Конфиденты (джен)

— Всё в порядке? — прямо с порога спросила Ариэль.

Когда её в очередной вызвали в допросную, она не сомневалась, что увидит именно Гарри Поттера. Зачем-то он всё же приходил и выслушивал историю жизни совершенно не интересной ему незнакомой женщины и, не получив желаемого, вряд ли бы так просто сдался и отказался от своего намерения, каким бы то ни было. Как ни ломала она себе голову, понять, какую цель преследует Поттер, не удавалось; все предположения казались либо слишком банальными, либо же, напротив, слишком фантастическими. Возможно, Ариэль и владела секретной информацией, вот только узнать об этом Гарри Поттеру было неоткуда, для всего магического мира мисс Лэнгтон была самой обычной бывшей сотрудницей Министерства магии, не достигшей никаких высот ни в карьерной, ни в матримониальной сферах.

— Благодарю, — чуть растянул губы в приличествующей случаю улыбке Поттер. — Присаживайтесь… — он замолчал, ожидая, пока охранник выйдет, и изменился: плечи расслабились, лицо утратило строгость. — Знаете, обычно при встрече принято интересоваться, как дела, и я каждый раз чуть ли не до крови закусываю язык, чтобы не ляпнуть эту глупость при вас.

Ариэль понимающе кивнула:

— Не волнуйтесь, я бы ничуть не обиделась. В свою очередь я не задаю этот вопрос из-за нашей с вами социальной разницы. Моё любопытство может поставить вас в неудобное положение, в конце концов, я всего лишь заключённая.

— А хотите, я расскажу, почему так поспешно убежал в прошлый раз? — неожиданно предложил Поттер, как показалось Ариэль, смутившись от озвучивания истинного положения вещей.

И она с готовностью кивнула, но не потому, что ей действительно было интересно, а чтобы настроить собеседника на доброжелательный лад своей сговорчивостью. Ариэль по-прежнему не понимала, чего в конечном итоге желает добиться Поттер, но была уверена, что чем лучше он будет к ней относиться, тем проще станет выторговать для себя наиболее приемлемые условия. А в том, что тот потребует что-то в конце концов — она ни секунды не сомневалась.

Не догадываясь о её мыслях, Поттер улыбнулся и стал рассказывать:

— Письмо было от моей подруги Гермионы. Она сообщила, что моя жена попала в больницу.

— Хорошо, что всё обошлось, — как можно искреннее сказала Ариэль.

— Откуда вы знаете?..

Подавив желание закатить глаза, она спокойно пояснила:

— Мистер Поттер, вы здесь, а не с женой, и вы улыбаетесь, а значит, всё обошлось. К тому же вы не ёрзаете на стуле, словно торопитесь закончить с неприятной обязанностью беседовать с заключённой и бежать к супруге, а значит, необходимости в этом больше нет — опасность той не угрожает.

Пару секунд он смотрел с удивлением, обдумывая очевидность ответа, после чего улыбнулся.

— Верно. Тогда тоже никакого несчастья не произошло, моя жена просто заскучала без внимания.

— О-о-о…

— Когда я принёсся в Мунго, оказалось, что Джинни проходит плановую проверку у своего доктора, — Ариэль закашлялась, пытаясь скрыть нелестные для миссис Поттер чувства, но её муж лишь махнул рукой. — Не сдерживайтесь, помните, вы обещали быть искренней.

— Помню, но…

Поттер понял её затруднения и с улыбкой перебил:

— Она не плохая на самом деле, просто сейчас Джинни беременна, вот и чудит.

— Ясно, — подавив язвительный комментарий, нейтральным тоном произнесла Ариэль, неприятно поражённая таким поведение женщины, ставшей женой аврора. Но, вспомнив, из какой та происходит семьи, словно застыла, и следующие слова прозвучали неестественно. — Что ж, поздравляю вас с будущим отцовством.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Поттер, снова не заметив ничего подозрительного. — На чём вы в прошлый раз остановились?

