Трудно быть отцом (джен)

Некоторое количество времени, которое можно потратить по своему усмотрению — это ценно, это хорошо и приятно. Изуна катал ногой небольшой камень и размышлял. Можно сбегать к речке, как брат, поймать рыбу на ужин — свежая, она всяко вкусная. Можно — отыскать кого-нибудь из приятелей и покидать сюрикены на спор. И так понятно, кто победит, конечно же, но в подобных тренировках проще становиться сильнее. И связи никогда лишними не будут. Отец будет доволен усвоенным уроком, и брату это поможет. Ну или вообще прихватить очередной свиток и пойти на полигон — очень хотелось освоить ту самую технику…

— Пожалуйста, объясни мне, в чём я делаю ошибку, — очень-очень вежливо попросил подкравшийся Сенджу.

Это было настолько неожиданно, что Изуна даже не сразу отреагировал. Стоял и таращился на него, как крестьянин на Рикудо. Чтобы этот Сенджу да заговорил первым — такого не было ещё ни разу. А тут не просто заговорил, но и попросил помочь — невозможное дело. И — даже подумать стыдно! — Изуна на него не среагировал сразу, хотя и заметил, будто бы тот и не из враждебного клана. Неужели так быстро привык? Или задумался настолько? Всё равно — стыдно. А ещё сын главы клана, успевший и со взрослыми шиноби сразиться, и даже победителем выйти. Даже убивавший не раз, как старший брат!

— Понятно, — тихо обронил Сенджу, развернулся и собрался уйти. Долгую паузу он явно истолковал не в свою пользу.

А вот это уже было лишним. Отец советовал присмотреться к нему, а помощь для этого гораздо удобнее, чем попытки защитить. Самому Изуне такие попытки показались бы обидными, но какого мнения остался о них Сенджу — тот не показал никак.

— Стой! — Изуна сцапал его за плечо, отметив, что тот напрягся и явно сдержался, чтобы не ударить. — Я просто задумался, как лучше будет объяснить. Пойдём на полигон?

Сенджу молча кивнул. Что заставляло нервничать, он норовил идти позади, чуть отставая, когда Изуна замедлял шаг. По крайней мере, он вроде как не собирался бить в спину и вообще — просил помощи. Не станет же делать что-то, чтобы эту помощь не получить?

Глянув через плечо, Учиха тихонько фыркнул и ускорил шаг, затем и вовсе побежал — легко, привычно. Сейчас, когда можно отвлекаться, он улыбался, чувствуя бьющий в лицо ветер. Любимая стихия… Но вот и нужный полигон. Слишком близко для хорошей пробежки, Изуна и чуть устать не успел. Сенджу — надо называть его по имени — не отстал. Это было правильно и хорошо.

— Так, и что именно тебе нужно объяснить? — Изуна остановился под деревом и обернулся.

— Как именно меня вчера подловил, — Сенджу едва заметно поморщился, — наставник.

— А, это… Ты стоишь и медлишь, а тебе надо просто переступить, — Изуна и сам понимал, что его объяснение сбивчивое и непонятное, попытался выкрутиться: — Ну, чтобы тебя сложнее было с ног сбить.

Сенджу нахмурился, медленно моргнул. Замер, скрестив руки на груди, — привычная, привычная поза.

— Сейчас покажу, — Изуна даже улыбнулся: уж больно забавно это выглядело. — Смотри. Вот так — правильно.

Он старался двигаться как можно более медленно, показывая, как надо, и это было сложно. Тело требовало придать скорости привычному уже приёму.

— А вот так делаешь ты, — он замахнулся, сохраняя преувеличенную серьёзность, и чуть не рухнул, споткнувшись на ровном месте.

Сенджу хмыкнул.

— М? — Изуна протянул ему меч. — Пробуй. И словами давай. Я эти твои хмыки не понимаю.

— Угу.

Как и следовало ожидать, сразу повторить правильно он не смог. Не Учиха же, нет шарингана, медленнее учится. Чего у него было не отнять, так это упорства. Не получалось — Сенджу поджимал губы, щурился чуть сильнее и просто пробовал снова. Изуна пытался подправить. Учить кого-то оказалось занятием увлекательным. Изуна и подумать не мог, что ему настолько понравится, когда его сосредоточенно слушают — и послушно пытаются двигаться так, как он показывает.

