Трудно быть отцом (джен)

Как это обычно и бывает, отдых долго длиться не мог. Наверное, стоило быть благодарным Сенджу и девятихвостому за такое количество миссий, но Таджима, заваленный бумагами, был далёк от того, чтобы испытывать это чувство. Благо, хотя бы с частью мог справиться старший сын…

Досидевшись с отчётами до прыгающих перед глазами чёрточек и линий, Таджима не выдержал и малодушно отодвинул всё в сторону. Мадара вздрогнул, глянул вопросительно.

— Продолжай, если не устал. Я пройдусь.

Коридор, изученный до последней прожилки на светлом тёплом дереве. Дом, выстроенный своими руками, когда ещё был жив отец. Шаг за шагом, касаясь кончиками пальцев, проследить плавно изгибающиеся линии. Пустота, блаженная пустота в голове. Решение пришло само. В клане есть люди, которые уже не способны брать миссии, не способны сражаться. Они достаточно опытны и достаточно молоды, чтобы их можно было научить. Так почему не найти им полезное дело?

Таджима повертел в мыслях эту идею. Она казалась простой и очевидной, было странно, что она не пришла раньше, ведь эта идея позволяла хотя бы таким образом вернуть в строй людей. В конце концов, с бумагами тоже приходится сражаться, пусть не оружием и техниками, — и сейчас даже он, глава клана Учиха, вынужден отступить. Это звучало забавно, вызывая улыбку, и мысли перескочили на иное.

Лучше было бы, конечно, выйти на улицу. Прогуляться по саду, пробежать по полигону. Даже если не с кем-то тренироваться, а просто самому размяться… Но был один важный разговор, который больше нельзя откладывать, и Таджима остановился перед комнатой Тобирамы. Тихо постучал, услышал невнятное восклицание, заглянул внутрь.

— Можно?

Изумлённый взгляд вызвал лёгкую улыбку. Наверное, это было слишком странно: глава клана в собственном доме просит позволения у ребёнка переступить порог его комнаты. Для самого Таджимы это было просто правильно, то, что делается так же без размышлений, как пожелание приятного аппетита перед едой или бросок куная точно в мишень.

Молчание неожиданно затянулось. Возможно, ребёнок думал о том, что будет, если он не разрешит. Может быть, ему казалось, что этот вопрос — простая формальность, которая ничего не значит. Учиха не торопил его: пусть поразмышляет, если ему это столь необходимо.

— Да, — прозвучал очень тихий ответ. — Входите.

Таджима переступил порог. Складывалось впечатление, что в этой комнате ничего не изменилось, даже захотелось проверить это, используя шаринган. Будто бы и не жил здесь никто. Неужели Сенджу настолько аккуратен, что клал всё в точности так, как лежало? Или вообще не рискнул ничего брать?.. Последнее кажется более вероятным. Таджима поморщился, вспомнив своё предупреждение. Зря он тогда так высказался.

— Мне нужно поговорить с тобой, и это будет долгий разговор, — произнёс Учиха, удобно усаживаясь. — Не против?

Снова эта знакомая поза. Опустил голову, смотрит в пол, руки расслабленно лежат на коленях — и неподвижен настолько, что без шарингана можно усомниться, что он вообще живой. Странный ребёнок, совсем не похожий на непоседливых сыновей. Возможно, таково его воспитание, возможно, сказывается стихия — надо уточнить, не земля ли. Хотя, может, скованность легко объясняется и присутствием старшего, и тем, что Тобирама никак не может привыкнуть, что они больше не враги.

— Расскажи мне, чему тебя учили, — мягко попросил Таджима. — Я выбрал для тебя того же наставника, кто учит моего сына, зная, что ты хоть как-то можешь владеть мечом. Я хочу знать, что ты ещё умеешь, и чему тебя надо учить.

Быстрый взгляд почти в лицо, снова в пол — и Тобирама негромко заговорил. По большей части в его рассказе не прозвучало ничего нового. Хороший контроль, что неудивительно при относительно небольшом количестве чакры, самые основы фуиндзюцу, знание нескольких простых стихийных техник — похоже, он относительно недавно начал их изучать. Последнее было несколько досадно: Таджима не мог припомнить никого из клана, у кого тоже была бы вода. Огонь, молния, ветер — и только. Сецуна был редким исключением, у него второй стихией была земля.

Немного погоняв ребёнка по остальным премудростям, Таджима остался доволен. Отвечал быстро, не путался, почти не ошибался — и легко признавал свои ошибки. Следовало признать, что Сенджу натаскивали своих детей достаточно неплохо. Только одно осталось пока не охваченным вниманием.