— Кажется, на первом курсе, — всё ещё заторможенно ответила Лэнгтон, обдумывая полученную информацию.

— Да, точно, вы говорили о травле.

Тряхнув головой, усилием воли отгоняя мысли, неуместные в данный момент, она приняла решение обдумать всё в спокойной обстановке камеры после ухода Поттера и сразу почувствовала облегчение, заговорив нормальным голосом:

— Я как раз подошла к тому моменту, когда мы все лишились последних иллюзий.

— У вас они ещё оставались? — грустно усмехнулся Поттер.

— Конкретно у меня — нет, а остальные… Вот вы, например, знаете, что в пустынях перепад температуры порой достигает нескольких десятков градусов?

— Э-э-э… к чему этот вопрос?.. Да, я что-то такое слышал ещё в маггловской школе, кажется.

— Но вы ведь понятия не имеете, каково это на самом деле, верно? На себе это вы не испытывали. Вот так и в нашем случае. Мы знали, что нас не любят, знали, что мы не вызываем добрых чувств, но даже не представляли себе, как сильно нас ненавидят. Для детей война — просто слово. Дети и не должны осознавать его истинный смысл. Вот только во время моей учёбы были слишком свежи воспоминания о разыгрывавшихся в непосредственной близости трагедиях, и, даже те, кого они не коснулись лично, считали своим долгом напомнить каждому, кто был не с ними, что он — враг. Случай, о котором я хочу рассказать, это был всего-навсего очередной матч по квиддичу, где играли команды Слизерина и Гриффиндора, и именно он стал точкой невозврата.

До той игры мы могли бы проглотить обиды ради спокойного мирного будущего. Мы не ненавидели победителей, их детей и вас, мистер Поттер, мы вообще не слишком много думали о ситуации в стране и войне — как и должны дети. Родители моих однокурсников старались оградить их от реальности, призывали к мирному сосуществованию с детьми противоположной стороны. Они проиграли и приняли это, и не желали продолжения и повторения своей судьбы для детей. Были и исключения, куда же без них, но большая часть слизеринцев не помышляла о мести, войне и борьбе за место под солнцем на школьной скамье. Умом я понимаю, почему все на нас ополчились с самого начала, то есть в восемьдесят первом и втором — пытались отыграться за страх, в котором жили по вине Тёмного Лорда, но потом дети победителей заигрались, а остановить их почему-то оказалось некому.

Та солнечная суббота изменила всё. Я хорошо помню тот день, ничто, как говорится, не предвещало. После исчезновения Лорда Слизерин стал факультетом прокажённых; с дискриминацией мы сталкивались на каждом шагу. Тогда это казалось обидным, несправедливым, а сейчас… Чего ещё ждать от мелочных людишек, как не мелочной мести? Но, простите, я немного отвлеклась. Мы ни разу не выигрывали Кубок школы, хотя учились лучше других — меньше времени проводили за бесцельными шатаниями по коридорам и шалостями, больше уделяли учёбе, — потому что баллы летели с нас постоянно, и единственным, на чём мы могли отыграться, был квиддич. Команда у нас была довольно сильной, игроки — увлечёнными, именно мы были фаворитами — что не устраивало, конечно, соперников.

Матч начался нормально, мы забивали один квоффл за другим, и гриффиндорцам это не нравилось. Игра стала грязной, но мадам Хуч словно не замечала нарушений. Загонщики посылали бладжеры в вратаря и сумели сбросить его с метлы. В игру он не смог вернуться, его без сознания унесли в Больничное крыло. Пусть это и было за гранью фола и возмутило нас, квиддич игра опасная, мы с пониманием отнеслись к желанию соперников победить. Разрыв в счёте стал уменьшаться, гриффиндорцы повеселели… И тут наш ловец заметил снитч у колец. Вся команда противников бросилась к нему. Фрэнк Рейган был второкурсником, мелким, щуплым, хрупким; капитан всегда требовал, чтобы он не приближался к другим игрокам и избегал бладжеров, даже если от этого будет зависеть победа, потому что он был маленьким, сбросить его с метлы было слишком просто, а закончиться это могло плохо.

