Apprentice (джен)

При магическом истощении противопоказаны заживляющие чары, Эббер, бодроперцовое и сон-без-снов. Вообще-то еще много чего, включая работу палочкой, но последнее мадам Помфри разрешила, учитывая «сложность ситуации»: после того, как он два дня не колдовал, ей пришло в голову проверить, сколько у него по Уорплу.

— Только прошу вас, будьте осторожнее с окклюменцией, — повторила она, распахивая перед ним белые двери.

Он наконец-то был свободен, снова.

— ...делайте компресс на укрепляющем. И спите побольше. И не вздумайте мне пропускать завтраки!

Нэт кивал, бормотал «конечно, мэм» и торопился уйти. В палате было тепло, тихо и светло, но у него от этого уюта уже свербило в горле.

* * *

Стрилера он принес в лабораторию сразу, как добрался до подземелий.

— Откуда? — спросил Снейп, убавляя пламя под основой.

— Попросил старых друзей, — Нэт вдохнул знакомые запахи и почувствовал, что впервые за все утро расслабляется, хотя расслабляться было как раз нельзя.

Проверив лимфу на цвет и на вязкость, мастер вернул ее обратно.

— Сцеживал сам, — констатировал он.

— Они были подмерзшие, но вполне живые.

— И что... много ты рассказал, друзьям?

— Друзья ничего не спрашивали. Я, кстати, им не должен, отдал с прошлого жалованья.

Сам не знал, зачем оправдывается. Наверное, дело было в том выражении, с которым Снейп смотрел на стрилера, а потом на котлы. Или в том, что вообще не смотрел — на него?

— Предупредил бы раньше, я бы ввел еще к раствору.

«Если бы вы за эти два дня хоть раз зашли в больничное крыло...» — подумал Нэт, но вслух произнес совсем другое:

— Мы же выстаивать будем.

— Пол унции, — отозвался Снейп после секундного раздумья.

Только потом, наконец, повернулся, оглядывая ученика с ног до головы.

— Уже можешь работать? — в глазах его было сомнение.

Спорить Нэт не стал, молча завязал фартук и закрыл лицо. Увидел, как Снейп тоже закрывает — лицо и клетку с крысами, что пряталась в углу.

— Добавляй.

Когда густой и душный туман рассеялся, а положенные пол унции были взвешены и выцежены в котел с основой, мастер убрал пламя.

— Свой заказ я отменяю.

Сначала Нэт не понял о чем это, а потом посмотрел под ноги. «Ну конечно. Стал бы он закладывать основу, не позаботившись о ключевых компонентах...»

— Вам удалось уговорить директора...

— Не совсем. Скорее, это были неофициальные каналы. Ты закончил перевод? — Снейп ненадолго скрылся в кладовой, чтобы оттуда выкатить к столу почерневшую бочку.

Нэт рассеянно кивнул. Экспериментальный рецепт он знал наизусть, и знал, что с водорослями, в принципе, можно было не торопиться.

— Да, но пока ничего определенного.

Крышка скрипнула от натуги. Снейп выложил горсть водорослей на доску и мелко рубил серые кольца.

— Оригинал проклятия там есть? Или отмена, которую мог использовать маг, его кастовавший?

Нэт пристроился к соседнему столу. Проверил лезвие на свет.

— Вряд ли, сэр. Я думаю, Стурлсон был прав и там только вызов, с последующей жертвой — но я все еще не знаю, как именно он работает.

Тонкие стебли скользили в пальцах, пытались вернуться обратно в бочку. Он сделал выдох, прогоняя слабость прочь.

— Будешь готов, принеси перевод мне. Прежде, чем пробовать, как «работает» то, что там описано.

— Хорошо. А зачем оригинал? Или отмена?

— У меня есть подозрения, — немного погодя ответил мастер, — что зелье в нашем случае сможет имитировать только необратимый якорь.

— Но исполнитель же контролирует...

— Контроль зависит от податливости жертвы в том числе. А зелье, если и воссоздает ядро, не обладает волей. В таком случае нет смысла применять смягченный вариант ритуала.

