Конфиденты (джен)

Вручив Поттеру длинный список того, что необходимо приобрести или подготовить к предстоящему ритуалу, Ариэль была уверена, что не увидит его в ближайшие дни, а то и недели, и потому появление охранника на следующий день её удивило.

— Лэнгтон! На выход!

Обменявшись с Рабастаном встревоженными взглядами, Ариэль поспешила покинуть камеру. Поттер ждал её в допросной: в несвежей мантии, с огромными синяками под глазами и растрёпанными волосами, искусанными губами, на которых кое-где виднелись следы запёкшейся крови, он являл собой иллюстрацию отчаяния.

— Вы себя нормально чувствуете? — не смогла удержаться от вопроса Ариэль.

— Не спрашивайте, — отмахнулся тот и признался: — У меня вчера был очень насыщенный вечер. Кстати, я вам кофе принёс.

Улыбнувшись, она похлопала его по руке.

— Спасибо. Постарайтесь хотя бы немного расслабиться. Вы, мистер Поттер, как взведённая пружина.

— Знаю, — невесело усмехнулся тот. И, не дожидаясь, пока Ариэль сядет, сразу приступил к рассказу: — Из Азкабана я направился в дом миссис и мистера Уизли, и у нас состоялся очень неприятный разговор. Вернее, сначала — безобразный скандал, а уже потом неприятный разговор.

— Но вы их убедили.

— Не совсем. Скорее, я их заставил, — Поттер тяжко вздохнул. — Вот вы говорили, что всем прекрасно известно, что означает это «предатель крови», а я сомневался. Когда я сообщил, что узнал истинное значение этого оскорбления, мне больше и рта раскрыть не дали. Только что я был любимым сыном, а минуту спустя — неблагодарным зазнавшимся мальчишкой. Если бы вы всё мне не разъяснили, я и не открыл бы те книги, ничего не узнал бы… я бы снова позволил себя убедить, что все чистокровные волшебники, кроме Уизли, конечно, спят и видят, как бы меня обмануть. А на самом деле, лгали мне именно близкие, а правду я слышал только чуть ли не от врагов. Противно.

— Сочувствую.

— Знаете, что самое неприятное? — продолжил он, словно говорил сам с собой. — Они же не со зла мне лгали в глаза. Считали, что оберегают меня от ненужных неприятностей. Мол, чего говорить, если поделать всё равно ничего нельзя. Я так и не понял, почему они в этом так уверены? Неужели только потому, что у них самих не было нужных знаний или возможности снять проклятие? Они, кажется, и вправду верят, что отрицая проклятие, они от него избавляются. Я спросил, почему они ничего не предпринимали, но ответа не получил. Вообще никакого. Зато мне было с претензией сказано, мол, они видели, что мы с Джинни хотим быть вместе, вот и не стали ничего говорить, вроде как, чтобы не разрушить нашу любовь. Но у меня сложилось впечатление, что они бы ни при каких обстоятельствах не стали бы рассказывать правду. Неприятно это признавать, но, кажется, несмотря на часто повторяемые слова о том, что ко мне хорошо относятся, порядочным человеком они меня не считают. Иначе сомнения в том, что я не бросил бы Джинни, узнав о проклятии, объяснить трудно. Но даже если они во мне и сомневались, не понимаю, как они могли упустить шанс помочь собственной дочери?

Поттер сплюнул, а Лэнгтон не сдержала смешок — такой идиотизм не укладывался у неё в голове. Можно лгать ради выгоды или из страха, но лгать, отрицая реальность…

— Невероятно!

— Я, конечно, знал, что они не обрадуются, когда я заговорю на эту тему, но всё же не ожидал такого отпора. И ведь понимают, что обрекают собственного внука на ужасную судьбу, а то и смерть, но при этом не признают, что моё предложение — единственный возможный выход! Видите ли, я, гад такой, хочу бросить их любимую доченьку. А то, каково будет доченьке, если своим бездействием мы убьём ребёнка — забывают. Я раз сто, наверное, повторил, что не собираюсь разводиться. Что как только ребёнок будет в безопасности, мы снова будем вместе. Да, всё это очень неприятно, но ведь я не просто так надумал разъехаться! В конце концов, это они не предупредили… Ох.

