Разум и чувства (гет)

— Кто будет принимать и дешифровать информацию на том конце? — спросил Тоцкий, задумчиво вертя в руках один из жучков.

Он вызвал Амелию в свой кабинет, и она сейчас стояла перед ним, готовая к работе. После передачи ему пакета с подслушивающими устройствами, он весь ушёл в размышления, кажется, совсем позабыв о своей гостье. Игра предполагалась большой и увлекательной. Нужно было продумать её основательно.

Амелия внимательно рассматривала дорогое убранство кабинета украинского политика. Отделанные тёмным деревом стены и потолок, массивные стеллажи, изумрудно-зелёная обивка мебели. Всё дышало роскошью и основательностью. По всей видимости, хозяин придерживался старых традиций в оформлении помещений. Эдакая викторианская эпоха в русском стиле.

— Не переживайте, вам понравится с ним работать, — ответила она растягивая губы в довольной улыбке. — Это отличный игрок, лучший во всей Британии.

— Игрок? Зачем он играет? Чего он хочет от игры? — испытующе глядя на нее, спросил Тоцкий.

Амелия в задумчивости сделала несколько шагов по кабинету и неспешно заговорила:

— Он… на перепутье. Чем-то похож на вас. Он то кидается яростно защищать систему и свой зад, то… впадает в несдерживаемый альтруизм. Правда, это пока довольно редкое явление. Но такие мотивы в нём есть. Полагаю, он из тех людей, которые всю жизнь ходят злыднями, а в самый решающий момент без колебаний отдают свою жизнь ради чьего-то спасения. От вас зависит, к чему приведет ваша игра.

Такой портрет оппонента почему-то взорвал Тоцкого. И какого чёрта она проводит аналогии с ним самим?

— Откуда вам знать о моих мотивах? Что вы вообще обо мне знаете? — раздражённо рявкнул он.

— Ничего такого, чего бы вы сами о себе не знали, господин Тоцкий, — мелодичным голосом прошелестела она в ответ.

Тоцкий ушёл в глубокую задумчивость. То, что сказала ему сейчас эта женщина, одновременно и бесило его, и заставляло вспомнить о самых глубоких и самых важных мыслях, что всегда жили в его голове, а, вернее, душе. Он был сильным политиком. В его руках всегда концентрировалось столько силы, сколько ему нужно было для того, чтобы решить все его вопросы. Он умел находить контакт с силой и договариваться с ней. У него было на неё чутьё, у неё к нему — доверие и симпатия. Они взаимодействовали, успешно и взаимоудовлетворяюще. Но у Тоцкого всегда была мысль — повернуть использование этой силы не на собственные интересы и не на интересы системы, а на вечные, непреходящие, истинные ценности. Не для этого ли даётся человеку власть? Чтобы сделать нечто такое… такое… То, что изменит мир, изменит его бесповоротно в лучшую сторону. Тоцкий знал, что сила согласится пойти за ним туда, куда направится он. Но нужно делать это аккуратно. И он иногда делал, вызывая недоумение всех, кто наблюдал за ним, и ломая все их планы. Он всегда находил какой-то невероятный способ объяснить свой финт, дабы никто не заподозрил его в … патриотизме и чистых помыслах. Это такой абсурд: если ты лжёшь, изворачиваешься, работаешь лишь ради собственного обогащения или каких-то тёмных целей — тебя все любят и понимают. Как только ты поступаешь по совести, просто патриотично — ты становишься объектом для насмешек, подозрений, гонений. Быть истинным патриотом в нашем мире довольно сложно. О патриотизме много говорится, но крайне мало кто его действительно практикует. Поэтому истинный патриотизм высмеивается, принижается или даже карается. Дабы он не вызывал прецедентов.

И тут, в этом мире лжи и обмана, неужели здесь ещё остались люди, задумывающиеся об истинных ценностях? Таковой человек есть в Британии, и он хочет иметь с ним, с Тоцким, дело? Что они могут сделать вдвоем? Или это будет такой мостик, первая переправа, по которой потом можно будет… Мысль Тоцкого начала раскручиваться и убегать в дали будущего проекта.

— Я поведу игру в том направлении, в котором нужно мне. Ему придётся мне помогать. Взамен я обещаю ему управление надо мной, — коротко проговорил он.

