Магл (джен)

Родина. Еду я на родину,

Пусть кричат — уродина,

А она нам нравится,

Хоть и не красавица,

К сволочи доверчива,

Ну, а к нам......

Знаете, вот бывает, как пристанет к тебе какая-нибудь мелодия, и никак от неё не избавишься. Вот и я уже второй день напеваю «Родину» «ДДТ». Правда, она только в девяносто втором году будет написана.

— Дадли, смотри! Красный! — командует Гарри и чернила, которыми он выводит пером в прописях буквы, становятся красными.

— А теперь смотри, — зелёный! — и буквы становятся зелёными.

Я честно думал, что за два вечера Поттер наиграется и немного остынет, но ни фига! Продолжал и сегодня в самолёте балдеть от волшебства. Я даже начал подозревать, может, его каким зельем напоили, ну, чтобы он магию полюбил? Ведь как он против неё выступал… И в школу не поеду, и пусть все волшебники лесом идут куда подальше. Но Гарри сейчас ничем поить было нельзя, ведь если бы в нём хоть грамм чего-нибудь там обнаружили, то это отрикошетило бы по Лорду Ардвиссону. Скорее всего, кузен просто немного ошалел от подарков и возможностей волшебников. Даже я залюбовался. Вот кажется — обычная кожаная сумка. А туда можно вложить баулов тридцать и ещё столько же влезет. А главное, совсем не тяжёлая. Или модное в этом сезоне переливающееся всеми цветами радуги перо… язык сломаешь, пока выговоришь… птицы, короче, какой-то там из Азии. Завораживает!

Бойко сам сидел на полу и целый вечер, с неким благоговением, вместе с Гарри перебирал волшебные вещи. Причём я не знаю, кто получал больше удовольствия. Лорд Ардвидссон не поскупился. Для кузена бралось всё напоказ — самое дорогое, яркое и модное. Очень качественные свитки бумаги и пергамента, зачарованные от клякс, ошибок и разной вульгарщины. Гарри вчера весь вечер угорал. Пишет слово «жопа», а пергамент мигает, и это слово меняется на «филейную часть тела». Ну что взять с одиннадцатилетнего пацана? Сам таким был. Блокноты, обтянутые кожей дракона, толстенные книги с инкрустациями, мантии из шерсти единорога, обувь из кожи ящерицы, пижамы с двигающимися фигурками гиппогрифов, красивые закладки в книги, подписка на важную периодику… Короче, чтобы все видели и знали, что отец Бойко самый лучший опекун на свете. Я, кстати, имени этого лиса так и не узнал, надо будет у нашего гитариста спросить.

Хоть и не красавица,

К сволочи доверчива,

Ну, а к нам — тра-ля-ля-ля,

тра-ля-ля-ля, тра-ля-ля-ля,

тра-ля-ля-ля, тра-ля-ля-ля…

Может, Гарри думал, что я дуюсь, ведь нужно было, как Бойко, балдеть от всей этой магической канцелярии. А у меня никак не выходил из головы вопрос: что же мне делать? В своё время я прочитал — пролистал довольно много произведений из так называемого жанра альтернативной истории. Работал как-то по ночам, делать было особо нечего, вот и убивал таким образом время.

У попаданцев всегда всё получалось: устранить Хрущёва или Горбачёва, дать совет Сталину, изобрести переходной патрон и перепеть Высоцкого.

Ну, Высоцкого, так сказать, я уже перепел, а вот всё остальное…

Например, в этом мире того же Горбачёва вообще не существовало. Я перелопатил огромное количество периодики СССР, но такой фамилии не нашёл. Так кого же мне устранять?

Я представил себе, как заявляюсь на заседание Верховного совета СССР. В рокерском прикиде весь, достаю из кармана пистолет — пиф-паф… Или пишу письмо в КГБ — пишет вам английский школьник Дадли Дурсль, которому было видение о будущем… Аж зубы свело от глупостей.

А если путча никакого нет? Ни танков, ни Ельцина?

Вот я и сидел весь из себя обиженный на мир, смотрел в иллюминатор и думал: что же делать? Но больше всего меня беспокоило наличие самого себя в этом мире. Родился ли я? Где сейчас живёт моя прошлая семья?

В девяносто первом году мой отец проживал в служебной комнате общежития семейного типа. Жильё было от военной части в Люберцах. В малюсенькой комнатушке теснились родители и я с братом Димкой. Что интересно, у нас ещё и приезжие родственники умудрялись ночевать. Они спали на полу, а некоторые ложились прямо под кровати, чтобы ночью проход в туалет был.