— Ты ничего не сказал про сенсорику.

— Как сенсора меня никто не тренировал, об этом не знали, — приподнял подбородок Тобирама, что при опущенном взгляде смотрелось довольно забавно. — А я и не думал, что со мной что-то не так.

«Не так». Таджима прищурился, усмиряя раздражение.

— И насколько хорошо ты ощущаешь чужую чакру? Как далеко?

Мальчишка пожал плечами, помолчал, прикрыв глаза, и с опаской произнёс:

— Я хорошо чувствую весь дом и точно знаю, кто где и когда был.

Учиха нахмурился. Не заметить такой дар, не попытаться помочь овладеть им — какое расточительство. Неудивительно, что Лис всё-таки у них вырвался, и нет ничего странного, что биджу так легко смог уничтожить селение Сенджу.

— Теперь будет иначе, — Таджима сплёл пальцы, посмотрел поверх них. — Сегодня же и начнём.

Вытащив из рукава небольшой свиток, он протянул его мальчишке. Тот неуверенно взял обеими руками, постаравшись не дотронуться до пальцев, и даже склонил голову.

— Держи. Так учат сенсоров в моём клане. Если есть, чем дополнить записи — можешь делать пометки прямо на этом листе. Просмотри сейчас — всё ли кажется ясным? Всё ли разборчиво написано?

Тобирама кивнул, разворачивая свиток, — снова проигнорировал нормы поведения… Таджима отметил, насколько легко и быстро умеет читать ребёнок. Похоже, ему и стоит поручить разобрать те записи, которые достались от Сенджу, но это будет позже.

— Я сейчас ничего не могу припомнить, — мальчишка явно лукавил. Учиха хмыкнул, намекая, что заметил это, но заострять внимание на сказанном не стал.

— Самая меньшая проблема — кендзюцу. Тебя так и будут учить вместе с Изуной. С техниками сложнее. Сейчас среди нас нет никого, у кого была бы вода. Надо будет просмотреть свитки твоего клана, может, ты сможешь подобрать что-то подходящее…

— Я пытался научиться их создавать, — быстрый взгляд искоса.

— Насколько удачно?

Сенджу опять напрягся. Таджима уже ожидал, что мальчишка вскинется, попытается нагрубить, прощупывая границы дозволенного, но он сдержался.

— Не знаю, у меня не хватало чакры, чтобы проверить расчёты. А теперь и записей не осталось…

— Попробуй их восстановить. Редко кто может создавать новые техники. Я буду рад, если ты окажешься одним из таких людей, даже если сам никогда не смогу применить ни одну из них.

Тобирама неуверенно кивнул. Таджима предпочёл бы уже уйти, чтобы не давить на него своим присутствием, но были ещё вопросы.

— Почему ты держишь лист так близко к глазам, читая?

Ребёнок закаменел, кажется, даже забыв, как дышать. Очень хотелось протянуть руку, приобнять, взъерошить волосы, которые хоть и топорщились, как его собственные, но выглядели мягкими. Нельзя: это испугает его ещё больше.

— Если ты не хочешь отвечать, я не стану настаивать на ответе, — Таджима пожал плечами. — Учитывай только, что я в состоянии помочь справиться с теми проблемами, с которыми пока что не можешь справиться ты.

Тихое хмыканье. Настороженность? Недоверие? Ожидаемо. Таджима вздохнул. Хотелось бы знать, как бы на его месте поступил Буцума. Он наверняка лучше понимал своих сыновей, и они его точно не боялись.

— Если тебе что-то не нравится в этой комнате, тебе можно это менять. Тебе можно пользоваться всем, что здесь есть. Если тебе нужно что-то — говори. Я не могу помочь решить проблемы, о которых ты молчишь.

— Я хочу назад своё оружие, — тут же выпалил он и резко умолк.

Учиха ожидал услышать что угодно, но именно этот выбор самого нужного, пожалуй, именно что восхищал. Сам, наверное, просил бы о том же.

— Будет, — он одобрительно улыбнулся. — Когда я буду уверен в твоих поступках. Все твои вещи, которые у тебя были, целы.

Таджима всё-таки позволил себе протянуть руку. Коснулся плеча — Тобирама тут же напрягся, зажмурился. Показалось — мелко дрожит даже.

— Убрать?

Вздрогнул. Неуверенно приподнял руку, замер — и вдруг, решившись на что-то, положил поверх свою ладонь, вцепился в пальцы, зажмурился. Учиха немного выждал и осторожно придвинулся ближе. Это оказалось ошибкой: Тобирама шарахнулся, снова застыл, сложив руки на коленях, и настороженно взглянул в лицо, щурясь. Встретить взгляд он по-прежнему боялся.

