Белый шаг (джен)

— Решили лично убить меня, Казекаге-сама? — Фуги даже не повернулся. Гаара молча рассматривал его спину: плечи, выпрямленные до сведенных лопаток, гордо откинутую голову. Абсолютное спокойствие и готовность ко всему.

Он долго готовился к этому разговору, перебирал в уме слова все то время, пока с помощью техники Третьего глаза обшаривал пустыню в поисках того, кто стал источником бури. Не только в пустыне, но и в умах многих шиноби Суны. Гаара знал — сейчас Канкуро уже заканчивал проводить аресты среди участников заговора: этот экзамен прекрасно справился со своей задачей, помог выявить почти всех его противников. Тактика ловли на живца оправдала себя в полной мере. Хотя Хокаге рассчитывала выловить совсем другого противника.

— Нет, — Гаара порадовался, что голос его звучит так же ровно и отстраненно, как у самого Фуги, — я хочу поговорить.

— Вот как. Полагаете, нам есть о чем?

— Полагаю, что у нас общая цель. Я бы не хотел называть вас предателем, — Гаара был уверен, если бы бой с Хоичи прошел иначе — разговор получился проще. Если бы он смог доказать свою силу без помощи Конохи. Он поставил все на эту карту, а теперь не мог толком понять, выиграл или проиграл.

— Конечно. Предателем стоит назвать вас. Казекаге Сунагакуре не следует танцевать под дудку других деревень, — голос Фуги сочился ядом, как лезвия лучших марионеток Канкуро.

Разговор определенно проходил сложнее, чем Гаара предполагал изначально. Песчаная маска на лице не выдала ни одну из обуревавших его эмоций, а беспокойная чакра биджу скрыла все, что могли прочитать сенсоры.

— Искусство шиноби подразумевает умение оценить ситуацию со всех сторон, видеть сквозь выставленные противником иллюзии, обходить ловушки и непременно достигать конечной цели. Когда вы перестали ему следовать?

— Нет ничего опаснее шиноби, пойманного в гендзюцу, который продолжает считать, что действует по собственной воле. Но, пожалуй, я выслушаю ваш взгляд. Ведь другого выбора у меня нет?

— Я позволю вам выбрать собственную судьбу.

Песок вился вокруг них, поднимался вверх тонкими спиралями, забивался в складки одежды. Защита и нападение в одной форме. Гаара позволил себе помолчать, собираясь с мыслями, а потом медленно начал:

— Первый Казекаге объединил кланы пустыни и заключил договор с дайме Ветра. В разное время, но так поступили во всех странах. Шиноби устали от войны всех против всех. Но первой, кто сумел переступить через кровь и ненависть, была Коноха. Никто не счел зазорным воспользоваться полезным опытом. Третья война принесла Суне такие потери, что даже дайме Ветра перестал верить в своих шиноби. Четвертый Казекаге изменил систему подготовки шиноби, целиком сосредоточившись на сильнейших. Но это лишь привело к еще большим потерям.

— И многие из них — на вашей совести, — Фуги слушал внимательно, внимательнее, чем Гаара ожидал от него, с учетом того, что рассказывал он о вещах известных Фуги намного лучше, чем ему самому.

— Я не отрицаю своей вины, но все это — лишь последствия политики деревни, которая, если судить по последним событиям, не принесла результата. Даже оказавшись в сердце Конохи наши лучшие силы не смогли одержать победу, — Гаара не собирался тешить чью-то гордость и замалчивать очевидное. Гордыня — последнее, что сейчас было необходимо Суне.

— Они надеялись на то, что так тщательно пестуемое оружие, оплаченное столь дорогой ценой — сработает, — ввернул шпильку Фуги. Но несмотря на всю язвительность — он все еще слушал, и, как надеялся Гаара, размышлял.

— И снова ошиблись. До сих пор Коноха не проиграла ни одной войны. Не признавать это, значит закрыть глаза и заткнуть уши. Для Казекаге это неприемлимо. И я, как и Первый Казекаге, не считаю зазорным пользоваться чужим опытом. Вы ведь наблюдали за сегодняшним экзаменом, Фуги-сан? За боями и тактикой… вы видели тоже, что и я?

У Суны хватало ярких и сильных шиноби, но сработанных сбалансированных команд почти не было: сильные индивидуалисты не могли работать в команде, плевали на тех, с кем их вынуждал объединиться экзамен и… проигрывали более слабым, но сплоченным командам Конохи. К тому же у последней практически не было откровенно слабых генинов, которыми затыкали прорехи. Академия Конохи давала крепкую базу, то, чего сейчас стремился добиться Гаара. И уже видел первые ростки результата — сработанные молодые команды, которым пока просто недоставало сил и опыта. Но за ними — будущее. Если он сможет его построить. Доказать свою правоту не обагряя на этот раз песок кровью.

