Янтарь (джен)

1

Костёр уже догорал, и его пламя освещало поляну вокруг, наверное, не далее, чем на десяток локтей — для обычного человека, но не для Беренгара, чьё зрение было гораздо чувствительнее к свету. А Геральт-то, возможно, увидел бы отблеск огня за добрую версту. Геральт…

Беренгар не погрешил бы против правды, если б назвал его самым известным ведьмаком не только из ныне живущих, но и вообще живших в последние столетия. Это для кметов и городской черни его имя могло не значить ничего, максимум вспомнили бы они «Мясника из Блавикена». Но для существ более развитых, а уж тем более для других ведьмаков, Белый Волк был самой настоящей легендой — и, как всякая подобная личность, успел обрасти немалым количеством мифов и небылиц, распространённых как в Каэр Морхене, так и за его пределами. Что из этого было правдой, а что нет, Беренгар себе не представлял, но точно знал, каким он не ожидал увидеть знаменитого ведьмака. Тот оказался… старым. Нет, не настолько старым, как хрыч Весемир, давно растерявший мальчишескую прыткость, просто было заметно, что годы не пощадили Геральта, и способности его уже не те, что были на пике. Давняя травма ноги, из-за которой он открывался, сражения через силу с альвами — Беренгар не считал себя лучшим бойцом на всём Севере, но с таким противником он бы справился, и от осознания этого факта по телу разливались отвращение и страх. Будто кто-то готов был отнять у него нечто незыблемое, возможно, единственную сказку за последние несколько лет, в которую он почти поверил.

Конечно, неизбежность старости и смерти очевидна любому взрослому и даже ребёнку, и сам Беренгар, если доживёт, тоже станет лысым и беззубым, и его рефлексы утратят свою стремительность, а «отходняк» от зелий сведёт в могилу не хуже зубов флэдера. Но когда разрушительным действием времени тыкали прямо, можно сказать, в нос — Беренгару это совсем не нравилось. Впрочем, не нравилось ему много чего.

Например, неизбежность того, что Геральт в итоге обязательно выяснит о его роли в действиях Саламандр, о том, что он помогал работать с украденными мутагенами и рассказал бы всё о Каэр Морхене, если б те сами не выяснили. Не нравилось и то, что он попросту зассал рассказать об этом напрямую при личной встрече, и то, что в какой-то момент, очень скоро, надо будет высказать всё Геральту в лицо — или так и бегать, как крыса, до скончания дней… Это Беренгару, конечно же, тоже не нравилось, но теперь он собирался покинуть Темноводье. А пока — просто сидел возле постепенно гаснущего костра и смотрел, как отражается его свет в янтаре висящего на руке кулона. Кулон достался ему от Калькштейна, ещё в первую их встречу, когда тот ещё не знал, что перед ним ведьмак, и нанял его для совсем простой работы. Сам камень в нём был не совсем прозрачным, но внутри всё равно была видна какая-то диковинная застывшая тварь — какая именно, не представлялось возможным разобрать, потому что янтарь уже был треснутый, и трещина проходила примерно по тому месту, где и застыло это невиданное создание, но сейчас оно походило на крохотного человечка. По крайней мере, Беренгар именно так про себя его и окрестил, а чем это было на самом деле, не знал и Калькштейн.

Если верить алхимику, то эта диковинка вообще была родом из незапамятных времён до Сопряжения Сфер. А сам янтарь — только застывшей и пролежавшей очень, очень долго в земле смолой. В принципе, такая теория объясняла, как, помимо магии, в камень могли попадать разного рода насекомые или такие козявки, как в его кулоне. Ведь влипнуть в смолу, пока она ещё жидкая, легче лёгкого, а вот выпутаться оттуда, когда она начнёт застывать, будет намного более сложной задачей. Его собственные пальцы сейчас тоже были чёрными от смолы. Ведьмак испачкался в ней, пока заготавливал лапник для постели возле костра, и теперь он тоже ощущал себя в некотором роде эдакой попавшей в липкую субстанцию тварью.

Но в данный момент был важен не треснутый и доживающий свои последние дни камушек, а то, что в склепе не оказалось ничего, что могло бы навести на след доспехов Ворона или хоть как-то раскрыть их концепцию. Конечно, нельзя было сказать, что Беренгар и правда всю жизнь потратил на их поиски, — недостатков у него было много, но идиотом он себя не считал. А только конченый идиот мог бы посвятить всю свою жизнь поискам всем известной, но никем так и не найденной вещи. Ну, или гений — но гением Беренгар себя тоже не считал. И да, в данном случае шанс найти нужное был, конечно, минимальным. Другое дело, что нельзя же было пройти мимо заброшенной гробницы, если про неё ходили такие интересные слухи?..

Также стоило обдумать и тот факт, что у Геральта не всё было в порядке с памятью, — тот сам упомянул о такой проблеме. Не то чтобы у самого Беренгара с памятью было всё в порядке, но какого-то сочувствия или внезапной близости из-за похожих проблем он к Геральту не ощутил. Важнее было то, что частичная амнезия сделала Белого Волка непредсказуемым — нельзя было понять, что и в какой момент может вернуться в его голову, и как он в принципе намерен поступать, имея ограниченные знания. Он был похож на самум, приготовленный неопытным алхимиком: нельзя сказать, сработает ли такая бомба как надо, издаст ли тихий «чпок!» или же барабанные перепонки лопнут у всех за полверсты, включая того, кто эту бомбу кинул. И стоило признать, что данное обстоятельство сильно затрудняло планирование. А Беренгар никогда не был силён в составлении планов.

Давалось бы ему это умение чуть лучше — он и не пошёл бы в эту проклятую Вызиму, довольствовался бы тем, что ускользнул из лап Саламандр в первый раз и срочно, сразу же уплыл бы на этот берег, не дожидаясь, пока его схватят снова. В конце концов, он мог сколько угодно утешать себя тем, что якобы эксперименты Азара Яведа и Профессора могли принести ему восстановление репродуктивных функций, памяти — или хотя бы просто сделать человеком, заставив навсегда отказаться от участи ведьмака. Но с самого начала было понятно, что единственная настоящая причина, по которой он делал грязную работу, шпионил и убивал — страх. Перед тем, что он может облажаться, и тогда Саламандры снова выследят его, и на третий раз… вряд ли это будет лёгкая смерть. И только сейчас можно было решиться, и наконец, сбежать, разорвать порочный круг.