Ариэль молчала, давая возможность выговориться, но Поттер не стал злоупотреблять её терпением:

— Простите. Я всё ещё в шоке. В общем, когда уговоры ни к чему не привели, мне пришлось пригрозить, что я немедленно соберу всю семью и расскажу новоиспечённым миссис Уизли — а их три штуки, к слову, и ни одна из них, кроме Одри, наверное, не согласится на покорное молчание, — во что их втравили молчанием, а выход не подскажу. Конечно, я не собираюсь просто наблюдать за тем, как с их детьми происходят несчастья, я обязательно помогу, возможно, даже вас буду умолять об этом, но сейчас меня интересует собственный сын или дочь. Если потребуется, я смогу проявить жёсткость — Уизли это знают. В общем, расстались мы почти врагами, однако я потребовал от миссис Уизли поклясться, что она никаким образом не попытается вмешаться. Джинни я пока ничего не говорил… Знаю, это подло, но я не готов сейчас объясняться с ней. Она не поймёт… Вернее, не захочет понимать — вы сами видели, моя реакция была далека от спокойной, а ведь ваши слова я сначала даже не принял близко к сердцу, а Джинни… — Поттер слегка улыбнулся, видимо, вспомнив что-то о супруге, и тут же нахмурился. — Она ничего не знает об этом проклятии, родители же молчали, а слова всяких малфоев, сами понимаете, на веру не принимались, но и отмахнуться от того, что я скажу, она не сможет, я же ей не враг, чтобы говорить такие ужасные вещи без веской причины… На истерики у меня сейчас просто нет времени, столько всего нужно сделать, а рассчитывать на то, что она спокойно выслушает — глупость. Я знаю свою жену, её только и можно, что поставить перед фактом, иначе ничего не добиться, Джинни та ещё упрямица.

— Да и нервничать сейчас ей противопоказано, — одобрила решение Ариэль.

— Да, и это тоже, — благодарно кивнул он. — Боюсь даже подумать, что меня ожидает, когда я заберу у неё ребёнка, но Джинни поймёт. Пусть не сразу, но, уверен, его здоровье для неё будет важнее собственных чувств, — он немного помолчал, а потом извинительно улыбнулся: — Простите, что вывалил всё это на вас.

— Ничего страшного.

Ответ был почти что искренним, выслушать Поттера было нетрудно; сложнее было удержаться от вопросов, возникающих от его слов. Семейство Уизли не понимали — это было общим впечатлением всех знакомых магов. Презирали, но, одновременно, недоумевали, почему они ничего не предпринимают для улучшения своего положения. В конце концов, общество сошлось на мысли, что те просто не афишируют предпринимаемые для снятия проклятия шаги, но сложа руки не сидят, и вот теперь Поттер опроверг это заключение.

Ариэль, как и многие другие, считала, что ради детей можно сделать всё что угодно, и никакие законы и запреты не могут остановить любящего родителя, и наглядное доказательство обратного её шокировало. Как, имея семерых детей, можно отмахнуться от проклятия?! Что руководило Уизли? Почему, зная о последствиях для внуков — а не знать они просто-напросто не могли, — те умудрились не только не предпринять ни одного шага к их спасению, но ещё и недовольство демонстрируют готовностью Поттера сберечь собственного ребёнка и их внука…

Однако, что бы она ни думала, понимала — у Уизли могли быть причины для такого поведения, и огульно осуждать — неправильно. А потому просто промолчала, позволяя Поттеру продолжать рассказ.

— Я пришёл потому, что общением с Уизли мой вчерашний вечер не ограничился. От них я направился к Кингсли… министру Брустверу. Хотел прощупать почву насчёт вашего требования, и к моей полной неожиданности так получилось, что тот сам предложил подумать над смягчением наказаний за укрывательство Пожирателей. Он почти что вашими словами сказал, что неправильно осуждать сына за нежелание смерти отца. Я сначала удивился, что он со мной это обсуждает, но Кингсли пояснил, что решение принято и вот-вот будет утверждено, а он просто решил предупредить — всё же речь идёт о семьях Пожирателей, многие могут быть против, и моя поддержка не лишняя, — Поттер вздохнул: — Лояльность Мальчика-Который-Выжил по-прежнему ценится министрами. Пересмотр дел будет назначен в ближайшее время, но всё же сомневаюсь, что достаточно скоро, а ждать долго я не могу, сами понимаете. В общем, пару месяцев это точно займёт, так что я намекнул, что мне очень нужен артефактор, и… — Поттер вдруг замолчал и нахмурился.

