Apprentice (джен)

Тонкая тропинка карабкалась от песчаного берега к порогу дома, стоявшего на самом обрыве. Над домом, закрываясь ветвями от ветра, дрожали две сосны, скрипели им в такт дверные петли, а внизу, по колено в волнах, позволяя клочьям соленой пены пачкать мантию, седой волшебник бросал в море сеть. Волны были темные, ветер — холодный. Каким-то образом этот холод проникал даже за границы холста, и Нэтан не мог отогнать от себя мысли, что чувствует колючий зюйд-вест всей кожей.

В который раз он печально поглядел вниз — туда, где обрывалась лестница, ведущая в подземелья.

— Застрял? — приветливо и одновременно со злорадством спросил старик, выглядывая из-за своей бронзовой рамы. Сеть упала в воду, и, хоть ничего не было видно, Нэт живо представил, как грузила потянули ее на дно.

Хогвартс играл в прятки — теперь никакой лестницы, ни выше, ни ниже тех нескольких ступенек, на которых он успел удержаться, когда все пришло в движение. Коварство замка порой не знало предела — пропадающие двери, коридоры, из любопытства изменяющие направление. Предусмотрительный человек, конечно, должен был предвидеть…

— Поговаривают, леди Ровена ценила не только легкость мысли. Ты так торопился вниз, что обидел ее ступеньки, — заметил волшебник, тяжело выпрямляясь.

«Противоосадные заклинания? Конечно нет. Конечно, это должен быть чей-то бессмысленный розыгрыш!»

Теперь пролет обрывался в пропасть, в каменный колодец, полумрак которого едва прореживали несколько бойниц. Где-то внизу свет таял, так и не достигая дна, и с трудом верилось, что там тоже есть воздух для дыхания и просторные учебные классы.

— В таких случаях она просто летела. Видишь ли, леди слишком уважала свободную волю, чтобы заставить лестницу стелиться ей под ноги. Вот сэр Годрик… Он, по словам современников, проверял учеников, предлагая им пройтись по невидимым ступенькам.

— Здесь есть невидимые ступеньки?

— В живых оставались лишь те, кто побеждал страх. Но о чем я? Предо мной ведь слизеринец, и не просто один из питомцев великого Салазара, — маг поглядел на Нэтана, словно впервые заметил его галстук и мантию, — а, разорви меня горгулья, ученик зельедела! Ученик, ни больше, ни меньше! Теперь я прозреваю!

Морщины на бронзовом от морского загара лице стали заметнее. Маг покачал головой.

— Наверняка вся важная работа отложена на последний момент? Поверь, ступеньки знают в этом толк. Любимая их шутка над вашим змеиным племенем.

Нэт только зубами скрипнул.

В правом кармане мантии увядали собранные у озера на рассвете ослиный мох и русалочья услада, а где-то далеко внизу томилось зелье, и отпущенное время подходило к концу. Уж кто-кто, а он не нуждался в напоминаниях.

— Что тут скажешь, мастера теперь уже не те. Снисхождение не приносит никакой пользы.

— Может быть, вы знаете обходной путь, сэр? Или как заставить их снова двигаться?

— В прежние дни слова учителя внушали ученику страх, а, как известно, страх — залог послушания, — прошептал человек с тонзурой с соседнего полотна, такого темного, что, кроме блестящего лба и сцепленных в замок пальцев ничего было не разобрать.

— Много вы знаете. Это Снейп-то снисходительный, — пробормотал Нэт про себя, бессильно ударив ступеньку кулаком. Ей было все равно. Вот только профессор обещал быть в лаборатории к семи, а основа до сих пор не готова. И теперь уже вряд ли поспеет в срок.

— Называет по имени! — ужаснулся старик. — Да, в наше время…

— Не хотите помочь, хотя бы не мешайте, — камень был гладкий, никаких зацепок, никаких рычагов и потайных дверей. Найти отсюда выход казалось не проще, чем за полчаса научиться летать без крыльев.

— Вот леди Хельга всегда приходила на помощь. А Салазар… Думаю, мне стоит придерживаться традиций, заложенных нашими великими основателями… — волшебник, загадочно улыбаясь, потянул сеть из моря вместе с запутавшейся в ней рыбкой, которую, правда, пустил обратно в волны.