Мне было шесть лет, и по малым годам я просто обожал общую кухню, очереди в подвальный душ и туалетные кабинки на этаже. Носился по коридорам с остальной малышнёй. Дёргал за нос пьяного соседа-капитана, который часто валялся на лестнице. Хватал прямо со сковороды обжигающие рот жареные пельмени у зазевавшихся хозяек на кухне. Хорошо помню, как мы с Димкой, играя в индейцев, обмазывались плесенью со стен в ванной. Наводили камуфляж, так сказать. Запомнилась яркая баночка из-под американского шоколада. Мама выменяла её у соседки на пять головок чеснока, и с тех пор банка красовалась на самом видном месте. Мама там то укроп хранила, то чёрный перец-горошек.

Летом и зимой к нам приезжала из Хабаровска бабушка. У неё была льгота на проезд от РЖД. Она привозила банки с закатками, вязаные носки и свитера. Водила нас с Димкой к белым медведям в зоопарке, к собачкам в цирке на Цветном бульваре, в кукольный театр, на школьный каток, в бассейн, мы катались на эскалаторах в метро, любовались на картины в Третьяковке, где мама подрабатывала уборщицей… Я даже целых два года в московскую школу успел походить.

В декабре девяносто четвертого года папу отправили в Чечню, и детство закончилось… Так как в мае девяносто пятого года мы его похоронили. Он приезжал к нам, в Бикин, куда мы переехали, всего один раз…

Мы уехали к бабушке с несколькими сумками. Нам дали ежемесячное пособие, как детям погибшего военнослужащего. Мама устроилась санитаркой в больницу. Димка потом в академию МВД хотел пойти учится. Ему там какие-то льготы давали, но не прошёл по астме. Врач сказала, что контакт с плесенью в детстве не есть хорошо. А папа так и стоял на столе в фоторамке с чёрной ленточкой, и смотрел на нас счастливыми глазами. Ему тогда капитана дали, и он с сослуживцами собирался обмыть звёздочки в рюмке. Бабушка потом призналась, что он собирался уходить в девяносто первом году из армии. Вроде, были знакомые, которые могли устроить на работу в милицию. Но сказалась вечная нехватка денег и неустроенный быт. В армии хоть комнатушку, но дали. Да и на еде можно было сэкономить, питаясь с солдатами. А в милиции и этого не было.

— Дад, смотри, если пишешь ошибку, то перо меняет цвет! Правда, классно, Бойко? Ну, скажи, Дадли, что это классно.

Гарри восторженно крутил у меня перед носом алым пером, и я улыбнулся.

— Да, это действительно классно, Гарри!

А я наконец-то решил. Страну всё равно спасти не получится. Но родителей, если они живы, я найду.

Прилёт в Москву был… обыденным. Нет, я понимал, что прилетел на Родину, ностальгия, то-сё. Где моя ностальгия? Где-е-е? А вот не было ничего! Прилетели, прошли таможенный коридор, проштамповали паспорта, сумки никто не смотрел, сразу плотная коробочка из боевых магов, машина и четырёхкомнатный номер в гостинице «Интурист» на восемнадцатом этаже. Долго смотрел в гостиничное окно на машины, людей, дома, нюхал воздух в форточку. В мыслях пообещал побаловать себя пельменями, квасом, «наполеоном», «птичьим молоком», борщом с чёрным хлебом.

Где-то там сейчас моя мама разогревает суп на общей кухне, а Димка собирает робота из железного конструктора. Я вас обязательно найду.

— Дадли, куда ты мои напульсники дел? — Маша-растеряша Поттер вчера взвалил на меня процесс укладки чемоданов.

— А я помню? Накидал в чемоданы всё, что видел. Глянь в моём, — я тоже не отличался аккуратностью и педантичностью укладки вещей. — Да и вообще, взял бы и в свой бездонный рюкзак закинул — и никаких проблем!

— Рюкзак уже в Лондоне вместе с остальными покупками. Да и незачем внимание привлекать. Думаешь, в аэропортах магов нет? Есть! Они следят, чтобы ничего опасного и магического на борт не проносили. Вдруг электрика застопорит? Магические предметы летают определёнными рейсами и самолетами. На мои перо и блокнот мне официальное разрешение дали.

— Это кто же такой умный, а?

— Лорд. Ты не обижаешься, что я порт-ключом домой попаду?

— Нет. Тебе ещё в Косой переулок надо за официальными учебниками к школе, а я Москву хочу посмотреть. Когда ещё в СССР выберусь? Я в Мавзолей схожу, в Кремль, в зоопарк, мороженого покушаю. Говорят, советское мороженое самое вкусное! Папа ещё обещал приехать. Захватишь его вещи с собой? Мама захотела шубу из соболя, а я не знаю, можно ли их через таможню провозить, а так захватишь с собой порт-ключом. Слушай, а нас КГБ не прослушивает?