И вот Фрэнк летит к кольцам, у которых заметил снитч, а за ним — вся команда Гриффиндора. Даже издалека это выглядела страшно, мистер Поттер. Как стая акул за детёнышем тюленя. Стадион замер. Загонщики посылают ему в спину оба бладжера, а ловец — беспалочковое жалящее заклинание.

Ариэль замолчала, глядя куда-то вдаль над плечом Поттера. Через минуту она судорожно вздохнула, словно воспоминания причиняли ей физическую боль, и глухо закончила:

— Снитч нашли в том кровавом месиве, что осталось от Фрэнка после падения с пятидесяти ярдов и избиения бладжерами, которые гриффиндорцы успели ещё несколько раз послать в бездыханное тело, вырвавшее у них победу. Жалящее заклинание попало Фрэнку в руку, держащую метлу, так что бладжер не просто сбросил его, но буквально сдёрнул с метлы, и если преподаватели и пытались что-то предпринять для его спасения, это не помогло. Знаете, мистер Поттер, дети бесстрашны. Они просто не понимают конечность жизни, не осознают, что смерть — это навсегда. Маги в этом отношении — те же дети. Мы настолько привыкаем к всемогуществу магии, способной вылечить почти любые болезни и в мгновение ока заставить исчезнуть самые ужасные травмы, что перестаём помнить, что волшебство — не всесильно. Смерть Фрэнка, глупая, нелепая, забравшая его всего на двенадцатом году жизни из-за какой-то игры — это было по-настоящему страшно.

Но страшнее было другое. Если нападение всей командой ещё можно было бы списать на несчастный случай, хотя в это никто бы не поверил, то всё вместе… Это было спланировано. Жалящее сначала упорно пытались не заметить, но его характерный синий цвет видело слишком много народа, так что мадам Хуч пришлось признать нарушение. И знаете что, мистер Поттер? Они убили двенадцатилетнего ребёнка, но им за это ничего не было. «Мальчики заигрались» — вот как назвал это Дамблдор.

— Это ужасно, — медленно протянул бледный Поттер, очень живо представивший весь ход событий. — Не думаю, что те гриффиндорцы действительно хотели убивать, но всё равно…

— Вы не поняли, мистер Поттер, — устало покачала головой Ариэль, — они хотели. Они планировали это: всей командой навалиться на Фрэнка, как только тот заметит снитч, забить его бладжерами, сбросить с метлы жалящим — это был их план. Вы же играли в квиддич, должны помнить, каково это — попадание бладжера. А падение с высоты? Не с пяти или десяти футов, а десятков ярдов! Не хотели убивать? А чего они хотели добиться, планируя убийство?

— Я понимаю, вы были шокированны, но… мне кажется, они просто не думали.

— Мистер Поттер, — разочарованно протянула Ариэль, — разве это может служить оправданием? Разве глупость освобождает от ответственности? Разве обвинение в убийстве снимается после признания «я не думал»? Они не скрывали, что рады избавиться от противника, из-за которого лишились Кубка по квиддичу, а заодно и от мерзкого слизеринца. Они не сожалели, не раскаивались… Они гордились собой, хотя это чувство у них хватило ума не афишировать. Однако нам это бросалось в лицо при каждой встрече, мол, кто станет следующим? Они — убийцы. А все ученики Хогвартса с того дня стали видеть фестралов.

— А вы?

— А я их и так видела, — хмыкнула Ариэль и словно переключилась: от тягостных воспоминаний не осталось и следа. — Было забавно. Первого сентября я уверилась в том, что сошла с ума. Я ведь видела то, чего не видел больше никто. Потом-то я, конечно, узнала, в чём дело — многие их видели после войны, старшекурсники рассказали, но в первые несколько дней было не по себе.

— И что было дальше? — не позволил Поттер изменить тему разговора.