Таджима протянул руку, касаясь его подбородка.

— Глупый ребёнок.

Пальцы скользнули по шраму. Тобирама зажмурился, желая и не решаясь отшатнуться. Немного помедлив в глупой надежде, что ребёнок сейчас сможет успокоиться, Учиха убрал руку. Сенджу едва слышно выдохнул.

— Я узнал всё, что хотел. Снова потревожу тебя, когда пойдём ужинать.

Дождавшись тихого «ясно», Таджима ушёл.

* * *

На то, чтобы составить список подходящих людей и выкроить время для разговора, потребовалось два дня.

После долгой беседы с каждым из тех, кто мог бы возиться с бумагами, Таджима смог выбрать двоих — тех, кто точно справится. Оба поняли, что они должны делать, оба справились с бумагами — сначала с подсказками, а потом и сами. Можно было больше не тонуть в горе отчётов. Всё было бы действительно прекрасно, если бы не старейшины. Никто так не делает, никогда раньше так не делали, это почетная обязанность главы клана, только глава клана ничего не упустит… В чём-то они, конечно, были правы, но отказываться от этого решения Таджима не собирался, что и объяснил, в раздражении своём оставаясь предельно вежливым. Хорошо, что до этого он был занят письмом к Хьюге. Их традиционная «изысканная вежливость» оказалась на диво прилипчивой. А вот предложение самому достопочтенному Юдану заняться этим было немного лишним, хоть и позволило завершить беседу. Даже интересно, почему бы он отказался от подобной чести?

Выкинуть всю эту муть из головы и как-то заглушить дребезжащий голос старика, всё ещё звучащий в мыслях, могла только хорошая тренировка. Хотелось огненными техниками разнести весь полигон, потратить большую часть чакры, выдохнуть наконец, выплеснув всё своё раздражение. Именно поэтому он шёл медленно, дышал на счёт. Требовалось успокоиться: впереди ещё много дел, и слишком сильно выложиться на тренировке — потерять возможность покончить с ними сегодня.

Полигон был занят. Таджима подоспел только к окончанию короткого боя — и увиденное заставило его бежать.

Тобирама замер над Изуной, собираясь перерезать тому горло. Слишком явственно для простой тренировки. Таджима знал, что никак не успеет оказаться рядом вовремя. Никакие рассуждения о том, что Тобирама это просто не осмелится сделать, что иначе он подставит брата, что до этого он демонстрировал крайнюю осторожность в словах и поступках, не успокаивали.

Неожиданно Сенджу резко вскочил и метнулся прочь, прямо навстречу. Изуна успел схватить только за самый край одежды, и тот легко выскользнул из пальцев. Это оказалось странно обидно для сына, с шаринганом хватило одного короткого взгляда, чтобы увидеть и понять, что всё в порядке, — и подсказать, что дальше делать. Сын понятливый, догадался, что лучше будет уйти. Мгновенье — и его уже нет, только ветки кустов всё ещё колышутся. Юркнул в них, как кот, умница.

Прыжок вперёд, схватить за широкий ворот — да, ясно же, что он душит, но кунай так и не выпустил, не разжал пальцы, хоть и хватается за руку, молодец.

— Стой.

Ставшего привычным спокойствия не было. Злость, обида, растерянность, страх — эмоции сменяли друг друга, эмоции ясно читались по лицу. Тобирама поднял взгляд и тут же уставился в землю, напрягся. Его потряхивало.

— Я видел, что произошло, — Таджима старался говорить мягко. — Молодец.

Тобирама полыхнул изумлением. Оно оказалось столь сильно, что даже перекрыло остальные эмоции.

— Я доволен тобой, — продолжил Учиха. — Рад, что ты смог победить.

А вот решение протянуть руку, чтобы взъерошить волосы ребёнку, оказалось ошибочным. Он сразу напрягся, шевельнул плечами, не зная, куда деть руки. Будто кунай жёг пальцы.

— Пойдём, — вздохнул Таджима.

Тобирама взглянул на него и тут же отвёл взгляд, посмотрел на добытое оружие. Не нужно быть одним из Яманака, чтобы понять, о чём он думает. Наверняка уже уверен, что получит своё наказание.

— Я действительно видел ваш бой. Можешь оставить себе.

Недоверчивый взгляд. Тобирама сунул кунай за пояс, пошатнулся и застыл на месте, жмурясь. Заминка всего лишь в несколько мгновений — этого хватило, чтобы обеспокоиться и схватить за плечо. Неужели ранен? Но когда? Как, если это незаметно даже с помощью шарингана?

