Конфиденты (джен)

— Вы оказались правы, — вместо приветствия произнёс Поттер, входя в допросную, куда уже привели Ариэль. — Я поговорил с портретом Дамблдора и, хоть тот и не был рад моим вопросам, всячески стараясь увести разговор в сторону, от него я узнал, что в маггловском мире меня как бы и не существовало.

— Мне жаль, мистер Поттер.

— Жаль? Почему? — не дойдя до стула, удивлённо спросил он, остановившись на полпути и повернувшись к ней.

— Вы и сами понимаете, — уклончиво улыбнулась Ариэль.

— Мисс Лэнгтон, понимаю я или нет, здесь я ради того, чтобы слушать вас. Поэтому, будьте добры ответить: почему вам жаль?

Она растёрла запястья, с которых Поттер походя — уже привычно — снял цепи, и кивнула.

— Хорошо. Раз вы настаиваете, я отвечу. Ваши опекуны не были бы к вам столь предвзяты — раз. Вы не чувствовали бы себя обманутым и разочарованным в человеке, которого привыкли превозносить — два.

— А три?

— Три? Вы не злились бы на меня за то, что так небрежно сорвала приросшие к вам шоры, и вы увидели правду.

— Я не злюсь на вас, — усмехнулся Поттер, наконец занимая место за столом. — Кажется, всё наоборот. Мне, конечно же, неприятно узнавать столь некрасивые вещи о людях, которых я уважаю, но я давно не ребёнок и предпочитаю не жить иллюзиями. И мне интересно, сколько ещё тайн вы мне таким образом раскроете.

— Может, вы созрели для того, чтобы прямо спросить то, что вам интересно?

— Боюсь, теперь у меня нет шансов, — немного искусственно рассмеялся тот. — Я уже говорил, что хочу понять вас, ваши мотивы, но, даже если у меня и были бы конкретные вопросы, я не стал бы их задавать, опасаясь лишиться возможности узнать что-то полезное. Вы мыслите не теми же категориями, что я или мои знакомые, а потому эти беседы не только интересны, но и полезны.

— Рада, что могу развлечь вас.

— О-о-о… Прошу прощения! Это прозвучало оскорбительно…

— Нет-нет, — легко улыбнулась Ариэль, — я поняла вас правильно. Вы пришли не из спортивного интереса, если позволите употребить такое сравнение, но теперь вам не только нужно узнать меня, но и хочется. Я сумела раздразнить ваше любопытство.

— Хм… Возможно… Рассказывайте дальше. Хотя постойте! Может, вы хотите чего-нибудь? — он достал из кармана мантии свёрток и, увеличив его, разложил на столе бутерброды. — Я не завтракал и не обедал, но есть одному некультурно. Берите, не стесняйтесь.

Ариэль подняла на него глаза — Поттер не понял их выражения — и некоторое время внимательно смотрела, после чего моргнула и как ни в чём не бывало потянулась за ближайшим бутербродом.

— Спасибо, мистер Поттер, после трёх месяцев азкабановского рациона это — очень щедрое предложение.

— Вас так плохо кормят? — подавая пример, он первым откусил половину своего бутерброда.

— Смотря что считать плохим, — пожала плечами Ариэль, присоединяясь к трапезе. И блаженно зажмурилась. — Очень вкусно.

Некоторое время они молча жевали, но когда стол опустел, Лэнгтон без напоминаний продолжила отвечать на вопрос:

— Порции небольшие — это правда, но мы не голодаем. Странно, конечно, что они одинаковые для всех, ведь тот же мистер Гойл крупнее меня раза в три, и ему явно нужно больше питательных веществ, но голодная смерть никому из нас не грозит. Насчёт свежести продуктов можно было бы поспорить, но откровенную тухлятину не приносят. Что же до вкуса… Это тюрьма, в конце концов, грех жаловаться.

— Ясно, — не зная, что сказать, произнёс Поттер.

— А вот сам рацион ужасающе однообразен, — добавила Ариэль. — Овощное… пюре, наверное, оно серо-зелёного цвета и разваренное настолько, что даже по вкусу сложно понять, что входит в его состав — постоянная составляющая каждого приёма пищи. Чёрствый хлеб — один кусок. И рыба на обед — тоже разваренная.