— Да нет, Бойко обещал какую-то глушилку установить, так что даже если хотят… А насчёт шубы — без проблем, в пространственную сумку закину и всё.

На телевизоре японского производства каркнул Азазель. Действительно, умная птичка. Он категорически отказывался летать самолётами. Сам находил нас в гостиницах, приносил с собой дохлых мышек-лягушек и прямо у нас на глазах, скотина, жрал! Ну… мы-то с Гарри привыкшие (Воланд регулярно давил-кушал зверушек на наших глазах, даже пару раз бурундуки ему попадались), а вот Моника была в ужасе! Она теперь старалась без надобности не заходить. Меня и Поттера, обычно, селили в один номер. Всё-таки нам по одиннадцать лет, да и веселее вместе. Пару раз было, что кровать была одна… двуспальная. Мы поржали и просто попросили ещё одно одеяло. Как я понял — это месть Моники за её покалеченную психику. Птичку Гарри в обиду так и не дал и выгонять отказался категорически!

— Привет, Азазель. Можно, я тебя поглажу? — спросил я птицу.

— Можно. Через него нам общаться придётся. Ты не волшебник, а значит, большинство артефактов на тебя не действуют. Это при посещении Министерства на тебя специальный браслет цепляли, но носить его постоянно вредно. Я хотел взять дневник путешественника — пишешь в одном и, надпись тут же появляется в другом. Но он у тебя работать не будет, — виновато объяснил Гарри, — так что только через Азазеля.

Я подошёл к птице и аккуратно погладил пальцем мягкие пёрышки. Ворон зыркнул на меня чёрным глазом, каркнул и небольно клюнул в руку, прощаясь. Затем вылетал в открытую форточку.

— Он знает, что надо в Англию лететь. Там и встретимся, — пояснил Гарри.

Раздался стук в дверь, вездесущая Моника зашла в номер.

— И... — недовольно протянула наш менеждер.

— Моника, изыди! — так же недовольно протянул я, натягивая штаны.

— Мальчики, одевайтесь быстрее! В фойе и снаружи собралось много народа, поэтому выход через чёрный ход, затем сразу в машину.

Женщина вышла, а я, пока Поттер наводил марафет, с удовольствием полакомился рижским бутербродом — чёрный хлеб, филе селёдочки и половинка отварного яйца.

— Гарри, а можно я с маминой шубой ещё селёдки передам в банках?

— Да хоть копченую медвежатину! Я просто не могу представить, как ты ешь эту пересоленную сырую рыбу?

Фойе ДК имени Горбунова был полон. Нам предстояло подписать пластинки, сфотографироваться, и тут же была точка продажи нашей атрибутики. Ностальгия захлестнула с головой. Рокеры в банданах и косухах, девочки нетяжёлого поведения, просто девушки с тонной штукатурки на лице, «братки» в малиновых пиджаках с золотыми цепями на бычьих шеях. Детей было мало. Оно и понятно, мероприятие закрытое. Насколько я помню, такого в Союзе не было. А потом я увидел ЕГО и забыл, как дышать. Отец… живой! Димка был его копией — русые волосы, синие глаза, высокий и жилистый. Папка был одет в военную форму. Его, как я понял, прислали на охрану. Так часто поступали с солдатами из военной части.

— Моника! Там мужчина в охране в форме. Добавь его к нам в личные секьюрити.

— А больше ничего не надо? — устало поинтересовалась она, при этом разглядывая незнакомого солдата.

— Моника, очень нужно. Посмотри, у него типично русское лицо. Будет здорово смотреться на снимках. Мы и он в форме. Сделай это для меня.

Моника недовольно цокнула языком, но, стуча каблучками, пошла за переводчиком и договариваться. После скандала в Японии, где я разнёс столик — она старалась со мной не спорить. А ведь я всего лишь попросил нормальный обед, который не шевелится. Жрать ещё живого осьминога и сырых устриц — увольте! Она решила, что выполнять мои капризы необязательно. Результат — чек ресторана на десять штук «зелени» и моральное «изнасилование» от Дэвида (Моники, а не меня). А я же просто стоял и молился про себя. Хоть бы получилось! Обалдеть, я тут такие планы строил по поискам отца, а тут вот просто так встретить в Доме Культуры. Может, действительно судьба?

— Дадли, ты чего? — спросил Гарри. — Зачем тебе ещё один охранник?

— Присмотрись, у него типичное русское лицо. Он будет круто смотреться на фотках с нами. Представь фото в журнале Роллинг Стоун, где вместе с нами будет русский солдат в форме?

— В этом что-то есть. Это как мы в Японии фоткались вместе с чемпионом сумо. Здорово ты придумал!