— Хорошо, — кивнула Амелия. — Когда два человека мыслят в одном направлении, у них всё получается.

Тоцкий смотрел сейчас на неё, и ему было противно. Что, что они могут понять, эти еврейские женщины? Они только и умеют, что думать о себе. Так делала Мэрайя, так делает и эта лиса, приехавшая к нему только с целью уладить свои личные вопросы.

— Вы же ни черта не знаете о том, что тут затевается! — выкрикнул он с нескрываемым презрением в голосе.

— Вы хотите поговорить об этом? — негромко спросила она.

— Я хочу… — Тоцкий пытался подобрать слова, но они будто лавиной накатывались одно на другое. — Что вы знаете о мире, в котором мы живём, Амелия? Зачем вы здесь? Зачем вам эти шмотки, помада, побрякушки? Вы похожи на новогоднюю ёлку! Вы действительно думаете, что всё это является тем, ради чего мы живём?

Амелия устремила на него продолжительный взгляд, затем опустилась на стул, неспешно вытащила из ушей массивные золотые серьги и положила их на столик, слегка отодвинув от себя в сторону.

— Нет, господин Тоцкий, — произнесла она, слегка покачав головой. — Это из гардероба вашей жены. Я использовала эти вещи, чтобы походить на неё.

— А вы? Кто вы? Что нужно вам? — сверля её глазами, спросил он.

— О, у меня очень много планов на эту жизнь, господин Тоцкий, — улыбнулась Амелия и с самой непосредственной интонацией затараторила: — Лично я больше всего на свете мечтаю о том, чтобы восстановить лесной покров на наших островах.

Это ответ привёл Тоцкого в замешательство. Он никак не ожидал ничего подобного. Он даже не мог придумать, что спросить у неё далее.

— Вы трудитесь в Министерстве лесного хозяйства или что-то вроде того? — наконец изрёк он.

— Я не сочла это целесообразным, господин Тоцкий, — покрутила головой Амелия. — Министерства, ведомства, правительство не занимаются сохранением или восстановлением лесов. Они занимаются их эксплуатацией. У них нет цели заботиться о лесах, у них есть цель поддерживать леса в состоянии, позволяющем получать от них стабильный доход. Для меня это неприемлемо. Я рассматриваю лес как живой организм и каждое дерево, как живое существо со своей душой. Любая эксплуататорская деятельность убивает меня так же, как она убивает их.

— Вы сумасбродка? Начитавшаяся веганских книжек? — хмыкнул он, презрительно изгибая бровь.

— Пожалуй, вы могли сделать такой вывод из моих слов, — кивнула она.

— А какой ещё из них можно сделать вывод? — вздёрнул и вторую бровь он.

— Вы никогда не задумывались о мире, в котором мы живём, господин Тоцкий? — переадресовала Амелия ему его же вопрос. — На чём он держится? Вы же в курсе климатической проблемы планеты? Насколько глубоко?

В последнее время Тоцкий был озабочен несколько другими вопросами, поэтому о грядущих климатических катаклизмах он не задумывался. Эта информация когда-то вошла в него и осталась лежать где-то глубоко на дне его сознания. Он был достаточно осведомлен, но… не занимался этим.

— Я собирался заняться этим вопросом, но позже, — коротко ответил он.

— Считаете, раздел сфер влияния и контроль политической обстановки в подвластной вам части важнее? — с едва ощутимой ноткой сомнения в голосе произнесла Амелия.

Тоцкий понимал, что это были игры, всего лишь игры. Она права: всё это может испариться в один момент или измениться до неузнаваемости. Всё может закончиться тем, что больше просто нечем будет управлять. Или ты не будешь способен понять, как управлять тем, что останется после работы стихии.

— Но что делать? Что нужно, по-вашему, делать? — немного нервно спросил он.

— Ну, я не знаю… Может, пойти почитать веганские книжки… — отрешённо устремила взгляд в потолок Амелия и пожала плечами.

Тоцкий поморщился.

— Ладно, простите, я был резок. Что вы имели ввиду? — вновь обратился он к ней.

— Что вам пора снять с себя побрякушки, господин Тоцкий, и заняться тем, от чего непосредственно зависит жизнь на нашей планете, — не сдержав некоторой резкости в голосе, проговорила Амелия.

