Расставляя приоритеты (джен)

— В письме вы упомянули, что он обучался в иностранной академии, где числился как очень талантливый студент. По окончании курса, остался преподавать и не получил статус магистра только из-за политических интриг, — опустив изящную чашечку из тонкого фарфора на блюдце, начала профессор МакГонагалл.

— Да, именно так.

— Но вы не написали мне, о какой именно академии идёт речь. Это Шармбатон, или Кол…

— Нет-нет, вы не знаете эту академию. Она очень далёкая и очень закрытая. Я сам узнал о том, что она существовала, всего три месяца назад.

— Существовала? — брови профессора удивлённо взлетели вверх.

— Она была… реорганизована. Долгая история, политические интриги.

Магические школы и академии обычно не «реорганизовывали» по-политическим мотивам, хотя бы потому, что они всегда находились под полным контролем магического правительства, которое как огня боялось раскрытия. Так что единственной причиной закрытия, могла быть только неудачная попытка захвата власти. Однако, она решила не заострять на этом внимание — Минерву мало интересовала политика. Если этот человек не будет вести в школе никакой пропагандисткой деятельности и при этом окажется, что он хорошо знает материал, то ей этого будет более чем достаточно. В конце-то концов, найти преподавателя ЗОТИ для Хогвартса было задачкой не из лёгких. Вот уже более пятидесяти лет у них не было постоянного профессора на данной должности, и уже не только по школе, но и далеко за её пределами ходили слухи, что должность проклята. Каждый учебный год со смельчаками, рискнувшими её занять, происходили поистине чудовищные происшествия, причём такого масштаба, что ещё ни один из них не уходил по своей воле/в здравом уме/с целой репутацией или полным комплектом рук и ног. В результате этого, особо неприятного обстоятельства, им приходилось брать на работу любого согласившегося волшебника, которого в любой другой ситуации, не то что к детям, на порог бы не пустили.

— Я надеюсь, их программа не сильно отличается от нашей?

— О, различия глобальны, — с явным удовольствием в голосе начал расписывать директор. — Полный пансион, детей начинали обучать чуть ли не с пелёнок. Постоянный контроль за их развитием, по достижении определённого возраста каждый получал персонального наставника, который и доводил обучение до конца. Постоянные практические занятия, командировки…

— Командировки? — удивленно переспросила профессор.

— Да, они получали разные задания для того, чтоб на практике отточить навыки. Но смею вас уверить ничего такого, что они не могли бы сделать: расследование убийств, саботаж на оружейной фабрике, спасение торговцев в пустыне от огромного червя, проникновение на базу противника…

Неизвестно сколько бы ещё он смог рассказать об учебной программе в далёкой академии, если бы не натолкнулся взглядом на широко раскрытые от ужаса глаза МакГонагалл, которая, как видно не оценила новых методик преподавания.

Директор сразу чуть замялся и опережая неминуемые вопросы поспешно уточнил, — только для взрослых учеников.

Профессор трансфигурации, правда, быстро взяла себя в руки. В конце-то концов, она не первый год преподавала в Хогвартсе и насмотрелась всякого. Тот же Поттер ещё на первом курсе обезвредил тролля, победил Того-Кого-Нельзя-Называть. Затем был василиск и опять всё тот же тёмный лорд. Внушительный список даже для взрослого. Так что она успокоила себя мыслью о том, что вполне возможно в той академии все дети были такими как Гарри и… Что же, если рассуждать так, то факт реорганизации уже не вызывает удивления. Разве что любопытно, куда они дели столько одарённых учеников. Ни она, ни прочие учителя других школ, с которыми она поддерживала переписку, не отмечали наплыва чужих студентов.

Однако, чем бы там не занимались ее коллеги и как бы они не решили эти проблемы, сейчас разговор шёл о будущем её студентов. А значит, профессор должна была знать об этом человеке всё и, в первую очередь, насколько он соответствует требованиям на пост профессора ЗОТИ. У неё более не было желания выслушивать жалобы от родителей, что на должность берут чуть ли ни первого встречного, хотя это было именно так.

— Значит, он так же обучался по этой программе, — неторопливо начала она. — Но разве может один человек в полной мере дать ученику представление о заклинаниях, зельеварении, трансфигурации и прочих сложных для изучения науках?

— Ну… собственно они и не учили зелья, трансфигурацию и, — одного быстрого взгляда на декана гриффиндора ему как видно хватило, чтоб спешно добавить, — зато у них прекрасное магловедение, история, прорицания, астрономия. Их постоянно учили как правильно использовать их силы, — дипломатично закончил он, явно еле сдержав себя в последний момент, что бы не добавить к этому списку ещё пару пунктов. Пунктов, которые ей судя повсему не понравились бы.

— Таким образом, по нашим меркам, он обладает только уровнем выпускника?

Дамблдор с преувеличенным вниманием принялся разглядывать лимонную дольку.

— Средний уровень?

Долек стало две и президент международной конфедерации магов занимался тем, что пытался на глаз определить их различия.

— Уровень ЖАБА? СОВ?

Покончив с выяснением визуальных аспектов, директор школы приступил к вкусовым. Медленно, словно не замечая ошарашенное лицо профессора трансфигурации дегустировал, откусывая от каждой поочерёдно.

— Ну хоть Люмос он знает?! — в отчаянии взмолилась та.

— Люмос? — задумчиво отозвался директор, поглаживая роскошную белоснежную бороду. — Да, нет, не думаю. Откуда ему его знать, если у него ещё и палочки даже нет.