Моника, как показалось мне, отсутствовала целую вечность. Я уже был сам готов бежать и топать ногами, когда она наконец-то обрадовала меня, что теперь возле нашего гостиничного номера будут дежурить два охранника. В голове билась мысль — я нашёл отца! Нашёл отца!

Отправив менеджера доставать билеты на родимую «Арию», чьи лица я видел где-то в этом помещении, начал опять подписывать пластинки и афиши. Чья-то узловатая рука протянула мне помятый листик из школьной тетради. Учитывая, что все приносили афиши или наши фотографии из журналов — это было… странно. Я поднял глаза — Горшенев! Обалдеть! Главный «шут» российского рока! На нем была довольно потрёпанная одежда, старые ботинки. Толкнул Гарри в бок и показал глазами на сумку с полароидом. Охрана и Поттер быстро всё поняли и, через десять минут, у кумира моего российского детства было фото с нашими автографами, а у меня его фото с автографом. Мотивировал я этот поступок просто — когда он станет знаменитым, то я продам этот автограф на аукционе за просто бешеные деньги!

* * *

Мы ехали на аэродром Тушино. Говорить не хотелось. Я витал в облаках и думал лишь о том, что сейчас мой отец направляется в гостиницу «Интурист». Интересно, его там хоть покормят? А я с Димкой у него тоже есть? Что я буду делать, когда себя мелкого увижу или Димку?

Моника сидела рядом и раздавала последние инструкции. Когда почти прослушал, что Вернон отбыл сразу по прилёту по своим бизнес-делам, я вернулся в реальность. Моника давала последние инструкции:

— Так, напоминаю, что к приглашённым иностранным группам не лезть, особенно к «Пантерам»! Они ребята горячие, выпить любят, мало ли что вытворят. С «Металликой» вы вроде знакомы, но, учитывая, что это тоже ещё те алкоголики… Надеюсь, вы меня поняли? — с металлом в голосе спросила она.

— Да всё понятно! Не переживай, наша охрана нас всё равно никуда не выйти не даст и никого чужого не пропустит, — сказал Гарри.

— Всё нормально будет. Выступаем первые, а потом что, в гостиницу?

— Потом в Останкино на запись «Программы А».

— Какой программы? А запись программы «Б» когда будет? — не понял Гарри.

— Так и называется: «Программа А», запись только десять минут. Уезжаем сразу и быстро. Меня предупредили, людей там довольно много.

— Поём на программе?

— Нет, только интервью. Вот вопросы и ответы, — она подала нам распечатанные листы.

В Тушино было… многолюдно, очень многолюдно. Коллег-музыкантов видно не было — скорее всего, приедут в самый последний момент. Ко мне подошли техники и попросили после выступления оставить некоторое оборудование для другой группы. Мне не жалко, но вот пусть приходят лично, чтобы знать с кого спрашивать. Обещали привести своего «начальника».

Три… Два… Один… Moscow Calling! С неё, в английском варианте, мы начали открытие концерта. Народу — тьма! Военных очень много. Люди поют вместе с нами. Никогда ещё мы не выступали перед таким количеством народа! Энергетика от толпы просто смывает! Если расслабиться и потерять контроль, тебя раздавит этой энергией. Песня закончилась, толпа неистовствует!

— Привет, Москва! Мы к вам ехали-ехали и, наконец, приехали! — говорю я фразой Чебурашки из мультика. Толпа отвечает рёвом! — Поехали дальше!

Понеслось! Это реально круто! Народ поёт вместе со мной, люди неистовствуют, но всё в рамках приличия. Свист и аплодисменты после каждой песни. Видны британские и американские флаги. Меня захлестывала эйфория! Всё-таки сцена — это как наркотик. Один раз окунулся и больше не можешь без неё, без этой энергии толпы, которая ловит каждое твое движение. Минус был один — гитара, с ней по сцене не попрыгаешь. Пока что инструменты с проводом, никаких передатчиков. Но всё равно, это было нереально круто! Мы спели четыре песни…

— Это песня посвящается всем военным, которые сегодня здесь, — говорю я…

«Полковнику никто не пишет». Толпа пела вместе с нами. На втором припеве я просто направил микрофон на толпу и… они поют громче меня с микрофоном! Энергетика становится всё сильнее, народу всё больше. Крайняя песня — «Moscow Calling», но на русском. Да-а-а! Ради этого стоило терпеть гостиницы, недосып, перелёты и живых осьминогов в тарелке! Рёв толпы был наградой. Это круче, чем секс! Уф, хорошо, что у нас нет пиротехники, а то точно бы сдохли на такой жаре!

