Потомки лорда Каллига (джен)

Отпустив торговца информацией, Маршал вернулась к описи и вчиталась в строки того, что какой-то недоумок почему-то решил считать отчётом. Раньше она наивно считала, что нет солдат хуже вчерашних деревенщин, записавшихся в крестоносцы ради славы и беспредела. Но нет, корускантская голытьба крыла их по всем статьям. Особенно до того, как к ним снисшёл с ржавых небес божественный Ларс Бэддог и принёс дисциплину, логистику, рационализацию и другие страшные иностранные слова.

Вот, например, здесь. Вместо того, чтобы внятно объяснить, что он нашёл, где он это нашёл, что произошло при активации предмета и куда он этот предмет в итоге положил, клятый wyrm'riduur[1] потратил почти сорок стандартных страниц на описание своей — вероятнее всего, воображаемой — крутости, проявленной в бою один на один с целым Храмовым Патрулём.

Положим, это обеспечило Маршала новой ценной информацией, да. Дотоле она не знала, что на Корусканте — совершенно официально, она проверяла! — находился "ограниченный имперский контингент" с целью "охраны бывшего Храма Джедаев от мародёров и святотатцев". («Интересно, есть ли в мире хоть что-то, что не находится на Корусканте?») К сожалению, это никак не извиняло вопиющей невнятности всего остального.

Выходило, вроде бы, что Ноетикон — если речь шла о Ноетиконе, конечно — хранился где-то в кабинете главы синей фракции[2] юстициариев — если, опять же, тот его не успел продать куда-нибудь налево, хоть бы и тем же имперским патрульным. Хотя формально любая добыча считалась собственностью всей фракции, главари не стеснялись разворовывать её направо и налево.

По крайней мере, зелёный главарь таким образом неплохо себя обеспечивал, продавая ситам обратно украденный у них же товар. А те платили, что характерно — имперская армия вам не самостийные инсургенты, там за пропажу отчётного имущества и казнить могли. Дешевле заплатить.

«А ещё говорят, Нар Шаддаа — криминальная столица Галактики. Ха. Наивные души, наивные сердца...»

К счастью для себя, только придя к власти, Маршал распорядилась собрать всю общинную собственность и перенести на новый большой склад, где распределить по цветовым секторам в зависимости от того, из какой фракции она поступила, по типу и по алфавиту — внутри типов. Вестимо, этих ta'losikii[3] корчило, как ситха от святой Ашлы, но угроза расстрела на месте и не таких заставляла продуктивно работать.

Предполагаемый Ноетикон должен был лежать в синем секторе, в разделе "Разное", на стеллаже "А" — артефакты. Правда, мог он оказаться и на "Д" — "джедайское", и где угодно ещё. Ta'losikii — ребятки изобретательные.

Обнаружить, что вещь была отправлена в "Ш" — "штуковина", Маршал счастливо смогла всего через два часа.

Маршал аккуратно установила серебристый многогранник на стол, коснулась узловых камней. Улыбнулась, вспоминая, как Экзар учил своих последователей открывать голокроны. Глаза у него горели, он весь прямо светился, счастливый возможностью поделиться очередным офигенным знанием... Маршалу было тогда всего лет пять или семь, но картинка — и алгоритм активации — ярко стояли перед глазами.

Вот загорелись камни на стыках; вот разошлись пластины внешнего корпуса. А вот....

А вот всё вокруг потонуло в белом свете, и из него навстречу Маршалу шагнула рыжая джедайка в красной форме реваншистов.

— О! — улыбнулась она. — У меня давненько не было гостей! Предложила бы выпить, да всё спиртное у меня кончилось тыщу лет назад.

— Что это? — Маршал схватилась за бластер. — Где мы?

— Это Пустое Место, — усмехнулась джедайка. — Сюда попадают те, кто открыл не то и не так. Древние реликвии, новые святыни... кайбертех — коварная штука. А пусто место, сам понимаешь, свято не бывает.

«Sith'buir ti sarl'accbrok!»[4] Маршал всеми силами постаралась расслабиться. Она плохо умела драться; её работой всегда было летать, потом — планировать, рассчитывать и направлять, не ближний бой и не перестрелки.

— Значит, ты здесь уже тысячи лет? А почему так выглядишь?

— Во мне каждый видит своего злейшего врага, — пожала плечами женщина. — Того, кого он боится. Того, кто бросал ему вызов. А теперь, молодой человек, ваш черёд отвечать, ибо я — Мастер Задавать Вопросы.