Он ещё что-то говорил о том, что они бросили все силы на изучение языка, основных знаний о Англии и что первое сентября выпало на пятницу, а раз так, то они в выходные поедут в Косой переулок и спокойно купят палочку…

Декан гриффиндора его не слушала. Все эти грязные, нелепые слухи, газетные статьи — она им не верила. А потому не обратила внимание на вечно недовольное лицо главы Слизерина. Пропустила мимо ушей непонятные бормотания Грюма, который, после случившегося в прошлом году, был малость не в себе. Бедняга был настолько плох, что даже в Мунго ему не смогли помочь. Она целиком доверилась мнению директора. Его, Филча и Поппи, которые иначе чем с восторгом о новом профессоре и не говорили. Медсестра — она всегда тонко чуяла некомпетентных в своей области личностей. Занятая днями напролёт лечением студентов, она чуть ли не больше них ратовала за то, чтоб их обучение не поручали, абы кому. А Филч? Да, он предвзят к детям, но он был всегда строгим сторонником правил. Он бы не стал молча смотреть на столь явное нарушение. Он бы непременно попытался…

— Профессор Дамблдор, — прервала она детальное описание плана, согласно которому, обучить магии уровня школьной программы было вопросом пары дней. — Вы позволите мне, и паре других учителей взять его пары?

— Уверяю вас он прекрас…

— Чему он сможет обучить детей если он…

— Он будет преподавать.

— Тогда позвольте быть его ассистентом.

— Исключено.

— Для старших, сдающих экзамены СОВ и ЖАБА курсов. Хотя бы пока…

— Нет.

— Он не справится.

— Он выучил английский язык за месяц. Его талант очевиден, так же как и тот факт, что в том же прорицании профессор Трелони ему не конкурент.

Профессор МакГонагалл хотела уже возразить тем, что преподавателя прорицаний умело водит за нос далеко не первое поколение учеников, а способность к изучению языков вовсе не значит, что человек будет силён в изучении заклятий, но Дамблдор даже не пожелал её слушать.

— Он будет преподавать, — тихий, безапелляционный голос. Она давно не слышала его. В последний раз он звучал, когда ей пришлось согласиться оставить годовалого ребенка ночью, на пороге чужого дома.

Дверь глухо хлопнула, когда декан Гриффиндора, поджав губы и сухо пожелав доброй ночи, быстро вышла из кабинета.

Директор школы магии и колдовства остался один. Мягкая улыбка появилась на кончиках его губ. Он знал, к кому она пойдёт. Не сейчас, конечно. Сейчас ей будет мешать гордость, но первое сентября уже совсем скоро.

Минерва МакГонагалл была прекрасным преподавателем, опытной волшебницей, верным товарищем и членом ордена Феникса. У неё не было недостатков, как у друга и профессора, но увы, политика и виденье будущего — были для неё непонятным, чётко разделённым на чёрное и белое миром. Жаль, что придётся ломать их столь грубым способом.

Он откинулся на спинку кресла, невольно в который раз припоминая разговор со своим далёким коллегой. Тогда, в самом начале знакомства, они быстро сошлись на том, что в действительности в мире нет абсолютного добра и столь же всепоглощающего зла. Всё относительно и абсолютно, всё зависит от точки зрения творящего. Никто не называет себя злом, даже Том утверждает, что своими действиями он хочет навести порядок. Так же и добро. За свою долгую жизнь он видел много волшебников и маглов. Хороших людей, которые действовали исключительно из лучших побуждений, однако, зачастую, всё заканчивалось весьма печально.

Тогда они с Палпатином пришли к выводу, что раз нет этих абсолютных величин, то и не стоит загонять себя в ловушку псевдоправильных решений. Невозможно угодить всем, и забавный магловский рай никогда не станет реальностью. Просто потому, что они все не подпадают под критерии его жителей. Важна лишь жизнь. Предотвратить войну — вот что самое главное. Неважно, что кричат поборники чистой крови — маглов не пара миллионов. Их миллиарды, и в случае войны они просто задавят массой. Всецело доверять их оппонентам так же опасно — обычные люди боятся всего необъяснимого и непонятного, а магию нельзя осмыслить за несколько минут. Узнав о ней они начнут бояться и завидовать тем, кто получит дар. Зависть и страх всегда приводят к ненависти, а та — мать войны.

Именно поэтому так сложна задача. Именно поэтому в этот час они все должны объединиться, несмотря на противоречия и страхи. Маги и маглы. Люди и существа. Гриффиндор и Слизирин. Только так можно будет победить. Только так станут возможны перемены, и у них появится надежда.

* * *

Его надо было учить всему. Начиная с того, как обезвредить садового гнома и заканчивая слабыми местами драконов. Новоявленный лорд хоть и обладал несомненным талантом и навыками, но надо было честно признать — его победил бы и человек со знаниями первокурсника. Со знаниями, а не первокурсник потому, что тот мог довести не то, что ребёнка, взрослого до инфаркта.

В своё время Грюм видел многих преступников: Пожирателей смерти, некромантов, поклонников вуду и слетевших с катушек вампиров. Они пытали, убивали, практиковали такие вещи, что нормальному человеку противно было бы об них даже думать. Они все казались несмышлеными детьми рядом с Дартом Вейдером. От новой надежды Дамблдора исходила такая аура тьмы, что большинство тварей методам борьбы с которыми он должен был обучить новичка, просто боялись вылезти из своих клеток. В прямом смысле слова упираясь когтями, зубами и хвостами. И их можно было понять. Старый мракоборец сам не мог вести себя естественно, когда рядом с ним вышагивала эта укутанная в чёрное фигура. Естественно, по отношению к опасному человеку, который волей судьбы оказался с ними по одну сторону баррикад.