Мы закончили свою часть. Отдаю микрофон и гитару технику. Дальше пусть «Пантеры» отдуваются, вон они, стоят в сторонке. Нас опять берут в «коробочку». Ко мне подходят техник и Хэммет — это он просил оборудование, я отдал примочки, и мы направились к Монике. В Останкино едем в машине, два охранника из России с нами.

* * *

«Программа А» снималась просто на чёрном фоне. Три кресла, микрофоны, камеры. Мотор! Нас представили, и началось… Вопросы задавали мне, так как я знаю русский.

— Здравствуйте, ребята. Вы такие юные и уже собираете стадионы. Как так получилось?

— Здравствуйте. Случайно получилось. Нас в музыкальную школу не взяли, вот мы и решили, что раз дали от ворот поворот, пойдём на стадион.

— Вот так сразу и пошли?

— Ну… почти. Сначала мы выступали с ребятами из консерватории, а потом уже записали альбом.

— А кто вас учил играть?

— Меня никто не учил, а брата учил преподаватель.

— Скажите, в каком классе вы учитесь?

— Мне одиннадцать лет. Я окончил младшую школу и поступил в Королевскую школу Винчестера, а Гарри в последнем классе младшей школы нашего родного города.

— Сложно учиться и выступать?

— Да. Приходится делать уроки после выступлений, в самолетах, гостиницах. Также с нами летает преподаватель. Его наняли наши родители.

— А как ваши родители относятся к вашим выступлениям?

— Положительно. На учебе это не сказывается. Правда с этого года мы будем меньше выступать. В школе программа усложняется.

— Я слышал, что у вас есть домашние любимцы.

— Да, у меня бульдог Злыдень, а у брата кот Воланд и ворон Азазель.

— Интересные имена. Религиозные.

Тут вмешался Гарри, я перевёл.

— Он говорит, что назвал животных в честь персонажей романа Булгакова «Мастер и Маргарита».

— Интересуетесь русской классикой?

— Я читал «Евгения Онегина». Очень нравятся басни Крылова и поэзия Фета.

— Это неожиданно, что иностранцы интересуются русской классикой. А где вы выучили русский язык?

— Лежал в больнице, там познакомился с русским эмигрантом, он и научил.

— Что вы пожелаете нашим телезрителям?

— Верить в себя и никогда не сдаваться!

— Спасибо, что были с нами.

— Спасибо.

Вот так закончилось это интервью. Что-то быстро. Моника объяснила про регламент, им, оказывается, ещё нашу «Кукушку» впихивать в программу.

Когда прибыли в гостиницу, я мельком глянул на охранников. Отец имел слегка прибалдевший вид. Не каждый день тебя срывают с работы охранять приезжих иностранных певцов. В общаге его уже точно делегация будет дожидаться с расспросами. Интересно, куда пойдёт оплата его работы? В военную часть или на руки?

Первым делом я заказал еды по телефону. Борщ с чесночными булочками, блинчики с икрой, какие-то сладкие блинчики «Троица» с творогом, маком и изюмом, шашлык из баранины, салат греческий, салат «Столичный» с курицей, торт «Птичье молоко», торт «Прага», корзиночки с кремом, фрукты, кока-кола, лимонад «Буратино», эскимо.

Гарри свалил в душ и сказал, что будет есть что-нибудь знакомое, чтобы завтра не страдать животом. У него в холодильнике стояли йогурт и фруктовый салат.

Когда в номер стали завозить еду, я вышел и пригласил охранников поужинать со мной. Они сначала отнекивались, но я настоял на своём. Мне нужно практиковаться в русском языке, да и заказал я слишком много. Брат такое не ест. Мужчины были скованы и ели очень аккуратно. Брюнета в милицейской форме звали Геннадий.

Он работал в милиции, в каком-то отделе, который, неофициально, специализируется на охране приезжих звёзд. Холост, детей нет. Мой отец из прошлой жизни послушал, что говорит его коллега по работе и ответил в том же духе. Работал в той же военной части, жену звали так же. А потом я просто обалдел! У него, оказывается, было две дочки!!! Вместо меня и Димки было две девочки. Причём младшую звали Дарина. Я уже не стал допытываться, когда у них дни рождения, но по возрасту вроде совпадало с нашими. Отец сначала стеснялся, а потом пихал еду не в себя. Ну ещё бы! Где бы он ещё такого поел? Что интересно, втроём мы подчистили всё. Не кормят их, что ли, на работе? Я дал им чаевые — сто долларов Геннадию и двести долларов отцу и договорился, что завтра они прибудут к десяти утра, и я погуляю по городу. Куда я пойду, ещё не знаю, но, скорее всего в ГУМ, на Красную площадь, в какой-нибудь музей. «Удивившись», что отцу нужно добираться аж в Люберцы, отправил его домой на выделенной для нас машине. Геннадий отказался, он жил где-то в двадцати минутах на метро. Всё же иметь доллары удобнее, чем фунты! Да и не было тут такого жесткого контроля со стороны власти, как в моем мире.

