Расставляя приоритеты (джен)

Они покинули школу задолго до того, как проснулись самые первые студенты. По словам директора, выбор палочки очень ответственное мероприятие, которое в некоторых случаях может затянуться. Потому стоило беречь каждую минуту, ведь после получения оной Дамблдор горел желанием немедленно перейти к обучению.

Быстрый завтрак в своих комнатах и вот они с директором стоят перед массивным камином. Для Вейдера не было в новинку мгновенное перемещение посредством телепорта — именно так его и перенесли из места прибытия в школу — но данная модель его интересовала уже давно. Целая сеть адресной телепортации. Называешь оператору пункт назначения, используешь вместо топлива порошок и вот, ты уже на месте.

Как именно работает данная конструкция, которую, по словам Дамблдора, в целях конспирации можно использовать как обычный камин, ему не объяснили. То ли не хотели посвящать его в подобные секреты, то ли пресловутое «это магия!» и было ответом, а не отговоркой, как он предполагал каждый раз, слыша эту фразу.

Магазин был не слишком большим. По крайней мере, услышав, что там покупает палочки чуть ли не население целой страны, Вейдер ожидал увидеть огромный зал. На деле же это оказалась просто большая комната, заставленная до потолка стеллажами, забитыми до отказа маленькими коробочками. Судя по длинной и узкой форме которых он заключил, что в них и хранятся палочки.

Появившийся словно ниоткуда жизнерадостный старик с абсолютно седыми волосами тепло поприветствовал Дамблдора, обращаясь к тому, как к старому другу. На долю Вейдера же достался внимательный взгляд и загадочная фраза, что давненько у него не было таких клиентов, но он — Гаррик Олливандер — точно найдёт то, что им нужно.

Процесс подбора был прост: надо было взять одну из палочек в руку и махнуть. Никаких заклятий, сложных формул или непосредственной концентрации. Просто взмахнуть ей, дабы выяснить совместимость — не более.

Первая взятая им в руки — тис, тринадцать дюймов, жила дракона — снесла стену магазина, как пушинку.

— Потрясающе! — только и воскликнул радушный хозяин.

Всего пара минут ушла на восстановление стены. За это время Олливандер успел хорошенько пересмотреть груды товара, откуда извлёк чуть помятую коробочку.

— Двенадцать дюймов. Лиственница. Волос единорога, — гордо сказал он, вручая очередную палочку, чьё нежелание служить тёмному лорду ознаменовалось таким грохотом, что даже стёкла задрожали. Вейдер пришёл к выводу, что они были специально усилены, поскольку звук, сопровождаемый короткой вспышкой, был таким, будто он оказался в эпицентре взрыва гранаты.

Третья, четвёртая, пятая… Луч света, хлынувший из шестой, ударил, как казалось, в пустоту — таракан высотой около двух метров быстро убедил в обратном. Оба старых волшебника не испытывали ни малейшего дискомфорта от происходящего планомерного погрома и вообще явно наслаждались. Их лица так и светились от счастья и гордости, осознания силы и мощи.

Как ни кстати, при взгляде на них, в памяти всплыло лицо Таркина.

Вейдер попытался прогнать это воспоминание. Все последние недели он, как мог, гнал от себя мысли, хоть как-то связанные с его прошлым и теми, кто остался «Там». Ненужны. Отвлекают. Бесполезно думать о том, на что не в силах повлиять.

Однако мысли всё равно приходили, прорывая неприступные до селе стены. Чаще всего это случалось поздними вечерами, когда от полученной информации голова болела так, что создавалось впечатление, что он ощущает, как перемещаются мысли в его мозге. Или как сейчас, когда он должен был выполнять какую-нибудь совершенно рутинную задачу, не требовавшую никаких умственных или физических усилий.

В такие минуты он вспоминал оставленный флот, экипажи, капитанов, генералов, своих агентов, но чаще врагов. Когда он уходил, он был уверен, что их не слишком много. Один Ксизор разве что стоит внимания. Однако теперь он пересмотрел свои взгляды.

Что именно задумал Император? Ведь как ни крути, какой Силой и видениями не объясняй, а из Волан-де-Морта главком никакой. Достаточно выманить его с флагмана и всё. А сам флагман? Он считал Пиетта лучшим среди претендентов на должность. В противном случае никогда бы не доверил ему свой флот, корабль и в свете последних событий — жизнь. Однако, размышляя об адмирале эскадры, он лишь в очередной раз поражался — как? Как этот невысокий человек, затравленно глядящий на него снизу вверх, воспринимавший приказы сверху — какой бы степенью идиотизма они бы не обладали — как истину в последней инстанции, мог одновременно быть таким холодным и безжалостным стратегом. Четко. Можно даже сказать, педантично выполнявшим все его приказы. Нет, до уровня последнего гранд-адмирала он пока не дотягивал, но если дать ему ещё пару лет и достойную практику с вооружением, то всякое возможно.

Всякое было возможно и происходило прямо сейчас за миллионы парсеков от него. Стоя в этой маленькой, пыльной комнатке и чувствуя себя полным идиотом, он ещё отчётливей понимал то, что сейчас, вот прямо сейчас, его люди оказались втянутыми в конфликт, который будет посерьёзней стычек с мятежниками. С фанатиками Республики всё просто — враги. А тут всё сложно. Никто не знает, кто враг, а кто союзник.

Нужно было, чтобы Пиетт выстоял в подковёрной борьбе с адмиралтейством и знатью, которая просто неминуемо должна была разразиться. Нужно было, чтоб Селина не сплоховала и присосалась к новичку второй кожей, не спуская с него взгляд и не позволяя ему помереть раньше времени. Нужно было, чтоб агенты, рыщущие по всей Империи, схватили Люка и переправили на Вджун так, чтоб Император не проведал об этом. Нужно было, чтоб охотники за головами разобрались с этой неугомонной принцессой. Нужно было, чтоб Айсард не допустила отбытия экспедиции, поскольку ему жизненно необходимо знать, что хоть на кого-то в предстоящей вакханалии можно положиться. Нужно. Всё это нужно было бы отследить самому. Лично. Проконтролировать, а лучше непосредственно поучаствовать по мере сил и возможностей.

Всё, что он успел сделать — это отдать пару распоряжений. Больше он ничего уже не мог. Мог только стоять и ждать. Беспомощно ждать и надеяться, что они продержатся до его возвращения.

Раздался лёгкий треск, когда он слишком сильно стиснул рукой палочку. Всего мгновением позже неестественно синее пламя охватило его руку. Перчатка вспыхнула, и бросившимся ему на помощь волшебникам потребовалось какое-то время, чтобы её потушить. Пока они суетились, тёмный лорд неподвижно стоял, безучастно глядя на охваченную пламенем руку. Так уже было. Его горящее тело и чувство собственной беспомощности. Дежавю.

Наваждение исчезло, как только был потушен огонь. Перчатка практически не пострадала: специальный материал, из которого она была сделана, был способен выдержать и не такие температуры.

— Не рассчитал, — бросил он, едва скользнув взглядом по Олливандеру.

Старик держал сломанную палочку, словно это был его ребёнок. Вейдер даже расслышал сдавленный голос, — рябина, одиннадцать дюймов, волос фестрала.

Передышка была недолгой и уже через пару минут они продолжили практически в том же темпе.

Час, два, три… время текло, палочки не кончались, в отличии от терпения тёмного лорда. Заметивший это Дамблдор осторожно поинтересовался:

— А как вы делаете меч?

— Собираем.

— Собираете? — Директор быстро переглянулся с Олливандером. — Ну что же, в вашем случае это и в правду может быть разумным вариантом.

Они прошли в маленькую комнатку, заполненную практически до потолка ящиками, банками с подозрительным содержимым, а так же уже готовыми заготовками для волшебных палочек. Всё было аккуратно разложено и казалось только и ждало, когда мастер примется за работу.

Вейдер медленно пошёл вдоль стеллажей, лишь иногда останавливаясь и ещё реже беря что-то в руки.

Он решил полностью довериться Силе. Той её частичке, что ещё осталась с ним. От былых возможностей у него практически ничего не осталось. Только этот тихий шёпот: предчувствие, видения.

Через четверть часа на столе для сборки лежала основа для палочки, но сердцевины не было. Среди сотен предложенных наполнений он не нашёл того единственного, что было способно стать «душой» его оружия. Однако Сила говорила, что он найдёт её. Найдёт сам и не здесь. Скоро.

— Но как вы до тех пор… — внимательно глядя на него, спросил директор Хогвартса, когда он сказал ему, что на этом придётся закончить.

— Справлюсь.

— Но призраки, полтергейсты, чары…

— Я справлюсь, — этот голос сдувал спесь с гранд-мофов и заставлял дрожать всю галактику за редким, очень редким исключением.