Если говорить начистоту, то он даже не был уверен в том, что под бронёй прячется человек. То, что осталось от человека. Директор Хогвартса клялся, что были предприняты все необходимые меры и Вейдер прекрасно может обходиться без маски и прочего, своего довольно-таки странного обмундирования, которое категорически не вписывалось в принятый в школе дресскод. Однако тот отказывался заменить их на что-то другое и Грюм чувствовал, что Дамблдор скорее внесёт изменения в правила, чем попытается надавить на своего нового преподавателя ЗОТИ.

Обычно сам Грозный глаз разве что прилюдно не подтирался директивами Министерства, но его действия тогда носили вызывающе наплевательский характер — что бы ещё сильней позлить этих слюнтяев. В этот раз злить никого было нельзя. Нельзя было раньше времени привлекать внимание к ним. Операция в стадии подготовки и Дамблдор разве что зад Фаджу не вылизал попутно отдав звание верховного чародея Визенгамота, что бы тот и дальше сидел у себя в кабинете. А то чего доброго вспомнит, что у них в школе который год к ряду творится, пришлёт проверку, а у них тут тёмный лорд разгуливает.

Доводить до этого он не желал, и за несколько дней до первого сентября довёл до сведения Вейдера недопустимость подобных вольностей и привлечения ненужного внимания.

— Вы хотите, чтоб я ее снял? — поинтересовался тёмный лорд, когда мракоборец прямым текстом попросил об этом.

— Да именно этого я и хочу.

— Как пожелаете, — пророкотал тот, протянув руки в массивных перчатках к закрывающему его лицо предмету.

Грюм должен был сразу почувствовать подвох, ещё когда тот так быстро согласился, поскольку упрямства Вейдеру было не занимать.

Когда блестящий чёрный метал был удален, и открылось бледное, совершенно бескровное лицо, с жутким шрамом о происхождении которого даже ему не хотелось задумываться, — мракоборец понял, почему тот фонарник так отчаянно пытался сбежать.

Грюма не пугали шрамы. Грозный глаз смеялся в лицо смерти, Пожирателям и самому Волан-де-Морту. Аластор Грюм мгновенно понял, что если ношение странных одежд, доспехов и маски на лице, ещё можно будет списать на традиции, данные обеты и предписание врачей, то едва новый профессор ЗОТИ предстанет перед учениками в таком виде, то даже последний идиот начнёт что-то подозревать. Пришлось согласится, что лучше Вейдеру оставить маску на месте, так же, как и прочие элементы своего странного облачения.

Что характерно, его боялись только те тёмные создания, которые не считались в полной мере животными, а были скорее разновидностью духов и малых волшебных народов. Обычные животные в нем души не чаяли. Фестралы, гиппогрифы и прочая живность дозволяли ему спокойно чесать им за ушком. Да что там они! Миссис Норис, эта облезлая кошка завхоза, тощее и вечно всем недовольное создание, даже со своим хозяином не выглядела счастливей, чем на руках тёмного лорда. Сам Филч так же чуть ли не боготворил нового профессора ЗОТИ. Величественный и грозный, сторонник жёсткой дисциплины, невидящий ничего плохого в наказании нарушителей правил, тёмный лорд стал настоящим кумиром завхоза.

Однажды, разыскивая своего великовозрастного подопечного, чтобы показать боггарта (предыдущий при появлении лорда забился в шкаф, где мужественно держал оборону до прихода Дамблдора), Грюм зашёл в кабинет Филча — маленькую комнатку, где хранились никому ненужные списки правил и картотеки нарушений. Завхоз не только знал Хогвартс, как свои пять пальцев, он ещё имел парадоксальную способность, что называется, нюхом чуять, где и кто находится в данный момент.

Однако, демонстрировать свои способности тому в этот раз было не нужно, поскольку искомый обнаружился прямо в его кабинете. Мракоборец, как и в тот день, когда наблюдал за Вейдером гладящим животных в загоне для особо опасных тварей подумал, что его чем-то опоили, поскольку идеализм открывшейся ему картины просто зашкаливал.

На столе, обычно загромождённом стопками каких-то бланков и распоряжений, лежала простая белая скатерть, с каёмкой из вышитых анютиных глазок. Поверх неё стоял маленький фарфоровый чайник с гербом школы, две чашки, вазочка с печеньем и маска Вейдера, чёрным пятном громоздилась у самого края. Сам её обладатель, сидел в видавшем лучшие виды и молодого Риддла кресле, осторожно поглаживая блаженно мурлыкавшую кошку. Ни само животное, ни её хозяин как видно не испытывали ни малейшего дискомфорта от присутствия гостя или его, мягко говоря, пугающей внешности.

Грюму, конечно, учтиво предложили присоединиться, но он, сославшись на неотложные дела, поспешил ретироваться. Он согласился помочь Альбусу в его безумной затее, он обучит Вейдера всему, что знает, но он не подписывался заводить дружеские отношения с этим… человеком.

Иногда, ненадолго, всего на миг, он позволял себе усомниться в верности выбранного ими плана. Во всяком случае, по части официального прикрытия, поскольку с трудом представлял как тот будет учить детей и, главное, чему. Вопрос — безопасно ли такое «сотрудничество», так же не давал ему покоя.

Дамблдор как мог пытался развеять эти сомнения.

— Мы не нужны ему Аластор, — частенько говорил он. — Наш мир для него безумно архаичен и скучен. И потому он всеми силами мечтает вернуться назад. Но путь туда ему закрыт, пока он не выполнит здесь своего предназначения. Так что он может ненавидеть, презирать и мечтать нас уничтожить сколько угодно. Ему всё равно придется принять ситуацию и помочь нам — другого пути попросту нет. И, можешь мне поверить, он это понимает даже лучше, чем ты или я.

