы всегда звучит на заднем плане. Это мотив мощный и страшный, мотив обреченности героя носить маску и бежать от закона. Закон, кстати, всегда одновременно и защищает героя и осуждает его методы. Герой одновременно и поддерживает Порядок и разрушает его, вносит Хаос.
7. Люди обожают и восхищаются героем и готовы подражать ему. Если христианскому герою подражать сложно, а античному почти невозможно, то подражать супергерою легко. Супергероизм вызывает культ "супергеройских поступков" и эпидемию "супергеройского косплея".
8. Супергерой всегда идёт по тонкой грани Модерна и Антимодерна. С одной стороны он несет людям справедливость, защиту от преступников и не нарушает моральных законов. С другой стороны он преступник, судья, человек стоящий над законом и поэтому отверженный. Супергерой - это всегда в чем-то ницшеанский сверхчеловек, а ницшеанский сверхчеловек, доведенный до логического конца, отрицает мораль.
9. Обратной стороной культа супергероя становится культ суперзлодея, антигероя. Фильм "Джокер" (2019) в этом отношений классический фильм, в котором мы видим антигероя. При этом антигерой, часто немощный и слабый, бросает вызов несправедливости не с помощью "кодекса справедливости", а с помощью необузданного насилия.

Но хватит о супергероях. Они - плод развития легалистской, американо-британской культуры, причем в её американском изводе. Они - мечта американцев о Диком Западе, о судах Линча, о молодости нации, когда самый удачливый, смелый и в чем-то жестокий, получал звезду шерифа и вершил правосудие. Следующая остановка - это...

Остановка предпоследняя. Обыденный героизм

Наконец, культ героя достигает предпоследней черты, когда он уходит в повседневное. Когда героем становится обычный человек, приносящий обществу пользу. Это герой стихотворения Маршака "Рассказ о неизвестном герое". Этот герой чаще всего анонимен. Если он не анонимен, он как правило служит закону. Какой-нибудь "Дядя Стёпа-милиционер" или же, например, Анискин, становились героями обыденности. Нельзя сказать, что на Западе совсем не было такого архетипа, но как и у нас он оставался в основном уделом "детской" прозы. Можно вспомнить повесть Гайдара "Военная тайна", где героем неожиданно становится мальчик-хулиган. Но какие черты присущи такому обыденному герою (кстати в фэнтези - это Гарри Копперфильд Дрезден, например, хотя бы в начале цикла, в конце он уже похож на античного героя)?

1. Такой герой часто полуанонимен и образ его собирателен. Это даже не образ одного человека, а образ нескольких людей, типаж.
2. К реальной жизни он имеет прямое отношение, он не мифологизирован. Тем не менее в реальной жизни он не получает почестей, успеха.
3. Успех вообще не присущ такому герою. Его героизм- это работа. Девизом такого героя можно взять слова полицейского Нурбагандова перед лицом смерти "Работайте, братья". Работайте. Не "геройствуйте" не "всех не перевешаете", не "да здравствует наша Родина", а просто "работайте". О нём и узнают случайно, если вообще признают его подвиг.
4. Врагами этого героя являются стихия, злые люди или даже просто окружающая его обстановка. Можно вспомнить песню В. Цоя, где воспевается "обыденный героизм": "Утром ты стремишься скорее уйти, телефонный звонок как команда вперед. Ты уходишь туда, куда не хочешь идти, Ты уходишь туда, но тебя там никто не ждёт." Героизм - это просто делать своё дело, когда всё кругом против тебя. Это просто "идти в своей душе наперекор", когда все "шагают в ногу". Можно еще вспомнить "Моя оборона" Е. Летова. Там тоже воспевается "странный героизм", "не от мира сего", когда: "Моя оборона - солнечный зайчик дешевого мира", то есть просто проблеск надежды в мире, впадающем в безумие.
5. Ему не стремятся подражать, его подвиг вырастает из его социализации, из характера и воспитания.
6. Герой такого типа - это герой Постмодерна или Альтермодерна. То есть это либо герой эпохи социализма, либо герой Постмодерна, где героизм уже умер. Герой такого типа является переходом от современного общества к обществу где либо культ героев уже давно умер целиком, либо где героизм стал окончательно уделом каждого, повседневностью. То есть либо к коммунизму, либо.... к деградации. К "последнему человеку" по Ницше.