В любом случае, с утра надо было как-то начинать действовать дальше, а сейчас — заканчивать с размышлениями и постараться побыстрее заснуть. Блики костра на кулоне становились всё более тусклыми и тёмными, угли багровели, и по краям кострища лежал уже толстый слой белой, как мел, золы. Сквозь тёмные силуэты деревьев со стороны озера сочился лёгкий прохладный бриз, и сидеть становилось всё менее комфортно. Вдалеке раздавалось размеренное уханье совы. Постель, мягкая лежанка из лапника, пахла хвоей и смолой, зелёным смоляным месивом, в которое тело должно было влечь, влипнуть…

2

Темноводье казалось удивительно спокойным. Сложно было поверить, видя размеренную крестьянскую жизнь, что совсем рядом, недалеко от противоположного края столицы, в точно таких же деревнях часть домов были покинуты, а жители оставшихся дрожали от страха, алчности и зависти одновременно. Что там с наступлением темноты люди запирали двери на все засовы, подпирали их чем-нибудь тяжёлым для надёжности и дрожали-дрожали-дрожали… Здесь же солнце мирно освещало соломенные крыши, светило на янтарного цвета поля, полные спелой пшеницы. Житница — именно такая характеристика подходила месту лучше всего. С первого взгляда можно было утверждать, что урожай здесь всегда богатый, что амбары полны зерна, что никогда люди не испытывают лишений. Если и была какая-нибудь идеальная кметская жизнь, то возможна она была именно в таких селениях. Именно так в своих рассказах сельские трактирщики и просто выпивохи часто представляли времена до войны. Беренгар эти блаженные времена, конечно же, не помнил, но не особо верил — людям свойственно быстро забывать плохое, а помнить только хорошее. Если, правда, речь идёт не о том, кто подложил свинью, — такое почему-то запоминается всеми. Равно как и то, что сделанное добро тоже отчего-то вспоминается редко.

Трактир возле Темноводья выглядел под стать селению: старое бревенчатое сооружение, которое можно было назвать даже монументальным для сельского дома, окружённое не менее мощным частоколом, непонятно для чего здесь нужным, с несколькими небольшими пристройками — то ли сарайчиками, то ли хлевом и другими постройками непонятно для каких нужд. Уже проходя мимо селения сложно было не заметить то, что в нём происходили странного рода приготовления, и обилие людей возле таверны говорило о том же. Внутри тоже было тесновато и, несмотря на то, что время было не позднее, относительно свободным оставался лишь стол в углу помещения, не освещённый ничем, — за остальными сидели люди. Возле стойки происходил спор между трактирщиком и двумя людьми явно не из самых простых, если судить по одёжке, кметов. Старший из них раздражённо махнул рукой, развернулся и протопал мимо ведьмака наружу, словно ничего не замечая. Другой тоже развернулся и пошёл было следом, но тут его взгляд остановился на Беренгаре.

— Прошу прощения, милсдарь, — поздоровался он. — Но ведь вы же ведьмак, да?

— И как ты только догадался… — беззлобно огрызнулся Беренгар.

— Два меча за спиной, — пожал плечами собеседник. — Да и вид сам по себе выдаёт, — он улыбнулся.

— Надеюсь, ты подошёл, чтоб поговорить о заказе, — Беренгар не был настроен на длительный разговор. — Учитывая, что ничего другого приятного от вас не услышишь…

— Что ты! — всплеснул руками кмет. — Я ведьмаков очень даже уважаю, ведь именно благодаря одному из них наша семья разбогатела на шахтах в Ковире. — Кмет похоже оказался не кметом, а, судя по всему, купцом.

— Это всё здорово, — оборвал его Беренгар, — но мне бы сейчас — именно сейчас — не помешал бы заказ, а не восхваление неизвестного мне ведьмака.

— Конечно-конечно, — купец нисколько не обиделся. — У меня есть заказ, но это будет достаточно долгий разговор…

— А в двух словах?

— В двух словах, — как ни в чём не бывало продолжил собеседник, — надо установить мир между людьми и водяными.

— Мне надо немного подумать над этим, прежде чем обсуждать всё в подробностях, — вымолвил Беренгар после небольшой паузы. — Тебя где можно будет найти? Прямо в таверне или всё же в деревне?

— Вечером я снова буду здесь, — улыбнулся тот.

Беренгар сделал заказ и отправился искать свободное место. В принципе, в его ситуации стоило браться за любую оплачиваемую работу, но он уже настолько привык, что почти все заказы, которые можно получить ведьмаку, — это разобраться с каким-либо чудищем (или не совсем), проверить что-то, в крайнем случае куда-то сходить и что-то отыскать, но напротив, помирить людей с нелюдями? Нет, с этим местом что-то определённо было не так. По его мнению, такой вот мир вообще редко когда заканчивался чем-то хорошим, обязательно взаимные претензии накапливались и вырывались в новые конфликты, и наиболее надёжный способ таких конфликтов избежать — это когда одна сторона сильно прорежает вторую, возможно, до полного уничтожения. И чаще всего именно к тому наниматели ведьмаков и стремились. Здесь же возникало ощущение, словно он попал в рай, награждённый за всего свои лишения и страдания, — останавливало только, что если б ему воздалось по его делам, то его пожрал бы вечный огонь или Зверь из предместий Вызимы, которого он так и не одолел… Беренгар сразу направился к дальнему столу, почти терявшемуся в полумраке помещения, и потому увидев, кто за ним сидел, едва не схватился за предательски ёкнувшее сердце. Рыжие волосы, изящная фигура в простом, но украшенном узорами платье, чёрная накидка, прикрывающая его, взгляд, в котором мелькнуло узнавание, чуточку насмешливый, полуулыбка алых губ — перед ним определённо сидела Абигайл. Он не знал, чем закончилась история в предместьях, что стало со Зверем и с обычными их обитателями, людьми… И не хотел знать. Это… словно он оказался перед человеком, перед которым был виноват, которого бросил в трудной ситуации (да оно в некотором роде и произошло так).