— А если зелье не сработает и реципиент сам станет жертвой, тогда как исполнитель сможет остановить...?

— Этого нельзя предсказать до экспериментов. Кроме того, риск закономерно возрастает к завершению ритуала, и то, что сначала может показаться успехом, легко может закончиться катастрофой, — профессор перехватил стебли поудобнее, и металл застучал по доске с удвоенной скоростью. — Если же подложное ядро запустить вообще не удастся, или сбой произойдет на этапе перевода матрицы, исполнитель, в данном случае носитель проклятия, все равно должен будет продемонстрировать виртуозный контроль.

— Понимаю, что вы бы предпочли кого-нибудь понадежнее, — Нэт ссыпал порубленные стебли под пресс, — но сэр, разве у нас есть выбор? В любом же случае, исполнителем могу быть только я. Я поэтому и предлагал совместить...

Прошло несколько секунд, прежде чем он понял, что слышит только свой нож.

Снейп стоял, опираясь на стол, и смотрел тоже куда-то вниз, словно собирался раздвигать камни взглядом.

— Не мельчи, — сказал он сквозь зубы. — Высохнет быстро, — и взял еще порцию.

Какое-то время они работали почти в тишине. С медленным шипением опускался пресс, тягучие, липкие капли стекали вниз.

В очередной раз сменив поддон, Нэт откашлялся и все-таки спросил:

— А о том... о слиянии чар... вы не будете со мной говорить?

От водорослей пахло жарким летом, мутной, застоявшейся водой.

— Что, по-твоему, я должен сказать?

«Что вы злитесь. Что поэтому не зашли ни разу к Помфри, и что я вам теперь должен сорок часов штрафных?»

— Что ты подверг опасности чужие жизни?

Где-то внутри обожгло, и он не мог разобраться, что это было. Слабость опять вернулась, и уже не проходила. Нэт выложил на доску новую порцию, но не торопился продолжать.

«В первую очередь в опасности там был я сам. Они же просто запаниковали!»

— Или напомнить про зачищенную палочку? Если бы это открылось, ты бы не получил ее назад, — заметил мастер, опуская лезвие. В его голосе было безразличие, которое жалило хуже любого яда.

— Я же все-таки вернул контроль, сэр, — очень тихо возразил Нэт. — Разве это совсем ничего не стоит?

— Полагаю, ответ ты и без меня знаешь, — услышал он. — И если устал, можешь идти, я здесь один закончу.

Нэт снова взялся на нож. Не хватало еще, чтобы его отослали прочь, «отдохнуть».

* * *

Ветер дул прямо в лицо, впечатывал в стену, а ниже, в ущелье, гнал беспомощные волны прямо на камни. Никакие согревающие чары в таком месте удержаться не могли — да он и не пытался.

Энквист замотала пол лица шарфом и грела руки в карманах.

— Значит, мне тогда, в лесу, не примерещилось? Ты все-таки сделал свольта?

Вороненок с плеча перебрался чуть не в ладони, благодарно прижавшись к груди и топорща перья — Нэт его не прогонял.

— Но зачем? Зачем! Даже я говорила тебе, как это опасно! Ты конечно, не веришь, думаешь, это все детские сказки, но это...

— Я верю. И даже больше, знаю.

— Тогда я просто не понимаю!

— Мне нужно было отправить письмо, тем людям, к которым сова не долетит.

Энквист молчала долго, потом подошла к краю и посмотрела вниз.

— От таких людей ничего хорошего ты не узнаешь, — сказала она, наконец.

Волны были белые, все в пене от ярости — белее, чем посеревшие к вечеру облака.

Нэт поглядел вдаль, на темный лес, угрюмо взбиравшийся на склоны, и выше — к облысевшим, таким же белым, как волны, вершинам.