На это мракоборцу уже было нечего возразить. Директор школы тут был совершенно прав. Перед ними был человек из мира, где магия имела совсем иные формы и не позволяла сотворить что-то из ничего, но при этом у них была техника, с лихвой компенсирующая этот недостаток.

Грюм как-то сумел разговорить подопечного на тему, как тот находит их мир. Все эти способности, которые ему открылись. Ответ тогда его малость удивил. Лорд ожидаемо посчитал их мир слишком маленьким и к этому добавил, что единственное, действительно заинтересовавшее его у них, — это способность магов к мгновенному перемещению и анимагия. Правда, тут он добавил, что даже они не совершенны. Годы обучения и способность превращаться во всего одно животное, причём не всегда в то которое хочешь, по его мнению, было расточительством времени. А трансгрессирование? Будущий профессор ЗОТИ прямо спросил его, могут ли маги очутиться на спутнике планеты, если того пожелают? Сам Грюм никогда не задавался подобным вопросом, и появляющаяся каждую ночь над головой светящаяся мертвенным светом штука, его интересовала исключительно как индикатор опасности оборотней. Он сказал, что теоретически они могут это сделать — легче лёгкого. Вейдер рассмеялся и сказал, что нет. Будь это так — все маги уже давно жили бы там. Они знают способ дышать под водой, их сжигали на кострах во времена инквизиции, но они не горели, научились создавать щиты, ограждающие себя от внешней среды. Они могут всё это, но при этом сидят на шарике, где боятся сделать лишний шаг, чтобы их не заметили? Чушь! Они просто не могут его покинуть!

Грюм тогда не стал спорить. Разговоры на тему «есть ли жизнь на Марсе» его мало интересовали. Его дело бороться со злом, а остальное — не его забота. Однако, он посчитал своим долгом передать эти слова директору, который нашёл в них лишь подтверждением своей теории о ненадобности их мира. Заточить зло в маленьком мирке, где ему негде развернуться, — разве это не своеобразная тюрьма, единственный выход из которой это перевоспитание всех, начиная с себя?

— Я всегда считал твои программы перевоспитания, слишком мягкими, но эта, — он покачал головой. — Ты ведь понимаешь, что смерть была бы куда более лёгким выходом?

— Поверить не могу. Знаменитый Грозный глаз Грюм сокрушается о том, что мы используем слишком жестокие методы для тёмных волшебников!

— В том-то и беда Альбус, что он не волшебник. И если хоть кто-то об этом узнает…

— Скажем, что так и надо, — беззаботно отозвался Дамблдор.

— Ты же знаешь Министерство.

— И именно потому, что я их слишком хорошо знаю, уверен, что ничего не будет. Поскольку, если всплывает неприятная правда о нашем друге и его появлении у нас, то Министерству придётся признать и причины побудившие нас — Фадж на это не пойдёт.

— Не вижу взаимосвязи.

— Ты — нет, — уклончиво сказал Дамблдор,

— Я уже совсем старый стал, — усмехнулся мракоборец. — Порой даже забываю, что ты один из них. Президент международной конфедерации магов! Не боишься, что они попросят тебя на выход за такие выходки?

— До этого не дойдёт. Он придёт к ним раньше.

— Захват власти?

— Нет. Убеждение в том, что они немного неправы в своём видении мира.

— Просто разговором?

— О-о-о… Он умеет убеждать. Знаешь, даже с Пивзом нашёл общий язык.

— С этим мелким….

— Да-да, — быстро прервал директор, догадываясь, как именно того охарактеризует Грюм.

— Я думал, что окромя кровавого барона он никого и не боится.

— Никого, но в данном случае у них состоялся весьма примечательный разговор. Хотя, возможно, — монолог тут уместнее. Он просто снял маску и рассказал о своей предыдущей работе.

— И как?

— Красочно, — не вдаваясь в детали сказал директор.

Подробности о предыдущей работе тёмного лорда он не рискнул спросить, с него хватило и зрелища открывавшегося под маской и тёмной ауры окутывающей Вейдера. То, что он убивал, было непреложным фактом. Причём судя по тому, как он спокойно и даже можно сказать равнодушно реагировал на рассказы о их войнах и трагедиях, масштабы было не сравнить.

— И всё-таки, — это дети. Правильно ли мы поступаем, дозволяя ему обучать их?

— Дети порой бывают очень жестоки. Особенно, если чего-то не знают или не видят. В конце-то концов, именно дети и возвели Тома к власти. Сколько было Малфою, Блэкам, Лейстренджу и остальным, когда они поверили в его идеалы?

Дети. Жестокие и, между тем, крайне доверчивые.

* * *

Каждое утро он проводил либо с мадам Помфри, либо с школьным завхозом Филчем. Долгие беседы об их обычной и крайне рутинной жизни были необходимы как для изучения тонкостей языка, так и для понимания, что именно считается рутиной для этих людей.

Для медсестры рутиной были: отравления, исчезновение из тела всех костей, превращение детей в животных, непомерное вырастание частей тела и прочие вещи, как она сказала, тесно связанные с учебным процессом.

Для завхоза рутиной были: взрывы грязевых и навозных бомб, нарушение комендантского часа, проникновение на строго охраняемую территорию, несанкционированное использование школьного инвентаря в неучебное время и в неучебных целях, повсеместное игнорирование правил учениками, нахождение на территории здания особо опасных существ. Последнее, конечно, было редкостью, но одно было с подачи директора, второе — обитало в замке пару столетий. И то и то, могли убить, что последнему и удалось проделать около пятидесяти лет назад.