Альбус Дамблдор встретил его лёгкой улыбкой, теряющейся в недрах его роскошной бороды, — как вы пожелаете.

* * *

Дамблдор бесспорно великий человек, и его решения она всегда принимала с должным уважением, даже, если они порой вызывали у неё сомнения. Так было с размещением философского камня в школе, с назначением Грюма профессором ЗОТИ и с прочими спорными действиями. Однако в этот раз так быть не могло. Если школа и была действенной защитой для камня, а старый мракоборец, несмотря на все нарекания, знал свой предмет (Барти Крауч, изображавший Грюма, так же был неплох), то Вейдер из этого ряда странных, но вполне объяснимых решений явно выбивался.

Аластор Грюм, мог сколько угодно рассказывать ей, насколько быстро обучается тёмный лорд. Помфри, вместе с Филчем, могли днями напролёт практически в унисон петь, что он прекрасный человек. А Альбус Дамблдор, так же мог продолжать рассуждать о том, что тёмный лорд это и есть та самая соломинка, которая сломает хребет верблюду заскорузлой системы. Даст толчок к необходимым изменениям и реформам. И вообще, клин клином вышибают.

Минерва МакГонагал смотрела на вещи с прагматической точки зрения, а потому слова, «тёмный лорд» и «всеобщее благо» в её понимании сочетались плохо и вообще были напрочь лишены логики и смысла. То же самое касалось и политической части плана — в ней она ничего не понимала, так же как и в самой политике. Зато она прекрасно разбиралась в тонкостях учебного процесса, его нелёгкой организации и в оказании посильной помощи директору в его непростой работе. А потому не собиралась доверять такое сложное и крайне ответственное дело, как обучение студентов, человеку, ничего в нём не смыслящему.

Снейп, как и следовало ожидать, помогать ей отказался. Сказал, что переспорить директора Хогвартса невозможно. Тем более, если он вбил себе в голову, что данный субъект послан им самим провидением и решит все их проблемы чуть ли не щелчком пальцев. На утверждение о том, что достанется и его драгоценным студентам, которых будет учить именно этот человек, декан Слизерина лишь равнодушно пожал плечами. Сказав, что, если они сумели сдать экзамены после того бездарного писаки, то здесь тем более переживать не стоит. К тому же, Вейдер в прошлом тоже преподавал, так что опыт у него есть.

Наверное, после слов «преподавал» и «есть опыт» она смогла бы и отступить. В конце-то концов Снейпу нет смысла ей в этом лгать и опять-таки решение Дамблдора. Однако, странная улыбка, появившаяся на лице зельевара, не давала ей покоя. Что-то скрывалось за этим «преподавал». Спрашивать, что именно, было бесполезно, поэтому она решила, что это было недолго. Ну какой из тёмного лорда учитель? Не то, что бы она встречала на своём жизненном пути многих людей, подобных Вейдеру, но и одного Того-Кого-Нельзя-Называть с лихвой хватало, чтоб понять, что ничему хорошему Тёмный лорд детей не научит.

Стоя перед дверью, ведущей в комнаты, отведённые профессору ЗОТИ, она ещё раз мысленно пробежала все свои доводы и предложения. В целом — идеально. Он должен согласиться.

Если директор хочет, чтобы Вейдер «спасал мир» — пожалуйста. Он великий волшебник и если думает, что может удержать на коротком поводке тёмного лорда для достижения неких целей, то так тому и быть. Но вот учёба это учёба. Хочет преподавать — пожалуйста. Первые два курса. Заклинания там самые простые, он их и сам успеет быстро выучить. Да и теория там занимает большую часть программы. Никто и не заметит его некомпетентности, и у них с Дамблдором будет больше времени на претворение в жизнь их «грандиозных» планов. А пары старших курсов они перераспределят по другим преподавателям. У неё есть два окна — в среду и четверг. У Флитвика нет первой пары по вторникам и третей в пятницу. У Спраут практически свободен понедельник — самое то. Третьему и четвёртым курсам многое можно рассказать по программе, даже не выходя из теплицы.

Ничего сложного или из ряда вон. Выкрутятся.

Решительно вздёрнув подбородок, она постучала и, дождавшись положенного разрешения, вошла в комнату.

Обстановка была спартанской, выдержанной в чёрных и серых тонах. Минимум мебели, зато много книг и справочников с картинками, что занимали оба огромных книжных шкафа, заслонивших собой всю стену.

Хозяин комнаты сидел за маленьким кофейным столиком и, как видно, кого-то уже ждал. Перед ним стоял чайничек и две чашки. Глядя на которые МакГонагал на миг показалось, что домовики принесли сюда тот же набор, что стоял вчера на столе у них со Снейпом.

— Вы кого-то ждёте?

— Вас.

Короткий, приглашающий жест, сделанный рукой в чёрной перчатке, дал ясно понять, что это не язвительность. Её действительно здесь ждали.

Несмотря на то, что чашек было две, Вейдер даже и не думал снять маску. Ей было уже прекрасно известно, что новый преподаватель ЗОТИ снимает её только перед определёнными людьми. Теми, кому хотя бы частично доверяет, и она, как видно, в этот список не входила.

От Помфри МакГонагал уже знала, что он был тяжело ранен и только благодаря усилиями Дамблдора и школьной медсестры мог обходится без привычного для него оборудования, которое и позволяло ему жить. Странное поведение для волшебника, на её вкус. Зачем изматывать себя бесконечной болью, которая доставляет столько неудобств? Но в итоге она решила, что это «издержки профессии». Отказался же он снять всё это нелепое облачение, заменив на куда более удобную и приличествующую его новому положению мантию.

— Вы даже поставили две чашки?

— Вы могли посчитать неучтивым, если бы я поставил только одну — для вас.

— И вы поставили две, хотя всё равно не собираетесь пить?

— В вашем мире слишком много странных правил и обычаев. Один из них велит предложить гостю еды и питья, показывая ему этим своё расположение.

— А у вас не так?

— Я бы никому не советовал пить и есть, предложенное многими из тех, с кем мне доводилось общаться.

— А сейчас вы думаете, что я буду?

— Будете. Не сейчас, конечно, но нам предстоит долгий разговор. И я практически уверен, что по его завершению вы так или иначе, но будете.

— Вы слишком самоуверенны.

— Просто в отличии от вас, я знаю, о чём пойдёт речь. Также я предполагаю, какая у вас будет на неё реакция.

Бескомпромиссное заявление, да ещё и сделанное таким тоном. Даже не притронувшись к чашке, она посмотрела прямо в чёрные стёкла, за которыми прятались настоящие глаза этого человека.

— Вы знаете, зачем я сюда пришла?

— Предполагаю. Вы решили воззвать к моему чувству долга, а так же к каким-то высоким душевным порывам. Которые должны убедить меня отказаться от должности ради вашего душевного спокойствия и будущего ваших же учеников. И первое, и второе мне в равной мере безразлично. Так что можете поберечь свое красноречие и моё время.

— Вы…

— Хотите сказать ни на что негодный и ничего не понимающий в магии человек. Способный только доставить вам больше неприятностей, чем все его предшественники на этом посту вместе взятые, — голосом, лишённым даже намёка на эмоции, ответил тот.

Он, конечно, был прав. Именно это она и хотела сказать. Другими словами и в более мягкой форме. Но всё равно то же самое.

Её взгляд снова скользнул по скатерти, чья белизна буквально резала глаза, ярко контрастируя и с хозяином, и с самой комнатой. Он ждал. Он знал, что она придёт. Он сразу понял, что она не хочет видеть его не только в качестве преподавателя, но и вообще в стенах этой школы.

Проклятая маска надёжно скрывала лицо, не давая найти на нём хоть какие-то следы эмоций. Хотя, Минерва уже сомневалась, что там вообще есть хоть что-то человеческое. Вейдер явно дал понять, что её планы для него пустой звук. Так же как и будущее его маленьких учеников. Он не отдаст часы.

Она решительно встала и направилась к дверям. Смысла в разговоре с ним не было. Надо снова поговорить с директором. Попытаться настоять.

Вейдер не проронил ни звука. Утверждал, что их ждёт долгий разговор, но даже не попытался её остановить. Рука, уже лежавшая на дверной ручке, замерла. Естественно, что он не попытался её остановить. Выбежать, громко хлопнув дверью — поведение семнадцатилетней девчонки, но никак не заслуженного профессора, декана и заместителя директора школы чародейства и волшебства Хогвартс. Да и к тому же Дамблдор должен был иметь какие-то причины назначить его преподавателем помимо того, чтобы держать его всегда на виду. Она пришла сюда говорить. Значит будет говорить. Да, её часть беседы не задалась, но он так же хотел ей что-то сказать.