— Это очень старая история. Сниллингуры бросали руны, чтобы видеть прошлое и будущее. Они ходили по воде и выводили корабли из шторма, — голос у Энквист стал глухой и будто далекий. — У них были особые заклинания-песни, заклинания-стихи, сложенные из древних кеннингов и никогда, никем не записанные — их до сих пор учат только в семьях. Эти песни способны будить магию куда более сильную, чем все наши волшебные палочки. Вот только настоящей рунной магией нельзя управлять. До какой-то степени контролировать — да, но не управлять. Результат всегда будет не таким, какого ты ждешь. И некоторым... это не нравилось. Они хотели подчинить дикую магию себе, хотели знать все ее секреты. Однажды один из них придумал песню, которая заставила дикую магию слушаться его. Не знаю, для чего он на самом деле ее использовал, но говорят, он остановил течение, приводившее к берегам рыбу. Его и тех, кто был с ним, прогнали прочь — они ушли на север, к саамам, или просто вглубь страны, в долины рек, смешались с жителями лесов, спрятались в пещерах и темных ущельях. Их стали называть veiviseren, или, скорее, они сами себя так назвали, словно они знали пути, недоступные и непонятные другим. Их песни стали проклятиями, способными извратить самую суть волшебства. Они покорили диких духов, и те служили им, как рабы.

Энквист снова замолчала — за все это время она ни разу не взглянула на него. Может быть, это было из-за ворона, топорщившего перья, или ей просто легче было так?

Нэт слабо улыбнулся и погладил блестящий клюв. Он чувствовал, как колотится маленькое сердце. Что бы она там ни говорила, он-то знал, что его Эльчи не был никаким рабом.

Или не знал? Или просто привык ошибаться?

Эта мысль заставила его еще острее почувствовать холод.

— Только они и используют свольтов, чтобы отправлять послания.

«Ну да. А я ведь его использую тоже. Например, разговариваю с ним, когда больше не с кем...»

Энквист протянула руку. На ладони лежали несколько кривых камней.

— Возьми-ка.

— Что это?

— Мои руны. Возьми одну из них.

— Ты тогда не сможешь больше их бросить, — осторожно заметил Нэт.

Она усмехнулась.

— Забыл уже? Я ведь и не собираюсь. Прошу, просто возьми.

Ветер рвал ее мантию с плеч, а та каким-то чудом та держалась. Растрепанные волосы закрывали лицо.

— Только если просишь.

Казалось, камни гудят, низким, тяжелым гулом, как и утес, вознесший замок над озером. Вот только их магия была свободной, ей не нужно было петь ни с кем в унисон.

Эльчи, перебравшийся обратно на плечо, смотрел с любопытством.

Нэт протянул руку, осторожно, чтобы взять самый маленький, самый легкий — но стоило пальцам сомкнуться на камне, как его пробила дрожь. Он отступил назад, к стене: голова кружилась, пальцы будто обожгло. Вместо одного камня на его ладони лежало два, поменьше, а руна была расколота пополам.

— Нэт... — Энквист медленно подняла взгляд — с остатков руны на него. Ее глаза блестели. — Ты поэтому писал им? Ты проклят?

Он не ответил, бросил осколки на землю. Дышать сразу стало легче.

— Тот, кто это сделал с тобой, он жив?

— Зачем ты спрашиваешь?

— Потому что, если он мертв, и если он сам был veiviseren, никто не сможет снять...

Голос ее дрогнул — Нэт отвернулся.

— Давай лучше в замок. Здесь холодно.

— Скажи мне!

Он пошел по тропинке вниз, касаясь стены, когда камень под ногами становился слишком скользким. Можно было думать что угодно о методе диагностики по расколотым рунам, но видно, для Энквист его было вполне достаточно, чтобы делать выводы.

— Нэт!

«Ничего не изменится, если ты будешь знать! Зачем тогда спрашивать?»

Так стоило ли ей отвечать?

— Тот человек умер. При мне. Сразу после того, как я попал под проклятье.

По крайней мере не оглядывался посмотреть, слышит ли она. Ветер все равно относил слова в сторону.

— Когда это случилось? — она слушала.

Спускалась следом за ним, точно также держась за стену.

— Летом, после второго курса.

Вороненка он отпустил, когда повернули к входу.

В замке было если и теплее, то не намного. Сердитый, простуженный Филч заставил их вытереть за собой грязь — затолкав палочку обратно, Нэт еще несколько секунд медленно выдыхал.