Особый интерес в их рассказах представляло описание учеников и самих преподавателей, которые только-только начали появляться в школе. Для всего немногочисленного персонала и учеников эти двое были невидимками. Не лезли в межфакультетские соревнования, которые в равной степени делили как учителей так и студентов, тихо-мирно выполняя свои обязанности. Безликие тени, которые всё видели и всё слышали, находясь при этом в основном в позиции наблюдателей.

От них он многое узнал.

Минерва МакГонагалл. Умна, но при этом всегда и неизменно поддерживает свой факультет. Поттер, этот избранный, может с чистой совестью разнести полшколы, но максимум, что ему грозит — это две недели отработок. Отработок в удобное для него время, поскольку не дай Мерлин лучший игрок команды пропустит тренировку. Плакали тогда кубки по квиддичу и школы. Особенно последний, который благодаря Дамблдору под явное накручивание очков, уже который год подряд уходит Гриффиндору. Сама мадам Помфри была далека от этой войны за очки, поскольку она их не давала и не снимала, но женщина считала крайне непедагогичным моментом, когда во время пира и уже без пяти минут вручённого кубка, раскрашенный в зелёное зал окрасился в красные цвета Гриффиндора. Поскольку директор не желал ни минутой раньше прибавить очки за спасение философского камня, хотя у него была на это целая неделя.

Профессор Снейп также оказался одним из борцов за вручение школьной награды. Главным его отличием от МакГонагалл было, пожалуй, только то, что он даже не скрывал стремления покровительствовать своему факультету, и его подопечные этим беззастенчиво пользовались, что только усиливало противостояние. Для коллег его соперничество с деканом Гриффиндора — носило отчасти комический оттенок, поскольку стремление этих двоих завоевать победу, попутно поддев соперника, было простительно детям, но не двум высокоуважаемым преподавателям. Особенно профессору трансфигурации, уже давно перешагнувшей полувековой рубеж.

Остальные двое деканов, Флитвик и Спраут, не привлекали к себе внимания и были далеки от конфликтов. Дружелюбны, всегда готовы помочь. О хороших людях, у которых нет тёмного прошлого и пары дурных привычек, всегда нечего рассказывать. Единственное, что он отметил, так это тот факт, что профессор чар не совсем человек. Полукровка. Межвидовой союз. Ему было интересно, как такое вообще возможно, но спрашивать медсестру он не стал. Та конечно знала ответ, но это была личная информация, изучением которой он займётся по мере надобности, поскольку случай был явно не единичным и у профессора УЗМС была практически та же история.

Среди трёх десятков преподавателей была и местная достопримечательность — Сивилла Трелони. Провидица, которая вела прорицание. В её способности не верил никто, даже сам директор школы находил её талант крайне слабым, но по его словам она сделала целых два пророчества за четырнадцать лет, что показалось ему достаточным. Удивление вызвал тот факт, что преподаватель, как выяснилось, всё это время жила в школе, но, из-за её замкнутого образа жизни, они так ни разу и не столкнулись.

Ровно в десять начиналось время Грюма. Животные, существа, рассказы кто и как применял силу и чем это обернулось. Из бесед с ним он узнавал, что такое магия и с чем её едят. Ему обещали предоставить свою собственную палочку, но, поскольку время поджимало, было решено ограничиться только теорией. Основным аргументом было то, что дальше отпирающего класс заклинания ученики магию от преподавателей и не видели (чары и трансфигурация не в счёт) и даже на вверенной ему защите от тёмных искусств, можно было на первых порах ограничиться обычным текстом из учебника, который дети послушно читали на уроках, не задавая глупых вопросов. А вот если бы их преподаватель удивлялся чарам, странным явлениям и прочим завязанным на местном аналоге Силы вещам, — вот это и было бы подозрительно.

Тёмного лорда невозможно было удивить ничем из того, что мог предложить этот мир, хотя Дамблдор и пытался. Время директора наступало по вечерам, после ужина, когда Грюм еле ворочая языком говорил, что ему сейчас проще обезвредить десяток Пожирателей, чем продолжать болтовню, и удалялся к себе. Беседы с директором Хогвартса были аналогом утренних разговоров, только они касались рутинной жизни, что протекала за стенами замка. Правительство, Министерство, маги, маглы, общая политическая система, взаимодействие и застарелые конфликты.

Терпеливо выслушивая длинные списки фамилий и должностей, ему казалось, что он узнаёт некоторых приближённых Палпатина, гранд-адмиралов и моффов. Те же дрязги, те же предрассудки, те же слова и поступки. Тщеславие, чистота крови, расы и всё это на фоне делёжа денег и власти. Казалось бы, небольшая планетка, что тут делить?! Однако, на ней с переменным успехом умудрялись сосуществовать около двухсот государств и примерно столько же официально признанных магических правительств, функционировавших в формате автономий, которые практически поголовно являлись государством в государстве. На фоне этого особенно умилял статус Дамблдора — президент международной конфедерации магов. Пустая должность, которая так и не стала тем, ради чего задумывалась.

Собственно, именно эта бутафорская роль и заставила его усомниться в чистоте помыслов директора школы. Иметь статус главного волшебника мира и при этом никакой власти? Разве изначальный смысл всей этой конфедерации не был в том, чтобы объединить всех магов в одно монолитное сообщество? Избежать тем самым конфликтов внутри системы и прийти однажды к взаимопониманию с маглами? Исключительно поэтому, на разговоры о благе этого мира он не купился. Палпатин тоже начинал как сенатор. Борец. Нет коррупции, долой правление Валорумов, да здравствует демократия и всеобщее равенство! А к чему пришли? Империя, не обсуждение приказов и главком вооружённых сил отправлен в полудобровольное изгнание на заштатную планету. Объяснять аборигенам что либо, они находят компромисс, либо происходит взаимоуничтожение.