— Прежде чем я уйду. Вы хотели мне что-то сообщить? Прошу это сделать побыстрее, поскольку у меня мало времени. Раз вы не желаете отдать часы ЗОТИ, то я буду вынуждена включить особо важные лекции по программе в свой курс. А это потребует корректировки моего плана лекций.

— Сядьте. Эта беседа не на пять минут.

— Да? Тогда назовите мне хотя бы одну причину…

— Я убивал детей.

Холодный голос. Равнодушие, с которым это было сказано, казалось, пригвоздили её к полу, не давая пошевелиться. Даже воздух, казалось, заледенел в её лёгких.

Медленно она повернулась, надеясь, что ослышалась.

— Я убивал детей, — повторил он, и на этот раз равнодушие сменилось едва заметной усмешкой, делавшей эти слова во сто крат хуже. В тысячу раз страшней. — Маленьких детей. Вы таких ещё не берёте на обучение, а я их убивал.

Она тяжело облокотилось спиной на дверь, всё ещё не веря. Это шутка? Наверняка какая-то дурацкая шутка! Он хочет так её подразнить? Запугать? Дамблдор никогда бы не пригласил в школу, полную детей, подобное чудовище!

— Они доверяли мне. Для некоторых из тех, кого я убил той ночью, я был кумиром.

Палочка сама собой оказалась в её руке.

— Бесполезно, профессор. Я слабее вас и всех прочих в этом замке по части магии. Поэтому, первое, что я попросил, это сделать так, чтоб конкретно в этих комнатах магия не действовала. — Равнодушно глядя на недвусмысленно направленное на него оружие, сказал Вейдер. — Но вы, конечно, можете попробовать.

Она, как зачарованная, смотрела на него, по-прежнему спокойно сидящего за столом. Он даже не пошевелился. Сидел и спокойно смотрел на неё, которая целилась прямо в него. Одно слово и его отшвырнёт в стену. Одно слово и обжигающее пламя охватит эту массивную фигуру в чёрном. Одно — нет, авада кедавра это уже два слова.

— Люмос, — наконец выдавила из себя она простенькое заклинание света.

Ничего. Её палочка по-прежнему была нацелена вперёд, но толку? На её конце даже и не думал вспыхнуть маленький, желтоватый огонёк.

— Ваш выбор заклинания показывает, что вы не до конца поверили. Вы сомневаетесь, — мрачно констатировал тёмный лорд. — Смысл нашей сегодняшней беседы — расставить все точки над «i», как говорят в вашем мире. Так что если вы не возражаете, то я хотел бы предложить вам посмотреть на кое-что интересное.

С этими словами он показал рукой куда-то вправо от неё. Чуть скосив глаза и не опуская ставшую бесполезной палочку, Минерва МакГонагал не без удивления увидела Омут памяти. Чаша стояла на целой груде справочников по зельям и, судя по серебристому сиянию, была готова к использованию.

— Сюда эти воспоминания по моей просьбе поместил Дамблдор. Я хотел ими показать ему, что делать меня учителем не самая лучшая идея, но, как и вы, потерпел неудачу. Посмотрите их. Убеждать вас в том, что я не гожусь в учителя не нужно, а вот как убеждение в кое в чём ином — сгодится.

Она сделала пару шагов к чаше. Если заглянуть внутрь, то она увидит прошлое этого человека. Его воспоминания.

Она станет на какое-то время совершенно беззащитной к внешнему воздействию.

— Если бы я хотел вас убить, то можете мне поверить, давно бы это сделал. Без магии вы обычная женщина, причём не самая сильная, — словно прочитав её мысли, сказал Вейдер.

Он, конечно, был прав, но что-то ей подсказывало, что это не лучшее решение. С другой стороны, где она ещё получит ответы? Это всё ещё может быть дурацкой шуткой. Ведь это же нелепо. Разве Дамблдор позволил бы убийце стать учителем?!

Набрав в лёгкие побольше воздуха, будто собираясь нырнуть в воду, а не в чьи-то воспоминания, она склонилась над чашей.

Не человек. Чудовище! Монстр!

Минерва пыталась вырваться из этого кошмара, но некая сила словно удерживала. Не давала очнуться. Заставляла смотреть. Чувствовать. Ощущать.

Большая круглая комната с огромными окнами. За ними видны смутные очертания ночного города. Дети. Испуганные, маленькие дети прячутся за креслами.

— Мастер Энакин?

Другой зал. Другое воспоминание. Люди. Много людей, одетых в одинаковую магловскую одежду. Девушка в длинном белом платье беспомощно смотрит в окно. Взрыв. Великий Мерлин, они!..

Камеры. Клетки. Залы. Густые джунгли и слепящие белизной снежные пустыни. Её швыряло как листок на ветру по этим воспоминаниям. Все они были разными. Разные места, люди, языки, на которых там кричали и умоляли. И только одно было неизменным во всех видениях.

Всё закончилось так же внезапно, как и началось. Она стояла, вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в жёсткие края чаши. Чувствуя, как противная, одинокая, липкая капля холодного пота медленно ползёт под одеждой по её спине.

Вейдер всё так же невозмутимо сидел за столом. За всё время он пошевелился только два раза: когда пригласил войти и когда предложил посмотреть.

Холодный голос, — как видите, я убивал не только детей. — Вывел её из ступора.

МакГонагал резко отшатнулась от чаши. Спиной уперлась во внезапно возникшую за ней дверь.

Бежать. Бежать отсюда.

— Дверь закрыта. Автоматический механизм, который защёлкнулся и откроется только по прошествии часа. Этого времени будет для вас достаточно, чтобы успокоиться и принять решение.

Ждать целый час, по её мнению, было более чем излишним. Решение, сформировавшееся ещё в первые минуты просмотра воспоминаний, к их концу окрепло и превратилось в сознательный выбор, который она непременно воплотит в жизнь. Ей бы только выбраться. Ей бы только добраться до своего кабинета.

— Сядьте, — властный голос звучал по-прежнему спокойно.

— Нет! Когда я выйду отсюда…

— То что вы сделаете? Напишите министру магии, что по замку разгуливает тёмный лорд, прибывший из далёкой галактики? Что этот человек сказал вам, что лично убил несколько десятков детей, и спокойно смотрел, как убивали ещё несколько сотен? Или может вы напишите в попечительский совет о том, что он участвовал в вынесении смертного приговора целой планете?

Она отвернулась. Дверь, как и предупреждал профессор ЗОТИ, оказалась закрыта. Магии нет, она здесь одна, и кричи не кричи никто не услышит. Она специально отправилась сюда в столь поздний час, чтобы никто не знал об этой встрече.

Устало, тяжело опёрлась лбом о дверь.

Проблема была в том, что от этого жестокий, казалось, излучавший холодную тьму голос не стал глуше. Он продолжал говорить:

— Вся ирония в том, что вам никто не поверит. Вы можете спокойно выйти за эту дверь по истечении часа и написать хоть тысячу писем — над вами в лучшем случае посмеются. К тому же директор может не оценить такого рвения. Решит, что вы пытаетесь помешать его планам. — Вейдер глухо хохотнул, — о, у этого человека действительно великие планы. Не такие великие, как у моего мастера, но они не могут не вызывать должного восхищения.

— Я!..

— Вы можете попытаться меня убить, — не без усмешки сказал лорд. — Можете. Дамблдор захочет вам помешать, но вы сильны и довольно-таки умны. Чтобы защитить то, во что вы верите, и тех, кто вам дорог, вы способны пойти на убийство. И можете мне поверить — рука у вас не дрогнет. Я многое узнал о вас, профессор, прежде чем начать этот разговор. Так что уверен, вы сейчас задаётесь вопросом, зачем я не только сказал, но и показал вам всё, что я делал. Как я это делал. Причина проста. Вы наверняка уже знаете, почему я здесь. Знаете и условие для моего возвращения. А теперь вы знаете, и какими методами я привык добиваться своих целей.

При упоминании методов Минерва почувствовала, как к горлу подступает тошнота. На что, на что, а на методы и их изобретательность Палач Императора не скупился как в плане фантазии, так и в плане воплощения в реальность.

— Вы чудовище.

— Я знаю.

Она медленно повернулась.

— Я уничтожу вас.

— И сделаете лишь хуже. Вы видели там упоминание о пророчестве? Достижении равновесия с точки зрения Силы или, как у вас тут её называют — магии?

Дождавшись её кивка, он продолжил, — смысл в том, что система не терпит перегибов, и природа всегда стремиться к равновесию. И методы его обретения её мало волнуют.