— Я пойду вниз, — сказал он.

— Подожди! Я с тобой.

— Тебе же нужно в библиотеку? — он старался не глядеть ей в глаза. — Фареры, путешествие святого Брендана и все такое?

— Как-нибудь обойдусь. Есть вещи поважнее.

Какое-то время они шли молча, пока Энквист снова не заговорила.

— Чтобы вот так руну разбить... это должно быть очень сильное проклятие. И ты все это время...

Нэт не отвечал, а она продолжала думать вслух.

— Ты больше не пытаешься сдавать чары за следующий курс. Ты вообще мало колдуешь. И тогда, после защиты — это ведь было не просто магическое истощение? МакГонагалл с тебя на уроках глаз не сводит. Учителя, наверное, знают?

— Мастер знает. Директор. Мадам Помфри, а теперь еще и ты.

— И те, которым ты написал, — добавила она с укором.

— Они, между прочим, мне ответили.

— Да? Что, помогли тебе?

В коридоре было пусто, если не считать двух первокурсников, спешивших в зал.

— Они обманщики, Нэтан, и преступники, — голос ее упал почти до шепота. — Они убивали своих детей, если те не могли справиться со стихийной магией. Почти все из них... помогали Гриндевальду! И еще Сам-знаешь-кому.

— Они мне ответили, — упрямо повторил он. — Если ты правду говоришь насчет стихов-заклинаний, то что-то в этом роде они мне и прислали. И мне нужно только разобраться, как оно действует...

Она схватила его за рукав.

— Нет, не нужно!

— Да ты в своем уме? — он попытался освободиться, но она держала крепко. — Это, может, мой единственный шанс!

— Не нужно тебе в это лезть! Пойми, если ты попытаешься какую-нибудь их песню спеть и ошибешься, и не подчинишь себе их магию, ты просто погибнешь! А если подчинишь... еще неизвестно, что хуже!

— Это тебе неизвестно, что хуже, — сквозь зубы выдавил Нэт, вырывая рукав и на шаг отступая прочь.

«А я не могу палочку взять. Иногда даже палочка не нужна. Достаточно просто рядом с кем-то на трансфигүрации сесть или минут десять провести Большом зале».

Наверное, эти мысли как-то отразились у него на лице.

Ее глаза стали больше и темнее, но потом, не выдержав его взгляда, она отвернулась.

Факелы в коридоре еще не горели, и только свет из-за поворота разгонял полумрак.

— По крайней мере ты — это все еще ты, — сказала она тихо. — А вот они перестают быть людьми. Я просто не хочу, чтобы такое случилось с тобой.

* * *

Строчки прыгали перед глазами — но это из-за рук. Иногда пальцы становились, как чужие: он даже не мог удержать перо.

И ведь не был занят ничем сложным. Просто перечитывал письмо еще раз, и еще раз, надеясь, что вдруг увидит то, чего не видел раньше.

Ничего нового не находил. Если, конечно, не менять расшифровку кеннингов.

Ни намека на начало и конец заклинания. Аллитерация там была, ну а толку?

На ум то и дело приходили путаные предупреждения Энквист, и, конечно, легче от них не становилось.

«Перестают быть людьми, — передразнил он ее. — Очень помогла, ничего не скажешь. Прямо монстры какие-то. И детей они убивают, и темным лордам помогают. И мне специально ответили, чтобы до конца довести свое черное дело. Больше им, наверное, заняться нечем? А вот у профессора из белой крепости совсем другая история получается — будто у них законы все же есть, раз они обратно не приняли Юнгана, с его идеями о свободных мастерах и нечеловеческом могуществе... или о том, что магию стоит изучать безо всяких ограничений...»