— Ну здравствуй, — теперь она открыто улыбнулась, словно ни в чём не бывало. — Какими судьбами? Садись, расскажешь. — Отказать Беренгар просто не смог — было нечто в её голосе, в её интонациях, в её виде, в самой её личности, то, что делало невозможным побег от реальности, какое-то исходящее от неё величие и превосходство, чувствующееся нутром. То, что исходило в прошлую их встречу совсем незаметно, то, что сейчас он ощутил неожиданно отчётливо.

— Здравствуй, — он не смог сдержать нервный вздох. — Скорее у тебя надо спрашивать — я-то всегда в поисках, вечно то в одном месте, то в другом, а ты, — он сглотнул, — как понимаю, предпочитаешь оседлый образ жизни.

— Меня, так сказать, иногда не спрашивают, — ответила ведьма скорее грустно, чем саркастически. — Боюсь, после случившейся истории меня там не стали бы терпеть. Все люди хотят свалить свои грехи на того, кто хоть как-то от них отличается, — будь то эльфы, краснолюды, маги или простая деревенская ведьма… — она взяла небольшую паузу, — или проходящий мимо ведьмак, — и лишь пожала плечами.

— Это, вижу, грустная тема, — решился всё же спросить Беренгар, — но всё же… — он прервался, остановленный мягким жестом Абигайл.

— Сейчас расскажу, — вздохнула она. — Ты, по крайней мере, принял в этом деле участие, и даже очень помог… — она ненадолго прервалась, — Геральту. Наверное… — она хотела продолжить, но Беренгар закашлялся.

— Что-то не так? — удивилась Абигайл. — Ты его знаешь?

— Это достаточно известная личность. Среди ведьмаков, — выдавил Беренгар.

— Ну, в общем, он помог, — продолжила она. — На основе твоих записей и увиденного своими глазами, он пришёл к выводу, что виной всему проклятие, вызванное грехами жителей предместий. Они в это не особо поверили, — Абигайл вздохнула, — и решили, что самым правильным вариантом будет расправиться со мной и Геральтом. Ну… — она пожала плечами, — и Зверь, и Геральт объяснили им, что они неправы. Правда, население предместий сильно уменьшилось… Но зато мы победили Зверя, — добавила она.

Забавно. Беренгар считал, что именно она была виновна в появлении Зверя, и именно поэтому не захотел впутываться в дело. Выходит, он был неправ? И все его выводы, сделанные на верных предпосылках, оказались неверными?

— Уже что-то, — ответил он. — Теперь перебралась сюда? Надолго?

— Не знаю, — она снова пожала плечами. — Здесь как-то…

— Чересчур спокойно? Радостно? — продолжил он за Абигайл. — Я тоже нечто такое заметил. Представляешь, — поделился он впечатлением, — мне только что предложили мирно разрешить конфликт людей и водяных. Мирно!

— Скорее неправильно, — неожиданно закончила ведьма. — И знаешь… соглашайся. Всё стремится вниз, медленно погружаясь в кошмар, всё стремится к саморазрушению, ты не замечал?

Беренгар промолчал.

— Все действия ведут к разрушению, — повторила она. — Поэтому соглашайся, делай свою работу. Когда-нибудь мы все окажемся во тьме — или же тьма исчезнет — но это вряд ли. Так что нет смысла бежать или пытаться отсрочить неизбежное, — Абигайл внимательно на него посмотрела. — Кто-то может сказать, что действие — зло, а сохранение того, что имеем, — благо. Но я считаю, что наоборот.

— Очень… необычная позиция, — осторожно заметил Беренгар. — Знаешь, — продолжил он, — недалеко от Темноводья есть лагерь бывших «белок», и вот они думают совсем иначе. — Он вспомнил свои разговоры с ними. — В том числе считают возможным сохранение статус-кво и мира с людьми…

— Не знаю, — пожала ведьма плечами. — Ты уж сам решай для себя. Но если не раскрашивать мир своими красками, то зачем в нём существовать?

— Мои краски — в основном алые, пурпурные, — он тоже пожал плечами, — цвета крови. А здесь яркий солнечный праздник…

— Ничего, — улыбнулась Абигайл. — Будут тебе и пурпур, и зола в конце всего…

Это настораживало. Раньше он помнил ведьму более жизнерадостной, хотя про мрак и золу она тогда тоже говорила. С другой стороны, после того, что случилось весной, вряд ли кто-то стал бы веселее, скорее наоборот. Если в жизни случаются в первую очередь плохие события, мало кто приучится думать весело, да и сам Беренгар всегда был мрачным…

— В любом случае, рад тебя видеть, — добавил он наконец. Абигайл, пожалуй, была единственной, к кому он относился безоговорочно положительно, той, кто принял его таким, какой он был. Время, в которое они встретились впервые, было не самым радостным, но здесь, где было мирно и спокойно, он очень, очень хотел остаться вместе подольше.

3

Здесь водились волки, довольно много волков — это Беренгар мог сказать точно. Хорошо, конечно, что не какие-то чудища, а вполне обычные звери, но стоило оставаться начеку. Точнее, им стоило бы оставаться начеку, но у него был несколько другой план. Пока Лысый — бывший охотник — ходил на разведку, он с Глыбой, достаточно мощным, но тоже сторчавшимся уже мужиком, развели костёр, и Глыба стал готовить в котле варево, а сам Беренгар приготовил лежанки из лапника, отчего руки стали липкими и пахли хвоей. Луна была скрыта за облаками, поэтому единственным источником света этой ночью был костёр, и Беренгар очень надеялся, что Лысый, который уже задерживался, не заблудится и отыщет его.