Когда ушли охранники, к нам заглянул Вернон. Он взял у Гарри майку с черепом, сказал, что вернёт. А я настроился на разговор с Поттером.

— Гарри, просто послушай и поверь.

— Дад, ты меня пугаешь.

— Просто слушай! В школе держись подальше от рыжих, с блондином держи нейтралитет. Води знакомство с Джастином.

— А Криви?

— Он только в следующем году будет. И ещё, запоминай — дальше от начальства, ближе к кухне! Запомнил?

— Да-да! Дружить с Джастином, жить ближе к кухне, не дружить с рыжими, дружить с блондином.

— Гарри! Я серьезно! Рыжие будут лезть к тебе в друзья. Не подставляй им спину! А с белобрысым держи нейтралитет — не конфликтуй, но и в друзья не записывай.

— Откуда ты всё это знаешь?

— От верблюда! Просто поверь. Я знаю. И не смотри в глаза там никому!

Гарри внимательно и серьёзно смотрел на меня. Он как-то сразу перестал улыбаться.

— Особенно директору и учителю по зельям. Мне Лорд сказал то же самое. Он приобрёл мне в Швеции очень качественные амулеты. Чтобы примеси определять в еде, чтобы не сглазили и не прокляли и в мозгах не копались. Он тоже с тобой говорил? Да?

— Страшно тебя отпускать одного! — ушёл я от прямого вопроса.

— А мне-то как страшно!

Мы проговорили ещё часа полтора и отрубились. Вымотались оба, так что даже за вторым одеялом забыли сходить.

* * *

Утро началось… рано! Гарри опять поплёлся в ванну, а я решил собрать вещи. По телеку крутили типичные программы девяностых с их «весёлой» рекламой. Каша для детей «Блядина», мда-а-а, обхохочешься, Фоменко жжёт! А вот про путч ничего не было. Полный молчок. Ну и вот как тут страну спасать, если ничего не известно? Так был в этом мире Ельцин на танке или нет? Ничего не понимаю. Надо будет почитать газеты в Англии, вдруг здесь всё замалчивают.

Мы перекусили фруктовым салатом из холодильника и булочками с чаем. Гарри начал складывать сумки. В восемь к нам зашел Вернон с майкой Гарри. Черепушка на морде была в мелких стразах. С каких пор Вернон дизайном увлекается? Я потихоньку, когда Дурсль отвернулся, провёл камешком по оконному стеклу. Не понял?! Это чё? Брюлики??? А папочка не промах! Поттер отправляется порт-ключом, вот он и решил всю контрабанду через племянника доставить. Обалдеть!

Что интересно, банки с селёдкой Вернон тоже принёс. Хмыкнул, правда. Ну ничего, вот заделаю я селёдку под шубой, посмотрим, кто первым слюной истечёт.

Ровно в девять утра Гарри и три его охранника активировали порт-ключ и исчезли в вихре прямо из комнаты, а я… остался один. Как он там без меня?

На первом этаже в фойе гостиницы меня ждали Геннадий с отцом, Моника и боевой маг Джозеф.

— Привет всем, — поздоровался я.

— Я так и не поняла, зачем тебе эти военные, да ещё и в форме? — поинтересовалась Моника.

— Фотографироваться — это раз, для охраны — это два, ну и с местными реалиями они знакомы лучше нас — это три. Пошли в ГУМ, — скомандовал я и перевёл на русский язык.

Сергей и Геннадий послушно последовали за мной.

Мы выехали на машине и припарковались рядом с ГУМом. Что интересно, на меня особо не смотрели. Скорее всего, думали, что Джозеф и Моника мои родители. ГУМ со своими пустыми полками меня не впечатлил. Это были девяностые годы. Вещи были либо слишком дорогие, либо их не было совсем. Прошёлся по знаменитой голубой линии. В отделе игрушек купил себе плюшевого Чебурашку. Затем вспомнив, что у «отца» две дочки, купил им в подарок набор из Барби и Кенов. Там ещё одёжки были, машина, конь с каретой, дом пластиковый и замок. За сумму, которую заплатила Моника, я, наверное, мог купить сотню Чебурашек. Сергей немного прибалдел, но Геннадий ему подмигнул. Видно, ему такое не впервой.

Потом Моника меня с русскими охранниками сфотографировала на фоне Чебурашек и медведей.