Она пришла в себя достаточно, что бы не подать виду, что ей страшно. Страшно от воспоминаний, в которых те волшебники утверждали, что он принесёт равновесие. Страшно от понимания, сколь высока была цена за их ошибку.

— Может оно ещё и не сбылось! Это могло быть только первой фазой, — упрямо прошептала она. — Достижение равновесия — это создание системы, максимально устраивающей всех её участников. Всех, а не одного!

— Мы можем долго обсуждать произошедшее с точки зрения морали, здравого смысла и толкования видений, но я не для этого показал вам всё это. Я хотел, чтобы вы поняли. Она это начала и Она не остановится, если вы меня убьёте. Найдёт другого исполнителя, и возможно, он будет менее сговорчив, чем я.

Палпатин насчёт этого ничего не говорил, а Дамблдор сам теряется в догадках. Они оба, как я понял, уловили общий смысл, но детали недоступны даже им. Они поменяли нас, изначально предположив, что это займёт некоторое время. Потом пришли к выводу, что на круги своя всё вернётся не просто из-за выполнения «условий», но и если их выполнят обе стороны.

— А вы так не считаете?

— Мне было бы проще считать, что некое третье лицо промыло мозги моему мастеру. Но учитывая, что такой сильный адепт Силы мог бы просто избавиться от него, не устраивая такую сложную игру, я пришёл к выводу, что возможно мы действительно имеем дело с чем-то более сложным.

Он дал ей пару минут на то, чтоб осмыслить это предположение.

— Вы видели в этих видениях моё оружие? Упоминание о знаниях, которыми я обладаю?

Он снова дождался её утвердительного кивка, прежде чем продолжить. — Я потерял всё это. Мой меч исчез, а попытка собрать даже самого бесполезного дроида не приносит успеха, хотя я по-прежнему прекрасно знаю, как это сделать. Понимаете, к чему я клоню?

— Оно не даёт вам.

— Именно. Она поставила не только условия, но и, как видно, наложила определённые ограничения. Я по-прежнему могу убить — не сомневайтесь в этом. Вот только убить способами, являющимися доступными для любого в вашем мире. Проще говоря, меня насильно уровняли с обычными гражданами. И в этом моя главная проблема. Обычные граждане вашего мира в моём возрасте имеют все необходимые знания и связи. Книги, — он небрежно кивнул на забитые полки, — только знания, не подразумевающие опыт и не отражающие всех тонкостей и нюансов. Попросту говоря — они хороши, если бы я хотел поселится в вашем мире навечно, и совершенно бесполезны, если я хочу выполнить это предназначение и вернуться к себе на корабль. Дамблдор по какой-то неизвестной мне пока причине самоустранился от этого дела. Грюм — не знает и половины обо мне. А я обязан найти выход из этой ситуации и вернуться в свой мир.

Он протянул свои массивные руки в чёрных перчатках к маске. Раздался тихий щелчок, и её взгляду предстала белая, как снег, кожа со следами страшных ранений. — Они не только подлечили меня, но и немного изменили мою маску, — пояснил лорд. — Раньше она была немного другой, да и снималась не так просто.

Он вздохнул, и Минерва так и не смогла понять, был ли этот вздох наигранным или настоящим.

— Многие вещи раньше мне казались более простыми. Я знал о готовящемся обмене. Знал о том, что для того, чтобы вернуться, мне надо будет что-то сделать. И можете мне поверить, я подготовился. Я был готов ко всему и предупредил своих людей, чтобы они были так же готовы.

Я ошибся. Недооценил своего мастера и то, что отныне, выражаясь вашим языком, «поёт ему в уши» на пару с Дамблдором. Если то, что должен сделать я, ещё возможно, то, то, что предстоит Волан-де-Морту, я бы охарактеризовал, как трудно выполнимое.

Профессор трансфигурации еле заметно вздрогнула от имени второго тёмного лорда, что не укрылось от взгляда Вейдера.

— Вы всё ещё боитесь его? Даже после того, что я показал вам?

— Вы оба монстры.

— Возможно. Но от одного из этих монстров вы, так или иначе, но временно избавились, а я сижу перед вами. И должен повторить — ещё неизвестно, кого она сюда приведёт, не добившись успеха со мной. Так что, проще говоря, я предлагаю вам отличный способ избавиться от меня, не призвав сюда нечто более жуткое.

Минерва попыталась сказать, что хуже уже быть не может, но Лорд продолжал, не дав ей вставить и слова.

— Установленные правила, как понимаете, просты. И теперь, когда мы выяснили, что я вам отвратителен, вы ненавидите меня и всеми фибрами души желаете от меня избавится, а так же разобрались в том, что единственный способ достичь этого и при этом не сделать ещё хуже — это выполнить условия — я думаю, мы, наконец, можем поговорить как взрослые. — Он криво усмехнулся, — разумные люди.

В его жутких, золотых глазах не было угрозы, а в голосе слышалось хоть и жёсткое, но всё-таки предложение к разговору. Стояние у двери более не имело смысла — и так ясно, что ей пока от сюда не выйти, так что собрав всю свою силу воли, она подошла к столу и снова села на стул.

Вейдер кивнул и продолжил.

— Я должен каким-то образом добиться реформации вашей системы. Как я должен это сделать — Её не волнует, но судя потому, что от моих сил практически ничего не осталось, силовой вариант ей не нравится. Значит, надо действовать хитростью, а хитрость без знаний и информации невозможна. И вот тут вступаете вы. Ваши знания, опыт. Многие из нынешних политиков и прочих деятелей учились с вами или у вас. Вы их знаете. Знаете их силу и их слабости. Это знание нужно мне.

Минерва непроизвольно поджала губы — не слыхано! Он предлагает ей, заслуженному преподавателю, подобное! Использовать свои знания против своих же учеников, вина которых только в том, что они встали у него на пути.

— Вы достаточно умны и лишены наивности, а потому, я полагаю, отлично понимаете, что достижение подобного бескровным методом просто невозможно. Жертвы будут, хочу я этого или нет. Но я не собираюсь убивать, причинять страдания или хоть как-то вредить ни вам, ни этим детям. Мне всё равно, выживут они или умрут в процессе, но если мы будем сотрудничать, то у меня появятся причины хоть немного дорожить их жизнями.

— Я не верю вам! Это ловушка!

— Странно. — Насмешливо поднялась лишённая волос бровь. — Вы поверили, когда я сказал, что убивал детей, но отказываетесь верить, что я говорю сейчас правду. А насчёт ловушки, так вы в неё попали ещё в тот момент, когда отказались подчиниться и принять приказ директора. Подумайте сами, почему из всех, только вам он открыл правду? Снейп, который не питает к вам решительно никаких тёплых чувств, сказал вам то, что не сказал Дамблдор. И директор сделал вид, что не заметил. Не заметил, прекрасно зная ваш характер, который просто не позволил бы вам сидеть сложа руки.

Вейдер протянул руки к чайничку и осторожно налил содержимое себе в чашку. Однако пить не стал. Поднял на МакГонагал взгляд, в котором читалась откровенная насмешка.

— Вам поставили такую простую ловушку, и вы в неё с размаху угодили.

Я не собираюсь заключать с вами никаких магических договоров, давать клятв, которые в случае чего испепелят меня на месте. Всё, что я вам могу дать — это моё слово. У меня нет в планах убивать или как-то вредить вам и вашим ученикам. У меня нет планов устраивать глобальную войну с тотальным уничтожением несогласных. Вы помогаете мне, я стараюсь минимизировать потери для вас. Всё честно.

Где-то за её спиной раздался тихий, еле слышный щелчок. Минерве даже не нужно было спрашивать или смотреть на лорда в поисках подтверждения. Дверь была открыта. Она могла встать и уйти. Пойти к Дамблдору — который и так ВСЁ знал. Могла написать в Министерство — которое сочтёт её сумасшедшей. Могла попытаться написать в попечительский совет — который целиком и полностью под контролем Дамблдора.

Она могла попытаться всё решить сама.

— Он не позволит вам ему помешать, — словно читая её мысли, глухо сказал Вейдер. Без маски его голос звучал чуть иначе, но всё равно жутко. — Грюм простил ему месяц сидения в Мунго, а вы? Вы простите ему, если случайно, вдруг забудете о всём том, о чём мы сейчас говорили?

— Это угроза?

— У меня нет подобных сил, как вы помните. Так что это всего лишь предупреждение.

— Я должна подумать.

— Зачем? Подобные решения люди вроде вас принимают мгновенно, основываясь на своих представлениях о совести и морали. Время на подумать они берут лишь для того, чтоб успокоить свою высокоморальную натуру. Убедить себя, что поступают верно. Вам, если вы согласитесь мне помогать, придётся принимать решения быстро и без сожалений. Времени на них просто не будет.

