Потомки лорда Каллига (джен)

Дромунд Каас, столичная планета великой империи ситов, никогда никуда не торопился.

Здесь вставали с рассветом и редко оставались бодрствовать после полуночи — только рабам пристало пренебрегать сном, свободный же человек умеет распоряжаться временем и все свои дела всегда закончит засветло. Здесь десятилетиями ждали судебных решений, и подчас внуки умирали, так и не узнав, кому достанется наследство прадеда, за которое спорили их деды и бабки. Моды и архитектурные стили здесь держались веками, не меняясь — а зачем, если красивое в прошлом веке и в этом останется по-прежнему красивым? Даже рабы здесь умели правильно встать, правильно сесть и правильно поклониться. Даже говорили тут неторопливо, растягивая гласные и чётко проговаривая все согласные звуки, чтобы не дай боги не спутать глухой со звонким.

Проще говоря, если смотреть на вещи объективно, Дромунд Каас, столичная планета великой империи ситов, был безнадёжно провинциален.

И столица столицы — город, без особых изысков называвшийся просто "Каас", — был планете подстать и тоже никуда не спешил. Например, не спешил ни отстраиваться, ни расширяться — тёмные башни многоэтажек здесь свободно соседствовали с бурыми скалами, заплатками дождевого леса и глубокими оврагами. Что там — из фундамента самой Цитадели, главного здания на всей планете, резиденции столичных ситов и основных министерств, росли деревья, и их никто не трогал!

Что поделать! Здесь считали, что проще перекрыть раз в месяц шоссе, ведшее от космопорта до центральных кварталов, чем раз и навсегда зачистить лес от хищников или хотя бы построить вдоль дороги достаточно высокие и крепкие стены.

Та же беда была и с древним храмом — который, по местной безыскусной традиции, называли просто: Храм — построенным лордом Фаршолом в далёкий год открытия планеты. Разговоры о его реставрации велись не первый век, но и только — святыня всех ситов, посвящённая никому не ведомым богам, постепенно разваливалась под безжалостными ветрами и колдовскими грозами, так что нетронутым осталось одно главное здание, тёмной тенью царившее над восточным горизонтом.

Последние годы там добавилась ещё беда: тёмные эманации свели с ума несколько археологических команд, которые засели в джунглях с оружием и нападали на всех мимоидущих, принимая их за джедайские передовые части.

Но был в этом оазисе покоя и неторопливости свой изъян. В той самой Цитадели, по соседству с главной башней, частенько и работали ночами, и вечно бежали со временем наперегонки, и говорили быстро, глотая звуки и постоянно боясь опоздать.

То была Ситская Безопасность — служба внутренней и внешней разведки.

Раньше они называли себя "бьющимся сердцем государства"; теперь пламень риторики поугас, и речь чаще заходила о трудолюбивых пчёлах и неустанных санитарах леса.

Эти люди привыкли не спать ночами над сводками с фронтов и с вражеских локаций, планируя удары в спину, изысканные в своей эффективности политические убийства и запутанные операции по сбору данных. Привыкли они и к вечной спешке — ведь обстановка в Галактике меняется куда быстрее, чем вертится старый Дромунд Каас.

Многие из них и вовсе терялись здесь, в столице, привыкнув за долгие годы под прикрытием к бешеному, сбивающему с ног и бьющему ветром в лицо ритму республиканской жизни.

Но не Тремейн, нет. Хотя он и родился, и вырос на Тарисе — а более республиканскую планету ещё поискать — хотя он и был как минимум номинальным главой Ситской Безопасности, этот жёлтый тви'лекк считал неспешный, похожий на смену приливов и отливов темп столичного быта за норму и ненавидел сверхурочную работу, ночные вызовы и всяческие чрезвычайные положения, хотя именно из них в основном и состояла его повседневная жизнь.

Вот и сейчас, стоило ему сладко задремать, закончив наконец работу по оценке и компиляции нескольких сотен отчётов с Балморры, по-прежнему борющейся за независимость от всего, включая логику и разум, как его разбудил резкий визг комлинка.