Ну и нам осталось показать последнее. То, когда герой превращается в ничто, отвергается. Итак:

Остановка последняя. Смерть героя

Что значит смерть героя? Это значит по сути смерть человечества каким мы его знали и знаем. Это означает переход в первобытные времена, но без знака развития, со знаком минус. Для смерти героя необходимо, чтобы в обществе возникли "последние люди", отрицающие любой героизм как таковой. Будучи по сути де-факто наполовину по характеру одним из "последних людей" , я прекрасно знаю себе суть этого "последнего человека". Отчасти я уже описал жизнь и быть "получеловека" в своём оридже "Так говорит Ищущий". Но "Ищущий" - декадент (как и ваш покорный слуга), плод мира постмодерна. То же, что идёт на смену декадентству - это совершенно другое. Декадент не противостоит герою, декадент герою завидует. Декадент втайне хочет быть героем. Декадент - это Ганя Иволгин, который не желает на коленях тащить деньги из огня, хотя честолюбив и жаждет денег. Декаденткой является Настасья Филипповна, чьи действия в романе "Идиот" приводят христианского "героя" Мышкина к катастрофе. Последний человек - это совсем другой человек. Можно описать черты этого "последнего человека" таким образом:

1. Это человек, гордящийся своей рациональностью и правильностью.
2. Воображение и фантазию последний человек считает "блажью". Если эта "блажь" проявляется в его семье, то он сочтёт должным "выбить эту дурь" из своих детей.
3. Главная цель жизни последнего человека - "устроится". Ради этого последний человек охотно предаст семью, Родину, какие-то личные ценности.
4. Деньги, Маммона - это культ последнего человека. Выше денег в жизни нет других ценностей. Жизнь государств, обществ, народов подчинена стремлением к деньгам и денежным потокам. В это данные люди верят свято, как первобытные верили в идолов.
5. В отличие от просто обывателя, последний человек "почтет за честь" развенчать или унизить героя. Вообще героизм он встречает со страхом и отвращением. В герое ему видится фанатик, разрушающий порядок вещей (то есть он видит только тёмную сторону героизма).
6. Наиболее ненавистными последнему человеку кажутся именно герои христианского типа, отдающие всё ради других и герои военного типа, рискующие жизнью на поле битвы. Чтобы опорочить их последний человек идёт на любой подлог, любую клевету, рядится в любые одежды и исповедует любые идеи.
7. Вообще последний человек ненавидит любой риск и от любого риска бежит. Смерть ненавистна ему и даже сам призрак смерти заставляет его дрожать, т.к. в душе он трус. Такие люди часто отрицают беременность и роды потому, что "это риск", отрицают службу в армии, т..к "это риск", войну, т.к. "это риск" и так далее. Риск, риск, риск. Риск умереть. Еще любимая их фраза "Нет ничего более святого, чем человеческая жизнь", но если убежденный гуманист может сразу за этой фразой прибавить "И я готов сражаться и умереть, чтобы произвол и тирания не отнимали эту жизнь у других", то последний человек готов прибавить "и эта жизнь - моя жизнь".

Интересно отношение к "последнему человеку" в разные исторические эпохи. Средневековье и античность его прямо отрицали и там он ютился в "подвале". Модерн, призывавший к великому освоению природы и свершениям науки порождал декадентов, а не последних людей. Но когда наступает "великая усталость" от идеалов, приходит "последний человек". И происходит распад старого мира. Кстати, Ницше был прав в какой-то мере, сам "последний человек", если взглянуть на него взглядом имморалиста просто разрушает. Но ужас в том, что разрушает он во имя ложного созидания, что сам на себя "последний человек" посмотреть критически не может. "Я всего лишь хочу создать уютную жизнь себе самому, героизм не для меня" - говорит обыватель. "Героизм вообще не нужен и правильно, это блажь, которой разные тираны и тоталитарные государства промывают мозги наивным простакам" говорит "последний человек".

На этом всё. Как-то так.

#героизм #история #мифология #литература #философские_размышления #часть_первая

Добрый вечер! Потянуло на размышления. Что такое героизм и кто такие герои? Очевидно, что героизм - это некий героический образ действия, определенный образ поведения присущий герою. Но кто такой герой? Попробуем обрисовать героя (в жизни и в литературе). Ясно, что это должен быть человек:

1. Совершивший некий значимый для общества/государства/человечества поступок.
2. Совершающий поступки, которые выглядят как невиданные и небывалые.
3. Постоянно нарушающий общественные табу, не боящийся высказывать своё мнение, идущее вразрез с традициями.
4. Часто его жизнь и образ жизни после смерти мифологизируются, обрастают мифическими подробностями.
5. Также часто он выступает против превосходящих себя сил - общественного мнения, сильных врагов, судьбы.
6. Крайней формой героизма является самопожертвование ради какой-то идеи или ради людей. Герой отдаёт жизнь за любимую, за Родину, за идею, чтобы спасти других и проч.