Он бросил короткий взгляд на свою маску, которая чёрным, отвратительным пятном выделялась на девственно чистой поверхности стола.

— У нас мало времени, профессор. В моём мире идёт война, и каждый день, что я нахожусь здесь, гибнут мои люди. Империя, конечно, огромна, и недостатка в военных мы пока не ощущаем, но в руках вашего Волан-де-Морта находится мой флагман. Я не сомневаюсь в профессионализме своих людей, но на одном таланте в Империи мало кто выживает. Во всяком случае, я не намерен, вернувшись, найти вместо самого мощного корабля флота обгорелый остов и пару тройку чудом выживших калек, раскиданных по всему флоту из всей команды. А потому — Минерва МакГонагал. Вы будете мне помогать?

В её душе боролись слишком разные чувства. Вера в Дамблдора и здравый смысл. Желание защитить и нежелание помогать этому монстру. Понимание, что малой кровью с такими целями они не отделаются, и страх перед тем, чем всё может обернуться, если она малодушно отойдёт в сторону.

— Я не буду принуждать вас делать те вещи, которые вы не хотите. Как и сегодня, решения вы будете принимать сами. Но запомните, ответственность вы будете нести так же сами.

Чай в чайничке давно остыл и подогреть его не было ни малейшей возможности. Тем не менее она всё равно налила его в свою чашку. Сделала чисто символический глоток.

На тонких, практически бескровный губах Лорда Дарта Вейдера появилась маленькая, едва заметная улыбка, когда он, вторя её движению, так же отпил практически ледяной чай.

* * *

Министр магии Корнелиус Фадж не сдержал усталого вздоха, но всё-таки принял позднего посетителя. Люциус Малфой не был тем человеком, которому можно отказать или оставить ждать под дверьми кабинета, даже если сегодня воскресение и вас вообще не должно сейчас быть на рабочем месте. Богатый, чистокровный волшебник, чьё родовое древо можно было проследить чуть ли не с момента основания магической Англии. Однако мужчина этим практически не кичился. Всегда был образцом великодушия, участвовал практически во всех благотворительных мероприятиях под патронажем Министерства и был щедрым меценатом, оставляя неизменно крупные суммы для больницы имени святого Мунго.

Фадж всегда с пониманием принимал его помощь, отмахиваясь от пересудов некоторых подчинённых. Ну вот что такого в том, что богатый человек хочет потратить часть своего состояния на нужды страждущих? Что такого в том, что этим он хочет хоть самую малость искупить свою невольную вину? Да, он под Империо служил Тому-Кого-Нельзя-Называть, но ведь это было по принуждению! Он до сих пор искренне переживает о произошедшем и никак не может себе этого простить, хотя и прошло уже много лет.

Терзания мистера Малфоя стоили немало и выражались, как правило, в четырёх, куда реже, трёхзначных суммах. И отчасти, только отчасти, поэтому его и стоило принять, хотя в этот момент Корнелиус даже собственную супругу не хотел видеть, планируя сразу после возвращения запереться в библиотеке. В обществе книги и дорогих сигар.

Однако сегодня Люциус Малфой пожаловал в его кабинет явно не за тем, чтобы осведомится о том, в какой именно из обширной сети благотворительных программ ощущается лёгкий недостаток финансирования. На типичном для многих аристократических семей лице с тонкими чертами была отчётливо видна усталость. Под глазами лёгкие тени, кожа белее обычного, и даже волосы утратили былой лоск.

Фадж кивнул и жестом пригласил Люциуса сесть в кресло перед его столом. Лёгкая, сочувствующая улыбка, появившаяся на его лице, была призвана показать гостю, что министр понял причины столь непривычно осунувшегося вида аристократа и сам, к сожалению, сейчас пребывает в не самом лучшем расположении духа примерно по той же причине.

Причиной всему были, как всегда, слухи и банальная зависть. И то и другое он пытался задавить ещё в зародыше, но кто же мог знать, что в аврорате столько сторонников идей Грюма? Они требовали получить допуск в поместье Малфоев. Закидывали тоннами записок, писем и просьб о предоставлении ордера на обыск. Фадж, конечно, запретил делать подобное. Заявив, что более идиотских причин для столь исключительной меры, он не слышал с момента окончания турнира трёх волшебников.

Ну кому, скажите на милость, кому пришло в голову, что столь уважаемый человек будет укрывать в своём доме столь опасную преступницу?! Беллатриса Лейстрендж просто сумасшедшая, которая воспользовалась дурацким стечением обстоятельств и сбежала. Сбежала с ещё парой заключённых, чем подарила Фаджу много бессонных ночей и пару встреч с высокопоставленными маглами.

С магловским министром Корнелиус говорил в последний раз несколько лет назад — когда того только избрали. Позабавился его реакции и пообещал, что больше тот его не увидит и не услышит. В итоге ему пришлось с ним увидеться ещё раз. Даже два раза, поскольку магл заявил, что он, конечно, премьер-министр, но военное ведомство весьма специфичная организация, и он не имеет права в столь щекотливой ситуации принимать решения в одиночку. Решений никаких от магла, разумеется, и не требовалось, но им всё равно пришлось встретиться ещё раз.

Магловский министр обороны пришёл не один, а в компании ещё одного человека. Именно этот ещё один и говорил большую часть времени. А точнее, просто рвал и метал. Кричал, что они сборище идиотов. Что ему делать больше нечего, как разгребать их проблемы. Что он будет жаловаться королеве. Что он чует, что если и начнется третья мировая, то только из-за них.

Фадж, добродушно посмеиваясь, наколдовал чашку чая с ромашкой, и желая смягчить «коллегу», подал её ему, не забыв напомнить, что тот магл. Пророчества это не его и вообще ситуация под контролем, а его просто поставили в известность. Выполнили свой долг, сообщая об этом лично. Так что незачем волноваться, люди Министерства уже работают над этим.

Магл смешно поперхнулся собственными словами. Его рёв, — что значит работают?! — в сопровождении пары тройки слов не самого приличного содержания, было слышно наверное даже в коридоре.

— У вас все такие? — осторожно поинтересовался министр магии у оставшихся, когда тот ушёл, напоследок громко хлопнув дверью и клятвенно пообещав, что он так этого не оставит.

— Его можно понять, — со вздохом ответил премьер-министр, быстро переглянувшись с министром обороны. — У нас сложная обстановка, и мы состоим в военном союзе. Сейчас идут боевые действия, и понятно, он немного нервничает. Сначала его поставили чуть ль не в подчинение к мм… нашим союзникам. Затем он участвует в создании плана по нанесению решающего удара, которым мы, по нашим расчётам, предполагаем поставить точку в этом конфликте. А потом его среди ночи срывают с постели срочным сообщением, что у наших рубежей зафиксирован, — он замялся, как видно, поняв, что собеседник плохо понимает, о чём вообще идёт речь.

Для сидящих перед ним стало откровением, что их коллега о международных конфликтах слышал только краем уха, да и то в варианте «опять этим маглам не сидится». Фадж, как мог, пытался им втолковать, что они волшебники и их магловские разборки не интересуют. Что в том конфликте, который они именуют второй мировой, они участвовали только из-за этого чудовища — Грин-де-Вальда, и он понятия не имеет, что такое фашизм. Хотя слово ему действительно смутно знакомо. Вот и сейчас Корнелиус понимал от силы половину сказанного. Премьер министр махнул рукой, сделал большой глоток остывшего чая, потом ещё один. Чуть ли не швырнул маленькую фарфоровую чашечку на стол и повернувшись к Фаджу громко, чуть ли не по слогам, отчеканил.

— У нас конфликт. Мы побеждаем. У второй стороны нет достойного вооружения. Когда мы засекли взрыв, то решили, что за них всё-таки вступилась третья сторона. Признаюсь, не только у разведки промелькнула в тот момент мысль, что началась третья мировая. Многие были, мягко говоря, удивленны и…

— Да я понял-понял, — благодушно хохотнул Фадж, но мрачное выражение так и не исчезло с лица магла. Он с минуту изучающее смотрел на министра магии. Печально покачал головой. — Вы не понимаете. У нас есть системы, которые позволяют фиксировать подобные пуски или их последствия.

— Я же сказал, что мы всё…

— Проблема в том, что его зафиксировали не только мы!

— Третья сторона?

— И они тоже. И у них, и у наших союзников по этому поводу возникло много вопросов. Нежелательных вопросов. Мы, конечно, сделаем всё, чтоб это не пошло дальше, но постарайтесь, чтобы впредь это больше не повторилось.

Фадж постарался поскольку письма от иностранных министерств магии он действительно получил. В письмах довольно жёстко было заявлено, что они ожидали более высокого уровня контроля за статусом секретности. Зачем-то опять напомнили, что беспокоить маглов не стоит. Особенно сейчас, когда они опять что-то там не поделили.