— Что с тобой?

Долгая пауза. Сенджу старательно жмурился и отворачивался, страшась шарингана. Пришлось даже чуть встряхнуть, чтобы услышать тихий ответ:

— Голова болит. Ничего особенного, всё в порядке, я привык.

Почти скороговорка, слова кажутся заученными — а его рука вздрагивает. Хочет теплом ладони приглушить боль, но одёргивает себя?

— Глупый ребёнок, — Таджима вздохнул. — Что же ты молчал?

Тобирама поджал губы, шагнул в сторону.

— Как долго болит и из-за чего?

— Неважно, — он скрестил руки на груди. — Вы же на самом деле не хотите это знать, а со мной на самом деле всё в порядке.

Учиха с трудом сдержал желание его ударить. Допрашивать, выясняя, что не так, ему ещё не приходилось. Остаётся надеяться, что ловить в иллюзии не потребуется.

— Глупый ребёнок, — он придавил его интонацией, — мне виднее, из-за чего и как беспокоиться и на что обращать внимание. Либо ты сейчас объясняешь, что с тобой, и я ищу способ тебе помочь, либо молчишь и мучаешься дальше. Решай.

Снова повисло молчание. Таджима просто не мог понять, что такого сложного в ответе на простой вопрос, но не торопил. Пусть подумает.

— Наверное, всё потому, что я сенсор. Слишком много чувствую, — Тобирама потёр висок. — Не могу из-за этого спать.

Таджима задумчиво хмыкнул. Если этот Сенджу талантливее Мадары, он — действительно ценное приобретение. Особенно если удастся научить мальчишку использовать этот дар. Но прежде чем строить планы, стоит его проверить.

— Идём.

Тобирама вздрогнул, глянул в сторону, будто подумывал сбежать — и послушно пошёл рядом. Вдоль полигона, по тропке в сад, вдоль ручья — они постепенно подходили к границе селения, и Таджима всё чаще поглядывал на ребёнка.

— Скажешь, когда перестанешь чувствовать остальных. Не отставай.

— Хорошо, — тихий, едва слышный ответ.

Тобирама шёл всё медленнее. На лесной тропке — Таджима не рискнул тащить его на верхние пути — пришлось и вовсе взять за руку, чтобы не отставал.

— Может, мне стоит тебя понести?

— Нет, — быстрый, резкий отказ, ребёнок даже словно проснулся, вскинулся — и взглянул неуверенно, проверяя реакцию.

Учиха пожал плечами: не хочет — как хочет. Если в мыслях Сенджу звучит голос клановой гордости — пусть так. Мыслишки о собственном безрассудстве Таджима предпочёл проигнорировать. Да, этот ребёнок считает его врагом, он уже убивал, но сейчас он ничего не сделает. Не посмеет. Он не настолько безрассуден.

— Всё, — Тобирама остановился, споткнувшись. Прислушался. Было странно наблюдать, как он вертит головой, словно озираясь, — а глаза закрыты, зажмурился даже. — Я больше никого не чувствую. Только вы.

— Садись, — Таджима указал — рядом, потянул на себя, заставляя прилечь головой на колени, коснулся волос. Топорщатся — а мягкие, как шёрстка котёнка. Даже приятно перебирать короткие пряди и аккуратно нажимать на точки, снимая боль и усталость.

— Так легче?

Едва заметный кивок — и сразу же нахмурился. Таджима ласково кончиками пальцев разгладил складки, провёл по лбу — и снова прикоснулся к волосам.

— Что именно ты чувствуешь? На что похоже твоё ощущение чакры?

— Как зрение без зрения, — немного поразмыслив, ответил Сенджу. — Я просто знаю, кто где есть. Постоянно. Мне это мешает.

— Сейчас лучше?

— Да. Сильная чакра рядом, остальные далеко. Так тихо…

Таджима замолчал, бездумно перебирая пряди. Надо будет выяснить, насколько этот Сенджу хорош как сенсор, и постараться помочь ему совладать с даром.

— Скажи мне, — начал Учиха и сразу же ощутил, как напрягся ребёнок под его ладонью, — какое у тебя прозвище?

Пауза. Медленно проступающее озадаченное выражение, которое почти сразу угасло.

— О каком прозвище вы хотите знать?

— Домашнее, Тобирама. То, как тебя называли родные. Тора, наверное? — Таджима улыбнулся. — Хотя для этого у тебя не тот цвет волос. Или Тоби, м?