— С таким рационом недолго свихнуться.

— Мне это, к счастью, не грозит, — улыбнулась Ариэль, — я давно сумасшедшая.

— Вы уже несколько раз так себя называли, но пока я не заметил ничего, что могло бы подтвердить этот диагноз. Вы производите впечатление удивительно разумного человека.

— Впечатления обманчивы, мистер Поттер, — пожала плечами та.

— Рассказывайте дальше.

— Рассказ о школьных годах я могу уложить в несколько предложений. Было сложно, приходилось всё время быть настороже; не редкостью были дуэли и драки, в которые втягивали всех: девушек, первокурсников… Каждый из нас довольно быстро стал неплохим дуэлянтом. Каждый за пару лет в Хогвартсе приходил к выводу, что доверять мы можем лишь друг другу и декану — остальной мир состоит из врагов. Те, кто был старше, хорошо помнили, что было до исчезновения Лорда, насколько лучше им жилось, а потому — и это совсем не удивляет — ждали его возвращения. Но не для того, чтобы отыграться — вы же помните, мы все были индивидуалистами и нам не было дела до других, мы думали только о себе, — а чтобы вернуть свои жизни в нормальное, привычное, удобное, беспроблемное русло.

Я не была лучшей ученицей — не гналась за признанием, мне было важнее то, что я знала себе цену, — но двоих моих однокурсниц, тех, что учились лучше меня, родители перевели в другие школы как раз после четвёртого курса, не желая подвергать их лишнему прессингу со стороны общественности, и таким образом именно я должна была получить значок старосты. Но не получила. Его вручили самой слабой девочке с моего курса. Старостой мальчиков тоже стал самый слабый ученик, чья успеваемость и авторитет значительно уступали остальным слизеринцам. Сначала мы просто не поверили, посчитали, что это обычная ошибка, но декан развеял заблуждения.

Наша сплочённость не для кого не была секретом. Как, впрочем, и индивидуализм. И выбирая старост, директор желал нас разобщить. Он рассчитывал, что старосты возгордятся оказанной честью, зазнаются, станут злоупотреблять мнимой властью, а те, кто по праву ждал назначения — оскорбятся, станут завидовать… Дамблдор просчитался. Мы были семьёй. Не на словах, а на деле. Мы радовались друг за друга искренне, мы не завидовали, не делали гадостей, весь негатив был направлен не внутрь факультета, а наружу — на тех, кто нас ненавидел… Наши новые старосты не были готовы к предстоящему, они бы не справились — это было очевидно для всех, и для них самих тоже, поэтому мы все им помогали. Да и нельзя сравнивать слизеринцев со всеми остальными факультетами. Порядок у нас держался не на навязанной иерархии, а на уважении и дружбе. Мы не нарушали правила из желания их нарушить. А если возникала необходимость, мы не стеснялись говорить о ней. Если кому-то нужно было, к примеру, покинуть гостиную после отбоя, он подходил к старостам или декану и в их сопровождении шёл, куда ему было нужно. Если требовалось сварить запрещённое в школе зелье — мы не прятались в неработающем туалете, а объясняли Снейпу в чём дело, и варили в его лаборатории, а то и получали готовое от него…

— Мне подобное кажется невероятным, — признался Поттер, покрасневший после упоминания варки зелья в неработающем туалете. — Никому из нас не приходило в голову надоедать своими проблемами старшекурсникам, а тем более учителям.

— Это не надоедание, мистер Поттер, это поддержка. В семье не принято действовать в одиночку, тем самым навлекая неприятности на всех. Старшие почти всегда могут с лёгкостью разрешить проблемы младших, и глупо биться головой о стену, если рядом есть тот, кто может элементарно открыть в стене дверь.

— У вас что, совсем не было секретов друг от друга?

— Ну что вы! Разумеется были! И немало. Я же говорила, мы — индивидуалисты. В нашем кругу не принято лезть в душу. Да и взбалмошность, так распространённая среди гриффиндорцев, нам не присуща. Если кто-то просил помощи, значит, ему та действительно была нужна, и он её получал. Вот если речь шла о чём-то серьёзном или опасном, тогда да, тогда помощник был вправе поинтересоваться причинами. Но подобное было редкостью: всё же мы были под постоянным наблюдением сотен глаз, каждый промах нам засчитывался в десятикратном размере, так что мы были, наверное, самыми порядочными студентами за историю Хогвартса — не нарушали правила без острой необходимости. Всё изменилось в последний год.