Они по бокам отдавали честь, а я стоял по стойке смирно. По-моему, вышло круто. Затем я попросил отвести меня к матрёшкам. Отец было хотел отговорить меня и отправиться в другой магазин, подешевле. Но, опять же, Геннадий тихо покачал головой, и мы пошли к сувенирам. В отдел уже, видно, передали, кто к ним идёт, и там уже продавцы стояли навытяжку, натянув дежурные улыбки. Я приобрёл дорогую льняную скатерть и шкатулку из малахита для мамы, для полковника купил военную фляжку со звездой, для Мардж — ажурный платок, для папы и Гарри — запонки с росписью, себе взял шикарную матрёшку с миниатюрами из произведений Пушкина. Пока Моника расплачивалась и продавцы упаковывали покупки, я обратился к Сергею.

— Сергей, я в Мавзолей не хочу. Я бы хотел побывать в Третьяковской галере. Там как с очередью? — спросил я у своего прошлого отца.

В галерее работала моя «мама»… Уборщицей. Денег было мало, нас в садик даже не отправляли.

Поэтому постоянно торчали у неё на работе. Из всех картин, я хорошо запомнил только одну — «Всадница». Огромное полотно занимало почти всю стену. Я мог часами стоять и разглядывать его.

Третьяковка. Мама! Там моя мама! Хотелось волком выть. А я даже не смогу её обнять!

— Какая очередь? В Третьяковке моя жена работает, пройдём без проблем.

Отец волновался. Он до сих пор чувствовал себя неуютно и не знал, как со мной общаться. Для него я был избалованным мальчишкой-иностранцем. Захотел его себе в охрану — значит, взяли, захотел накормить их ужином — накормил. Да и деньги, что я дал ему вчера, были просто огромными по его меркам. За пятьсот долларов в некоторых городах, подальше от Москвы, можно было купить квартиру. Да и сегодня купил его дочерям подарок, на который он никогда не заработает. А как этот подарок в общаге воспримут? Там же вся военная часть жабой изойдёт!

Третьяковка осталась прежней. Экскурсовод прекрасно говорила по-английски и провела нас по галерее. Я опять завис у «Всадницы» минут на десять.

— Моя младшая тоже любит смотреть на эту картину. Может часа два простоять, никаких мультфильмов не нужно, — раздался мамин голос за моей спиной.

— Она очень красивая, — ответил я.

— Ага, смотри какое платье! И какая собачка! — раздался звонкий детский голосок. Я обернулся. Девочка лет пяти с большим белым бантиком на голове обняла женщину.

— Дарина, я же сказала, сидеть в комнате! — строго ответила моя мама.

— Там ску-у-учно! Ира тоже ушла к папе! А я не хочу там сидеть, — девочка топнула ножкой.

— Извините, пожалуйста, это моя дочь. Оставить не с кем.

В этом мире я и Димка — девочки! Ну нихуя себе! Интересно на второго ребёнка посмотреть.

— Всё хорошо. Тебя зовут Дарина? — спросил я у неё.

— Да, — бойко ответила та, ничуть не смущаясь. Видимо, характер остался прежний.

— А где твоя сестра? Я хочу с вами сфотографироваться.

— Сейчас! — сказала она и быстро убежала вглубь галереи.

Минуты через две обе девочки были возле меня. Моника снимала нас на свою профессиональную камеру, а Геннадий снял нас на «Полароид». Ну что же, пора начинать действовать. Будем и дальше играть избалованного ребёнка.

Я подозвал Геннадия и Монику.

— Геннадий, Моника, я бы хотел провести пиар-акцию на фоне этой прекрасной семьи. Я хочу купить им квартиру. У него уже две дочки, а своего жилья нет. Я узнал, что Сергей живёт в ужаснейших антисанитарных условиях. Я могу позволить себе купить им жильё.

Моника напряглась, я прямо видел, как у неё в мозгах включился калькулятор. Геннадий же ошалел. Вряд ли кто-то из приезжих иностранцев покупал охранникам квартиры. Он бы тоже не отказался от халявы, но я не предлагал.

— Что именно ты хочешь приобрести? Я могу вести сделки от твоего лица.

У охранника, видно, тоже включился калькулятор, так как он задумался.

— Вы же завтра уезжаете? Значит, сделку нужно заключать сегодня. И вы ещё хотите рассказать о покупке в прессе? — задумчиво протянул Геннадий.

Моника кивнула.

— Варианты следующие. Можно заехать в риэлтовское агенство. Их очень мало, но там вас серьёзно взгреют на деньги, да и времени это займёт не мало. Можно купить с рук. Сейчас много людей эмигрирует за границу. Но они вряд ли захотят, чтобы их продажу освещали в прессе. Я предлагаю подъехать в Хамовники. Там сейчас только что построили дом. Кирпичный, девять этажей, три подъезда. Мой двоюродный брат там работает, я могу договорится о быстрой продаже. Остались, конечно, самые дорогие, сами понимаете, — сказал Геннадий.