Он и не беспокоил их. Стиратели памяти сработали как всегда хорошо. Все участники магловского расследования и свидетели досадного происшествия отныне пребывали в состоянии блаженного неведения о том, что они видели и слышали. С участниками магического расследования было в этом плане и сложней, и проще одновременно. Память им никто не стирал, но к счастью, они и сами не стремились донимать министра своими рассуждениями о причинах произошедшего. Да, защита Азкабана дала сбой. Да, прилети в неё хоть сотня таких штук, на ней не было бы и царапины, но! Но это совершенно немыслимое исчезновение защитной магии — брешь, открывшаяся всего на пару секунд — превратило несокрушимый бастион в простую крепость посреди моря.

Фаджу предоставили с две сотни вариантов того, из-за чего это произошло. И «усталость» чар, и перезарядка магической энергии, и наконец сработавшее проклятие колдуна из семнадцатого века. Короче, просто выложили всё, что только могли, включая то, что дементоры сами сняли защиту.

Две сотни бредовых теорий и ещё с десяток предположений, куда направились заключённые. Без магии и посторонней помощи они далеко бы не ушли, а значит, либо они уже мертвы, либо надо трясти их родных и «старых приятелей».

Да, именно трясти. Так ему и сказали, требуя постановление и ордер на обыск. Обыск у Малфоев. Поместье Люциуса трясли уже который год подряд, и потому некоторые мракоборцы знали расположение комнат и хитросплетение подземелий не хуже хозяев. Последние обыски проходили всего два с небольшим года назад, и ничего толкового тогда так и не нашли. Была, конечно, пара вещей, но это были раритеты, представляющие, скорее, историческую ценность, чем опасность.

В общем, эта история и её последствия вконец измучили министра.

— Люциус, я всё прекрасно понимаю и делаю всё, что в моих силах. Но у меня сейчас действительно нет…

— Я не займу много времени, министр. Просто пришёл выразить свою благодарность за ваше участие и поддержку. Передать слова благодарности от Нарциссы, она и так намучилась из-за сестры, а теперь эта история. Мы оба вам так признательны, что хотели бы узнать. Есть ли хоть что-то, в чём мы — я — можем вам помочь в меру наших скромных сил?

Эти слова были приятным разнообразием, вызвав в кое-то веке, неподдельную улыбку у политика.

— Благодарю за вашу готовность, но боюсь, сейчас вы действительно не в силах помочь. Все эти маглы… с ними столько проблем, что решать их лучше, — он замялся лишь на какую-то долю секунды, прежде чем сказал, — специально обученным специалистам.

Люциус в ответ на это улыбнулся. Разумеется, он понял, что единственная помощь, в которой сейчас нуждается Фадж, это разрешение вопроса с маглами, а тут у них обоих руки связаны. Даже великий Мерлин наверное свихнулся, если бы ему пришлось иметь дело с этими ребятами. С ними только подобные им и могут общаться. Тот же Уизли. Хотя некоторые говорят, что даже Артур до конца не может понять ни их привычки, ни их забавные устройства, на которых он помешался. Целыми днями, по-слухам, просиживает у себя, разбирая их штуки, но при этом ни на грош не продвинулся. Даже, скорее, наоборот. Страшный финал для представителя столь старого рода.

— Да. Проблем сейчас у всех много, — учтиво заметил Малфой. — Но я рад, что хотя бы конфликт с Дамблдором исчерпал себя.

При упоминании директора Хогвартса министр непроизвольно поморщился. Да, конфликт они решили. Избавились от недопонимания, и Дамблдор честно приструнил Грюма после серьёзной медицинской обработки, но… Но Дамблдор по-прежнему был тем самым Президентом международной конфедерации магов. Президентом той самой организации, куда хотел пожаловаться чёртов магл. Пожаловаться, требуя отстранения Его — Корнелиуса Фаджа — от должности! Это было и смешно, и донельзя обидно. Вместо того, чтоб осадить магла словами о том, что эта должность ничего не значит, он снова почувствовал уязвимость своего положения. Министр магии, который стал министром только потому, что первый претендент сказал, что ему куда интересней учить детишек.

Внезапная, шальная мысль заставила вспыхнуть в его глазах огонь и сбросить оковы усталости. Быстро взвесить все «за» и «против». Риски и выгоды.

— А знаете… вы правы, Люциус. Мне очень нужна ваша помощь. Вот только…

— Я буду нем, как могила.

* * *

В общей гостиной было шумно, несмотря на поздний час:

— И что этому лорду понадобилось в школе? — пробурчал Рон, раз наверное в пятый за эти два дня.

— Не вижу ничего странного в том, что представитель аристократии решил посвятить себя науке.

— Да? А обращаться я как к нему должен?! Милорд или профессор?

— В данном случае профессор, — подняв глаза над учебником чар за пятый курс, строго сказала Гермиона. — Его титул тут вторичен.

— И всё равно у меня такое чувство, что это будет выглядеть по-идиотски. Профессор Вейдер? Да вы вообще его видели?!

— Нет, не видели. Его никто не видел, и по школе ты всё это время ходил один, — заметил один из подошедших к ребятам близнецов Уизли.

— Я имею ввиду, что он какой-то… жуткий тип.

— То-то ты ему так заливисто хлопал, — хихикнул Фред.

— Эй! Вы тоже хлопали!

— А мы поддержали вас.

— Ага, ваша троица так по-идиотски смотрелась, что у нас не было иного выбора как присоединиться, — поддакнул Джордж.

Все взгляды плавно, сами собой, переместились к Гарри. Который сидел тут же и уже, наверное, раз в сотый, если не тысячный, перечитывал «Квиддич сквозь века».

Почувствовав на себе взгляды друзей, он растерянно огляделся, не понимая, чем привлёк всеобщее внимание.

— Мы говорили о новом профессоре ЗОТИ, — пришла ему на помощь Гермиона. — О том, почему мы были единственными, кто приветствовал его.

— О… Я… Ну, профессор Дамблдор сказал, что он прибыл издалека, и я решил проявить гостеприимство.

— Мм… Джордж, как ты считаешь, у него получилось? — Скрестив руки на груди, с преувеличенной важностью в голосе спросил один из близнецов.

— О да, Фред. Этот тип так проникся теплом от нашей встречи, что теперь просто светится от счастья. Я когда сегодня случайно с ним столкнулся, в коридоре на третьем этаже, то меня обдало такой волной дружелюбия, что до сих пор коленки трясутся при одном воспоминании об этом.

— Кстати, у него завтра первой парой растерзание первого курса Хаффлпаффа. Я прям завидую ребятам.

— У нас он только в среду, — живо отозвался Рон. — Вот только не знаю, как вы, а я особой зависти не ощущаю.

— И тем не менее, посмотреть на это стоило бы, — хохотнули близнецы. Прежде чем под недовольным взглядом Гермионы отправиться скармливать первокурсникам уже гриффиндора свои экспериментальные конфеты.

В понедельник к кабинету ЗОТИ под разными предлогами стянулась, как минимум четверть школы. Всем хотелось посмотреть на смертников, которые первыми примут удар на себя. Студенты разных курсов и факультетов, будто невзначай прохаживались неподалёку. Порой просто беспардонно тыкая пальцем в не только сжавшихся, но и практически вжавшихся в стену первокурсников.

Новое поколение Хаффлпаффа походило на маленьких птенчиков. Маленькие, взъерошенные, они испугано переглядывались, стоя перед массивной дверью, ведущей в кабинет.

Гермиона, как и положено старосте, вызвавшаяся помочь вместе с двумя старостами самого светлого факультета, как могла, подбадривала ребят. Рассказывала, что нервничать перед первым в своей жизни уроком нормально и что нечего обращать внимание на старшекурсников. Когда в прошлом году занятия вёл Грюм, ажиотажу было не сильно меньше.

Гарри слушал её слова вполуха. И его, и стоящего рядом Рона куда больше привлекала закрытая дверь. Да, ажиотажу по поводу Грюма было в тот раз действительно много, но его было бы куда больше, если б не обсуждение предстоящего турнира, который всех интересовал куда сильней, чем новый профессор — пусть и даже с репутацией свихнувшегося мракоборца. Теперь отвлечения в виде ожидания и восторженных переговоров о том, кто кинет своё имя и с какими монстрами надо будет сражаться, не было.

Дверь распахнулась неожиданно и без всякой магии. Это произошло так резко, что находящиеся рядом разве что не подпрыгнули от неожиданности.

Хаффлпаффцы медленно, по-прежнему парами, крепко держась друг за друга, вошли в кабинет. И глядя на них, у многих мелькнула мысль, что они все могли бы запросто учиться на Гриффиндоре.