Впрочем, с каких это пор наказания Палпатина должны были стать простыми и приятными? Сколько он видел провинившихся и просто привлёкших излишнее внимание? Основный смысл произошедшего с ними был сломать, вывернуть на изнанку, чтобы все идеалы и надежды рухнули перед глазами. Так было с Тешиком, Дуку, Энакином Скайуокером и многими другими. Кто-то из них выжил, кто-то умер, но ни один не остался прежним. Просто сейчас настал черёд Дарта Вейдера. Что от него хотят? То же что и от остальных — сделать, в конечном итоге, то, что в других обстоятельствах ему бы и в голову не пришло. Стать тем, кем он быть не желает.

Палач императора спасает мир. Жаль, что все джедаи мертвы. Они бы наверняка оценили иронию.

До начала учебного года оставалось всего три дня, и они уже разобрались в основных хитросплетениях тонкого сосуществования магов и маглов. Обсудили основные исторические события, заставившие принять систему именно такой вид, и подошли в плотную к теме малых волшебных народов и их месте в современном мироустройстве.

Собственно, направляясь в кабинет директора, он надеялся наконец поподробней узнать о школьной прислуге, этих замотанных в тряпьё существах, что наводили в замке порядок и готовили на всю ораву учеников. Интересные существа, которые владели своей собственной разновидностью Силы, а так же были единственными, кто мог перемещаться по школе с её помощью.

Однако, едва зайдя в кабинет, он понял, что в этот раз беседа будет о чём-то другом.

Дамблдор сидел в своём кресле задумчиво вертя в руках маленький серебряный значок старосты. Герб Хогвартса, который гордо носили избранные ученики, обладавшие определённым доверием и властью.

— Я помешал?

— О, нисколько. Я уже практически закончил. Самые важные письма — для первокурсников — уже давно написаны и даже разосланы. Осталось только, — Дамблдор замолчал, со вздохов положив значок на стол рядом с белеющим письмом.

— Вы хотите у меня что-то спросить?

— Да. Я не хотел касаться этой темы столь рано, но у меня возникли сомнения, и вы — единственный, с кем я мог бы поделиться ими.

Упоминание сомнений у Дамблдора обычно служило предлогом к началу долгих философских бесед, на тему, что верно, а что — нет. Поэтому он ничуть не удивился, когда прозвучало знаменитое, — цель, она оправдывает средство? — фраза одинаково популярная как и у них, так и в этом, малость отсталом мире.

— Если только превосходит средство в цене. Никто не будет жертвовать флотом ради висящего в космосе куска метеорита. Однако, если за пару столетий до этого, какой-то мудрец предсказал, что властелин этого космического мусора станет правителем мира, то будьте уверены — там вскоре возникнет кладбище кораблей.

— Вы знали, что будет темой вопроса? — с деланным изумлением спросил директор.

— Это единственная тема, которую по вашим словам, вам не с кем обсудить. Вы боитесь, что перегнёте палку и зайдёте в своём стремлении всех спасти слишком далеко. И, в то же время, вас страшит мысль, что мальчик не справится. Для этого вы и заключили сделку с императором. Вы слишком боитесь проиграть и именно поэтому у вас теперь целых два избранных.

— Три. Если быть точным, — грустно усмехнувшись, сказал директор.

— Три?

— Пророчество подходило к двум мальчикам — до определённого момента. Но, учитывая всё произошедшее, — нет никаких причин сомневаться в том, что Гарри и есть истинный избранный.

Вейдер недовольно нахмурился под маской. Это недоговаривание Дамблдора, с последующими всплывающими фактами, его начинало малость раздражать, но тот упрямо гнул свою линию, постепенного ввода в курс дела. Однако, намёк на второго избранного — это не шутки. Дуку в своё время тоже мнил именно себя тем, о ком говорится в пророчестве. И к чему это привело? Нет, такие вещи надо выяснять сразу, ведь тут недомолвок быть не должно.

— Что со вторым?

— Обычный ученик, — слегка пожав плечами, ответил директор. — Он даже не подозревает, что мог занять место Гарри.

— Он может быть заменой?

— Нет. Точно нет. Невилл подаёт большие надежды, но избранного отличает то, что он отмечен, как равный.

Ещё одна недомолвка. Что-то было ещё в этом «отмечен как равный». Что-то, о чём Дамблдор опять решил умолчать. Что ж, если старик так сильно хочет сохранить это в тайне, то он не будет играть в угадайку — у него и без того много дел.

— Так что вы на самом деле хотели узнать? — напрямик спросил Вейдер.

— Мнение. Я хочу узнать ваше мнение, не слишком ли много я взваливаю на этого мальчика? Статус избранного тяжкая ноша школа и для взрослого, а он всего лишь подросток — я боюсь за него. Выдержит ли он такую нагрузку?

— Что вы хотите сделать?

— Дать статус старосты не ему — хотя он несомненно достоин больше многих — а его другу.

— Он достоин?

— Он храбр, как и все гриффиндорцы.

— Я не это спросил.

— Он его друг. И всегда рядом, невзирая на опасности.

— Это всё?

Директор молча кивнул.

Вейдер подошёл к столу чуть ближе, разглядел лежащее на нём письмо, которое, конечно, совершенно случайно оказалось повёрнуто вполоборота.

Извещение о получении статуса старосты. Инструкции. Дата. Подпись. И только место для имени пустовало.

Маленький серебряный значок казался крошечным в его ладони, когда тёмный лорд осторожно взял его со стола. Многие из учеников, как ему говорили, мечтали о нём. Власть и огромная честь.