Неожиданно Сенджу пошатнулся и замер. Пару раз шмыгнул носом, торопливо мазнул по нему кончиками пальцев, сдавленно пошипел и присел на траву, наклонив голову. Меч он положил рядом.

— Что такое? — Изуна наклонился, заглядывая ему в лицо. — Ох.

Кровь из носа, когда в лицо уж точно не били, была большой неожиданностью. Так обычно не случалось. Они же не какие-нибудь гражданские. Что не так?

— Бывает, — Сенджу пожал плечами, — пройдёт.

Кровь быстрыми каплями срывалась вниз и исчезала, впитываясь в землю, скатывалась по травинкам.

— Может, стоит к ручью пойти? — через некоторое время предложил Изуна. — Намочить что-нибудь, умыться — чтобы быстрее перестала.

— Не хочу, — буркнул Сенджу. Даже взгляд не поднял.

— И часто у тебя так?

— Бывает, — он снова пожал плечами.

Изуна помолчал ещё немного, вздохнул.

— Что-то слишком долго, — осторожно заметил он. Будь это кто из его приятелей — уже потащил бы ко взрослым разбираться.

Сенджу фыркнул.

— Что-то ты слишком беспокоишься, — он наклонил голову сильнее. — Зачем бы?

— Хочу и беспокоюсь, — Изуна скрестил руки на груди. — Что в этом такого? А кровь долго капает, странно.

Сенджу пожал плечами.

— Бывает, — настойчивее повторил он, — всё в порядке. Спасибо, что научил, можешь уходить куда там тебе надо по своим делам.

— Точно всё в порядке? — Изуна встал.

— Угу. Хватит уже дёргаться. Бесишь.

Последнее слово, сказанное с интонациями старшего брата, заставило Изуну улыбнуться. Сенджу может говорить что угодно, что угодно думать, но сейчас отец обо всём узнает. Вот так. Отец разберётся, действительно ли всё в порядке.

* * *

Сегодня всё было как обычно. Выбрался из мутного марева сна, дождался рассвета, спустился со всеми позавтракать, посидел с братом… Исключение — просьба помочь. Младший Учиха объяснил и показал, был терпелив. Это было гораздо понятнее и лучше, чем с наставником. Второе исключение случилось после обеда. Глава клана обычно уходил к себе и разбирался с отчётами, писал письма, делал ещё что-то своё. В этот раз он позвал к себе. Позволил усесться рядом со столом, долго что-то объяснял. Что-то, что совершенно не хотелось слышать. Скучное. Должен, должен, обязан, надо, что-то про миссии, про тренировки…

Тобирама смотрел в пол, хмурился и отказывался понимать, чего вообще от него хочет Учиха. Опрометчиво, но он его даже не слушал, хотя и улавливал отдельные слова, чтобы совсем уж не терять нить беседы. Он так с отцом часто делал, когда тот начинал снова рассказывать о том, что значит клан, как быть действительно хорошим шиноби и прочую муть. Самым болезненным было, что как бы Тобирама ни старался следовать правилам — что-то всё равно было не так. Отец никогда не показывал, что доволен, даже когда ему первому из числа сверстников удалось использовать стихийную технику. А теперь и вовсе ничего не изменится. Есть ли смысл стараться — одобрение Учихи он всё равно никогда не получит…

Молчание. Давящее, страшное — Тобирама рискнул быстро глянуть в лицо и случайно поймал взгляд. Учиха смотрел спокойно, даже задумчиво и будто чего-то ждал. Его глаза были чёрными. Это успокаивало слабо.

— А теперь расскажи мне, что с тобой происходит.

Тобирама опустил голову, сцепил пальцы, чувствуя, как начинают дрожать руки. Было холодно. Ещё немного — и весь трястись будет, а Учиха решит, что от страха. Изуна что-то рассказал? Почти наверняка. Разве Учиха может хранить такое в секрете? Про слабость надо обязательно всем рассказать.

— Н-ничего, со мной всё в порядке, — по крайней мере, голос звучал достаточно ровно.

— Я так не думаю, — ласково улыбнулся Учиха. — Рассказывай.

— Со мной всё в порядке.

— Неужели, — его удивление слишком явно было наигранным. — Так значит, ты всегда почти не спишь, просыпаешься с криками, мучаешься от головной боли, не можешь унять кровь из носа… М?