— Что вы предлагаете? Какие действия нужно предпринять? — повторил он.

— Для начала оглянитесь вокруг себя, господин Тоцкий, увидьте мир, в котором мы живём, — Амелия слегка повела рукой в воздухе. — Он уже дал ответы на все вопросы. Осталось их воплотить. Кроме нас, людей, воплощать больше некому.

— А вы, стало быть, уже воплощаете? — хмыкнул Тоцкий. Все эти премудрости были, конечно, правильны и хороши, но практического толку от них ноль, пустое сотрясение воздуха.

— Да, — вопреки его ожиданий, уверенно кивнула она. — Насколько это в моих силах. У меня пока ещё не очень большой опыт, но он успешный. Посадка и выращивание деревьев — это основное, чем я сейчас занимаюсь в жизни. Я высадила их уже тысячи.

— Вы спонсируете какую-то благотворительную организацию, сотрудничаете со всякими «зелёными»? — высказал предположение он.

— Нет, — возразила она. — Я занимаюсь этим непосредственно своими руками, начиная с посадки семени в землю и заканчивая уходом за молодыми деревьями. Иногда кто-то приезжает помогать с этим мне, те же самые «зелёные».

Тоцкий с недоверием посмотрел на Амелию. Представить эту разнаряженную мамзель на грядках было очень сомнительно.

— За каким чёртом тогда вы сейчас здесь стоите передо мной во всём этом маскараде и завязываете международные политические интриги? — спросил он.

— У меня всегда один ответ на подобные вопросы, господин Тоцкий. Потому, что я могу это делать.

— Можете? А что вы ещё можете? — продолжал ухмыляться он. Ответы барышни всё больше забавляли его.

Амелия ответила, немного помолчав:

— Могу родить ребёнка. Могу любить своего мужа. Могу помочь тому, кто готов принять мою помощь.

Всё это звучало как-то совершенно неадекватно ситуации по ощущениям Тоцкого.

— Кто вы такая? — выпалил он. — У вас всё сплелось в одно: ваша семейная жизнь, ваши леса, политические интриги. Вы здесь сейчас одновременно решаете сразу три вопроса: спасаете себя и вашего ребёнка, разыскиваете своего мужа, устраиваете мне канал для развития работы с одной из ведущих западных держав, пытаетесь повлиять на приоритеты моей политической деятельности. Нет, их не три, их, кажется, больше, и я ничего не упустил?

— Ну, зачем же себя ограничивать? — повела плечами Амелия. — Вы ведь тоже всегда работаете в режиме многозадачности, господин Тоцкий.

Тот на минуту задумался и с некоторой печалью ответил:

— Моя семья, личная жизнь, увы, всегда стояли особняком. Да и в работе-то я не успеваю охватить всё, что необходимо. Вот, вопросы климата остались в стороне. Я пуст, мисс Бронштейн, я — умелый игрок, но ничего, кроме умелых игр, от меня на этом свете не останется. Да и те скоро забудутся.

— Это всегда тяжело осознавать, господин Тоцкий, — согласно кивнула она. — Ещё тяжелее изменить существующее положение вещей. Остановить эту машину, этот молох, который сминает всё на своём пути, и нас самих. Особенно, когда ему в жертву отдано слишком много.

— Вы предлагаете его остановить? — внезапно осознал он.

— Не предлагаю. Я делаю всё для того, чтобы прекратить это как можно скорее, — бескомпромиссно ответила она.

Тоцкий стоял и молча смотрел на неё. Он точно понимал одно: этой женщине определенно не нужны побрякушки. Воспользовавшись его молчанием, она заговорила:

— Как получилось так, что всё переплелось в одной точке? Моя семья, мой муж, моё дело жизни, политические интриги? Понимаете ли, господин Тоцкий, в нашей жизни нет ничего важнее семьи. Семья — это то, ради чего мы живём. Мы живём ради счастья наших близких. Если получается создать это счастье — семья будет жить хорошо. Если нет — наша жизнь становится адом. Дети ненавидят родителей, родители тяготятся детьми, супруги погрязают во взаимных претензиях друг к другу либо тихой неудовлетворенности. Зачем так жить? Не лучше ли сделать так, чтобы этих проблем не было? Бог дал мне очень непростого супруга. Он из тех, кто никогда не сможет жить в рутине, примитивности. Ему нужна очень широкая реализация. Он из тех, кто ни перед чем не останавливается. Он из тех, кто постоянно рискует. Ну, то, что он наркоман, я даже говорить не буду, это мелочи по сравнению со всем остальным. Возможно ли при всех этих условиях создать счастливую семью? Возможно, господин Тоцкий, если пораскинуть мозгами и очень постараться. Что ещё? Будущее наших детей. Нужно продумать его. Наивно полагать, что ребёнку достаточно дать высшее образование и сколотить начальный капитал или предоставить жилплощадь. Это образование не поможет ему выжить в условиях, когда ресурсы планеты будут исчерпаны. Этот капитал сгорит, когда нагрянет очередной мировой кризис, а жилплощадь никак не согреет его, когда пропадёт электричество или газ. Я уже не говорю о растущей детской заболеваемости вследствие тотального отравления окружающей среды. Мы не думаем о своих детях, господин Тоцкий. Мы бросаем их, как котят, плавать в последствиях тех проблем, которые мы устроили на земном шаре. Мы убийцы, господин Тоцкий. Убийцы и предатели своих детей. Каждый из нас лично. Поэтому я начала с того, чтобы обеспечить им шанс для здоровой и счастливой жизни. Куда бы я ни пошла и чем бы я ни занималась, это для меня — главное. Везде я работаю только на решение этого вопроса. Иначе нет и смысла жить, и уж тем более создавать семью. А, уж если я создала семью, то я за неё отвечаю. И я сделаю всё для того, чтобы она была счастлива. Всё остальное, что происходит в моей жизни, к этому прилагается и этому способствует. Ну, и ещё один момент: жить в одиночку на необитаемом острове не получится, поэтому забота о моих собственных детях автоматически распространяется на всех остальных детей этого мира. Невозможно обеспечить будущее только себе. Либо всем, либо — никому. Мы все в одной лодке. Поэтому я и стараюсь для всех. Поэтому я здесь, поэтому я замешалась и в политику. Сама по себе политика смысла не имеет. Вы правы. Это мыльный пузырь, который лопнет сразу после нашего ухода. Имеет смысл вкладываться только в то, что вечно. Настолько, насколько вы можете. Любые ваши усилия, направленные на что-то иное — сгорают в пустоте.

Пока Тоцкий слушал Амелию, он то свирепел, то хотел разбить себе голову о стену. Когда она вещала, все эти её правильные лозунги, они были так идеальны, так прекрасны, что это невероятно бесило. «Имеет смысл вкладываться только в то, что вечно»…

«Чёрт бы её побрал, это не еврейка из Британии, а какая-то активистка с комсомольского партсобрания из советских времён. Она насмотрелась русских фильмов, напичканных социалистической пропагандой?»

Но в тот же самый момент он понимал, что она озвучивает его собственные мысли, которые он просто постоянно давил в себе на протяжении всей жизни, но они вновь выныривали из глубин его подсознания вновь и вновь и терзали ему душу. Он отбрасывал их, пытался забыться в чём-то другом, но потом рисковал и начинал работать в направлении реализации какой-то из них. А чего хочет она? Чтобы человек ничем другим больше и не занимался? Только трудился на это «вечное, доброе, светлое»? Мы не святоши, чтобы так жить. Или всё же она права — по-другому жить просто-напросто не имеет смысла? Мыльный пузырь… мыльный пузырь…

— Уходите, убирайтесь! — рявкнул Тоцкий, резко указывая Амелии рукой в направлении двери кабинета. И добавил чуть более сдержанно: — Мне нужно подумать.

Амелия даже не вздрогнула. Она сделала шаг по направлению к нему, подняла ладонь и ласково провела по его волосам:

— Вы сможете, у вас всё получится, — негромко и спокойно проговорила она.

Он схватил её руку и пристально стал смотреть в её лицо. Она спокойно глядела на него в ответ, и её взгляд излучал такое тепло, что, казалось, он утонул в какой-то неге. Тоцкий отпустил её руку и вышел из кабинета.