Я лишь махнул рукой. Недавно с подачи Гарри я узнал, что на моём счету, оказывается, находится двадцать миллионов фунтов. Музыкальные издательства начисляли деньги за авторство два раза в год — осенью и весной. Плюс мне неплохо капало за фильм, продажу меморабилии, дисков и концерты.

Сев в машину, мы поехали в Хамовники смотреть дом.

Дом был построен на оттяпанной у школы территории. Он был кирпичным, трёхподъездным, не девятиэтажным, как думал Геннадий, а восемнадцатиэтажным. В некоторые квартиры жильцы носили мебель, на нас внимания обращали мало. Его двоюродный брат показал нам две оставшиеся четырёхкомнатные квартиры во втором подъезде. Одна была на шестнадцатом, а вторая на пятнадцатом этажах. Комнаты были отдельные, с балконами. По сути, эта была коробка с ванной, унитазом, плитой и раковиной на кухне.

Попросили за неё пятьдесят тысяч долларов. Правда, обещали застеклить балконы, положить линолеум на пол, плитку на кухне и ванной с туалетом, поставить немецкую кухню.

Я знал, что меня нагревают, но я не обеднею. У моих бывших родителей будет своя квартира. Отец уволится с работы и устроится в милицию. Его не отправят в Чечню. Он будет жив. У этой семьи никогда не будет папы с весёлыми глазами в фоторамке с чёрной ленточкой.

Когда Сергей понял, что от него хотят, он просто окаменел. Геннадий сам вытащил его паспорт из шинели и подал Монике. Приехали два журналиста, сняли нас на камеру. Я попиарился. А отец так и не смог сказать пару слов на камеру. Он просто стоял и как рыба открывал и закрывал рот. Моника перевела деньги в ближайшем банке и привезла документы. Геннадий хлопнул его по плечу, разлил водку по стаканам. Только после того, как выпил, Сергей, дрожащей рукой подписал бумаги — договор на куплю/продажу и прочие. Он снял фуражку и, тяжело дыша, вытирал пот со лба, лохматил волосы, тёр лицо, будто пытаясь проснуться. А я смотрел на него, и мне хотелось плакать. Это же как человека нужно довести? Пусть у него всё будет хорошо.

Так впоследствии и оказалось. У мамы от перенесённых эмоций повысилось давление. Её положили в больницу. Папа со скандалом уволился с работы. Оказалось, руководящие органы очень настаивали, чтобы квартира в центре Москвы была передана в Фонд Советской Армии, но отец не согласился. Её бы точно отобрали, если бы новость о том, что одиннадцатилетний ребёнок из Англии подарил охраннику квартиру, не прозвучала из каждого утюга. Мою фотографию перепечатали даже в газете Ненецкого округа. Новость о солдате-золушке мусолили долго. Любит наш народ халяву! С заплесневевшей общаги родители выезжали с фанфарами. Им так и не простили успеха. Соседка как гранату вышвырнула из окна баночку из-под шоколадного крема, которую ей оставила мама. Самым счастливым обитателем оказался пьяный в зюзю сосед, которому отец презентовал бутылку водки. Но Люберцы находились в совершенно другом районе Москвы, и с «коллегами» по работе папа больше не встречался. Москва — город большой. Геннадий устроил его к себе на работу, он выучил английский. Мама пошла работать в школу. Туда же пошли учится и девочки. В школе они были очень популярны благодаря куклам Барби и фотографиям со мной. Впоследствии, когда я давал концерты в Москве, я каждый раз навещал свою прошлую семью. Встречали меня, как самого дорогого родственника.

* * *

С этим всем я даже на концерт «Арии» успел. Причём, я тихо офигевал. Нет, всё нормально, песни, альбом, вот только состав… в этой реальности они играли самым первым составом! Группа не разошлась в восемьдесят седьмом. Песни те же, но аранжировка немного другая. Может, там тоже попаданец затесался? Мы с охраной, уже без Сергея, беспрепятственно прошли за кулисы. Фото, рукопожатия и отбытие в гостиницу.

Утренним рейсом мы вылетели в Лондон. И я всё-таки купил себе настоящего, не бутылочного кваса. Благо в самолёт с жидкостью в это время пускали без проблем.

Аэропорт Хитроу встретил нас августовской жарой и новостью от Бойко.

Оказывается, мама отпаивает Гарри успокоительным, половина Косого переулка сгорела, Лорд Поттер развеялся пеплом по ветру, а его отца, Лорда Ардвидссона, награждают орденом Мерлина первой степени.

Вот знал же, что Поттера одного никуда отпускать нельзя!