— Даже на своей земле мы не так сильны, как должны быть, — Фуги не был слепым и ему хватало смелости, чтобы признать слабость. Но это еще не означало победы.

— И тем не менее, вы продолжаете цепляться за старые методы. Вы позволяете Суне терять шиноби в бессмысленной внутренней борьбе. Ослабляете деревню изнутри. Это ли не предательство ее интересов? Что же касается союза с Конохой… не стоит забывать, что Великих деревень пять. И если Туман пока опасности не представляет, то и Молния, и Камень только наращивают свою мощь. По последним данным Молния увеличила свои силы почти в полтора раза, а Камень никогда не стеснялся пользоваться услугами наемников. И все это — не те враги, которых мы готовы встретить в одиночестве, — ровный тон давался Гааре все тяжелее, эмоции прорывались сквозь песчаную маску, но сейчас они были уместны. Вся собранная информация говорила о том, что Фуги — человек бесконечно преданный деревне, он будет действовать исходя из ее интересов.

— Но полагаться во всем на союзников… — в голосе Фуги не было больше непримиримости, только сомнения.

— Совершенно неприемлемо. Поэтому мы должны заботиться о собственных шиноби. Сейчас новая система подготовки позволит нам повысить средний уровень наших генинов и чунинов. Но этого совершенно недостаточно. Поэтому нам нужны в строю такие люди как вы, как Хоичи, как многие из тех, что сейчас ждут своей участи. Ждут вашего решения их общей судьбы.

— Значит все-таки сделка? Тогда к чему столь долгие предисловия? — голос Фуги казался еще более равнодушным, чем в начале их разговора, но Гаара подсознательно чувствовал, что за этим показным равнодушием сейчас скрывается лихорадочная работа мысли: Фуги уже торговался, прикидывал выгоды и уступки. Он еще не знал, что Гаара собирался предложить намного больше, чем сделку. Он предлагал будущее.

— Я не предлагаю вам разовой сделки. Я предлагаю долговременное сотрудничество. Возможность увидеть Суну такой, какой мы хотим ее видеть. Приложить руку к этому будущему, стать частью ее силы, а не сторонним наблюдателем.

Гаара никогда не были силен в речах, но сейчас внезапно для себя убедился, что такая победа ничем не хуже той, что вырываешь с кровью на арене. Все остальное — детали, главные его слова все же были услышаны.

— И начали вы это «долговременное сотрудничество» с полного переформирования Совета деревни… — пусть Фуги стоял к нему спиной, но Гаара готов был поклясться, что в этот момент он улыбался. А еще он знал, что его решение разогнать чрезмерно зарвавшийся Совет Фуги в свое время одобрил. Несмотря на то, что сам в него входил. Их разногласия лежали в несколько иной сфере.

— Правильнее будет сказать, что это Совет деревни решил, что он и есть Казекаге. Сейчас у нас есть шанс начать все сначала. С взаимоустраивающих нас позиций.

Гаара предполагал, что, вернув Фуги в состав Совета, он сумеет перенаправить действия оставшейся оппозиции в русло споров и разговоров, а не заговоров и диверсий, а в перспективе и вовсе заставить их голоса умолкнуть.

— На самом деле, выбор у меня небольшой, верно? Ну что ж, давайте попробуем. И начнем с того, что я хочу увидеть своих людей и Хоичи. Надеюсь, он жив?

— Жив, хоть и не преуспел. Все же стрелять в несколько мишеней одновременно — не самая лучшая тактика, — прежде чем Фуги успеет все еще раз обдумать или начать строить новые планы, ему стоило подкинуть дело где-нибудь за пределами внутренней политики Суны.

— Несколько мишеней?

— Вместе со мной в ловушку попалась Фуу, как оказалось, у Водопада тоже есть свой джинчуурики, — искушение было слишком велико: вернуть потерянное в одной из предыдущих войн… Фуги не мог не ухватиться за это.

— И что же вы хотите предпринять по этому поводу?

— О, я всего лишь хочу пригласить моего нового друга Фуу в гости. Если я верно понял ее характер, она не откажется. Все-таки существование джинчурики в родной деревне редко бывает радостным.

Пусть Фуги размышляет о перспективах, а сам Гаара собирался как следует поразмыслить о последней информации, переданной Цунаде: среди Акацуки совершенно точно видели того, кто звался Сасори Красных Песков.

* * *

Возвращение в Коноху получилось далеким от триумфального: шиноби ворчали на сорванный этап, несостоявшиеся поединки и гадали, насколько теперь отложат экзамен. Неджи слышал, как кто-то всерьез утверждал, что во время прошлого экзамена Орочимару применил какую-то запрещенную технику, и теперь все они будут срываться.