Нэт с сожалением посмотрел на заваленный бумагами стол. Между наверстыванием пропущенных уроков, работой в лаборатории, переводом и попытками проверить (еще раз) их с мастером рецепт, свои теоретические изыскания он порядком забросил. Теперь где-то там, под черновиками эссе по астрономии, пылился набросок с зацикленным наведенным сном, и даже кое-что по зельям, с расчетом на отрицательный потенциал — хотя выбор был сделан без всякого принуждения, внутри от этого выбора становилось как-то не по себе. Голос, уныло убеждавший его, что он поступает правильно, что он занят тем, что важнее, все-таки нет-нет, а порой казался ему трусливым самозванцем.

* * *

Внизу мчалась река, ударяясь о камни. Волны не застывали, не одевались льдом никогда, даже в лютый мороз — река эта была рубежом, а путь его лежал не по лучшую ее сторону.

Ветер шептал над головой, там, где смыкались сосны, и откуда изредка показывался тонкий серп луны. Луну он чувствовал кожей. Идти приходилось на ощупь, проваливаясь в снег. Иногда он останавливался, будто прислушивался — но других звуков, кроме его собственного дыхания, ветра, далекой воды и скрипа деревьев, не было.

Место, к которому он приближался, было полно чудовищной силы — и холод, что сковывал его движения, не был обычным январским морозом, а мрак, наполнявший дыхание — мраком зимней ночи.

Нужно было найти снотворное, чтобы не вступало в реакцию с анальгетиками. И чтобы можно было пить при магическом истощении. С того самого происшествия во время дуэли, по ночам он проваливался в тяжелый бред, где смешивалось все — аврор, с его палочкой в руках, но почему-то сразу в аврорской форме, мастер, с посеревшим и чужим лицом. Иногда появлялась в этих видениях и Энквист, бормотала что-то обеспокоенно, плакала, исчезала, растворяясь как призрак, в солнечном свете. Но чаще всего он просто чувствовал магию, гул ее голосов под замком, медленную песню озера. И подкатывавшую тошнотой к горлу, обступавшую со всех сторон тьму.

Он не сразу догадался, что ему снилась та самая, присланная северными волшебниками «сказка» — только в этих снах не какой-то безымянный охотник, а он, Нэт Баркер, шел, спотыкаясь, по ночному лесу.

Когда холод стал нестерпимым, когда ему стало больно вдыхать, тогда он остановился — и позвал. На мгновение он понадеялся, что ответа не будет, хоть это и означало бы, что путь был пройден напрасно...Ветер взвыл над головой, он упал на колени в сугроб, сжимая в правой руке нож. Руны нужно было писать кровью.

Это было странное чувство. Зрение возвращалось к нему, но видел он не то, что ожидал увидеть. Мертвенно-синий снег держал его крепче тисков, пока он дописывал имя — но с каждой новой руной это пугало его все меньше, пока наконец, он не ощутил внутри себя такой же холод, что окружал его. Когда же, наконец, он закончил и поднялся с колен, он не уже испытывал ни боли, ни страха. Он взглянул на руку — порез затянулся сам, а нож стал чистым.

От таких снов он проспался в поту, цепляясь за одеяло, и долго считал секунды в тишине.

Потом смотрел в пергамент. Никаких подробностей про снег и холод там не было, как и упоминаний о страхе, хватающем за горло — охотник, добравшись до «источника надежды» попросту вызывал какого-то духа-помощника. И у него был выбор, писать свое имя или нет: а вот сделал ли он его, об этом история умалчивала. Интересно, что имела в виду Энквист, когда говорила про «другую концовку»?

* * *

В вазе на подоконнике благоухали те самые медовые коврижки, что эльфы порой готовили к праздникам — но день-то был будний. За окном бурлили облака. Хотя в пряничном домике и не должно было быть темно, тени сползлись сюда, словно их магнитом притянула к себе мантия мастера зелий. А может быть, все дело было в непривычно серьезном выражении, которое хранило лицо директора?

Нэт стоял в стороне. Напряженная тишина, воцарившаяся в кабинете, его нисколько не задевала. В последнее время его вообще мало что задевало.

Стол, где обычно обитали таинственные приборы и корзинки со сладостями, был теперь устелен белоснежной простыней. На простыне почивал беспомощный, добровольно усыпленный феникс.

Быстрым движением Снейп выдрал несколько перьев на сгибе крыла и обработал кожу.