И что гораздо хуже, когда он нашарил кнопку приёма, над эмиттером появилась размытая, но слишком узнаваемая фигура его названного брата, забрака Нокса, последние двадцать лет занимавшего место главы Сферы Древних Знаний и личной тремейновой беды. Ни один его звонок не предвещал хорошего. Даже приглашение на ужин в дружеской компании оборачивалось с ним сложнейшей операцией против врагов Империи.

И тот факт, что брат назначил встречу в Храме, тоже ничего хорошего не предвещал. За двадцать лет пунктирной — то гибридной, то холодной, то горячей — войны с Республикой, двадцать лет работы бок о бок в высших эшелонах имперской власти, такое было лишь дважды. И оба раза речь шла о крайне рискованных действиях за спиной Совета.

Всё-таки Храм был местом, где вечно варилось какое-то никому не понятное тёмное чародейство, где бродили между узорных колонн бледные и вечно голодные до живой плоти ситские духи и те самые спятившие археологи. А ещё именно там была гробница, где какие-то бешеные тысячи лет назад Тулак Хорд заживо похоронил их общего предка, лорда Каллига.

К которому Нокс питал странную, смешанную с ненавистью симпатию и чью гробницу он превратил в уютный тайный штаб, пристроив аппаратуру прослушки, экраны и дата-центры на плечи мрачно сгорбившихся статуй, в пустой ложный саркофаг и на столы для подготовки жертвоприношений.

Выглядело оно жутковато и странно, но как-то даже по-своему гармонично.

* * *

Пробираясь по заросшей тропе в обход лагеря психов, Тремейн лихорадочно прикидывал: что случилось, почему брат решил его вызвать?

И который раз задавался вопросом: правильно ли он всё-таки поступил, двадцать лет назад согласившись стать названным братом Нокса? Самого юного и перспективного члена Тёмного Совета, милейшего человека, сторонника мирных решений и вообще редкостно адекватного сита. Репутация, близкая к идеалу, полная противоположность прежних хозяев разведки. Да вопрос вообще не стоял!..

Реальность оказалась... сложнее. Да, именно так. Нет, Нокс был действительно добрым человеком, искренне стремившимся выбирать между лёгким и правильным — правильное; но он мог быть очень жёсток в навязывании своего "правильного" окружающим. И переубедить его можно было, только говоря на его же языке — который поди ещё выучи.

Нет, Нокс неизменно пытался найти максимально бескровный выход из любого конфликта, он даже ратовал за мир с Республикой, но стоило ему отчаяться в возможности мирного решения...

Нет, Нокс никогда не опускался до бессмысленной резни ради резни или собачьих драк за кусок власти; но можно ли назвать адекватным человека, который ищет ответы на насущные вопросы у давно мёртвых джедаев, у тупых каасских сектантов, в многочасовых медитациях над бессмысленными древними текстами?

Да, Нокс был абсолютно, беспрекословно предан Империи и видел цель жизни в служении ей и её благу; но это благо он видел крайне своеобразно и... смотри пункт первый.

И в то же время как человек, как брат, Нокс был Тремейну бесконечно дорог. Его грустноватая улыбка и весёлый лёгкий смех, его шутки, его вечные байки о приключениях, которые встречали его в поисках древних артефактов и беготне по поручениям Марра. Его дом-корабль, старенький катер-перехватчик "Чёрная Фурия", и команда этого корабля. Его странные друзья на всех возможных сторонах конфликта. Его другой мир — такой непохожий и такой похожий что на мир агента-тени, что на мир главы Ситской Безопасности.

Опять же, они были похожи. Тви'лекк и забрак, равно чужие молящемуся на чистокровность обществу Империи, но сумевшие в нём забраться с невероятной скоростью на невероятную высоту... ну и, в сущности, за каждую услугу со своей стороны Тремейн обычно ухитрялся выбить из брата нечто равноценное.

Но всё-таки то, что он услышал вместо приветствия, стоило подняться в склеп, было слишком даже для Нокса.

* * *

Он сидел на каменной плите одного из жертвенников, зябко поджав колени к груди. Рядом, по струнке вытянувшись, стоял Ран, мальчишка-мириаланин, которого брат последние годы чему-то учил с переменным успехом. И конечно же, по углам в тенях таились вечные Заш и Андроник — наставники, спутники, подельники и, по мнению Тремейна, героические няньки и воспитатели буйного Нокса.