— Вы, сударь, абсолютно правы, — ввязался рыцарь с подновленного портрета, скучавший под пальмами. — Мы созданы, чтобы блюсти традиции! Мы кровь и плоть древних обычаев…

Следующий пролет ниже, футах в тридцати, у двери на второй этаж. Две минуты. Три минуты. Основа там, внизу, уже теряет вязкость и расслаивается — магическое поле перестает быть однородным, каждая секунда…

Трансфигурировать одежду… В веревку? К чему привязать? Приклеить, клеящим заклятием, спуститься. Нэт успел стянуть мантию, когда лестница снова дрогнула и поменяла направление.

В подземелье моргал светильник, разгоняя мрак — котел с основой опасно дрожал. Не дыша, Нэт подошел к нему, на ходу освобождая из кармана горсть ослиного мха. От листьев шел пряный дух, в корешках все еще попадался песок. Мыть нельзя, только стряхнуть.

«Ну, ну, потише, я уже тут… сейчас баланс восстановим…»

Нож лег в ладонь словно бы сам.

* * *

— Но, сэр, цветы ведь открываются на рассвете! Их нужно было собрать до того, как солнце взойдет полностью. Не вчерашние же…

— Ты поторопился запустить реакцию и оставил нестабильное зелье без присмотра?

«…и приготовил основу, Моргана ее побери…» — подумал Нэт прежде, чем догадался опустить взгляд. Однако профессор Снейп на него не смотрел. Он уже набрал в пробирку из котла и, наклонив над пробиркой флакон, капнул прозрачного масла. Из пробирки пополз через край синий, удушливый дым.

Сердце у Нэтана упало.

— А это ты как объяснишь? — голос мастера приобрел совсем уж ледяной оттенок. — Не заметил осадок, когда добавлял ослиный мох? Evanesco.

Содержимое пробирки было уничтожено прежде, чем взорвалось прямо в руках.

Нэтан отвернулся и посмотрел в пол. Тишина давила теперь на плечи — густая, как прокисшее молоко, тишина пустого замка.

— Evanesco.

Еще раз, теперь уже на котел. Дрожь возникла как-то сама собой и была подавлена исключительно силой воли.

Мастер был зол, и справедливо. Восемь часов работы псу под хвост из-за не вовремя добавленного мха, а все потому что он, Нэтан, застрял у озера, подбирая соцветия покрупнее. Ну и конечно, лестницы. Будь Снейп на месте, он бы не допустил, конечно. Вот только его по неотложному делу снова вызвал директор — порой такое случалось, и почти всегда — очень не вовремя.

— Жди здесь.

Профессор ушел в кладовую, оставив Нэта один на один с невеселыми мыслями.

«Скажи еще, что Хогвартс тебе виноват. Пока основа была нестабильна, ее можно было если не спасти, то пустить на умиротворяющий бальзам, а вот после того, как кое-кто угостил ее ослиным мхом… — Нэт бросил взгляд на дверь кладовой, откуда мастер не появлялся подозрительно долго. — Три унции бородавочника, которых в июле раздобыть не так-то просто. Да он будет совершенно прав, если…»

Профессор вернулся — бочонок со слизью бандимана он поставил на стол плавно, словно тот ничего не весил. А рядом положил мешалку для пасты, обманчиво ласковым движением.

— Не выйдешь отсюда, пока не доделаешь.

«С другой стороны, — вздохнул Нэт, — чего еще я ждал?»

* * *

— Ты вроде обещал до заката, — обронил Хагрид, закрывая нюхлера в клетке и заталкивая ее чуть не под самый потолок. Зверек забился подальше, к стене, и оттуда сверкал глазами. Тени уже разминались в углах, тянули к очагу свои длинные пальцы. Старый волкодав Гром спрятал нос под лапу и сердито ворчал со своего места. Нэт поморщился ему в ответ — тошнотворный запах, шедший от мантии, он и сам прекрасно чувствовал.

Подходил к концу долгий летний вечер. В камине трещал огонь, отчего небо за окном казалось темнее, чем было на деле. Тропинку к лесу тоже стало почти не разобрать.