— Может нам того, сходить за ним? — спросил его Глыба.

— И самим потеряться? — саркастически заметил Беренгар. Нет, у него было очень хорошее зрение, но совсем не было желания рыскать по окрестностям, если можно было пока подождать и отдохнуть. — Нет, лучше подождём до утра, а уж дальше решим, — он отмахнулся.

Ждать пришлось недолго — через несколько минут Лысый, чертыхаясь, вошёл в круг света с крайне недовольным видом. Рассказ о том, что же произошло, не заставил себя ждать.

— Мы здесь не одни, — недовольным голосом сообщил он подельникам. — Ниже, возле озера, есть ещё какая-то группа. И хуй мне в глотку, если я не прав, но это белки!

— Ты чо, хвосты у них видел? — недоверчиво спросил Глыба.

— Нет, но поверь мне, — Лысый внимательно посмотрел на собеседника, — это не люди.

— Значит, нам надо завтра отойти подальше, — спокойно сказал Беренгар, несколько задумчиво, потому что это вносило небольшие коррективы в его план. — Ты, — обратился он к Лысому, — вернёшься за подмогой. Втроём нам тут ловить нечего — зарежут и не подавятся. А сегодня точно надо дежурить ночью.

— Надеюсь, ты тоже собрался дежурить? — мрачно спросил Глыба. — А то сгрузишь всё на нас, а лучше было бы выспаться… — он с наслаждением зевнул.

— Я понимаю, что ты ленив, — огрызнулся в ответ Беренгар, — но инстинкт самосохранения ты не потерял?

— Инс-чего? — переспросил Глыба. — Нормально можешь сказать.

— Говорю нормально, — Беренгар решил не препираться особо с подельником, — дежурить будут все, и я готов быть первым, и даже дольше, чем остальные. Как вы там будете дальше — решайте между собой, но если я проснусь, а вы, суки, оба дрыхнете…

— Да поняли-поняли… — перебил его Лысый, отмахнувшись.

Они попрепирались ещё немного, но в итоге поели похлёбку из кореньев с сухарями и улеглись на лежанки. Все, кроме Беренгара. Он взял себе арбалет — выданный один на троих — и остался сидеть, повернувшись спиной к пламени, глядя на причудливые тени на стволах и ветвях деревьев вокруг. Дежурить как следует он, конечно, не собирался — и не потому что хотелось спать, ведь выспался он заранее, ещё до того, как они пересекли озеро, да и сидя в лодке, он немного подремал, предоставив возможность грести двум пошедшим с ним бандитам. Это они ехали вместе с ним разведать местность и похитить какого-то мальца по имени Альвин, а у него были совершенно другие планы.

С лежанок вскоре начало раздаваться мирное посапывание, а пламя костра становилось всё тусклее. Угли, тем не менее, были жаркими и хорошенько нагревали спину. Посторонних звуков почти не было — даже листья не шумели, потому что ветра как такового не было. Только ухала вдалеке сова. За последние месяцы Беренгар впервые оказался в такой спокойной и умиротворяющей обстановке, которая даже казалась нереальной из-за своей непривычности. Никто ни за кем не гнался, никто пока никого здесь не убивал, не чувствовалось тени страха, нависшего над Вызимой. Возможно, так было лишь потому, что он только приехал в это место и пока не успел увидеть, что и здесь атмосфера стоит та же… но даже если и здесь были всё те же привычные лишения, болезни, голод, страх — ощущать их не хотелось как можно дольше, тем более что его послали сюда, в том числе, и для привнесения такой атмосферы. Но — опять же — у него были совсем иные планы.

Подождав ещё немного, Беренгар перешёл к действиям. В округе было много волков, и это стоило использовать в своих целях. Достав заранее приготовленное зелье-приманку, он аккуратно открыл флакон, разбрызгал содержимое по окрестностям, особенное внимание уделив лежанкам. Состав был далеко не самым простым в изготовлении, зато действовал безотказно — скоро звери должны были почуять запах, и тогда вряд ли что-то их остановит… Флакон он аккуратно закрыл и взял с собой — зелье выветривалось достаточно быстро, а оставлять следов он не хотел. Без него встречу с волками бандиты вряд ли могли пережить, а его путь лежал… Что ж, если Лысый не врал, то ему вначале следовало наведаться ниже, в лагерь возле берега озера.

Ночной лес словно вымер — хотя нет, скорее застыл, заснул, лишённый дневных красок жизни. Беренгар боялся при ходьбе создавать какой угодно шум — казалось, что он будет слышен за милю, и тогда его точно должны заметить раньше, чем надо. А если его встретят подготовленными, то, возможно, просто убьют, как любого постороннего человека, — иллюзий по поводу мягкосердечности «белок» он не питал, скорее наоборот, был наслышан об их действиях, а самую малость даже успел увидеть. Впрочем, те, кто на них охотились, тоже были хороши. Да и сам Беренгар… такое восприятие даже пугало, но он чувствовал некоторое мрачное удовлетворение от осознания: пока он отдалялся от своего бывшего лагеря всё больше, вокруг начинало смыкаться кольцо волчьей стаи. Ещё немного — и некому будет доложить Азару Яведу с Профессором, что их бывший слуга решил разорвать с ними отношения.

Свежий и прохладный воздух с озера ударил в лицо совершенно неожиданно, и тогда же стал ощущаться лёгкий бриз, заставляющий листья вокруг шелестеть. Что ж, это было даже на руку — теперь никто не должен услышать его раньше, чем он объявится, а тот факт, что стало чуточку светлее, позволял ведьмаку лучше различать фигуры поблизости, и теперь скоя’таэлей не надо было искать почти на ощупь. Пусть те же Лысый и Глыба не смогли бы ничего заметить, но Беренгар вскоре наткнулся на следы пребывания в этом месте посторонних, и следы эти вели… Да, через какие-то мгновения стало заметно чью-то фигуру, стоявшую на фоне утёса, — всё-таки направление он выбрал изначально самое что ни на есть верное. Подкрадывался он тихо, да и зрение у ведьмаков получше даже, чем у старших рас, поэтому лицо эльфа он смог разглядеть до того, как тот смог бы заметить что-то неладное при столь плохом освещении. Если б надо было убить его, то у того не было бы и шанса, а так Беренгар подождал, пока цель прикроет глаза и совершил финальный рывок… Через мгновение взгляд эльфа поймал фигуру, направлявшую в него арбалет почти в упор.