— Какие вопросы?

Женщина рассмеялась.

— Трудные. Страшные. Проклятые. Сложные. Те, на которых может быть только один ответ — или ты навеки останешься здесь со мной. Ну, или не навеки — большинство видов не могут долго существовать без еды и воды... Итак, ответь мне, незнакомец: что есть свобода?

* * *

— Кто я такой? — тихо спросило существо. — Кто я такая? — оно загребло снега в горсть и втёрло себе в лицо. — Что я такое?

Лорд Сайфер пожала плечами. Ей-то откуда знать? Она здесь лишь наблюдатель, лишь представитель отсутствующего начальства.

— Зачем я здесь? — настаивало оно, хмуря брови Ихэнне над накрашенными глазами Кисары.

Оно было странное, почти отвратительное. И всё же что-то в нём привлекало взгляд. Впрочем, отвратительное всегда привлекает взгляд, не так ли?

Тварь медленно поднялась на ноги, огляделась, сфокусировала взгляд на стучащих поминальных табличках.

— Я... мы... мы были там, верно? Мы служили Сагану, но мы не были при нём в ночь кровавого снега... — тихо сказало оно. — Верно?

Лорд Сайфер кивнула. Это было их общее — их всех: и твари с её двумя душами, и самой Сайфер.

— Меня там не было, — сказала она поспешно. — Я не могу знать, что случилось с любым из вас.

— Но ты служила Сагану, — лицо Ихэнне ясно проступило сквозь краску. — Я помню. Тебя звали Райна, ты приходила ко мне пить чай с лимоном и есть шоколад. Твой отец отдал тебя Сагану, а потом тебя забрали те люди, республиканцы...

— Отец? — недоумённо переспросила она.

«Ну же, давай. Ты же чисс, ты рассудительный и понимаешь намёки».

— Твой отец, разведчик, — улыбнулся Ихэнне. — Сарен Темпл, он был другом моего аристокра. Я помню, ты часто просила: «Ихэннге, расскажи о папе, расскажи о его приключениях». Рассказывала про своего фелинкса... ты его всё-таки нашла? Или нет? Даже если нет — можно же завести нового, в па...

Он запнулся, замер и медленно осел на заснеженную землю. Ни капли крови, как ни смешно. Ничего, только дырка в теле и дырка в одежде. Сайфер убрала бластер в кобуру и вздохнула.

Фелинкс, как же. По кличке "Моль" — юная Райна очень полюбила красивое слово из непонятного пока учебника по элементарной химии. А взрослая... взрослая Райна — лорд Сайфер — забыла, что Ихэнне был в курсе вещей, которые никому не следовало знать. Секреты Империи — секреты той давней миссии — секреты её отца не должны были утечь наружу. Оставить их двуликой твари, которая едва ли вообще слово "секрет" может понять в своём нынешнем состоянии? Нельзя.

Поднималась метель. Ветер бросал Сайфер в лицо белый снег — горсть за горстью, шипел что-то по-змеиному, пел неслышные песни о Саюкари[5].

Госпожа Саюкари растирает летние ночи на тушь, сказку сплетая из больных и потерянных душ. Госпожа Саюкари на белила из снега и соли не хочет смотреть — тушь свою растирает, кисть макает в неё, как в огонь или смерть...

Папа любил эти песни. У него была целая книга — настоящая, бумажная. Ихэнне обещал отдать её Райне на совершеннолетие. Ихэнне — или Кисара, незнакомая, непонятная, ненужная Кисара — лежал на снегу, белом, как те белила. На снегу без капли крови.

— Госпожа Саюкари раздобыла однажды волшебную кисть — но едва лишь достала, алой кровью залило заготовленный лист, — этот голос ни с чем нельзя было спутать, как и мелькающую в метели фигуру.

С фелинксом на руках, по снежной равнине шёл отец.

Заворожённая, Райна спрыгнула с платформы вниз и заспешила вперёд, за ним...

* * *

Ран нахмурился, потёр лоб.

— То есть? — переспросил он.

— Что тебе непонятно в моём вопросе, юноша? — спросил Квинт. — Я хочу узнать твой ответ на этот вопрос, вот и всё. Вот старый лжец с сердцем из грязи считает, что свобода — это возможность следовать своим желаниям. А ты?