— В следующий раз и до второго этапа не дойдем!

— Не хочу всю жизнь генином провести…

Хьюга не слишком прислушивался к отдельным выкрикам: взгляд его то и дело концентрировался на напряженной спине напарницы, а в голове снова всплывали обрывки недавнего разговора.

— У этого шиноби… Хоичи необычная система чакры, — стоило прибыть в форт, как их ненавязчиво попросили пройти в отведенное для отдыха помещение и избегать лишних контактов. Неджи этому был только рад: лишние люди сейчас могли только мешать и раздражать. Несмотря на демонстрируемую легкость, на него волнами накатывала усталость, а спрятать подрагивающие пальцы удавалось только с помощью широких рукавов. Не каждый может похвастаться тем, что за один раз смог перекрыть ток чакры у двух джинчуурики. Пусть и с их прямого согласия.

— Технику он применял тоже очень необычную, — Кин определенно радовалась возможности посидеть в тишине. Не сколько тяжелый, сколько выматывающий с точки зрения напряжения и концентрации бой сказался на ней не лучшим образом. На мгновение в голову Хьюга даже закралась малодушное желание дать им обоим как следует отдохнуть, но все же ответы он хотел получить здесь и сейчас. Слишком много странностей вокруг этого боя.

— Я заметил. А еще заметил, что деформация тенкецу у него очень… знакомая, — Неджи испытывающе смотрел на напарницу, даже не пытаясь сейчас применить бьякуган: при всех своих достоинствах техника белых глаз совершенно не подходила для того, чтобы разобраться в чьих-то эмоциях. Впрочем, у ее носителей не очень часто возникала подобная потребность. — Если я понял верно, то это последствие быстрого перегона большого объема чакры через каналы. Чего еще я не знаю о тебе, Кин?

Каждый шиноби имеет право на свои тайны, каждый из них скрывает в своей голове столько демонов, что для них не хватит масок на празднике Сэцубун. Но как только это начинает влиять на миссию — тайны перестают быть личным делом шиноби. Неджи вслушивался в звенящую тишину маленькой комнаты, в едва доносившиеся сквозь толстые стены звуки, которыми жила крепость, и ждал.

— Мне казалось, работа в команде подразумевает некоторое доверие. Хотелось бы знать заранее, в какой момент я не смогу надеяться на тебя, — Хьюга слишком отчетливо помнил мгновение колебания, расширяющуюся пустоту за спиной, когда он едва не поверил в том, что следующий шаг придется делать в одиночку.

— Это не помешает миссии. Просто… воспоминания. Странно встречать знакомые вещи в совершенно незнакомых местах, — Кин все-таки заговорила: в конце концов, она задолжала Неджи небольшую историю. — Я хороший сенсор, ты знаешь. Но любая способность ограничена. Расстоянием, объемом информации, тонкостью восприятия… много чем. Ни один сенсор сам по себе не может показать полную достоверную картину. Не может показывать ее постоянно с одинаковой точностью. Всегда есть некий потолок. И всегда есть желание разбить ограничения. Шагнуть дальше. И когда это не получается естественным путем, в ход идут искусственные методы.

Кин говорила медленно и монотонно, сидела, рефлекторно обхватив себя руками, и, Неджи в этом не сомневался, если бы могла — уже спряталась бы за тяжелую занавесь волос.

— Препараты, способные «раскачать» разовый выброс чакры, позволить покрыть территорию намного большую, чем заложено природой. Ускорить восприятие до предела. Но все это всегда — временно. Крайние меры, годящиеся для крайних ситуаций и совершенно не подходящие для постоянной работы. Если, конечно, рассчитывать на хоть какую-то ее продолжительность.

— Для дальней связи и чего-то подобного используют специальные установки. Хиаши-сама рассказывал, что в войну для связи между подразделениями сенсоры тоже пользовались устройствами. Но я пока не вижу связи, — Неджи слушал внимательно, но пока все сказанное казалось лишь отвлеченными рассуждениями о том, что известно любому шиноби.

— Да, там, где шиноби не справляются, можно использовать технику. Но она не способна полностью заменить человека. В центре любой установки всегда будет кто-нибудь живой. Орочимару всегда чрезвычайно заботил вопрос безопасности его убежищ. Возможность своевременно заметить гостей и успеть подготовиться. И возможность проследить, что происходит внутри. Сложно, когда приходиться сохранять бдительность на два фронта и ни к кому нельзя поворачиваться спиной. Он придумал прекрасную систему наблюдения и оповещения, способную работать постоянно: система печатей собирала чакру подопытных, перегоняла ее к установки, поддерживая определенный уровень мощности, вторая система передавала сигнал на поверхность и принимала его.