— Дальше? — посерьёзнела Ариэль. — Декан собрал нас тем же вечером и установил новые правила жизни в Хогвартсе. Если до того дня мы могли иногда передвигаться по замку небольшими группками, то теперь с нами в обязательном порядке должен был быть кто-то из старших. Рядом с гостиной расчистили помещение и сделали там что-то вроде дуэльного клуба, посещение которого было обязательным — мы должны были научиться защищаться. На уроки и в Большой зал мы теперь ходили строем. Если кто-то попадал в Больничное крыло, у его постели дежурили старосты, а ночью — охранял декан. Наша повседневная жизнь на самом деле не очень сильно изменилась, но больше никто не воспринимал её как игру; в тот день все мы повзрослели. Наши враги попробовали вкус крови и остались безнаказанными, и это не могло просто так пройти, это изменило всех нас.

— А те гриффиндорцы…

— Почти все стали аврорами. И лишь один из них дожил до сегодняшнего дня. Потому что пусть и не сразу, но понял, что натворил, и покинул Британию, справедливо опасаясь мести.

— Почему? Их специально убили?

— Да. Не сразу, конечно. Вы неверно поняли, — поспешно продолжила она, заметив, как сузились глаза Поттера. — Никто специально за ними не охотился, но когда вернулся Лорд, мои сокурсники получили возможность отомстить. Вы, конечно, не обращали на это внимания, но Пожиратели смерти никогда не убивали просто так всех подряд. К примеру, нынешний министр. Он ведь почти двадцать лет был аврором.

— Он сильный маг.

Ариэль рассмеялась, а Поттер нахмурился:

— Что смешного? Вы не согласны?

— Нет! Бруствер — посредственность. Да, он знает немало заклинаний, как и любой выпускник Равенкло, но вы, к примеру, с лёгкостью его победите на чистой силе. Если ваши заклинания столкнутся — как с Лордом, помните? — он проиграет за несколько секунд. Но я говорила о другом. Его никогда не пытались убить. В горячке боя, конечно, бывали случайные смерти, однако истреблять авроров — такой цели ни у кого не было.

— Не слишком ли много случайностей? — язвительно поинтересовался Поттер. — Штат авроров после войны оказался на три четверти уменьшившимся.

— Так авроры же постоянно лезли на передовую, — удивилась Ариэль. — Убить можно и Ступефаем, если отбросит головой на камень, но это будет случайность, а не преднамеренное убийство. Да и давайте будем откровенны, неспособность магглорождённых и полукровок разобраться, что в них попало не простое атакующее заклинание, а проклятие, и их последующая смерть от него — это нелепое трагическое недоразумение, но никак не акт преднамеренного убийства. Поинтересуйтесь у коллег, как часто Пожиратели смерти применяли Аваду, и вы поймёте, что среди авроров остались выжившие не потому, что они удачливее или талантливее погибших, а потому что не были целью.

— Я поинтересуюсь, — то ли обещая, то ли угрожая предупредил Поттер, но Лэнгтон лишь кивнула, словно именно такого ответа и ждала. — Что было дальше?

— Много чего, мистер Поттер. После смерти Фрэнка мы быстро выбились в лидеры. Нам и раньше больше учеников других факультетов приходилось проводить времени в гостиной за книгами, потому что кураторы следили, чтобы мы не манкировали учёбой, а теперь таким образом мы старались отвлечься. Без ложной скромности скажу, что к концу первого курса каждый из нас знал намного больше тех же гриффиндорцев. А по качеству знаний едва ли уступали равенкловцам. Кубок мы получили, чем, кажется, ещё сильнее настроили против себя всех остальных. Но это уже было неважно, мы стали врагами, и больше не собирались сносить тычки и оскорбления молча. Перед отправкой домой декан снова нас собрал, похвалил, поругал и приказал не показываться в магическом мире в одиночку — даже старшекурсникам. «Если не можете найти компанию для визита в Косой переулок — напишите мне, я сопровожу». Разумеется, дёргать его никому не хотелось, но и отмахнуться от его слов никто не посмел.