— Это еще повезло. Слизь попалась свежая. Мерлин свидетель, в один прекрасный день, когда я сделаю очередную глупость, терпение у него закончится, и я останусь там навечно, в виде заспиртованного экспоната.

— Ну нет, профессор не станет, — хмыкнул Хагрид. — Он не такой. Да что я тебе рассказываю. Ты уж год как в учениках.

«И очень даже "такой". Это он раньше сдерживался. А как придут результаты за СОВ, вот тут-то, Нэтан, тебе и конец…»

Вслух он, конечно, не сказал ничего. Хагрид был прав — уже целый год прошел, а он до сих пор вспоминал те, первые недели: как от каждого замечания нервно вздрагивал, как боялся хоть одну ошибку… Детство в аптечном подвале научило — так, по привычке сутулясь, когда слышал от Снейпа: «локти шире!» — вовсе не от безобидной усмешки он дергался прочь и не от коварно изогнутой брови. Ловил его профессор на таком еще не раз: когда брал за руку, поставить кисть, или разворачивал за плечо, чтобы не горбился над доской. Иногда ему казалось, что мастер, наблюдая со стороны, немало повеселился — ведь не мог же не понимать, чего его ученик боялся. Однако, за все время, как бы грозно не плясала в руках у профессора мешалка или палочка — дело не пошло дальше штрафных котлов проклятущей чистящей пасты.

— Так что на этот раз?

Чайник надрывно свистнул, захлебываясь, и был тут же снят с огня.

— За основой для кроветворного недоглядел — сам же на нее весь вчерашний день убил. А утром опоздал с ослиным мхом, хотел свежий добавить.

— Эт ты волнуешься, что ли, из-за экзамена? — лесничий подкинул в чайник душицы и, наконец, заварил кипятком. Чуть погодя чай был готов, разлит по кружкам, и даже выставлен на стол мед, с навечно застрявшей в нем ложкой.

— Кстати, не знаю, как Филч, а эльфы твою пасту хвалят. Даже вот я у них выпросил чуток, инструмент подновить.

— Тебе бы я и сам принес, — буркнул Нэт, блаженно зарываясь носом в кружку.

«Слизь бандиманов давно следовало отнести к группе D, — думал он, — за один ее смрад. С чего только взяли, что она безвредная? Это же полнейшая чушь…»

— Мне все равно в кухни нужно было. А насчет СОВ — зря ты так переживаешь. Если уж ты не сдал, то тогда я и не знаю, кто сдал-то.

Чай, дышавший июльским разнотравьем, одновременно ярким солнцем и лесной укромной тенью, медленно остывал. За прошлое лето, да и за это, Нэт сошелся с Хагридом куда ближе, чем раньше, но все же дружба оставалась между ними скорее приятельского толка — великан знать не знал, сколько раз Нэт на самом деле выбирался в Запретный лес, зачем нужна крапива с местного кладбища, и почему любому зельевару стоит учить русалочий язык. Многих других вещей он тоже не знал. Правда, познакомил с кентаврами и привел на тропу к акромантулам (слишком уж интересно было, откуда у мастера зелий нашлась полная склянка редкого паучьего яда). Он же издалека показал пасущихся единорогов, тревожно поднимавших головы, стоило посмотреть в их сторону. Нэт за то варил Хагриду огородную отраву от вредителей и для старого Грома готовил пилюли. Пес не молодел, а в последнюю зиму и вовсе повадился скулить, забившись под стол. Вот и теперь время от времени сердито шевелил ухом, лишь изредка открывая покрасневший, слезящийся глаз.

«Притворщик ты лохматый», — Нэт подмигнул ему и вытащил из кармана краюшку. Прямо в мякоть утоптал он дневную порцию укрепляющего и скормил псу, не забыв потрепать за ухом.

Потом потянулся за кексом, который собой неплохо заменял ужин. В отличие от некоторых, он к эльфам на кухни заглядывать не любил.

— Одного я только не пойму, — крякнул Хагрид, сдувая с бороды крошки. — Зачем тебе вообще нужен был экзамен на два года раньше? Учился бы со всеми.

— Так ведь зелья, — Нэт поднял бровь. — Какой мне смысл со всеми? Успею за лето шестой курс — осенью уже буду с выпускниками готовиться к ТРИТОНУ.