Молчание было ещё более долгим, слова — резкими и отрывистыми.

— Торью. Так звал меня младший брат. И его убили.

— Вот как… — веселье, бывшее наигранным лишь отчасти, слетело. — Тебя можно так называть? Или лучше полностью?

Ребёнок не ответил. Таджима заглянул в лицо и с изумлением обнаружил, что он спит.

— Надо же…

Вряд ли это было доверием, скорее маленький Сенджу просто настолько устал. Но то, что он так быстро уснул, казалось донельзя странным. Только что разговаривал ведь.

Решив пока не задумываться о странностях ребёнка, Таджима мысленно пометил себе отдать его в цепкие руки ирьенина. Заодно и выяснит, насколько Тобирама плохо видит. А потом обязательно надо будет наведаться к селению Сенджу, и лучше будет, если это сделает он сам. Можно будет и Сенджу с собой взять. Мадара с Изуной будут, конечно, несколько недовольны, но какое-нибудь важное и ответственное поручение это недовольство пресечёт.

Таджима прикрыл глаза, оперся лопатками о дерево. Даже сквозь плотную одежду чувствовались все неровности коры, и это было неожиданно приятно. Как массаж. Даже захотелось и самому задремать.

Отогнав от себя такие глупые мысли, Учиха задумался об иных проблемах. Мелкий чиновник, который и мешался, и должен был оставаться на своём месте, непонятные пока шевеления Хьюга, странные слухи о новом клане… Иногда — вот как сейчас — хотелось просто порваться на кучу копий. В такие минуты Таджима успокаивал себя очень простым соображением: если он что-то не успевает сделать — значит, надо не суетиться, а сесть и подумать, что и кому следует поручить. Именно поэтому он всё ещё глава клана: не стремится сам всё сделать, а доверяет своим людям.

* * *

Отступление * * *

Он застыл. Медленно, крадучись, к нему приближался старший Учиха. Лицо, пальцы, одежда — в крови, кровь на губах, и глаза алые, как кровь. Тело не слушалось. Простая, простейшая иллюзия — паралич. Сбросить! Сбросить, сбросить! Не получалось.

Учиха ухмыльнулся, ощерив клыки, зарычал глухо, как голодный пёс, — и Тобирама, стряхнув с себя оцепенение, кинулся бежать.

Демон-Учиха не отставал, нёсся следом большими прыжками, не догоняя — но и не отпуская слишком далеко. Будто играл со своей добычей, как это делает кот. Чувствовать себя мышью — задыхаться от страха.

Земля тянула к себе, коряги лезли на дорогу, вязкая тина казалась расставленными сетями. Он запнулся, рухнул и, поскуливая от ужаса, попытался отползти. Ноги не слушались. Тобирама оглянулся — во тьме ярко сверкнули алые глаза. Хотелось оказаться где угодно, только как можно дальше — и земля провалилась под ним. Он падал долго. Что-то смягчило падение. Он попытался пошевелиться, сбросить с себя то, что навалилось сверху, мешая дышать, не смог — и задохнулся от ужаса. Показалось, что он всё ещё парализован, а старший Учиха просто отошёл на время. И он точно, совершенно точно уже не спал. Это не было привычным уже кошмаром, одним из многих, где его убивали тысячами разных способов.

Тобирама зажмурился. Если ничего не видно в этой темноте, если не удаётся пошевелиться, то, может, стоит прислушаться? Чувство чакры не обманешь. Оно одарило его новой вспышкой головной боли, от которой засияли ослепительные звезды, но позволило понять, что он один. Рядом никого нет. В соседней комнате спит Хаширама. Всё спокойно. Всё действительно в порядке. Тобирама медленно выдохнул, чувствуя, как уходит давящая тяжесть, и попытался снова пошевелиться. Удалось даже сесть, пусть от этого и зашумело в голове. Пришлось позволить себе прилечь — и долго смотреть вверх. Где-то там был потолок — только темнота мешала его рассмотреть, рассвет ещё долго ждать.

А горло всё-таки саднило, будто он и в самом деле кричал. Тобирама медленно приподнял руку, потёр подбородок, намеренно цепляя ногтями шрам. Эта боль отвлекала, заставляла поверить, что привидевшееся ему — в самом деле лишь кошмарный сон. Не реальность. В реальности он просто в доме врага, но цел и даже с оружием: тот самый кунай, который раньше принадлежал Изуне, Тобирама и ночью держал при себе.

Совсем успокоившись, он опять прислушался к чужой чакре, убедился, что никого не разбудил, и попытался уснуть снова. Уже в пятый раз за эту ночь.