Для меня лето означало возвращение к магглам, и по этой причине совсем не радовало. К счастью, друзья понимали это и забрали меня буквально через день — я даже вещи не разложила. Дядя Стивен приличия ради сделал вид, что расстроен, но мы оба понимали, что на самом деле он вздохнул с облегчением. Мы не были близки, я не писала из Хогвартса — лишь пара поздравительных открыток на Рождество и дни рождения, — так что магглы не имели понятия, чего от меня ожидать. А между тем у них подрастал ребёнок, они боялись за него… На радостях, что я не буду мозолить глаза, мне тут же вручили довольно внушительную сумму, которой хватило не только на школьные принадлежности и обновление гардероба, но и на открытие счёта в Гринготтсе.

От гоблинов я узнала, что у родителей был сейф, и его содержимое станет моим по достижению совершеннолетия — это было очень неожиданной, но приятной новостью. В конце концов, рассчитывать на то, что дядя Стивен будет меня содержать до семнадцатилетия, я не могла… Вернее не так. В тот день я впервые задумалась о деньгах, и поняла, что дядя не особенно-то и тратился, ведь как сироте мне полагались выплаты, да и жила я десять месяцев в Хогвартсе, а оставшиеся два — у друзей, так что деньги накапливались. Попросила отца моего друга проводить меня в дом магглов, откуда он меня забрал в начале каникул, поговорила с дядей и узнала, что на деньги мои никто не претендует, но давать их в руки двенадцатилетнего ребёнка он не собирается. Дядя открыл на моё имя счёт, которым я смогу пользоваться после совершеннолетия. В общем, с финансовой стороны у меня всё было отлично.

— Мисс Ленгтон.

— Да?

Но Поттер почему-то молчал и смотрел на неё с непонятной грустью. Наконец, спустя не меньше чем пять минут, он улыбнулся и заговорил:

— Я ведь тоже был сиротой. И моя мама тоже была магглорождённой. То есть тёте Петунье на меня тоже платили пособие. Но я не увидел ни пенса из тех денег. Меня ещё и попрекали каждым куском хлеба и глотком воды.

— Не думаю, что ваши опекуны что-то получали.

— Ну конечно же… — язвительно начал Поттер, даже стукнул кулаком по столу, но впечатление это не произвело.

— Мистер Поттер! — мгновенно перебила Ариэль.

— Простите, — смутился тот своей горячности.

— На вас были отвращающие чары — с младенчества. Кроме ваших опекунов, никто не помнил о вашем существовании. Продавцы в магазинах, соседи, учителя в маггловской школе — все забывали о вашем существовании тотчас же, как вы скрывались из виду. Будь у вас документы, Дамблдору незачем было бы защищать вас от их внимания. В маггловском мире вас просто никогда не существовало.

— Вы не можете этого утверждать! — недовольно нахмурился тот.

— Не могу, — легко согласилась та. — Но я, как и многие другие, слышала разговоры об этом. Думаете, почему вас даже не пытались искать по маггловским каналам?

— Пожиратели ничего не знают о мире магглов…

Ариэль рассмеялась.

— Мистер Поттер, вам же уже не одиннадцать лет! Перестаньте мыслить шаблонами! Пожиратели смерти прекрасно ориентируются в мире магглов, многие даже имеют с ними общие дела. Я не говорю, что, к примеру, Беллатриса Лестрейндж относилась к их числу, но тем не менее.

— Вы снова заставляете меня проверять, — миролюбиво улыбнулся Поттер. — Что ж, это может быть даже интересно.

— Всегда пожалуйста. Наверное, на сегодня достаточно?

— Да, вы правы, — Поттер легко поднялся, вернул цепи на запястья заключённой и открыл двери. — Я вернусь, когда проверю справедливость ваших слов, — и, обернувшись к вытянувшемуся по стойке смирно охраннику, бросил: — Проводите мисс Лэнгтон в камеру.