Ответ прозвучал неожиданно уверенно. «Успеет он. Осенью. Сначала яды, с седьмой категории по двенадцатую, пусть они и вне программы. И это тебе не добродушная министерская комиссия…»

— Этак получится, ты весь курс одолеешь раньше срока… А потом что?

— Потом-то как раз настоящее дело и начнется. Того, чему в школе учат, даже для подмастерья недостаточно.

— Мой старик говаривал — тише едешь, дальше будешь, — Хагрид вздохнул, широкой ладонью обхватывая кружку. — Сдается мне, был он не глупее прочих.

«А мне сдается, если тихо ехать, можно как-нибудь и на месте встать, даже не заметив…»

Нэт, конечно, не стал эту мысль озвучивать — не при Хагриде, который всего-то три класса закончил, и так дальше и не попытался, хотя бы экстерном.

Тем более теперь, когда тот вспомнил «старика». Лесничий нечасто заговаривал об отце — а если говорил, непременно на глаза ему наворачивалась слеза. От этого становилось Нэту неудобно, он замолкал, дожидаясь, пока Хагрид успокоится, и занимал себя тем, что разглядывал увешанные трофеями стены.

«Между прочим, в девятой категории есть газы, маску придется делать… опять заклятие определения над каждым завтраком… Хотя, это все имеет значение, только если СОВ по зельям — на превосходно, а если нет?»

Он рассеянно оглядел блестевший, избавленный от ржавчины арбалет. За окном почти уже чернело, нужно было возвращаться в замок и поскорее браться за учебники.

«Если нет, тогда ничего хорошего, это точно. Но готовым надо быть ко всему…»

Готовым! Прошлым летом, когда он сдавал категории с первой по седьмую, тоже думал, что готов. А в итоге вынужден был выслушать про «руки без головы» и «сомнительное удовольствие терпеть в лаборатории детей, забавляющихся зельеварением».

Гештинан, как он тогда краснел. Ну, потом-то, конечно, наловчился, и даже противоядия успевал в срок варить, если заклятие подводило.

«Кстати, о насущном…»

— Хагрид, скажи, у тебя неучтенного безоара не найдется? Совершенно случайно?

— Безоар? Спрошу у Аберфорта. Что, тебе пора уже? — Хагрид привык, что вопросы Нэт приберегал под конец. — Я думал, мы с тобой еще в лес сегодня.

— Нет, куда уже, темно, как в склепе, — последний глоток чая был самый сладкий. — И ты ведь третий раз меня зовешь, за неделю?

— Это не я. Это кентавры спрашивали, — усмехнулся лесничий. — Все неймется им.

— Им, вроде, люди не интересны? — фыркнул Нэт, поднимаясь с места.

— Люди, может, и неинтересны, а чем-то ты их зацепил. Так что не удивляйся, если как-нибудь на полянке подстерегут, когда за папоротником пойдешь.

— Они же меня один только раз и видели! И сказали, цитирую: «Это не настоящий жеребенок, Хагрид, ты нас обманул».

— Ну, эту часть я слышал. А вот о чем вы потом говорили, тебе знать лучше моего. Похоже, они теперь от тебя ждут чего-то.

— Ага. Не понятно только, чего. Сатурн у них в четвертом доме, видите ли. И смотрят на меня. Я им говорю — ну да, в четвертом, самый срок для волчьей ягоды. А они вдруг как заржут.

— Это потому, что ты у них не спросил, что этот Сатурн значит. Все спрашивают.

— А они знают?

— В том-то и дело, что нет.

«Что ж, если я им интересен, по крайней мере, они не начнут стрелять прежде, чем я отвечу на все их вопросы…»

Распрощавшись, Нэт побрел к замку, избегая оглядываться назад. Окошко в северной башне светилось, как маяк, как золотая теплая звезда, и вторая, точно такая же, дрожала в озерной воде. Теплый ветер, два коснувшись травы, задевал подол мантии, мчался дальше, к лесу, поднимался выше, раскачивать густые черные кроны. Меньше всего хотелось теперь думать о кентаврах, о быстротекущем времени, о коротком ночном сне, и уж тем более, об утренней почте с результатами СОВ.