Сила не покидала его ни на миг, с тех пор как он оказался здесь, но чувствовалась она иначе и действовала совсем не так, как ситх привык. Однако, её тихий шёпот по прежнему можно было услышать.

— Вы любите рисковать? — после долгого молчания наконец спросил он.

— Нет. Но мы достигли той черты, когда любое решение было бы плохим.

— Тогда рискните ещё раз, отдайте его тому, второму мальчику. Хуже не будет.

— Вы уверены?

— А вы уверены, что истолковали то пророчество верно?

— Да.

— Джедаи думали так же.

* * *

Древний замок был фактически пуст. В нём и раньше практически никто не жил, наведываясь лишь в определённые часы, теперь же здесь можно было увидеть только Хвоста и их: тех кому некуда бежать. Предатель безвылазно сидел внизу с момента исчезновения лорда, справедливо опасаясь за свою никчёмную жизнь, а бывшие заключённые тюрьмы предпочитали главный зал с огромным камином. Большое, открытое пространство, тепло огня и возможность видеть друг друга целыми и невредимыми — вот что им было действительно необходимо, после долгого заточения в одиночных промозглых клетушках.

Сидели молча. Всегда молча. Наслаждаясь тишиной, которая не была наполнена, из-за присутствия дементоров, голосами прошлого. Смотрели на пляшущее пламя в камине, бывшее настолько жарким, что казалось, что его тепло проникает под кожу. Туда, где прочно воцарился могильный холод. Безучастно разглядывали друг друга. То, во что они превратились за эти годы.

Беллатрису Лестрейндж эти совместные посиделки не привлекали. Незримая и неумолимая сила тянула её туда, в левое промозглое крыло замка. Туда, где всё случилось.

Её ноги, отвыкшие за долгие годы от нагрузки, всё ещё плохо слушались, так что ведьма шла, стараясь не отходить от стены. Чтобы в случае чего иметь возможность опереться об эти холодные стены. Шаги были медленными. Не чета той гордой и лёгкой походке, которой она вошла в Азкабан. Вошла, чтобы выйти только спустя долгих тринадцать лет.

Как давно это было? Кажется, не больше месяца назад. Да, месяц. Они вырвались из ненавистной тюрьмы. Макнейр что-то устроил, и добрая треть Азкабана обрушилась в море. Старый пройдоха тогда ещё со смехом объяснял Господину, как провернул всё это.

Наконец, с превеликим трудом, она добралась до мастерской. Никаких запоров, дверь нараспашку. Эти трусы боятся её закрыть. Их бросает в дрожь от одной мысли о том, что здесь произошло. Что Он снова исчез.

Предатели. Изменники. Ничтожества. Когда всё случилось, они боялись смотреть друг другу в глаза. Метались по замку, тщетно ожидая, что кто-то им что-то объяснит.

А сейчас? Где они все сейчас?!

Детишек отправились проводить в школу. В школу! Беллу передёрнуло от отвращения. Как представительница чистокровной семьи она знала о важности этого своеобразного ритуала. Первое сентября — день, когда чистокровные волшебники всей семьёй приходят на вокзал, чтобы проводить детей в школу. Показывают, что у них достойные наследники, в чьих жилах течёт чистая кровь. Что их дети, как и их деды и прадеды, владеют магией.

Да, это важно. Важно. Но сейчас? Сейчас, когда ОН пропал, они все вместе соберутся на вокзале. Соберутся, чтобы вместо того, что бы искать Господина, проводить детишек в Хогвартс? Отправить своих детей прямо в лапы к Дамблдору?! Чтобы там им рассказывали, что чистая кровь ничего не значит? Учили, что маглы такие же, как и они?! Будь у неё ребёнок — он бы не поехал в школу! Он был бы сегодня — сейчас — с ней. Помогая. Ища.

Люциус сказал, что им нельзя привлекать внимание. Люциус заявил, что когда Он вернётся, то будет недоволен, если нарушат его план. Люциус сказал, что как только они отправят детей, состоится собрание.

Сама не замечая этого, она опустилась на колени перед пустым креслом стоящим возле заваленного бумагами стола. Он сидел в нём, когда они вошли. Её, ослабевшую от заточения, поддерживал Макнейр. Кажется, Люциус сделал жест, чтобы помочь или ей показалось? Она не была уверена. Она не видела никого вокруг. Только Его. Он сидел в этом кресле и улыбался. Улыбался ей одной. Той, что была верна. Той, что отринула всё, не пожелав смириться с его исчезновением. Выбравшей пойти в Азкабан, но не отречься.

Её ноги тогда обрели силу и она сама кинулась к нему. Упала к его ногам, целуя подол мантии. Он смеялся и говорил, что рад снова видеть её.

Пол был ледяным, но она не чувствовала этого. Её тело давно привыкло к холоду, привыкло к мучениям.

Говорят, в Азкабане человек сходит с ума, лишаясь радости и счастья. День за днём он видит один и тот же кошмар — самый худший момент своей жизни. День за днём она слышала сдавленный голос сестры, — его больше нет! Он мёртв!

Это был, кстати, последний раз когда она видела Нарциссу. Миссис Малфой побоялась помочь ей в поисках и, тем более, явиться хотя бы на одно из слушаний, что устраивали победители. Отреклась. Сказала, что знать ничего не знает, сидела с ребёнком и понятия не имела, чем занимается сестра. Её практически и не допрашивали. Беллатриса сама во всём призналась, смеясь в лицо этим напыщенным индюкам, а Люциус…

Люциус всегда был скользким типом. Избежал Азкабана, убеждал Его, что невиновен и произошедшее не было изменой. Даже сейчас, спустя столько лет, ищет везде выгоду.