— Что?

— Да просто понял, что всем прекрасно известно о том, что Уизли прокляты, но никто не предупредил меня перед свадьбой, даже не намекнул…

— Мистер Поттер, в магическом мире не принято лезть в чужую личную жизнь, — справедливости ради возразила Ариэль.

— Может, и не принято, но тот же Бруствер звал меня своим другом; уж он-то точно знал, что я ничего не смыслю в таких вещах, но промолчал. Да и о беременности Джинни многие знают, они наверняка понимают, что будет с ребёнком без своевременного вмешательства артефактора, но молчат… Чёрт! Они же мои друзья! Как они могут так со мной поступать? Неужели всем настолько наплевать на меня? — он едва не зарычал, поняв, что никакая дружба не заставила людей сказать ему правду. Сжав кулаки так, что те побелели, Поттер сделал над собой усилие и продолжил говорить, словно никакого риторического отступления и не было: — А когда я вчера упомянул, что не могу найти артефактора, Кингсли сразу понял, что дело в будущем ребёнке, и назвал ваше имя. Я для вида удивился, и он рассказал, что вы работали в Отделе тайн… В общем, мне даже просить не пришлось, инициатива исходила от него.

— И что это значит? — хрипло уточнила Ариэль, не в силах поверить, что верно поняла сумбурную речь.

— Вас выпустят под мою ответственность. Оформление всех документов займёт какое-то время, но, думаю, на следующей неделе я смогу вас отсюда забрать.

— Прекрасные новости! — искренне обрадовалась она, едва не захлопав в ладоши. — Тогда нам нужно закончить всю подготовку и обменяться обетами. Я не хочу, чтобы вы сомневались во мне, или тем более боялись.

— Вы правы. Мне же придётся отвечать за вас, да и ритуалы…

— Вам придётся дать мне допуск в ваш дом, — кивнула Ариэль. — Разумеется, необходимо оговорить всё в обете.

— Мисс Лэнгтон… Знаю, мы договорились решать проблемы по мере поступления, но я не могу заранее предсказать, когда мне выпадет шанс проникнуть в архив. Может, вы всё-таки назовёте имена?

Ариэль медленно опустила голову в согласном кивке, однако озвучивать имена не спешила. Даже понимая, что Поттер надёжно связан принесённым непреложным обетом, ей было непросто решиться открыть ему правду. А вдруг она что-то упустила? Вдруг в обете осталась незамеченная лазейка? Вдруг, назвав имя, она даст в руки противнику кончик ниточки, за которую дорогих ей людей притянут к ответу и засадят в Азкабан навсегда?

— Мисс Лэнгтон?

— Простите, мистер Поттер, пытаюсь решиться, — искренне призналась она. — Во-первых, Рабастан Лестрейндж.

— Лестрейндж? — изумлённо переспросил Поттер.

— Младший, — педантично уточнила Ариэль. — Официальные обвинения против него — это хулиганство, а в Азкабан он попал только из-за своего имени.

— Он присутствовал во время битвы за Хогвартс.

— Во именно что «присутствовал». А присутствие, мистер Поттер, не наказуемо. В деле есть несколько протоколов со свидетельскими показаниями — от них-то вам и нужно избавиться.

— И что это даст?

— На нём нет убийств, мистер Поттер, а без тех показаний обвинять его будет не в чем.

— А поскольку одним из ваших условий был пересмотр дел всех Пожирателей смерти, его выпустят на свободу, не обнаружив в документах состава преступления, — понял Поттер. — Что ж, не могу сказать, что буду рад этому, но уговор есть уговор.

Ариэль вздохнула с облегчением.

— Скажите, мистер Поттер, кого вам бы особенно не хотелось выпускать на свободу?

Тот задумчиво пожевал губу и пожал плечами:

— Если честно — никого. Но вы ведь не об этом спрашиваете. Я не знаю. Из двадцати семи человек, арестованных после победы, почти все заслуживают самого сурового наказания. Однако если нужно выбирать, я бы остановился на Кэрроу — те, кто получает удовольствие от детских страданий, не должны остаться безнаказанными. Долохов, потому что он очень опасен. Грейбек, разумеется.