— Это обязательно, Северус?

— Вы же настояли, чтобы я не брал из яремной, — ответил мастер зелий, продолжая свои манипуляции.

В руках его вместо палочки появилась узкая колба с иглой.

Почти сразу после того, как игла нашла невидимую вену, в колбу полилось красное. Потом он что-то повернул, выкрутил колбу и зажал сгиб крыла. И вынул иглу.

— Все.

Старый волшебник облегченно выдохнул.

— Что ж... это не варварские средневековые методы, — заметил он.

Нэт спрятал усмешку. Конечно, даже где-нибудь веке в пятнадцатом предпочли бы вскрыть птице грудь кинжалом или, на худой конец, полоснуть по шее ланцетом...

— Можно его будить.

— Разбужу сам, — улыбнулся Дамблдор.

Было ясно — он ждал, пока они уйдут, со своей добычей.

— Я вам очень благодарен, сэр, — опомнился Нэт.

— Вам не меня надо благодарить, мистер Баркер, а Фоукса, — директор посмотрел на него с сомнением. — Признаться, я до сих пор не слишком уверен, что ваша идея сработает, — добавил он на редкость миролюбиво. Как будто речь шла об эксперименте с лимонадом-болтушкой.

Всю дорогу до подземелий Снейп не проронил ни слова, а когда они оказались в лаборатории, первым делом спрятал кровь в потайной шкаф.

Щелчок замка заставил Нэта вздрогнуть.

— Я уже думал, ничего не выйдет. Когда Фоукс начал кричать... Что вы ему сделали? Почему он успокоился?

Если честно, он не рассчитывал на ответ — но ответ последовал. Снейп говорил спокойно, без тени раздражения:

— Феникс чувствителен к темной магии. Он кричал из-за проклятия. Я показал ему, как помочь это прекратить.

— Раньше он его, вроде, не замечал?

— Оно... выросло в тебе. Пустило корни, и теперь он увидел.

— Понятно, — сказал Нэт, хотя понятно как раз ничего и не было.

Тишина больше не точила нервы. Наверное, из-за напряжения, копившегося весь день, и теперь отпустившего. Молчал котел с зельем, безмолвствовали склянки на полках и справочники на столе. Он подумал было о крысах, а потом вспомнил, что еще утром с удобством устроил их в кладовой.

— Не знал, что можно использовать легилименцию... не на людях.

— Феникс в этом смысле довольно безопасен. Надеюсь, у тебя хватит ума не пробовать такое с твоим глиняным демоном.

Нэт слабо улыбнулся, но ничего не сказал. Вообще, мысль была неплоха — если смотреть отвлеченно.

* * *

«Песнь о чародее Хальварде» отыскалась в секции по истории, в сборнике детской литературы, и, даже изложенная прозой, больше всех прочих походила на присланное в письме.

Отличий было немного, но, надо сказать, значительных — во-первых, в письме непонятно, кем был таинственный охотник, откуда он знал про источник, и главное — зачем он, собственно, туда шел.

В сказке охотника звали Хальвард, и сначала он не был никаким чародеем. Он был обыкновенным магглом. Про источник, прятавшийся в глубине леса в далеких и страшных краях, и дарующий волшебные силы, он узнал то ли от тролля, то ли от колдуна, в обмен на спасение жизни.

И волшебником, кстати, захотел стать не сразу — только после того, как случился неурожай, односельчане начали умирать от голода, а у него заболела жена. Выпив же из источника и вернувшись, он благородно всех спас.

«Сила его прирастала с каждым днем, так, что проснувшись, он уже чувствовал магию, и мог управлять ею без слов и без жестов. И любое слово, которое он говорил, становилось заклинанием; но платой за эту силу были ужасные страдания...»

Во второй раз Хальвард пришел к источнику, чтобы перестать быть волшебником, но вместо источника (тот к этому времени высох) нашел там своего старого знакомого. Тот предложил ему выбор — написать рунами свое настоящее имя и так навсегда потерять свободу, но зато сохранить волшебную силу, либо — умереть.