И при этом мы сразу видим, что герои "прежде" и "теперь" сильно различаются. Мы знаем о разных образах героев. Можно выделить даже четыре образа героизма - языческий героизм, христианский героизм, героизм "супергероев" и героизм обыденности, героизм повседневности. При выделении этих вариантов я пользовался лишь своим разумом - это ненаучно, но я просто размышлял (мне не впервые изобретать велосипеды, так что поехали).

Остановка первая. Языческий героизм

В первобытном обществе герои скорее всего оставались безвестными. Потребность в героях возникает с усложнением структуры общественных отношений и религиозно-символической структуры, с возникновением развитых пантеистически-политеистических систем. Герой в языческих культурах - это рефлексия человека, взгляд человека на себя, на свою связь с богами. Герой - это мост между богами, миром сверхъестественного и людьми, получеловек-полубог. Одним из древнейших упоминаний героев был шумеро-аккадский "Эпос о Гильгамеше" (XVIII в. до н.э.), дошедший до нас в отрывках и неполным. Но уже оттуда мы видим первые черты - мифологизация героя. Герой еще близок людям, он "всё видел". Герой борется с судьбой и врагами, совершает небывалые подвиги. Но это еще не классический языческий герой. Это человек, стремящийся стать героем. В мифах Др. Греции мы видим героя более выпукло. Это - человек сверхъестественного происхождения, полубог, часто сын или племянник верховного божества (Тесей, Персей, Геракл). Он необуздан, часто совершает поступки, граничащие с преступлением. Его задачей является подвиг, совершение дел, "достойных мужа". Иногда его жизнь заканчивается трагично. Иногда сами его поступки аморальны (Тесей бросает Ариадну и пытается вместе с другом выкрасть себе богиню Персефону из подземного царства). Можно вспомнить другие языческие эпосы, например героя "Песни о Нибелунгах", погибшего от предательства, можно вспомнить героя Ахилла из "Илиады", можно вспомнить ирландского Кухулина, который был хитростью лишен волшебной силы и сражён. Но все герои совершают поступки, их достойные, они сражаются с чудовищами (драконами, кракенами и т.п), армиями врагов и т.п. Герой побеждает везде и всех, но сам бывает побеждён всемогущей судьбой. Никто из смертных не достигает в мире земном ничего, кроме смерти. После смерти героя может ждать возвышение до божества. Но сам пафос языческого героизма в том, что другим людям, не героям, надо смириться с бедствиями, горем и смертью, видя, что и герои их не избегли. Кроме того, герой чаще всего совершает подвиги "ради подвига". Его не столько интересуют последствия подвига, сколько его героический характер. Иногда это прямо "эгоистический подвиг" (победи дракона и получишь девицу в жены), иногда подвиги героя совершить вынуждают боги (Геракл) и так далее. Итак, языческий герой:

1. Почти всегда ведёт своё происхождение от богов.
2. Чаще всего обладает огромной физической силой и его сопровождают чудеса (с ро
ждения или детства)
3. Нарратив героя мифологичен, а не историчен герой не существует вне мифологии или о нём вне мифа мало что достоверно известно.
4. Побеждает множество врагов и чудовищ, но бессилен против своей судьбы.
5. Его поступки чаще всего становятся известны и вознаграждаются при жизни.
6. Его героизм внеморален и "угоден богам", т.к. сопровождается совершением небывалого и невиданного.
7. Его участь должна примирять людей с космическим порядком.

Остановка вторая. Христианский герой.