— Т-с-с-с… — прошипел ему ведьмак. — Если ты дёрнешься, то я всегда успею выстрелить и скрыться.

— Кто тебя послал, d’hoine? — мрачно спросил эльф. — И что ты от меня хочешь?

— Кто бы меня ни послал, я сам по себе, — тихо ответил Беренгар. — А ты — проведи меня к вашему предводителю.

— Думаешь, мне так дорога жизнь, d’hoine, — столь же тихо сказал дозорный, — что я позволю врагу попасть в наш лагерь?

— Думаю, что когда я окажусь в лагере, — для пущей убедительности он смотрел эльфу прямо в глаза, — для вас не составит ни малейшего труда разделаться со мной в несколько мгновений, всем скопом.

— Тогда, — спокойно произнёс эльф, — сначала опусти арбалет.

Беренгар вздохнул, прислушался к ощущениям. В пределах четырёх, а то и пяти десятков локтей никого не было ни из людей, ни из старших рас. Он медленно опустил арбалет и так же, не торопясь, опустил тетиву.

— Если что, — напомнил он эльфу, — тебя я успею убить без вопросов. И говорить прошу на человеческом.

— Не сомневаюсь, — буркнул в ответ тот, видимо, решив не сопротивляться, и с неохотой стал проводником Беренгара. Как оказалось, поблизости находилась пещера, которую и облюбовали в качестве места для лагеря «белки». Посреди просторного грота горел небольшой костёр, освещая внутреннюю её часть мягким красноватым полумраком, с одной стороны у стены лежали заготовленные дрова, а вокруг костра находилось более дюжины «белок» — и все из них оказались эльфами. Большинство спасли вповалку, но ещё один скоя’таэль бодрствовал и заметил приближение посторонних. Оружия он, однако, выхватывать не стал, ограничившись простым вниманием к прибывшим персонам.

— Он пришёл поговорить с Торувьель, — кивнул дозорный на Беренгара. Его товарищ пожал плечами и начал будить одну из спящих — это была эльфка. От остальных она отличалась в первую очередь косичками на висках.

— Ты мне его привёл, — констатировала она дозорному, проснувшись.

— Не то чтоб у меня был выбор, — огрызнулся он в ответ. Эльфка на это только пожала плечами.

— Ты ко такой?

— Беренгар, ведьмак, — представился Беренгар. — Из школы Волка, если это тебе что-то говорит.

— Я знала только Геральта из школы Волка, — ответила Торувьель. — И он был достойным… ведьмаком.

— Все знают Геральта, — констатировал Беренгар с неожиданной… досадой?

— Но ты, наверное, пришёл не просто так… — направила его мысль эльфка.

— Да. С просьбой, точнее — с предложением. Видишь ли, — он вздохнул, — мне надо бы смыться отсюда незамеченным, и вы должны знать хорошие пути, — он поднял руку, призывая не перебивать. — У меня же есть информация по поводу Саламандр, и весьма ценная, скажу я вам.

— Я даже не знаю, кто такие Саламандры, — осторожно заметила Торувьель.

— Ты же не о ящерицах, да? — вмешался в их разговор ещё один эльф.

— Нет, я о бандитах, — спокойно, не меняя интонаций, ответил Беренгар, — которые в итоге придут сюда, и если ты не будешь достаточно предусмотрительным, — он посмотрел эльфу в глаза, — то вспорют тебе брюхо и засунут кишки прямо в глотку.

— Прямо так и сделают? — скучающе спросила Торувьель.

— Нет, тебя просто заебут до смерти.

— Я прямо-таки заинтригована, — холодно ответила эльфка. — Но что заставляет тебя думать, будто некие головорезы вышли на охоту на нас, сидящих здесь уже не первую неделю и даже не месяц?

— То, что их сюда послали на зачистку территории, — не моргнув, ответил Беренгар. — И да, можете не спрашивать, меня послали вместе с первой группой.

— И ты пошёл, — не повышая голоса, констатировала Торувьель.

— А то меня спросили, — ядовито заметил он, — хочу ли я работать вместе с ними. Нет, вот знаешь, нет — всех спросили, а меня забыли, представь, — он начал распаляться.

— Довольно, — прервала его собеседница. — Меня не интересуют твои жалобы, только факты. И что с вашей группой?

— Кормят волков. — На этих словах брови её взметнулись вверх.

— Не без твоей помощи, — она не спрашивала — она утверждала. — Но не буду с тобой играть, перейдём к твоему вопросу… — Торувьель взяла паузу. — Ты знаешь, почему мы до сих пор сидим здесь, а не, допустим, в Синих горах?

— Понятия не имею, — честно ответил Беренгар. — Я только несколько часов назад вообще узнал о вашем существовании.

— Мы — бывшие скоя’таэли, — ответила она, — и как ты знаешь, вне закона. Все дороги контролируются и прочёсываются. Если мы сдвинемся, то рано или поздно нашу группу обнаружат и перебьют. Солдаты Фольтеста гораздо менее добры к нам, чем местное население.

— А местное население добро к вам? — с удивлением спросил Беренгар.

— Эти d’hoine нас даже жалеют, — почти выплюнула Торувьель — жалости по отношению к себе эльфы не терпели. — Но они настроены к нам доброжелательно, — с некоторым недовольством отметила она. — И мы сами считаем, что с людьми можно жить мирно, не нарушая status quo.

— Зачем же вы тогда?.. — закончить Беренгару не дали.