Храбрый Харвальд предсказуемо выбрал второе, умер, а источник возродился — на этот раз, из его сердца.

Нэт закрывал книгу со смешанными чувствами.

Почему в его сне никакого выбора не было? И кем бы стал охотник, если бы все-таки написал свое имя?

Если письмо действительно содержало магический ритуал, который мог его спасти, то как — и где нужно было его проводить? Нужно ли было петь неизвестные песни, или отправиться на север в мифические земли ледяных великанов? Он искренне надеялся, что нет.

Обратный путь казался короче — и плот дожидался на том же месте. Волны реки, полные магии, послушно несли его сами, дорога ложилась под ноги, как шелковое полотно. Он старался не думать ни о встрече в лесу, ни о том, что, согласившись с условием, потерял безвозвратно.

Шел легко, не испытывая никакого страха. Дикие звери не брали его след, птицы разлетались прочь, едва заслышав шаги. Он думал, что после сделки перестанет чувствовать магию, но почему-то чувствовал ее еще острее...

Проснувшись посреди ночи, долго привыкал: такой реальный был сон, что еще несколько минут он пытался понять, как это случилось — вот только что он шел по снегу, а вот — лежит. Потом сжал в кулаке одеяло, внезапно напомнившее только что снившиеся сугробы.

Пытаться уснуть снова было бесполезно.

Вместо этого, например, можно было сварить анальгетик помягче. Что-нибудь с кривельником, но без золотоглазки, на листьях каури. Потом чередовать его с простыми основами, и еще на полмесяца оттянуть привыкание. И подобрать, наконец, снотворное. В лабораторию идти не хотелось. Он спустился ниже, к озеру, минуя пустые коридоры, в которых пахло плесенью и сыростью.

* * *

Светильник зажегся со второй попытки: тонкие тени заплясали по стенам. Пристроив ингредиенты на табурет, выставил треногу и котел и устроился рядом, на полу. У стены осталась маленькая клетка с одной-единственной крысой: идея взять ее с собой возникла позже, когда уже уходил из кладовой — на случай, если одного зелья будет мало, чтобы дотянуть до утра.

Уже помешивая против часовой, во второй фазе, поймал себя на том, что слышит тонкий, почти неразличимый шепот, хрустящий травянистый душок. Это магия сплавляла компоненты воедино, превращала их в нечто новое, с ювелирной точностью заполняя прорехи, соединяя, связывая. Кривельник разошелся в основе без осадка, и горький запах толченых листьев слился с его звонкой, высокой нотой.

Котел остыл, Нэт осторожно разлил состав по флаконам.

«Когда стрилера добавлял, тоже ведь... никакой это был не фон защиты. И у полок с группой D в кладовой...»

Он попытался представить себе, о чем думает Снейп, когда видит, как его ученик безо всяких расчетов безошибочно делает нужные обороты, просто потому, что имеет еще одно, запасное чувство. Ничего хорошего представить не получалось.

До утра оставалось еще три часа — крыса нервно грызла сухарь, забившись в угол. Причины нервничать у нее были: Нэт сверлил ее взглядом и размышлял, стоит ли применить на практике совет безымянного автора.

«Если мои сны что-то и значат, то только то, что Снейп прав — делать такие вещи в одиночку попросту опасно».

«Ну конечно, а когда он тут будет рядом стоять, это сразу все изменит. Он же и половины того, что ты почувствуешь, не заметит...»

«С другой стороны, он же сам мне книгу на руки дал. Гексограмма только одна, скорее всего, ничего вообще получится. Тот некромант действовал скорее наугад. Ты имеешь полное право проверить версию, даже более того, ты обязан исключить неверные гипотезы, прежде чем предлагать варианты перевода...»

Рунный круг внутри Нэт вычертил мелом, а на углах гексограммы зажег огни — без палочки, чтобы не оставлять доказательств. Когда все было готово, выпустил в круг крысу и некоторое время безучастно наблюдал, как она натыкается на невидимые барьеры. Согласно рекомендациям из нелегального издания, так и должно было быть.

Пора было начинать.