К окончанию урока у дверей собралась целая толпа учеников, правдами и неправдами улизнувших раньше времени с занятий. Тут был и человек-чайник, у которого из ушей валил пар, и девочка, случайно хлебнувшая зелье роста, и совсем отчаянный третьекурсник, который съел лист австралийской чумы и жить ему оставалось всего два часа. Они сейчас должны были бежать со всех ног к Помфри, умоляя спасти, однако они, как и многие другие, стояли здесь. Ждали, когда выйдут зашедшие внутрь и выйдут ли они вообще.

Дверь открылась секунда в секунду — как и было положено. Хаффлпаффцы вышли из неё в том же количестве, что и зашли. Вот только по тому, как они гордо вышагивали, они уже решительно отличались от тех маленьких, сжавшихся мышат, которыми зашли внутрь ранее.

— Так вот какое оно — «Страшно интересно», — философски изрёк Рон, пытаясь открыть обещанный Трелони третий глаз и заглянуть за массивную дверь, которая уже успела закрыться, отделяя его от открытия этой тайны.

Тайна открылась сама собой, как и дверь всего через день. Когда согласно расписанию они пришли на занятия по ЗОТИ.

Кабинет был пуст. Абсолютно пуст. Никаких портретов как у Локхарта. Никаких припрятанных существ как у Люпина. Никаких магических устройств, которыми был набит до отказа кабинет при Лжегрюме. Только пустота.

Серые стены, казалось, давили на ребят, когда они осторожно расселись по местам.

Тишина установилась сама собой. И в этой тишине почему-то особенно громко звучало дыхание их нового преподавателя. Вейдер не ходил в Большой зал, и потому сейчас Гарри изо всех сил пытался вспомнить, было ли его слышно во время пира, и пришёл к выводу, что наверняка запомнил бы подобное. Наверное, на время празднования он убрал звук с помощью магии, теперь же, по-мнению профессора, надобности в этом не было.

По школе ходили странные слухи о новом преподавателе ЗОТИ и о его странной маске, из-за которой раздавалось это хриплое, наводящее ужас дыхание.

Говорили, что он был тяжело ранен во время противостояния с Волан-де-Мортом. Кто-то взахлёб рассказывал, что ему сорвали лицо оборотни, и под маской, там, где оно должно быть, белеют кости. Денис Криви, дрожа как осиновый лист, спросил накануне у Рона, что правда ли, что Вейдера схватили пожиратели и пытали. Брат Колина очевидно решил, что раз младший из братьев Уизли вырос в семье волшебников, то точно должен знать о той войне. Кто кого пытал и когда и как убил. Рон не знал, и Гарри буквально в последний момент успел перехватить парнишку до того, как тот с этим вопросом попытался пристать к Невиллу. Вряд ли староста гриффиндора желал бы услышать этот вопрос. Тем более сейчас, когда только из-за обсуждения личности Вейдера смолкли разговоры о сбежавших пожирателях, в числе которых была Беллатриса Лейстрендж.

Сам он, как мог, старался не обращать внимания на эту болтовню. Что в ней толку? Ну разве может хоть кто-то знать о том, что Вейдера никто не хватал и не пытал. Что если он и получил какие травмы, то они не имеют ничего общего с пожирателями, оборотнями и какими-либо другими магическими существами. Что очевидно же, что столь страшные ранения он получил наверняка в каком-то сложном бою. Сражался насмерть с каким-нибудь чудовищем и несомненно его победил.

Поделиться такими соображениями, помня о тайне, он не мог. Поэтому проходил мимо, стараясь делать вид, что его эти разговоры не касаются. Даже когда случайно услышал, как Лаванда Браун тихонько рассказывала Парвати Патил, что новый преподаватель ЗОТИ это на самом деле дементор. Маска позволяет ему говорить, а страшное дыхание это всего лишь следствие того, что дементоры устроены иначе, чем люди.

— Гермиона Грейнджер, Невилл Лонгботом, Дин Томас и… — Гарри почувствовал на себе изучающий взгляд профессора ЗОТИ, — Лаванда Браун — к доске.

Лаванда, сидевшая прямо за ним, тихонько охнула, но послушно вышла вперёд.

— Лицом к классу, — прозвучала короткая команда.

— Я называю имя одного из вас, а вы называете имя любого ученика. Именно он и отвечает на мой вопрос. Вопрос может быть абсолютно любым, поскольку никто не знает, какие именно знания вам понадобятся при противостоянии тёмным силам. Отвечаете правильно — получаете пять баллов Гриффиндору, отвечаете неправильно — я снимаю пять.

— Дин Томас.

Темнокожий подросток неуверенно обвёл класс взглядом, как видно, не понимая, к кому обратиться. Со своего места Гарри прекрасно видел, как он умоляюще смотрит на одноклассников, очевидно не решаясь перекинуть такое счастье, не будучи уверенным, что спрашиваемый ответит.

— Парвати Патил, — наконец неуверенно сказал он.

— Как обезвредить фонарника?

Девушка, чьи зубы до этого разве что не отбивали чечётку, с заметным облегчением улыбнулась:

— Это просто. Всё, что надо…

Занятие прошло в целом довольно интересно. Вопросов было задано немного, но на удивление практически все ответы были получены, и гриффиндор разжился изрядным количеством баллов. Что сильно радовало ребят, немного развеяв гнетущую атмосферу. И всё же, он не мог не заметить на лице Гермионы странное, задумчивое выражение.

— Хотите что-то спросить, мисс Грейнджер? — Спросил Вейдер уже после того, как было объявлено, что проверка окончена. Он не пытался, а возможно просто не мог говорить тише, так что все взгляды мгновенно снова оказались прикованы к по-прежнему стоящей у доски девушке.

Гермиона явно хотела что-то спросить, но не решалась. Её взгляд скользил по лицам однокурсников, самого Гарри и снова возвращался к лорду. Складывалось невольное ощущение, что если она и хочет задать вопрос, то сильно сомневается, стоит ли это делать. Наверняка это не касалось учебной программы — здесь она не робела никогда. Смело спрашивала даже то, что им пока было рано изучать, либо вообще не входило в учебную программу.

От той благодушной обстановки, что царила в классе пару минут назад, не осталось и следа. Снова давящие со всех сторон серые стены, странный холод, сам собой зарождающийся в животе, и совершенно непонятное желание исчезнуть, испариться из кабинета.

Вейдер не отводил от Гермионы взгляд, и девушка решилась:

— Какой был смысл во всём этом? Во всех этих вопросах?

В первый момент Гарри решил, что она недовольна тем, что простояла у доски весь урок, но её так и не спросили и не разрешили вернуться на место, в то время как лорд раза три поменял спрашиваемых. Однако вторая часть вопроса заставляла думать, что это не так.

Вейдера, казалось, её вопрос ничуть не смутил. Наоборот, чувствовалось, что он даже ожидал нечто подобное, когда, повернувшись к Гарри, спросил:

— Гарри Поттер, кто отвечает на вопрос?

Такой поворот заставил гриффиндорца замешкаться. Ему, за всё занятие, и в голову не приходило, что бы он делал на месте тех четверых. Кого бы выбрал, чтобы отвечать на неизвестный вопрос, да ещё и такому строгому преподавателю, как новый профессор ЗОТИ. Да, практически все ответили. Не отвеченными остались всего три вопроса, но он же видел, какие гневные взгляды кидала на Невилла Парвати Патил, так и не справившаяся со вторым вопросом. Да и Симус, как видно, не желал быть спрошенным вновь.

Он ещё раз посмотрел на ребят. По правилам опроса он должен был назвать имя любого из присутствующих в классе учеников. Но, так не хотелось подставлять кого-то из ребят. Появившиеся при фразе «опрос окончен» улыбки исчезли вновь. Повисла какая-то странная, напряжённая тишина. Все смотрели на него и иногда, украдкой, бросали взгляд на Вейдера, мрачным исполином возвышавшегося возле доски.

В отличии от однокурсников Гарри его совершенно не боялся. Дамблдор сказал, что он поможет избавиться от Волан-де-Морта — пожалуйста, никто из его одноклассников даже не понимает в шаге от какой опасности они были. Они даже не знают, что Лорд возродился! А ещё директор сказал, что он поможет улучшить магический мир. Отношения магов с магическими существами и маглами. Не до такой степени, как о том, мечтает Гермиона, но всё-таки. А его внешность, ну так внешность всегда обманчива, вон Риддл каким был до того, как стал тёмным лордом.

Словом, он совсем не боялся, когда ещё раз прокрутив уме задание и оглядев притихших однокурсников, повернулся к новому профессору ЗОТИ:

— На вопрос отвечает — Гарри Поттер.