— Со мной всё в порядке, — упрямо повторил Тобирама. Голову он не поднимал, смотрел в пол — и напрягся, услышав, как медленно, плавно поднимается на ноги Учиха. Память подсказывала — сейчас его будут бить.

Тяжёлый вздох — прямо над головой. Взрослый, опасный, нависает. Не сбежать, драться нельзя — ничего вообще нельзя сделать, чтобы защититься. Тело — как скованное, как будто он снова проснулся после того кошмара. Не пошевелиться. Не дышать. Тело протестует. Не хочет смерти. Кашель. Реальность смазывается. Смазывается, мутнеет. Снова сон? Сейчас демон будет жрать. Сейчас снова всё будет в крови…

— Тобирама? — чужая ладонь легла на плечо, голос прозвучал встревоженно. — Тобирама!

Учиха присаживается рядом, держит, встряхивает, как нашкодившего щенка. Пытается взглянуть в лицо, поймать взгляд. Тобирама жмурится: слишком страшно смотреть на темнеющую комнату. Кашель. Больно. Обручем сдавливает голову.

— Да что с тобой такое, — шипит глава клана — и прижимает крепко, гладит по спине. — Дыши уже, Тобирама! Дыши! Ну же, давай.

Его голос отвлекает. Путает мысли. Душит кашель. Дышать — сложно… Это просто. Он так мог, делал. Дышал. Сейчас не помнит. Почему-то холодно. Хочется, чтобы враг замолчал. Чтобы выпустил. Страшно — и этот страх придаёт сил. Тобирама отчаянно выцарапывается, вырывается, не осознавая, что поскуливает от ужаса — и снова задыхается от кашля, и понимает, что демон его почти не держит. Застывает. Слишком напряжён. Пальцы, плечо… От этого больно.

— Спокойнее. Всё хорошо, — тяжёлая сухая ладонь замирает между лопаток — и он каменеет. Кажется, что эти пальцы с лёгкость вырвут позвоночник. Учиха ведь этого хочет? — Дыши. Да, правильно. Вот так.

Пальцы легко постукивают в такт вдохам. Тобирама послушно дышит. Мысли прыгают. Он отстранённо думает о том, что Учиха его пока ещё ни разу не ударил. Ни разу за эти две с половиной недели… За которые всё ещё не очнулся брат.

Тело снова скручивает болью. Кашель. Паническое — зажать рот ладонью. Молчать. Не дышать. Кажется, что иначе просто вывернет наизнанку. Не хватает воздуха. Больно. Это не выносимо. Кажется, он кусает себя за руку, бьёт кулаком по незастеленному полу. Мысли путаются. Он ничего не может помнить.

Когда Тобирама снова осознаёт себя, он обнаруживает, что сидит на коленях демона, в его объятьях, и тот чуть покачивается, будто держит маленького ребёнка. Стыдно — и совершенно непонятно, что говорить, как действовать. Нет понимания, нет подходящих правил, да и в памяти ничего похожего просто нет. Так с ним однажды сидел брат, но он запрещает себе об этом думать.

Учиха молчит и, кажется, не сразу замечает, что всё закончилось. А когда замечает — гладит по спине. Тобирама впервые видит его лицо настолько близко. И, странно, в его взгляде нет ненависти.

— Всё хорошо?

Не доверяя голосу, Тобирама просто кивнул и привычно напрягся: не последует ли наказание за очередную грубость.

— Хорошо, — демон прикрыл глаза. Обычные, совершенно чёрные, не горящие гневным алым. — Завтра утром мы уйдём из селения на пару дней. На миссию. Вдвоём.

Миссия, для которой нужен аж глава клана, который наверняка сильнейший шиноби? И с ним он, Тобирама, — пока ещё мало что умеющий, пусть и успевший убить? Подавить столь неуместный сейчас смешок было сложно.

— Договоришься с Изуной. Он расскажет, где взять оружие, — демон чуть улыбается, его голос теплеет, — и поможет собрать всё необходимое.

Тобирама пытается хотя бы сползти на пол — удалось. Его не держат.

— Вечером ты выпьешь то, что я тебе дам, и проспишь всю ночь. Иначе я не возьму тебя с собой. Понял?

— Да, — на этот раз его хватает не только на кивок, но и на короткий ясный ответ.

— Хорошо, — Учиха устало прикрывает глаза. — Если ты чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы не свалиться по дороге, можешь идти. Я собираюсь поработать.