— Мы должны уничтожить Императора.

И это было очень страшно.

— А если Он услышит?!

Нокс сонно прищурил жёлтые кошачьи глаза, пожал плечами:

— Да не услышит он. Он сам собрал тут всех своих врагов и сам не дал им упокоиться, чтоб они его бессильно ненавидели двадцать четыре часа в сутки. Голосом больше, голосом меньше... думаешь, почему орловцы собирались именно здесь? Потому что здесь никого не слышно. Этакий белый шум, только ментальный.

А Тремейн, наивный, списывал всё на сентиментальную привязанность к могиле предка. «Никогда не недооценивай даже тех, кого знаешь от и до». И у Нокса иногда бывают приступы благоразумия, оказывается.

— Я здесь уже две недели, — продолжал тем временем его дурной, но неожиданно расчётливый братец. — Думал. Слушал. Смотрел. Ходил по снам. До этого тоже собирал информацию. Говорил с людьми. Всё сходится к одному.

Говорил он непривычно отрывисто, дышал — тяжело. Две недели здесь — без нормального сна, по всему судя, зато со стимуляторами и волшебными травками с Восса. Ох, братец!..

— К чему же?

— Если вкратце: он хочет нас сожрать.

— Император?

Нокс кивнул.

— Развёрнуто: он питается смертью. Любой, неважно, нашей или их. Реван его сдерживал. Не давал есть. Много лет.

— И теперь он собирается... разговеться наконец?

Снова короткий кивок.

— Нафема, — выдал он очередной обрывок мысли и надолго замолчал.

Тяжело опираясь на руку ученика, отошёл к импровизированному столику из обломка колонны и жадно припал к бутылке с чем-то синим и светящимся.

— Так что Нафема? — напомнил о себе Тремейн. — Что это вообще такое?!

— Планета, — исчерпывающе ответил тот. — На ней до Катастрофы жил и правил отец Императора. Сельское хозяйство, в основном. Немного алхитек. Немного ещё по мелочи. Сейчас там нет ничего живого. Вообще. Даже Живой Силы.

— Произошла какая-то катастрофа?

— Да. Император. Здесь, — Нокс неопределённо повёл рукой вокруг, — и здесь, — он указал на свою голову, — есть те, кто помнит. К слову, я не понимаю, — некстати заметил он неожиданно более бодро, — как можно так сглупить? Он стёр планету со всех карт, он переписал собственное прошлое и при этом оставил толпу народа, который можно просто пойти и расспросить обо всех подробностях! Причём — не иначе, для вящего удобства — большую часть ещё и собрал в одном месте!

Тремейн подавил неуместный смешок и с некоторой жалостью посмотрел на брата. Он ведь и правда не понимает! А вот мальчишка ни со смехом не справился, ни про себя мнение оставить не сумел. Одно слово, ученик:

— Полагаю, учитель, никто не мог подумать, что с ними можно вот так просто поговорить. Они же... ну, духи. Ситские.

Нокс сердечно рассмеялся, потом наставительно сообщил Рану:

— Вот так узколобость и предрассудки губят вроде бы умных людей, — и, уже повернувшись к Тремейну, продолжил: — Короче, если к делу. Император сожрал всё живое на планете — и под "всё" я имею в виду "всё". Это было полторы тысячи лет назад или около того, но там до сих пор жуткая пустыня. Дышать почти невозможно, даже краски блёкнут, даже свет словно меркнет. Оно настолько мёртвое, что ты сам мертвеешь просто от того, что ступил на эту землю. Страшное место.

— Ты что, там бывал?! — ужаснулся Тремейн.

— Хадрик[1] меня подлатал, — отмахнулся Нокс. — И я принимаю лекарство, которое прописал Горрша[2], — он кивнул на бутылку. — Но я должен был увидеть своими глазами.

— А с орбиты?

— Не то. Я хотел понять, что именно произошло. А с орбиты ничего особенного не заметно.

Ученик дёрнулся было, но промолчал.