— Затем. Мы переосмыслили свои действия, — ответила она. — Наш путь — сохранять, а не сражаться за свободу, уничтожая невинных вместо виновных. Действия ведут к разрушению, и только сохранение есть благо…

— Давай не будем об этом, — перебил её Беренгар, — мне интересно сугубо моё предложение.

— Я не знаю тайных путей, — честно ответила она, — но мы не будем запрещать тебе заходить к нам, если таково твоё желание. Обычные люди — не враги нам.

Беренгар снова вздохнул. Похоже, она не врала, а значит, надо было остановиться на старом плане…

4

Вначале Беренгар просто не поверил своим глазам — да и кто на его месте мог такого ожидать, что ставшая привычной уже картина мира даст трещину. Все те дни, что он находился в деревне и её окрестностях, нельзя было найти ни малейшего намёка на заказ для ведьмака — если не считать той нелепости с перемирием между людьми и водяными. Ну, это-то в итоге удалось сбагрить Геральту — благо, на достойную награду тут претендовать вряд ли получилось бы. Но в те послевоенные времена, когда почти в каждом большом селе страдали от падальщиков или ещё кого похуже, в этих местах всё было глухо. До этого дня, до этого самого момента, когда перед Беренгаром появилась полуденница и начала говорить какую-то белиберду. Полный, абсолютно бессмысленный бред. Что-то про малину для возлюбленного…

— …Ты не видел мой платок? — всё ещё продолжала она. — Я его потеряла…

— Я поищу, — ответил Беренгар больше от неожиданности, нежели от желания помочь или успокоить существо.

— Спасибо тебе, путник… — голос доносился уже сзади, ибо ведьмак, больше на рефлексах, постарался отойти подальше. Наличие полуденницы воспринималось здесь, среди полей и поросших кустарником оврагов столь неправильным, что в него не верилось. Всё ещё не верилось. Настолько, что лишь после нескольких шагов Беренгар вспомнил: все разговоры полуденниц и полуночниц посвящены, как правило, тем мыслям, что волновали их перед смертью. По крайней мере, до тех пор, пока они не осознают факт собственной смерти — и убить их до этого момента тоже очень тяжело, можно разве что только отогнать на время. И зачем он здесь вообще оказался?

Нет, причина, по которой он двинулся сюда, в поля, была до безумия проста — разбогатеть на заказах возможности не было, а для того чтобы двинуться куда подальше, стоило хоть немного подзаработать — и не как батрак, конечно. Это в сытом и добром Темноводье ему могли предоставить еду (и даже ночлег — но от последнего он обычно отказывался для экономии) за гроши, а в более привычных городах и поселениях попытались бы содрать всё до последнего медяка. Впрочем, почему в привычных? С его прихода сюда прошло всего ничего времени, а уже стало казаться сомнительным само существование в той же стране таких полярных мест, как Темноводье и предместья Вызимы — а ведь присутствие здесь Абигайл было тому подтверждением. И кстати, на ней-то он и хотел немного подзаработать. Ведьме нужны были разного рода травы, лепестки мирта, цветы и стебли бурой твири и прочие ингредиенты растительного происхождения, для зелий и не только. Да и самому Беренгару оно не помешало бы, хотя кого спроси, не поверил бы: не ведьма собирает травы для продажи ведьмаку, а строго наоборот. Нонсенс! Собственно, и здесь, возле оврага, недалеко от утёса, расположенного к востоку от разрушенной мельницы, он задержался, чтобы собрать едва расцветшую твирь, когда наткнулся на полуденницу. А теперь — медленно шёл обратно.

Если брать в расчёт малину для возлюбленного… погибла девушка, ставшая полуденницей, здесь, возле малинника, собирая ягоды. Платок она могла обронить как ещё до смерти, так и непосредственно, можно сказать, в процессе. Что же касалось её личности или личности возлюбленного, утверждать наверняка было ничего нельзя, но у Беренгара были очень плохие предчувствия. Он вспомнил купца из Ковира, приехавшего сюда и собиравшегося жениться на девушке из местных… как там было его имя? Точно, Юлиан. А девушку звали Алиной, она была статной, с двумя пышными светлыми косами… Беренгар оглянулся. Полуденница всё ещё суетилась на месте — безо всякой пользы, как это и случается обычно после смерти, — и светлые её косы колыхались туда-сюда. Только светящиеся не то золотом, не то янтарём, как в медальоне, золотые глаза на абсолютно мёртвом, страшном лице оставались странно спокойными…

Ему вдруг представились такие же искры, летящие из-под соломенных крыш, покрытых чёрно-белым дымом, запах гари, пепел вместо полей, такие же мёртвые, украшенные пурпурными каплями крови лица, запах разложения… миг — и видение пропало. Вокруг всё ещё были пшеничные поля, сзади оставался поросший малиной овраг, сбоку — небольшой утёс с сухим деревом на вершине, разрушенная мельница, тоже мирная, след совсем уж давних времён — теперь-то муку мололи прямо возле деревни. И над всем этим — чистое синее небо, без единого облачка, из-за чего чудище до сих пор казалось галлюцинацией, миражом, что поджидает путника в пустыне, который, казалось бы, близко, но на самом деле находится в каком-то параллельном, не пересекающимся с реальностью мире, который только и может, что соблазнять желанными или пугать страшными картинами того, что впереди. Его внезапно пробрал озноб, в этот жаркий летний день, такой, когда подолгу не заходишь в тень, начинаешь плавиться — озноб. Словно вокруг была бескрайняя холодная пустыня, покрытая не спелыми злаками, а не то снегом, не то пеплом, оставшимся от бескрайних пожарищ. Возможно, болезнь, иллюзия? Неожиданно отчётливо ощущались, словно тиканье настенных часов в доме Калькштейна, отголоски ударов сердца.

