- Как известно, лист следует прятать среди листьев, книгу среди книг, а преступника, пусть невольного - среди других преступников. Однако, не в качестве преступника, потому что в таком случае ему грозит то же, что и им. Но кто ближе всего к преступному миру? Сыщик! Скажу больше: у сыщика - в глазах общества - есть некие исключительные права. Он может появляться в компании самых подозрительных типов, он может совершать странные поступки, и даже мелкие преступления, если только он сможет оправдать их интересами закона и справедливости. Сыщик может прилюдно возиться в грязи - ведь он ищет улики. Он может переодеваться в женское платье - ведь он следит за опасным преступником. Он может безнаказанно истязать животных - ведь он ставит опыты, имеющие большое значение для судебной медицины. При некоторых условиях он может даже нарушать неприкосновенность чужого жилища: вдруг ему показалось, что в запертой комнате томится невинная жертва? Помимо всего прочего, сыщик может быть мизантропом, наркоманом, кем угодно ещё. И чем более знаменит сыщик, тем большие экстравагантности ему прощаются, ибо раскрытие преступлений - слишком важное дело для общества, чтобы проявлять излишнюю щепетильность. Разумеется, для этого преступления нужно всё-таки раскрывать. Но я, как глава самой могущественной секретной службы Империи, могу бросить все её силы и ресурсы на поддержание репутации Шерлока Холмса. Я ответил на ваш вопрос?

- Благодарю, сэр. Но как вам пришла в голову сама идея?

- Элементарно, Ватсон. От отчаяния. Впервые это случилось, - Майкрофт чуть прикрыл глаза, вспоминая, - почти сразу после той катастрофы, которая навеки сломила разум нечастного Шерлока. Тогда мне казалось, что он поправляется... Мы строили планы его возвращения к театральной жизни, к свету рампы, к славе... А потом была зарезанная белошвейка, и мой брат, ползающий в грязи с окровавленным ланцетом в руке. Полиция должна была прибыть с минуты на минуту. Мы не могли его увезти, не могли спрятать. Я был в отчаянии, но оно же придало моему уму небывалую остроту. Когда прибыли полицейские, я объяснил им, кто я такой, а Шерлока представил сотрудником нашего секретного отдела, изучающим улики. Бобби приняли всё за чистую монету... Как принимают и теперь.

- У меня последний вопрос, сэр. Мы оба знаем, что Шерлок - душевнобольной, к тому же он опасен для общества. Джеком Потрошителем до сих пор пугают детей, а сколько жертв было до и после этого? Почему бы, наконец, не запереть его в Бедламе? Или хотя бы в небольшой частной клинике, с вежливым обхождением, где ему будет покойно...

- Мы уже пробовали, Ватсон. Помните ту маленькую швейцарскую клинику? Сколько он продержался? Год?

- Да, мы тогда дали маху, - вздохнул майор. - Несчастный профессор Мориарти... Такая нелепая смерть.

- Если бы не его уверенность, что он вернёт разум моему брату, я никогда не согласился бы на это, да мне и не было бы это позволено, - сурово сказал Майкрофт Холмс. - А другого такого специалиста по душевным болезням больше нет.

Сцена у водопада есть борьба с собой, а Ватсону всё равно было плохо видно.