— А, да! Там кто-то работает. Подземная база, которую поймало только сверхглубоким сканированием.

Тремейн не стал выяснять, откуда у Нокса на его "Фурии" аппаратура для сверхглубокого сканирования и зачем она там[3]; вместо этого он спросил:

— Параметры примерно определили?

— Очень примерно, но я бы ставил на исследовательский центр или вроде того. Пытаться пробираться туда я не стал, слишком высок риск. Что важнее, там до сих пор умирают люди. Одарённые. Я чувствовал их смерти, хотя был в другом полушарии: в пустоте они были слышны отчётливо, как... я не знаю, как что. У этой базы была цифровая подпись, но совсем незнакомая, были какие-то обрывки эфира, но на непонятном языке и, кажется, в чуждой нам кодировке. Если бы только Тал был жив!

Тремейн кивнул, переваривая очередной кусочек информации.

— Я могу подключить Шару[4], — предложил он. — Ты знаешь, она надёжна. И она потрясающе умеет... ну, думать и планировать.

— Можешь, — разрешил Нокс. — Спасибо. Просто огромное спасибо, потому что мы застряли.

— Погоди, — спохватился всё-таки. — Но если ты не исследовал базу, то что ты там делал?

— Занимался своей работой, — пожал плечами тот. — Возвращением утраченного прошлого.

Археологическое исследование на планете-убийце, в одиночку, без поддержки даже дроидов. И этот человек говорит что-то про бессмысленный риск!

— И много навозвращал?

— Сложно сказать, — тот снова пожал плечами. — Но кое-что прояснил, да. Например, как ты думаешь, почему на Каасе столько лесов? Болот? Зверья? Почему мы не превращаем его в экуменополис?

— Экуменополисы — зло, — возразил Тремейн.

— И, тем не менее, даже кореллиане, помешанные на природе, ничего подобного не устраивали. Зоопарк да несколько лесопарков — и всех радостей. А у нас скорее наоборот, заплатки города на дикой природе.

— Если что, я понял, к чему был вопрос.

Кивок.

— Хорошо, тогда ответь: а что именно ты от меня-то хочешь? Как я должен поучаствовать в... том, что ты задумал?

Да, речи Нокса звучали, как бред сумасшедшего. Нет, сумасшедшим он был только в отношении совершенно сумасшедших планов, безумных решений вроде одиночной экспедиции на Нафему. Ну и лёгкого шизоидного расстройства личности, если Шара была права, но оно никак не влияло на точность сообщаемых им фактов. Если бы Нокс не был ситом — ах, какой бы дивный агент из него вышел!

И как недолго бы прожил.

Нет, уж лучше как есть.

— А ты согласен участвовать?

— А есть выбор?

— Вообще — есть, — весело кивнул тот. — Я знаю несколько способов стереть тебе память об этом разговоре.

— Принято. Ну... наша главная задача, если подумать, защита Империи и мира в ней. Так написано в присяге агента, знаешь, наверное. И если их надо защищать от... сам знаешь, от кого — значит, надо. Так что давай, каков твой план? Он ведь у тебя, я надеюсь, есть?

— В общих чертах.

Нокс снова приложился к бутылке и пояснил:

— На Воссе изрекли пророчество. Дескать, падаван с таким-то прошлым и такими-то чертами принесёт смерть Императору.

— Но ты ведь не веришь в пророчества?

— Я — не верю, — согласился он. — А вот они все — верят. Что наши, что враги. Что сам понимаешь, кто.

— Изящно.

— Да не слишком. Вообще-то оно напрашивалось. Одним словом, Ран согласился идти в Избранные.

— Ран?!

Нокс строго уточнил:

— Точнее говоря, Нааран Редвин — юный раб с края мира, воспитанный ушедшим в пираты джедаем. Твоя задача — создать ему достоверное и документированное прошлое и настоящее. Общий набросок личности и прошлого я тебе переслал.

— И ты хочешь, чтобы этот мальчик...

— Стал нашим агентом в стане врага. Я знаю, что это жестоко. Но ставки слишком велики, братец. И мы ведь будем рядом. Мы будем на связи.

— И я согласился, — напомнил мальчик.