Беренгар направился обратно в таверну, здание которой было видно на горизонте, и её соломенная крыша сверкала под солнечными лучами. Звуки появились уже позже, а до этого — тишина, прерываемая лишь стрёкотом кузнечиков. Они ещё не знали, что поблизости появилась полуденница — монстр, который в любой момент может погубить всё в округе, — а может, им, насекомым, было просто всё равно. Для них Солнце несло только тепло и жизнь, и они так и застыли в этом вечном лете, в котором не было ничего непривычно опасного, ничего лишнего, такого, что быть не должно. А Беренгар… Беренгар как ведьмак хорошо видел, что произошло, и не меньше видел, пользуясь жизненным опытом, что местные жители понятия не имеют, какая тварь поселилась рядом с ними. Главное, что для победы над полуденницей требовалось затратить немало времени и средств — и вряд ли ему кто-то их возместит. С другой стороны, оставался ещё Геральт, сияющий рыцарь без страха и упрёка в мире ведьмаков…

В таверне Беренгар взял здоровую — пинты на две, наверное, — кружку пива. Здесь его варили с добавлением пшеницы, что придавало ему более светлый оттенок и мягкий вкус. Найти такое даже в столице, совсем недалеко отсюда, было можно, но цена там отнюдь не делала его доступным. Здесь же — запросто, тем более что мягкий вкус отлично подходил для той цели, с которой Беренгар его взял: просто чтоб было что потягивать, подумывая над своими действиями. Обращаться к Геральту не хотелось, делать что-то самому — тем более. Дело грозило принести много нудной работы, и… точно, Абигайл же была на своём любимом месте, за дальним столиком, так что Беренгар со своим пивом отправился туда.

— Привет, — поздоровался он, сев напротив и со стуком поставив кружу на стол. Густой напиток всколыхнулся, но не выплеснулся. — Сходил я тут тебе за травами…

— Надеюсь, собрал достаточно? — поинтересовалась Абигайл.

— Вороньего глаза я у вас не нашёл, но мирт растёт, а твири столько… думал, таких мест, где она растёт буквально под ногами, и не бывает, — без раздумий ответил Беренгар и отхлебнул пива.

— Не очень хорошая примета… — задумчиво произнесла ведьма.

— Дело не в приметах, — перебил Беренгар. — Точнее, не так. Я пришёл поговорить не о приметах. На полях теперь опасно, — он внимательно посмотрел на собеседницу.

— И что там появилось? — Абигайл сосредоточилась.

— Полуденница.

— Что?! — её глаза широко раскрылись, но вскоре лицо приняло нормальное выражение. — Хотя… это многое объясняло бы. Правда, вести чересчур дурные…

— И что же это объясняет? — поинтересовался Беренгар. — Кто-то из девушек недавно пропадал?

— Я слышала, что на полях потерялась Алина. Дочь солтыса, невеста Юлиана из Ковира, — на всякий случай пояснила Абигайл. — Так что если твоя информация верна, вместо свадьбы здесь состоится траур.

— Проблема в том, что полуденницу надо уничтожить, — ответил на это Беренгар. — Лучше бы это поручили Геральту… — он сделал небольшую паузу.

— Насколько мне известно, — продолжила вместо него Абигайл, — Геральт сейчас как раз ищет Алину в полях, так что скорее всего, наткнётся на то же, что и ты.

— Что ж, это меняет дело, — ответил Беренгар несколько ободрённо. — Тогда, пожалуй, лучше пока промолчать.

— Не хочешь браться за эту работу? — удивлённо спросила ведьма. — Я думала, это по твоей специальности…

— Это долго, муторно, — он скривился, — и к тому же, за такое обычно почти не платят. А мне, — он отхлебнул ещё из кружки, — надо доделывать свои дела и уходить отсюда побыстрее… К тому же, тут бы ещё не напортачить…

— Думаю, это первое плохое известие, — заметила Абигайл. — Но не последнее. И твоё бездействие — с некоторой точки зрения благо. А действия Геральта, может, и приведут к катастрофе, — она пожала плечами.

— Думаешь? — переспросил Беренгар. — Почему? К тому же, не ты ли недавно говорила, что всё наоборот?

— Потому что это не совсем моя точка зрения, — пояснила она. — Я про благо, не про катастрофу.

— А почему всё, по-твоему, движется к катастрофе?

— Возможно, потому что Геральт действует, — тихо ответила она. — Пытается залатать дырку в сосуде, в то время как вся конструкция начинает разваливаться сама. Тебе ничего это место не напоминает?

— Здесь ты как будто погружаешься в сказочное прошлое, — описал свои ощущения после минутного молчания Беренгар. — Которое если и было, то, наверное, только в мечтах.

— Можно и так сказать… и знаешь, в любом прошлом каждое активное действие приближает будущее, — она грустно улыбнулась. — А будущее я уже видела.

— И потому бездействие в данном случае — может быть благом? — уточнил он. — Что будущее не светлое?

— Всё в итоге станет пеплом, прахом и погрузится в вечную тьму кошмара… — она замолкла и только глубже закуталась в чёрную, плетёную, точно паутина, накидку…

Когда Беренгар отдал травы и рассчитался с Абигайл, то более решил не задерживаться в таверне и приготовить из остатков эликсиры и мази для себя. В стороне от деревни, конечно. Ему вообще срочно потребовалось отойти от неё немного — не потому, что он верил в предрекаемые ведьмой кошмары, а потому что разговор напомнил ему о другом. Если любое действие приближало будущее, то он тупо топтался на месте, не делая почти ничего, словно завязнув в размеренной жизни этих кметов. А время шло, и его оставалось всё меньше, и нужно было всё же решиться и рассказать Геральту о своей роли у Саламандр, возможно, помочь чем-то ещё, и главное — взять и покинуть здешний тихий уют, который и так должен был дать трещину после произошедшего… В любом случае, он не хотел оставаться в лете Темноводья, тёплом и ясном, надолго, на неопределённое время, застыть тут навсегда…

5

Почему он оказался на берегу озера в тот момент? Что его заставило пойти проверить спрятанную у берега лодку, если он хотел уходить скорее по дорогам? Геральт уплыл на остров, можно было дождаться его на берегу, и даже надёжнее было бы перехватить его по пути к деревне — уж туда он точно должен был ещё вернуться. Беренгар вряд ли смог бы ответить на этот вопрос точно. Зато точно мог бы ответить на вопрос, когда он понял, что его время здесь вышло. Именно в тот момент, когда он вышел на берег и увидел, как вдалеке, на границе видимости, появляются паруса, принадлежащие явно не торговому судну. Единственные суда, которые в принципе могли отправляться сюда, — это корабли Ордена, и не надо было гадать, по чью душу они плывут, что произойдёт через несколько часов, и что ждёт Беренгара, останься он здесь ещё ненадолго. Работая с Саламандрами, он успел узнать о том, что в Ордене у них существуют связи с какими-то достаточно высокопоставленными рыцарями. С какими именно, он, правда, затруднялся сказать, но то, что его работу здесь будут проверять… чтоб догадаться об этом, не нужны были семь пядей во лбу.