...сэр Гай Гизборн возвращается в Англию из очередного крестового похода и едет навестить своего старинного друга, шерифа Ноттингема. В первые же дни он замечает за своим другом некоторые странности; позже убеждается, что тот серьезно болен. Шерифа можно назвать лунатиком: засыпая, он ведет весьма бурную жизнь, не ведая, что творит; это сродни истории Джекила и Хайда, но с полной потерей памяти о себе "ином". По ночам шериф Ноттингема удирает в лес, где беспробудно пьянствует с монахом-расстригой (преподобный Тук из общеизвестной легенды); иногда эта парочка охотится на королевских оленей, а иногда творит всяческие бесчинства в близлежащих деревнях, обижая не только окрестных крестьян, но и местное дворянство. К счастью, до сих пор шерифа никто не опознал - в первую очередь, потому, что никому из пострадавших в голову не приходит заподозрить доброго и честного господина в подобных мерзостях.
Сэр Гай Гизборн весьма сведущ в медицине, поэтому он лелеет надежду вылечить своего друга. Но лечение может затянуться, а если на шерифа падет подозрение - это вечный позор и плаха. Поэтому он изобретает версию, что в Шервудском лесу, дескать, злодействует банда разбойников под предводительством мошенника по имени Робин Гуд. Поскольку основная цель - обелить шерифа, Гизборну с помощью нескольких доверенных слуг приходится пару раз инсценировать нападения на прохожих среди бела дня, когда алиби его друга не вызывает сомнений.
Придумывая завиральную историю про разбойников из Шервудского леса, Гай Гизборн был уверен, что они вызовут всеобщую ненависть; к его величайшему удивлению, народ тут же подхватил его легенду, но переделал ее на свой лад: за несколько месяцев истории о благородстве и храбрости "Доброго Робина" распространились по всему Ноттингему; ему приписывают невероятные подвиги и чудесные способности (в частности, утверждают, что Робин Гуд стреляет из лука как колдун и способен одновременно побороть пятерых противников в рукопашном бою). Вымышленному разбойнику симпатизируют даже случайные жертвы ограблений (вероятно, он оставил их в живых и не слишком унижал). Один крестьянин нашел на своем огороде мешок с разбойничьей добычей (Гизборн брезгливо выкинул ненужное барахло после очередного старательно инсценированного ограбления); с тех пор все вокруг уверены, что Робин Гуд раздает награбленное беднякам.
Лечение шерифа, тем временем, продвигается, сарацинские зелья, привезенные из крестового похода, оказывают свое благотворное действие, ночные похождения случаются все реже и, наконец, прекращаются вовсе. Гай Гизборн доволен: его друг спасен, теперь он может забыть о выдуманном им Робине и прочих разбойниках из Шервудского леса.
Но тут выясняется, что выдуманная им легенда имеет странную власть над своим создателем. Все чаще Гай Гизборн просыпается в холодном поту, понимая, что во сне он жил чужой, придуманной жизнью, и сон этот был куда больше похож на реальность, чем его "настоящая" жизнь. Наступает, наконец, день, когда он просыпается в лесу; меч окровавлен, на тлеющем кострище - остатки оленьей туши; на поляне дремлют его доверенные слуги, их одежда почему-то зеленого цвета, какой они отродясь не носили; на земле валяются мешки с нехитрым скарбом, отобранные, очевидно, у очередного одинокого путника.
Излечить себя сэр Гай Гизборн не может: общеизвестно, что редкий врач способен одолеть собственную хворь. В смятении он прощается с другом и покидает его замок, но, доехав до границы Ноттингема, сбивается с пути и возвращается назад - к полному удовольствию шерифа, который не только подшучивает над незадачливым приятелем, но и вынуждает его задержаться в гостях: дескать, против божьей воли не пойдешь! Тогда Гай Гизборн понимает, что дело зашло слишком далеко; он испуган, растерян и судорожно ищет выход из сложившегося положения.
Наконец, он решает, что можно разом избавиться от проблемы, убедив всех, что с шервудским разбойником покончено. "Я сообщу всем, что вызываю его на поединок, - думает Гизборн, - поединок будет проходить без свидетелей; потом из леса выйду я и покажу всем любопытным могилу Робина Гуда. Они его оплачут и забудут, а я буду свободен".
Что именно произошло в Шервудском лесу в день, на который была назначена инсценировка поединка, - на этот счет у меня есть несколько версий. Однако, всем, кто читал легенду, известно, что победителем в этом поединке стал Робин Гуд. Жизнь сэра Гая Гизборна весьма бесславно закончилась, а жизнь разбойника Робина из Шервудского леса только начиналась.