Исаак дежурно поморщился на очередное оскорбление, но промолчал. Ругаться с могущественным сумасшедшим всё равно было себе дороже. Да и почему не поубивать время в проходной Сената бессмысленными философскими разговорами? Всё равно с пропуском никто не торопился — проверяли, действительно ли рыцарь Редвин джедай, действительно ли ему назначено, действительно ли он на себя похож...

А вот его спутников, что интересно, не трогали. Исаак сказал — обычное разгильдяйство: джедаю позволено проводить с собой, кого пожелает. «И пока теракт таким образом не устроят, никто не почешется. Это ж Корускант», — заключил старик. Столица мира, чтоб её. На Каасе за подобное... но нет, там подобное просто никому бы в голову не пришло.

— Что есть свобода... — Ран вздохнул, пытаясь понять, как Редвин может ответить на этот вопрос.

Для него самого свобода была материальной реальностью, данной в ощущениях и их отсутствиях. На шее нет шокера — свобода. Называют по имени, а не "раб", и не "номер такой-то", и не "эй ты, тварь" — свобода. Не бьёт током, если первым заговорить — тоже свобода. Голос учителя, интересные книги, Владычица Амфитрита — всё это свобода.

Но Редвин — другое дело. Редвин не знал другой жизни, он не бывал в хаттских хрустальных шахтах и в коррибанских коммунах, его не покупала для обучения Академия. Он жил на Шертуине в Хаттском Космосе в частном хозяйстве с мамой-танцовщицей и другими детьми-рабами. С чипом в голове, конечно, но не больше того. А едва он прикоснулся к миру настоящего, не домашне-уютного, рабства — его купил джедай и сделал учеником.

— Я не знаю, — наконец ответил он. — Она есть, я это чувствую, но что она такое... я не знаю.

Штейнбах весело расхохотался.

— Да и откуда тебе, действительно. Ты ж её и не видел, рабская душа.

Щёки жарко вспыхнули от злости.

— Что так? — процедил Ран сквозь зубы.

— Злись, злись — на правду всегда злятся. А только посуди сам: вот ты был рабом, вот тебя купил учитель — и что дальше?

— Он сделал меня своим учеником, — медленно ответил Ран.

— Ага. Мог сделать полотёром, мог сделать наложником. А мог — учеником. Мог — и сделал. Его право делать что хочет с законно приобретённым товаром. А ты, как хороший раб, учеником стал, а теперь и рыцарем стал тоже. Но где ж тут свобода, а? Свобода тут где?!

Рана подарили учителю, и тот сделал законно приобретённую собственность учеником. Мог — и сделал. А потом сделал ученика джедайским Избранным. Тоже потому что мог. Потому что имел право распоряжаться своей собственностью по своему желанию... «Нет!»

— Нет, нет, нет! — он понял, что кричит.

Штейнбах смотрел на него с какой-то даже жалостью. Исаак — с сочувствием.

— Нет! Я сам решил стать джедаем. Я сам это выбрал. Это мой выбор, — он уже не мог изображать Редвина, он не мог ничего изображать.

— Разве ты мог отказаться, рабская душа? Разве ты мог сказать "нет"? — ласково спросил Штейнбах.

Ран беспомощно закрыл лицо руками. Он не мог. Он никогда не отказал бы учителю в его просьбе. Но это было другое, другое! «Это ведь было другое!»

— Нет, — признал он наконец. — Не мог. Потому что я люблю учителя, потому что если бы я тогда не вызвался — ему было бы плохо. И если это рабство, Квинт Штейнбах, искатель истинной свободы — я предпочту быть рабом.

Сумасшедший расхохотался ещё веселее, обнял его за плечи и близко-близко наклонившись к его лицу, сказал:

— Тогда ты познал вкус свободы, мальчик.

[1] Дословно "супруг детёныша экзогорта, алхимически превращённого в тентаклевого монстра" (манд'оа); авторское ругательство Маршала.

[2] Хотя начинали они вместе, очень скоро юстициарии разделились на несколько фракций. Полуофициально их называли "синими", "белыми", "зелёными" и "красными" — по командам на гонках, которые фракции финансово поддерживали.

[3] Дословно "те, у кого дерьмо вместо крови" (манд'оа). Ругательство. Маршал вообще говорить предпочитает на бейсике, а браниться — на родном языке.

[4] "Ситха мать сарлакком драть" (манд'оа).

[5] Легендарный предок аристокра Сагану и дома Миурани в целом, писательница и поэтесса, в честь которой была названа станция.