Как он и ожидал, из-за маски прозвучал хриплый смешок:

— Полагаю, вы поняли ответ, мисс Грейнджер? — обратился Вейдер к почему-то смертельно побледневшей Гермионе.

— Ну и в чём по-твоему был смысл этого задания? — непонимающе спросил Рон, когда они понуро тащились на обед. Сразу после него у них были зелья со слизеринцами, что не способствовало ни хорошему аппетиту, ни настроению.

— Это был психологический тест. Чистая психология, никак не связанная с тёмными искусствами!

— Ну не знаю… лично мне было как-то не по себе от всего этого. Вроде дурацкие вопросы, а в то же время и нет.

— Потому что это были вовсе не дурацкие вопросы, Рон! Он спрашивал вещи, которые мы должны знать, но не имеем права об этом говорить.

— Это как?

— О чём он тебя спросил?

— Ну не он, а Лаванда, — недовольно поправил Рон, но Гермиона лишь отмахнулась всем своим видом требуя ответ, который, похоже, знала не хуже его самого. — Ну… что-там про оказание первой магической помощи.

— И что ты сказал?

— А то ты не слышала?! Сказал, что если кого шарахнуло шальным заклинанием и ты не знаешь что делать, то лучше не трогать. Передать профессионалам и дело с концом.

— Нет, Рон, — он спросил, что вы будите делать, если кого-то на ваших глазах поразит сложное заклинание, от которого вы не знаете контрзаклятия. И ты сказал, что как можно быстрее попытаешься дотащить до мадам Помфри.

— Ну и? Что не так-то? Правильный же ответ, — растеряно сказал мальчик, посмотрев на Гарри в поисках поддержки.

Гермиона, нахмурив брови, подняла указательный палец, призывая друга к молчанию.

— А то не так, что в ответ на это он сказал примерно следующее: хороший план действий. Вам повезёт, если это будет неподалёку от медкабинета. А потом как бы невзначай спросил, что ты будешь делать, если это место находится далеко и рядом нет ни медсестры, ни опытных волшебников, а жертва, допустим, проклята или ещё хуже — одержима. И ты…

— И я сказал, что пусть это будет хоть тайная комната, и пусть…

— Рон — за какие-то пять баллов ты рассказал ему о том, что случилось с Джинни!

При упоминании сестры Рон резко осёкся, прервавшись на полуслове. Сначала побледнел, отчего все веснушки стали отчётливо видны, а потом столь же густо покраснел — так, что они практически исчезли.

— Ничего я ему не говорил! Это шутка такая! Ты же видела, как все смеялись? И ты просто знаешь ту историю, вот так и подумала! И вообще, он седьмой курс Рейвенкло на первом занятии, по слухам, в запретный лес водил. Тоже скажешь, секреты выпытывал?

Гермиона лишь устало покачала головой, — предполагаю, что вопросы, которые он задавал остальным так же были не столь просты. Помните, как Парвати сначала радовалась, а потом молчала весь урок? И на второй вопрос она и Симус отказались отвечать. Он заставил нас всех пройти типичный психологический тест.

Натолкнувшись на непонимающие взгляды друзей, она нехотя пояснила, — ну… Психология это такая магловская наука о поведении людей, их особенностях характера. Считается безобидной, скучной, и потому мало, кто ей интересуется, — начала объяснять она.

— Гермиона?

— Ну вообще-то, это довольно-таки тонкая наука, и сказать что-то конкретное я не могу. Я читала её только для того, чтоб определиться, в какой сфере мне будет предпочтительней развиваться. А все эти тесты и опыты магловских учёных в основном просто просмотрела и…

— Гермиона!

— Я могу ошибаться, в конце-то концов нельзя со стопроцентной уверенностью сказать, какое именно…

— Да ради Мерлина!

— Он это устроил, чтоб показать, что многие из нас просто не готовы взять на себя ответственность. Нам куда проще переложить проблему на кого-то другого, но при этом нам нравится чувство контроля над окружающими. А если подконтрольному посулить какое-то небольшое вознаграждение, то он выдаст все секреты, причём наверняка не свои. Только три из пятнадцати вопросов остались без ответа!

— И маглы называют это безобидной наукой? — сдавленно выдал Рон, споткнувшись на ровном месте и едва удержав равновесие.

Где-то за гранью…

— Итак, он сделал первый ход.

— Вы недовольны?

— Просто мой пока ещё ничего особенного даже и не попытался предпринять, — недовольно заметил Палпатин, с лёгким раздражением во взгляде поглядывающий на Дамблдора.

— Дайте ему время. Тому очень тяжело адаптироваться в вашем мире, да и прошёл всего месяц с небольшим. Но будьте уверены, как только он разберётся, что к чему, дело пойдёт на лад. Ему просто нужно ещё немного времени и помощи.

— Я и так всё сделал для него! Назначение, передача власти и флота. Даже этот подарочек от Вейдера вручил, хотя её стоило лучше отдать ИСБ. У него вся полнота власти — он может выйти на мостик и потребовать превратить Хот в обугленный шарик. Он может прямо сейчас затребовать данные обо всех боевых станциях и кораблях Империи и двинуть армады в любую точку, которая взбредёт ему в голову.

— Может, он пока ещё не осознал этого в полной мере? — миролюбиво заметил директор Хогвартса. — Вы же сами упоминали о том, что и подарок, и флот, а точнее, получение истинного командования над ними — процесс не пары дней.

— Хотите сказать, что я много от него требую?

— Вейдер показывает такие успехи только потому, что он ваш ученик.

— Вы желаете пополнить армию моих льстецов? — в притворном ужасе округлил глаза император.

— Нет. Просто указываю на очевидные факты. Он спокоен, умён, осмотрителен, выверяет каждое своё действие, просчитывая всё на десять шагов вперёд, но нельзя забывать о том, что причина тому — вы. Он знал, на что шёл. Отчасти понимал, к чему это приведёт, и только из-за вашего предупреждения спокойно воспринял произошедшее, даже не попытавшись никого убить.

— Всё-таки льстите, — подытожил старый ситх, но улыбка на его лице свидетельствовала о том, что ему это нравиться.

— Отчасти, — согласился директор. — Лишь отчасти. К тому же, вы и так прекрасно знаете разницу между двумя лордами в плане опыта и способностей. Разницу между нашими мирами и их требованиями для достижения вершины. Разницу в том образовании, которое получили оба и которое у одного из них проходило под вашим чутким и непрестанным контролем. Однако, — Дамблдор позволил себе мягкую улыбку, — я же вижу, что причина вашего недовольства не в этом. В чём же тогда?

— Он хочет убить вас сильнее, чем меня, — с какой-то странной усмешкой признал Палпатин. — Это расстраивает.

Дамблдору, в ответ на это только и оставалось, что рассеяно улыбнуться. Милые традиции ситхов были ему немного непонятны, так же как и их убеждённый фанатизм в следовании принципа «ученик убивает учителя».

— Помнится, именно с этого и началось наше знакомство. С выяснения, что ученики практически никогда не оправдывают надежд своих учителей. Что поделать, видно такова наша доля.

Эти слова, сказанные как всегда неторопливым, мягким голосом, заставили императора насторожиться. Золотые глаза буквально впились в ледянисто-синие. — Я не ослышался? Мой бывший ученик вас тоже чем-то расстроил?

Отпираться было бесполезно, да и не имело смысла. В чём, в чём, а в тонкостях произнесённых, а тем более не произнесённых слов, бывший канцлер Республики умел разбираться получше многих.

— Он выбрал МакГонагал.

— А вы ставили на того зельевара?

— Когда мы обсуждали личность того, кому он сможет довериться, я предполагал, что это будет человек максимально близкий ему по характеру.

— И взяв это за основу, вы допустили одну очень большую ошибку в своих расчётах, — не без удовольствия отметил ситх. — Мой ученик терпеть не может, когда им кто-то командует — кроме меня. Вы осторожно попытались подпихнуть ему в друзья этого человека, и он вполне ожидаемо отпрянул в сторону.

— Я рассчитывал, что он просто потребует её невмешательства с последующей частичной передачей ей всех школьных дел. А он, похоже, решил, — директор замолчал, пытаясь выразить свою мысль как можно дипломатичней.

— Сделать её правой рукой — коллега. Он хочет сделать вашу правую руку — своей. Ваша игра, ваши планы, ваша великая идея, — ситх усмехнулся. — Вы сами сказали, что Вейдер сильнее вашего лорда, а значит, за ним нужен глаз да глаз. И лично я — окажись на вашем месте — после этого, как минимум бы насторожился. В конце-то концов, я бы не хотел так рано потерять такого прекрасного собеседника.