Когда на горизонте показались паруса, Беренгар просто стоял у камня, нежась сочетанием прохладного бриза и тёплого солнца, разглядывал свой нелепый кулон, и вроде как должен был размышлять, но мыслей практически не было. Тем более они не появлялись и в следующие минуты, когда он мог только, не шевелясь, смотреть вдаль, пристально, боясь моргнуть, словно увиденное и впрямь было миражом. Он практически наяву мог видеть вместо далёких, едва заметных фрагментов дым, тела, руины, виселицы… Далеко не сразу Беренгар нашёл в себе силы оторвать взор и посмотрел под ноги — он даже не успел заметить, как кулон выпал из рук и разбился о береговую гальку, и теперь обломки янтаря были разбросаны у него под ногами. Они блестели, переливаясь, на солнце, обрамляя жёлтым серебро цепочки, и в этой картине даже была своя красота, но увы, распавшийся на части, предмет утратил всякую ценность и смысл. Куда делось то существо, что было заточено в камне, он не видел, — казалось, будто оно то ли растворилось в воздухе, то ли просочилось между камней. Впрочем, это всё было неважно. Вид осколков наконец вывел Беренгара из стагнации — пора было действовать…

К пещере он двигался почти бегом. Голова начала работать неожиданно быстро и холодно. Собираться ему практически и не надо было, но оставалось ещё одно незаконченное дело — точнее два, но сделать второе и предупредить эльфов он собирался прямо сейчас. Он не знал, поможет ли его информация как-то скоя'таэлям, сумеют ли они извлечь что-то из выигранного времени, сумеют ли исправить ситуацию — но возможно, именно эта пара часов, пока корабли не увидят все остальные, и требовалась «белкам». Сидящие внутри пещеры, на данный момент они ели, жадно и вгрызаясь в лепёшки, — видимо, они всё же приняли еду от местных жителей. Когда он вошёл, кто-то из присутствующих попытался было взяться за оружие, но сразу же был остановлен рукой Торувьель, после чего сказал ей нечто, что Беренгар перевёл бы как вопрос, чего этот «d’hoine» здесь забыл, а также предложение его зарезать.

— Ты сейчас в моём лагере, и потому будь добр не угрожать моим гостям, — сказала она ему на человеческом. Эльф бросил на неё недовольный взгляд, но не ответил ни слова. — А ты, — обратилась она к Беренгару, — надеюсь, ты пришёл к нам не просто так? — Торувьель выжидающе на него уставилась.

— У меня для тебя не самые приятные известия, — бросил Беренгар. — Сюда плывут корабли, и я буду не я, если плывут они не от Ордена и не по вашу душу.

— И как скоро они здесь будут? — Торувьель переводила взгляд с эльфа рядом на ведьмака и обратно.

— К вечеру доплывут обязательно, — спокойно ответил он. — Вам надо срочно собираться и уходить.

— И ты, как я поняла, хочешь присоединиться к нам, — эльфка смотрела на него… с интересом?

— Боюсь, что нет, — Беренгар отрицательно мотнул головой. — У меня ещё осталось одно незаконченное дело.

— Что ж, спасибо, — неожиданно ответила Торувьель. — Со своими проблемами мы разберёмся, и надеюсь, что ты сможешь разобраться со своими.

…Вскоре Беренгар уже сидел на берегу возле своей лодки, с берестой и углём, взятым из той же пещеры. Буквы выходили достаточно кривыми и корявыми, поскольку писались наспех подручными средствами, но этот шаг казался необходимым. Во время каждой из предыдущих встреч он так и не набрался сил рассказать всё про себя, Саламандр, Профессора… и очень боялся, что и сейчас, когда снова встретит Геральта, тоже не сможет. Он не мог сказать, из-за чего это было — страха, волнения, — но в любом случае, времени больше не оставалось. В импровизированное письмо попадало то, что было, то чего в итоге не было, но могло бы быть, — в конце концов, важно даже не то, что он в итоге сделал, а то, что собирался, был готов... или нет?

Письмо было положено под рубаху, лодка — выведена на воду, а в руках — вёсла. Берег солнечных пшеничных полей и соломенных крыш оставался позади — впрочем, и для него всё должно было закончиться в течение каких-то часов, как и для Беренгара. Если он когда-нибудь вернётся в это место, там наверняка будут и падальщики, и иные чудища, и нищие, разорённые от противостояния Ордена и скоя’таэлей кметы — даже если этих самых скоя’таэлей там и не найдут, и эльфы и впрямь уйдут по каким-то своим тайным тропам, войска Ордена что-нибудь отыщут… Впрочем, это было не то, о чём надо было думать. Впереди был самый важный для него разговор, и его история должна окончательно перейти Геральту. Его месяцы бездействия заканчивались. Возможно, любое активное действие и впрямь приближало исключительно конец — но только оно и позволяло вырваться и идти вперёд, куда бы это «вперёд» ни вело. Сейчас — на остров посреди озера, а какой кошмар ожидал дальше, уже не было важно. Важно было вырваться из плена липкого, давно опутавшего, затопившего его страха, и ощущение, что осталось сделать последний рывок, придавало силы. Грести было легко, но коленки его дрожали.