Тремейн дёрнул плечами. «Ашла и Боган, какая жуть!..». Когда его направили работать двойным агентом, это его едва не сломало. Что там, он до сих пор лечил голову от последствий! Хотя, конечно, там-то дело было в химгипнозе, заставлявшем его слепо подчиняться любому приказу вражеского командира... но ведь у него хотя бы была рядом его верная команда, надёжные, дорогие ему люди, всегда готовые помочь и поддержать.

А мальчик будет совсем один.

— Ты не знаешь, что тебя ждёт. Тебе придётся воевать против своих. Убивать. Лгать. Быть врагом во всём, кроме крохотного островка в глубине души

Мальчик — Нааран Редвин — поднял на него прозрачно-сиреневые глаза:

— Да, не знаю. Знаю только, что будет очень тяжело, почти невыносимо. Но это ради Империи.

— А если сломаешься?

— Не знаю... — он задумался. — Может быть, химгипноз поставить на такой случай? Чтобы я всё равно продолжал на вас работать, вне зависимости от состояния. Но я всё-таки думаю, что не сломаюсь. Да, учитель?

— Ран был рабом, братец. Как и я, трудился в стройотрядах — на Каасе, на Коррибане, много где. Гаркун подобрал его в гробнице Наги Садоу. Ран, видишь ли, единственный из партии остался в здравом уме, когда раскукожился очередной забытый артефакт. Примерно как я двадцать лет назад, только мне свезло в гробнице Кресша. А знаешь, почему?

— Потому, что одарённый?

— Нет. Одарённых, чтоб ты знал, от такого ведёт только сильнее. Просто мы оба не разрешили себе сходить с ума, вот и всё. Мы похожи, братец. Только Ран — моложе.

— Неопытнее.

— Крепче и упорнее. Там, где я сломаюсь — Ран выдержит. Где я отступлюсь — Ран пройдёт до конца. Где я договорюсь с совестью — Ран до этого не унизится.

Мириаланин смутился, взъерошил белую чёлку:

— Захвалили вы меня, учитель.

— Есть за что. И потом, братец, ты не забывай: Ран уже не первый год у меня. Чему-то да научился в нашем вечном странствии.

Возражения у Тремейна оставались. Целый длинный список возражений. Но... что если отключить личное? Посмотреть со стороны глазами равнодушного специалиста? Что бы сказала Шара в данной ситуации? Или даже лучше: что бы сказал неизлечимо этичный, строгий и патологически принципиальный умница Вектор?

А они сказали бы: вариантов всё равно нет, а риск при бездействии несопоставимо больше.

— Я сделаю, что могу. Но мне нужен допуск в Храм для Шары и Вектора. Сам понимаешь, надо работать с нашим новым агентом напрямую, а тащить его в Штаб — слишком рискованно.

— Допуск будет. И защита от местного населения, — пообещал Нокс. — И спасибо.

— За что?

— За доверие, братец. За доверие.

Смешной он всё-таки, этот Нокс. И ученик ему подстать — впрочем, как и все, кого он к себе приближает.

«Что, и я тоже?»

Эта мысль Тремейну категорически не понравилась; он её отбросил прочь и занялся более актуальными вопросами.

В конце концов, ему предстояло в кратчайшие сроки превратить сита-ученика в агента-тень. Задача не для слабаков.

В конце концов, ему предстояло стать одним из цареубийц. Заговорщиком. Террористом.

И самое страшное — ему это нравилось.

[1] Хадрик — гормак-сноходец, способный исцелять души, терзаемые психическими проблемами.

[2] Горрша — раката из белсависских квестов, учёный-биолог, специалист по работе с разрушенными слишком большим напряжением Силы телами.

[3] А чего там выяснять? Секта всегда готова предоставить Великому Целителю любой угодный Великому Целителю хайтек. За что Великий Целитель тоже что-нибудь им предоставит (например, себя для решения очередных проблем).

[4] Шара Дженн — также известна как агент Око Два (Watcher Two) и Хозяин (Keeper). Де-юре второе лицо Ситской Безопасности, де-факто — реальная глава, занимающаяся большинством управленческой работы.