Слизеринская гостиная, как всегда, встретила осторожным молчанием. Летом здесь становилось тихо, словно в больничном крыле. Пустые, аккуратно застеленные кровати в спальне — даже Кровавый Барон не заглядывал сюда, предпочитая проводить жаркие, на его взгляд, месяцы в нижних ярусах подземелья, под самым озером, или, может быть, исследуя какие-то ему одному доступные тайны замка. Нэтан не завидовал, а одиночество его не пугало. Как раз наоборот, считал дни до первого сентября, когда снова начнутся подначки, косые взгляды, невыносимый шум в коридорах и болтовня у камина чуть не до полуночи. Вся эта беспечная, беспорядочная карусель, в которой он оказался посторонней тенью, тем вернее — с тех пор, как надел мантию с инсигнией.

О, его поздравляли, конечно, тогда, год назад. Мор поперхнулся соком, Нотт замер и кивнул — почти как равному, белозубую усмешку подарил Эглсби, а от шутника Кирана и вовсе достался полупоклон. Сокурсники тоже прервали беседу, заметив его за столом. Хиндли, похудевший и вытянувшийся за лето, невнятно фыркнул, Юстин прищурился, будто бы обдумывая ход, а потом, кажется, подал руку — которую Нэт намеренно ли, случайно ли, но пропустил, отвечая поднятием брови на холодные улыбки Рёдера и Лестрейнджа. Они надеялись на что-то — на что, должно быть, не знали и сами, но, когда открылось, что никто не намерен выгораживать их перед деканом, давать бесплатные консультации по зельям и даже (такая малость!) соревноваться с Уизли в защите от темных сил и трансфигурации — возникшая было мимолетная симпатия испарилась, и все вернулось на круги своя.

Сам Нэтан не испытывал ни малейшего желания идти на сближение. У него не было времени — глядеть свысока на первокурсников, смеяться над никому не нужным прорицанием и девчонками, увлеченно гадавшими друг дружке на переменах. Даже в Хогсмид он выбирался не в установленные директором выходные, а исключительно тогда, когда мастеру нужна была пара рук, донести ингредиенты из аптеки.

Нехваткой времени он чуть было не отговорился и тогда, когда, смущенно улыбаясь, подошла к нему в коридоре Энквист.

— Нэтан. Ты ведь тоже взял руны? — спросила она первым делом, хотя уже знала об этом из письма. Письмо пришлось написать в ответ — на странную, путаную записку, прилетевшую с полярной совой почти перед самым сентябрем.

— Да. Значит, снова разговариваешь со мной?

— Разговариваю. Хоть ты и не извинился, — она посмотрела прямо в глаза, пристально и с вызовом — но, к собственному удивлению, не выдержала его взгляда.

— И не собираюсь. Я тебе ничего плохого не сделал.

На это она вспыхнула почти всерьез:

— А я тебе что плохого сделала? Зачем ты на меня сердишься?

— Сержусь? — удивился он. — По-твоему, я сержусь?

«Откуда она вообще это взяла! Это не я делал вид, что ее не существует…»

— Ну не я же. К тебе и подойти-то страшно было.

— То есть ты со мной не говорила, потому что струсила? — спросил Нэт.

«Смотреть в мою сторону она побоялась? Думает, я в это поверю!»

— Сейчас я тоже немножко трушу, — призналась она, сминая ладонью мантию.

Он посмотрел в ее прозрачные глаза — и, сам не зная как, поверил.

— Я тебе хоть раз… да ладно. Нечего тебе меня бояться. А если ты насчет того случая… Теперь мне вообще некогда будет ставить… посторонние эксперименты. Можешь быть спокойна.

— Это почему?

— Вот почему, — он скосил взгляд на синий котел, вышитый на груди вместо слизеринского герба.

— Извини, не понятно, — развела она руками.

— Энквист, ты смеешься? — возмутился Нэт.

— Правда, не понятно.

— Я теперь ученик.

— Разве мы тут все не ученики?

— Мерлин и Моргана! Конечно, нет. Откуда, по-твоему берутся мастера? Нужно стать учеником одного из них. Ученик служит мастеру, а мастер делится с ним секретами ремесла. Во всех древних искусствах поддерживается эта традиция, между прочим, с незапамятных времен. Как вообще можно этого не знать?