В самом понятии "христианский герой" заключён парадокс. Я не хочу сейчас говорить о святости. Святость - это не героизм или вернее, не только героизм. Святость - это "победа над собой", героизм как аскеза, обращенная внутрь. Но п арадокс в другом, в христианстве вообще был только один герой, один образ героизма и к нему адресуются все герои христианских сказаний и легенд. Этот Герой - Христос. Христос - это моноГерой. В чем-то образ Христа похож на языческие мифы, но очень отдаленно, а так они радикально различны. Сами посудите, Христос - не просто царь, первосвященник, пророк, герой и проч. и проч, Христос - Бог. Богочеловек. Он и есть Мост. Герои обычно строят мост между земным и неземным, а Христос - нет. Христос - и есть этот Мост, ставший Реальностью. Он одновременно мифологичен и историчен. И он не обладает физической силой. Он совершает всё мистической силой. С ним не случаются события, Он является причиной событий. Наконец, он не побеждает врагов силой, а привлекает людей к себе. Побеждает Он демонов, а не врагов. Демоны ему не враги, они - мятежники, бунтующие подданные и Он им приказывает. Что касается судьбы, то Христос отменяет понятие судьбы. Он судьбе не принадлежит. Настолько, что отказывается от всезнания (кенозис). И от всемогущества. Ему хочется пережить крест и смерть как последнему человеку, без надежды на возрождение. Но в конце Христос получает больше, чем остальные герои. Он получает победу над судьбой всех людей как приз. Герои обычно "спасали сами себя" в посмертии (и то в лучшем случае).
А теперь посмотрим что происходит с христианским героем. Сразу скажу, в мифе о короле Артуре его искать бессмысленно. Это - явный возврат к языческому типу героизма. Король Артур, Ланселот - это языческие герои. Персиваль (Парцифаль) сын Галахада - похож на христианского героя. Вообще поиск Грааля - это вообще единственный христианский символ здесь. Поиск Евхаристии как квест - наиболее благая и наиболее кощунственная мысль этого мифа. Но сам по себе поиск означает то, что ищут его те, кто его не находят. А значит - язычники. Несмотря на весь "христианский сеттинг". По сути от столкновения кельтского языческого мифа с христианством получилась изумительное повествование, где язычество оказывается "спрародировано" христианской идеей. Где же нам искать христианского героя? Ну прежде всего не в мифах. Он обретается в истории. Первыми набросками христианских героев были мученики за веру. Они отдавали свою жизнь ради того, чтобы другие смогли поверить. Вообще в этом проявился смысл христианского героизма - подвиги ради других. Еще одна черта - подвиги не вознаграждаются при жизни. Подвиги языческих героев чаще вознаграждаются, чем отвергнуты. Подвиги же мучеников - это позорная смерть при жизни. Другие примеры героизма в христианстве - это христианские воины и правители. Можно много примеров вспоминать от св. Ильи Муромца до св. Дмитрия Донского и св. Александра Невского. Все это - исторические персонажи. И они не мифологизированы до конца. Они не "идеальный слепок". Даже в житиях подобных святых подчеркивается, что они святы не жизнью, а своим решением "защитить Родину и веру". Этим кстати, они отличаются от святых праведников.
Далее происходит трансформация. Модерн изменяет христианского героя. Герой становится трагическим персонажем. Христианский герой борется сам с собой, проходит через муки ада в собственной душе. Обыденность и героизм смешиваются, но это не героизм повседневности (о нём позже). Можно сказатЬ, что именно модерн окончательно отделил в христианстве архетип святого от архетипа героя. Ранее герои в христианстве были святыми просто с особым образом подвига, более далеким от аскезы и близким к самопожертвованию (мученики, страстотерпцы, благоверные воины). При этом данное самопожертвование могло происходить даже на поле брани, чего обычно христианская религия не особо любила. Воины вообще редко становились святыми в христианстве первых веков и обычно как мученики. Здесь же мы видим совершенно другое. Герои Достоевского, Толкина, Льюиса, Роулинг - это христианские герои. Образ их подвига христианский, да и авторы в основном христиане. И что же мы можем сказать, суммируя образ христианского героя:

1. Он чаще всего обычный человек.
2. Его жизнь не мифологизирована, он не обладает сверхсилой.
3. Нарратив героя либо историчен, либо псевдоисторичен (фэнтезиен), это не миф в прямом смысле слова.
4. Его победа прежде всего над собой и своими страхами и недостатками, а над чудовищами. И сам он может становится антигероем.
5. Его поступки могут вознаграждаться, а могут и не вознаграждаться при жизни. Его судьба трагична, но он стоит выше судьбы.
6. Его героизм морален и даже моралистичен. Побеждая противника, он побеждает свои слабости.
7. Его участь должна "взрывать" наши классически представления о "героическом", инвертировать их, возводить нас к Первообразу, к Моногерою, к Христу.

Продолжение следует...

#литература #ex_libris
Нобелевский лауреат по литературе 2023 года — норвежский писатель Юн Фоссе.
Если кто-то еще только решает для себя вопрос, стоит ли уделить время знакомству с творчеством новой литературной звезды, то вот он, ваш шанс определиться!
Первым делом я, как современный человек, полезла в Интернет. Куда ж еще…
Ну, вообще-то не Сигрида Унсета, а Сигрид Унсет: дама все же. И не Бьенстьерне, кстати, а БьёРнстьерне — если уж на то пошло.
Ну, вообще-то не брат и сестра, а просто любовники, так что, дорогой «Литрес», никакого инцеста. Да и город не «родной», а как раз таки чужой.