Откуда-то раздался тихий шорох, но она даже не повернула головы. Всё пусто, всё безразлично. Ей не вырваться отсюда — нет палочки. Он обещал, что она получит новую, но не успел. Он пропал. Пропал на следующий же день.

Она до боли стиснула подлокотник кресла. Прижалась к нему исхудавшей, мертвенно бледной щекой.

Нельзя. Нельзя было оставлять его. Но он попросил. Сказал, что ему нужна её преданность и её сила. Что она должна восстановиться, чтоб и дальше быть рядом с ним. Она позволила увести себя, а на утро…

Она осталась одна. Нет, вины Цисси нет. Она не предала её. Сестра права, кто-то должен был продолжить род. Она должна была остаться со своим мальчиком, чтоб со временем он стал одним из них. Кто ещё у неё есть? С кем ещё можно отправиться на поиски? Рудольф? Мужа она воспринимала как дополнение к статусу чистокровной волшебницы. Обязательный брак, одобренный семьёй. С ребёнком правда не сложилось. Не было времени. Она должна была служить своему Господину. Помочь ему забрать принадлежащую ему поправу власть, уничтожить грязнокровок и маглолюбцев. Сначала это, а потом уже долг перед семьёй и продолжение рода.

Что-то холодное скользнуло по её ногам. Обвило её тело. Она чуть повернулась. Не желая отрывать руки, вцепившиеся мёртвой хваткой в подлокотник кресла. Змея. Большие жёлтые глаза, не мигая, смотрели на неё. Длинный раздвоенный язык высунулся всего в паре сантиметров от её лица.

Нагайна. Его змея. Никто в замке не знает, чем она питается, но Хвост взахлёб рассказывал, что именно она помогала Господину. Она помогала ему в то время, как Белла сидела в тюрьме. Она защищала его, как защищала бы она.

Рука разжалась. Осторожно. Медленно. Протянула её, чтобы коснуться прохладной кожи.

— Где он… Скажи мне, где он? — прошептала Беллатриса, впервые в жизни умоляя.

Бесполезно. Она не он. Она не понимает змеиный. Даже если она получит ответ, то это ничего не изменит. Даже если Нагайна что-то видела — она никому не сможет рассказать, что произошло здесь, без малого, месяц назад.

Расследование Люциуса ничего не дало. Чисто. Активатор — вода? Бред! Невозможно! Они все — все кто заходил в комнату — чувствовали след от мощной магии. Отголосок выброса невероятной силы. Но напугало их не это. Что-то было призвано. Что-то сильное проникло в их мир.

Боль. Ярость. Тьма. Ненависть.

Господин пропал, когда оно пришло. Никто не знает где Он и куда исчезло то, что пришло. Остался только этот след. След и страх, что Он больше не вернётся.

Змея резким, быстрым движением развила свои кольца. С тихим, шероховатым звуком заскользила к выходу. Замерла в дверях, глядя на неё своим немигающим взглядом.

Беллатриса медленно, словно нехотя отпустила подлокотник. Поднялась с пола. Осторожно, едва передвигая ноги последовала за змеёй, которая будто подстраиваясь под темп женщины, медленно скользила вперёд. Уводя её куда-то вглубь замка.

Где-то за гранью…

— Так и знал, что вы будете здесь, — с довольной улыбкой объявил Палпатин, усаживаясь в кресло. Времени у него было, конечно, немного, но не мог же он отказать себе в удовольствии поболтать пару лишних минут с коллегой. До трансляции, на которой он представит нового главкома, оставалось чуть больше часа.

— Вы думаете, он справится? — осторожно, с мягкой улыбкой, спросил Дамблдор, когда Император объявил о том, что решил немного ускорить события. Дабы представление тёмных лордов широкой публике произошло одновременно.

— Его задача, тихо постоять в сторонке перед камерами. Сигнал идёт с пятисекундной задержкой, так что, в случае непредвиденных обстоятельств, я всегда сумею вразумить его до того, как это кто-то заметит. К тому же, я сомневаюсь, что лорду Вейдеру вы сами поручили, что-то более сложное.

— Да, — кивнул Дамблдор. — Он будет просто сидеть за учительским столом часа полтора, два. До конца банкета. Но, в отличии от вас, у меня нет возможности устроить пятисекундную задержку.

— Вам она и не нужна. Он всегда был смышлёным мальчиком, а теперь и подавно понимает, что лучшее, что он может предпринять это подчиниться вам. При определённых условиях и на крайне ограниченное время, конечно.

Директор школы чародейства и волшебства, задумчиво погладил роскошную бороду, неуверенно пожав плечами.

Этот жест не укрылся от Палпатина.

— Коллега. Вы слишком напряжены по этому поводу. Поверьте мне, у нас обоих будет ещё много причин по переживать. Поскольку я уверен, что перед тем, как решить наши проблемы, они сначала наплодят целую кучу собственных, лишив нас тем самым сна и покоя. Так что пока они этого не сделали, предлагаю расслабиться и получить удовольствие от всей этой ситуации.

— Вы думаете?

— Нет. Я знаю, — золотые глаза холодно блеснули под чёрным капюшоном. — И вы тоже это знаете.

Дамблдору ничего не оставалось, как кивнуть. В конце-то концов, Палпатин прав, излишняя нервотрёпка сейчас ни к чему. Нервы надо поберечь до понедельника. В понедельник начнутся занятия и вот тогда… В памяти невольно всплыло лицо профессора МакГонагалл. Её поджатые губы и звук захлопываемой двери. Нет, всё-таки в чём-то она права.

Люмос Вейдеру надо будет выучить.