— Погоди-ка. Котел. Зелья. Ты здесь, в Хогвартсе. Это значит… Хочешь сказать, что профессор Снейп... — она запнулась.

Нэтан улыбнулся.

— И поэтому наши старшие провожают тебя такими завистливыми взглядами? Потому что ты теперь в каком-то освященном обычаем рабстве у Снейпа?

— Никакое это не рабство!

— Уж конечно. Называй как хочешь, но если я папе об этом расскажу, он меня больше сюда не пустит. Он ведь даже перья и совиную почту считает Средневековьем… А я, вообще-то, хочу изучать руны, потому что, как выяснилось, я читаю только на северном диалекте, это даже не младший футарк… Кстати, первая лекция после обеда, можем вместе сесть.

Она дождалась, пока он кивнет.

— А сейчас перерыв — у тебя ведь тоже перерыв? Время еще осталось. Как раз успеем в библиотеку, взять словари.

— Нет, в библиотеку ты сама. Мне в подземелья.

Махнула рукой — словно все ей было понятно, упорхнула прочь.

Она изменилась — сначала он просто почувствовал это, потом — окончательно уверился, после нескольких недель, на протяжении которых регулярно встречал ее в секции древних рун. Эта, новая, Энквист, которая не требовала варить с ней вместе настойку от веснушек в заброшенном туалете и не надоедала разговорами о способах выхода из пике — которая вместо этого иногда замолкала и смотрела на него как-то исподлобья — такая Энквист казалась существом незнакомым, и даже вызывала смутное беспокойство. Последнее, правда, вполне успешно заглушали бдения над сборниками с заковыристыми рецептами, приготовление вытяжек для лечебных зелий и, не в последнюю очередь, жалящие комментарии профессора Снейпа. Вот уж кого никакое Средневековье не смутило бы.

Уроки вместе с пятым курсом были еще почти безобидны. В присутствии других студентов профессор обходился взглядами, приберегая замечания на те часы, что Нэтан проводил в лаборатории после уроков или по утрам, до завтрака.

«Эссе? Так ты это назвал? И то, что сейчас бродит в твоей голове ты, должно быть, называешь мыслями…»

«Собрался варить по готовому рецепту? До сих пор считаешь, что можешь позволить себе детские ошибки?»

«Это все, что ты успел? Вижу, сортировка ингредиентов для тебя не достаточно увлекательное занятие. Перчатки на стол и начинай заново!»

Заслужить похвалу, да что там, хотя бы снисходительное молчание — удавалось лишь изредка. Случаи эти Нэт мог пересчитать по пальцам и берег их в памяти как редкие драгоценности. И все равно, каждое утро упрямо толкал тяжелую дверь, бормотал приветствие и принимался за дело. Чем дальше, тем вернее понимал он, что не променял бы ни на что другое — ни тайный язык оттенков и запахов, ни торжество медленно закипающего котла, ни благородное спокойствие готовых зелий. Бывало, что едва успевал со следующим этапом, только потому, что застывал на месте, пораженный открывшимся ему чудом. В такие моменты нередко ловил он на себе задумчивый взгляд мастера — и замечал тень то ли улыбки, то ли усмешки, скользившей по тонким губам. Впрочем, возможно, это была лишь иллюзия, плод разыгравшегося воображения.

«С первого раза, Нэтан. Ты сваришь это зелье верно с первого раза, или я устрою тебе отработку в теплицах на весь апрель».

Фыркнул, вспоминая. История с оборотным наполняла его заслуженной гордостью. Любой дурак мог взять рецепт Гвинблейда из Уэльса, тот, что в «Сильнодействующих зельях» — а он проверил недописанный старонемецкий, и, сравнив его с заметками одного византийца, о сроках созревания сложных составов, исправил в уэльском рецепте ошибку. Что выиграло ему две недели и целых пол унции шкуры бумсланга. Не считая, конечно, несостоявшейся повинности по удобрению ландышей-однодневок.

«В главном — Снейп прав. Второй-то попытки у меня не будет. У меня есть только одна…»

Ноги мерзли, но он не брал в руки палочку. Светильник все еще был зажжен, была открыта страница, губы сами шептали четвертый способ обезвредить кровь гидры — а минуты шли, незаметно, но неумолимо приближая рассвет.