— Видите, — выдержав паузу и не дождавшись продолжения, Ариэль улыбнулась, — даже узнав о Пожирателях совсем немного, вы уже не судите всех по худшим. Стоит вам узнать больше и вы согласитесь, что из двадцати семи половину можно отпустить хоть сейчас.

— Кого же, по-вашему, можно отпустить?

— Да хотя бы Малфоя, — хмыкнула она. — Люциус Малфой ни для кого не опасен. Его волнует только семья, он не доставит проблем на свободе.

— А ещё?

— Эйвери. Он вообще по натуре мирный человек. Метку он получил назло отцу, а потом всеми силами старался не утонуть в море жестокости. Лорд его презирал за это.

— Ещё.

— Рабастан Лестрейндж. Род на грани угасания. Выйдя на свободу, он не станет ни во что ввязываться.

— Ещё.

— Я могу перечислить половину заключённых, вы этого хотите, мистер Поттер? Исключая Хэнсона и Виллоу, младшее поколение Пожирателей смерти вообще не успели совершить ничего ужасного. Этих достаточно связать ограничительными обетами, и можно спокойно выпускать. Про ваших же ровесников и говорить нечего.

— Вы назвали Лестрейнджа. Значит, остались Малфой и Эйвери?

— Эйвери — да, а судьба Малфоя меня, признаться, не слишком заботит.

— Тогда кто же третий? — удивился Поттер.

— Мальсибер.

Он удивлённо взглянул на Ариэль и недоумевающе нахмурился.

— Это дело я могу в любую секунду получить. Дела погибших почти не охраняются. Но какой в этом смысл? Вам нужно очистить его имя? Зачем?

— Мне нужно очистить его имя, — кивнула Ариэль. — Разве этого мало?

— Я не понимаю.

— Мистер Поттер, уж простите за резкость, но вам и не нужно понимать. Вы спрашиваете зачем, затем, что ваш ребёнок будет жить. Это — достаточный повод?

— Хорошо, — недовольно кивнул тот и вдруг замер. — Постойте! У него… У него есть ребёнок, да? Вот зачем нужно очищать имя — чтобы ребёнку не пришлось жить под гнётом осуждения.

— Верно, — холодно улыбнулась Ариэль и поспешила сменить тему. — Так вас устроил мой выбор? Принципиально вы согласны? Или хотите разорвать сделку?

Поттер вздохнул.

— Зачем вы спрашиваете? Знаете же, что мне некуда деться.

— Мистер Поттер, я спрашиваю потому, что хочу убедиться, что мы с вами на одной стороне в этом вопросе. У нас общая проблема, хотя цели разные. И мне не хотелось бы думать, что, когда ваш ребёнок окажется вне опасности, вы станете проклинать моё имя, обвиняя в том, что я вас принудила к совершению каких-либо действий. Вы делаете выбор, не я. Я вам не угрожаю, не шантажирую — я предложила выход. Принять его — ваше решение.

— У меня безвыходное положение.

— Но не я вас в него загнала.

— Не вы, — кивнул Поттер, вставая, — но помочь мне из него выбраться вы не предложили просто так.

— А вы не в детской сказке, дорогой мистер Поттер. В жизни никто ничего не делает просто так. Я не обязана вам помогать, но готова это сделать. Однако мы не друзья, чтобы делать вам одолжения или предоставлять скидку, поэтому я просто назвала вам мою цену. Если она вас не устраивает — вы в любой момент можете уйти. Если же устраивает…

— Устраивает, — фыркнул Поттер. — Мне категорически не нравится ваша цена. Меня она не устраивает, меня тошнит от одной только мысли о том, что мне придётся помочь Пожирателям смерти выйти на свободу! Но я готов её заплатить. Я принял решение, мисс Лэнгтон. Мне оно кажется ужасно неправильным, но я не отступлю. Да уже и не куда отступать, — добавил он едва слышно.

— В таком случае отправляйтесь выполнять свою часть условий сделки, мистер Поттер. И готовьтесь к ритуалу. Времени у нас может не оказаться, и будет лучше, если вы успеете подготовить всё возможное.