Тобирама осторожно поднимается на ноги, совсем недолго стоит, щурясь и чуть покачиваясь, и идёт к порогу. Уже выходя из комнаты, он оборачивается, медлит, не решаясь спросить.

Учиха чуть наклоняет голову к плечу.

— Я могу вам помочь? — голос тих, фраза безукоризненно вежлива. Демон потратил много времени, помогая справиться с собой. В этом есть ловушка, за это он потребует свою плату. Было бы правильно расплатиться сейчас. По своему выбору — не тогда, когда он скажет.

Демон размышляет, затем качает головой.

— Нет, — с сожалением говорит он, — с этим мне придётся справляться самому. Иди.

Даже с такого расстояния Тобирама видит его улыбку.

* * *

Мадара замер на пороге.

Младший Сенджу делал что-то странное. Он сидел на полу рядом с Хаширамой и сосредоточенно водил над ним руками. Чтобы заметить зеленоватую клубящуюся у ладоней чакру, не требовалось даже активировать шаринган.

Мадара бесшумно переступил порог, закрыл за собой и уселся, не подходя ближе. Что-то делать, задавать вопросы, смотреть внимательнее он не рисковал, хотя хотелось. Не стоило сбивать чужую концентрацию. Тем более что Сенджу почти наверняка пытается помочь своему брату. Только почему втайне ото всех? Отец вряд ли знает о происходящем, раз Сенджу настолько нервничает. Стоит рассказать.

Прошло совсем немного времени. Сенджу тихо выдохнул и осел прямо на пол. Зажмурился, поднял дрожащую руку, вытер лоб. Кажется, можно задавать вопросы.

— Что ты делал сейчас? — очень тихо интересуется Мадара.

— Пытался помочь, — в голосе нет никаких интонаций. Вообще.

— Хм.

Учиха подходит ближе, присаживается рядом, заглядывает в лицо. Сенджу выглядит не просто уставшим, а вконец измотанным, как никогда раньше. Он не шевелится. Дышит тихо, едва слышно, будто спящий.

— Расскажешь?

— Что ты хочешь услышать? — тихое, тщательно скрываемое отчаяние.

Услышать такое от Сенджу — странно. Несколько мгновений Мадара тратит, теряясь в догадках. Вспоминает про столь любимые Изуной словесные кружева. Они кажутся сейчас лишними, лучше — прямой вопрос. Его Учиха и задаёт:

— Чего ты боишься?

— Я не хочу, чтобы об этом кто-нибудь знал.

— Тебя могли бы учить, — тихо говорит Мадара. — С наставником — проще.

Тобирама заставляет себя оторваться от пола, садится. Его шатает. Руки заметно дрожат, когда он на них опирается. Его хочется поддержать, но Мадара подавляет этот порыв. У них не те отношения, чтобы можно было себе это позволить, даже при том, что Хаширама был его другом.

— Я не хочу так.

— Хм.

Мадара смотрит на своего друга. По примеру отца активирует шаринган, пытается что-нибудь разглядеть и понять. Ничего не меняется. Кажется правильным сказать о своём, о том, что тоже хочется скрыть.

— Больше всего я боюсь, что он так и не очнётся, — тихо говорит он. — И боюсь, что он не сможет стать шиноби. Не сможет снова пользоваться чакрой.

Пауза. Хочется посмотреть на Тобираму — пока нельзя.

— Я гоню прочь эти страхи. Хаширама — сильный. В чём-то даже сильнее меня.

Тихий изумлённый вдох.

— Я верю, что он выздоровеет. Я рад, что ты его лечишь. Может, это окажется тем малым усилием, которого иначе не хватило бы.

— Ты будешь молчать об этом?

Мадара медлит с ответом. Правильнее всего было бы рассказать отцу. Но Сенджу просит. И Сенджу боится, хотя и пытается это скрыть.

— Буду, — одно слово — и тот заметно расслабился, — и постараюсь помочь тебе научиться большему.

Изумлённый вдох, распахнутые глаза — алые, как шаринган. Прямой, открытый взгляд. Беззащитность, уязвимость, растерянность. Слетевшая маска? Что же ещё за ней скрывается?

Мадара отворачивается, приподнимает подбородок, прикрывает глаза. Ещё не успел помочь, ещё ничего не сделал — но как же греет такая реакция на обещание.

…Должен же кто-то присмотреть за твоим младшим братом, Хаширама?