— И даже такая система будет требовать центра. Того, кто сможет обработать и интерпретировать сигналы. Выровнять и синхронизировать разную чакру, — Неджи осторожно протянул руку, медленно поднимая вверх рукав рубашки Кин, и по-новому рассматривая едва заметные многочисленные отметины: тонкая сетка их уходила вверх, сливалась в виденье бьякугана узором по всему телу. Ожоги-отметины, которые оставляет чакра после сильных техник. Только обычно они быстро пропадают. — Неужели у тебя и правда получилось что-то подобное?

— Какое-то время получалось. Я хороший сенсор, — по тону, которым Кин повторила эти слова, невозможно было понять, радуется она этому факту или все же сожалеет.

— Это закончилось, — вокруг пальцев Неджи возникло слабое зеленоватое свечение медицинской чакры. Он провел ладонью по запястью Кин, убирая повреждения и выравнивая кожу. Ирьенины почти никогда не заморачивались выведением шрамов, но иногда это было важнее самого исцеление ран. Некоторой памяти лучше исчезнуть.

— Но это не все… ты ведь уже слышала мелодию этой запечатывающей техники, верно, Кин? — пальцы резко сжались, улавливая суматошное биение в раз ускорившегося пульса.

Появление Какаши-сенсея тогда помешало закончить разговор, а за время путешествия из Суны в Коноху продолжить его так и не удалось: Кин, когда хотела, проявляла чудесные способности в искусстве пропадать на ровном месте. Но Неджи прекрасно умел ждать. Впрочем, сейчас следовало сосредоточиться не на внутрикомандных странностях, а на предстоящем отчете о миссии. Объяснять придется слишком много. И подходящих слов у Хьюга пока не было.

* * *

— В благородство поиграть решили? — Цунаде приподнялась, опираясь ладонями на стол, и смерила мрачным взглядом застывших навытяжку шиноби. И Неджи, и Кин хватило совести напустить на себя виноватый вид и изобразить раскаяние, но ни в то, ни в другое сама Пятая Хокаге не верила: пятнадцать лет для шиноби тот самый возраст, когда уже глупо оправдываться порывами и случайностями, и если уж они делают глупости, то глупости эти тщательно продуманные и спланированные.

— Вашей задачей было наблюдать, спокойно проходить экзамен и не привлекать к себе лишнего внимания. Вместо этого я была вынуждена оправдываться перед Казекаге за действия своих шиноби, и поверьте, убедить его в том, что это была личная инициатива, а не спланированная акция Конохи, оказалось весьма непросто. И он очень интересовался, что это за техники у генинов, способные остановить джинчуурики.

Цунаде замолчала, гневно раздувая ноздри и переводя дыхание. Прийти на помощь шиноби из другой деревни, даже если с ней заключен союз — в ее время это было бы совершенно невозможной сказкой, не годящейся даже для вечерних посиделок у костра. Но все же что-то во всем этом мире сдвинулось и изменилось, раз сказка стала реальностью. Она изучала отчеты о действиях команд во время экзаменов и видела, что случай этот далеко не единичный: команды Конохи не сражались друг против друга, а оказавшись в критических ситуациях, даже объединялись с командами других деревень, шиноби Суны поддерживали своих не менее активно. Этот экзамен, в отличие от всех других, что помнила Цунаде, намного больше напоминал соревнование, чем маленькую войну. Будто бесконечный круг ненависти, сковавший их всех, самую чуточку дал слабину, едва заметную трещинку, в которую тут же просочились простые человеческие чувства. Невозможность стоять в стороне, когда рядом сражается кто-то, кого ты ты хорошо знаешь. Достаточно ли будет этих трещинок, чтобы отсрочить очередную большую войну? В это Цунаде не верила — не когда все прогнозы говорят об обратном, а подаренное двумя пережитыми войнами чутье буквально кричит о надвигающейся буре. Но все же им хотелось верить самую чуточку больше, чем всем здравым рассуждениям. Разве не в этих трещинах был весь смысл того, что делал ее великий дед? Разве не с протянутой во время боя руки начался большой путь к миру? Пусть хрупкому и ненадежному, но способному дать хотя бы несколько глотков тишины. И говорить сейчас все нужные, логичные и рациональные слова, говорить, не чувствуя веры в них, казалось откровенно неправильным.

— Ладно. Что сделано — то сделано. Надеюсь, вы хотя бы о следящих маячках позаботились? Если мы правы насчет наблюдателей от Акацуки, то у них будет отличный шанс попробовать добиться своего, пока команда Водопада возвращается в деревню.

— Да, Хокаге-сама. Все данные у Какаши-сенсея.

— Свободны, — Цунаде едва заметно усмехнулась, наблюдая за тем, как генины, настороженно переглядываясь, покидают ее кабинет — они определенно не верили, что буря миновала так быстро.