— Почему? — машинально спросил Поттер и закашлялся, наткнувшись на ледяной взгляд.

Ариэль моргнула, и иллюзия развеялась.

— Из-за вас, мистер Поттер. Попробуйте отрешиться от всего, что знаете, помните и чувствуете, и взгляните на ситуацию с другого угла. Нас и так ненавидели, но уже года четыре как не смели задирать. Да и за прошедшее время напряжение уменьшилось, всё больше детей воспринимали противостояние Лорда и нечистокровных как историю, а не как собственное прошлое, новые ученики не были непосредственными участниками или пострадавшими тех событий, и не интересовались ими. Даже старшекурсники — мои ровесники, по большей части уже не придавали значения политическим аспектам противостояния, лишь некоторые, кто видел аресты или смерти в собственном доме, продолжали ненавидеть ярко, а остальные — по инерции. Но, повторюсь, напряжения ушло. Мы не трогали их — они не трогали нас. Мы по праву каждый год получали Кубок школы, а тут появляется какой-то нелепый мальчишка, и, оказывается, что мы не только худшие, но ещё и зачинщики свар.

— Малфой…

— Не перебивайте, — строго приказала Ариэль, — вы же хотели меня слушать, имейте терпение теперь. День за днём вы нарушали правила, а винили в этом нас. Вы оскорбляли чистокровных магов, и вам это сходило с рук. Вы проигнорировали прямой приказ, а в ответ не только не были наказаны, но ещё и поощрены местом в команде квиддичистов. Как семикурсница, я курировала ученика третьего курса, и Драко Малфой почти прошёл мимо моего внимания. К сожалению, те дети, что не застали войну, мало отличались от таких, как вы: они не знали страха, а потому не считали нужным следовать советам, данным из личного опыта старших. Драко был одним из таких детей. В тот год среди первокурсников были проблемные дети, и благополучный Малфой получал меньше внимания старшекурсников…

— Подождите! — попросил Поттер. — О каких проблемных детях вы говорите? Я же был тогда в Хогвартсе, я прекрасно помню всех слизеринцев: мелкие заносчивые уроды…

— Мистер Поттер!

Тот осёкся, покраснел и смущённо пробормотал извинения.

— Я просила вас посмотреть со стороны. Не встать на наше место — для этого вы слишком предвзяты и необъективны, а посмотреть со стороны. Вы считали себя самым несчастным среди первокурсников? Потому что вы сирота? Думаете, вы были один такой? Или по-вашему так им и надо? Ведь их родители были Пожирателями смерти…

— Я не считаю… — попытался было возразить Поттер, но Лэнгтон не дала ему такой возможности.

Её голос звенел, когда она продолжила:

— Или, быть может, вы самый несчастный потому, что вашу мать убили у вас на глазах? — Лицо Поттера окаменело. — Так вот разочарую вас, вы такой не один.

— Что вы хотите этим сказать? — растерялся Поттер, мгновенно утратив желание возражать.

— Правду, мистер Поттер. Правду, до которой вам никогда не было дела! Я расскажу вам о детях, которых не просто ненавидели за грехи отцов, но которых вы — лично вы — толкнули на путь разрушения и смерти.

— Мисс Лэнгтон…

— Нет уж, мистер Поттер, — отмахнулась она, — вы хотели, чтобы я рассказала всё? Вот я и расскажу всё. Несчастье человека складывается не только из его личных проблем, но и из несчастья близких. Я могла бы после Хогвартса просто уехать, но после того, что я видела на седьмом курсе, я уже не сумела закрыть глаза на творящееся у меня под носом.

— Рассказывайте! — вдруг решил Поттер, до того момента пытавшихся прервать заключённую и сменить тему разговора. — Вы правы, я должен это знать!

— Сначала я познакомлю вас с теми, кого вы просто так, без какой-либо веской причины возненавидели, — спокойно начала Ариэль, сделав несколько глубоких вдохов. — Возможно, я буду забегать вперёд и говорить о том, что узнала позже, но мы ведь хотим, чтобы вы составили правильное впечатление о детях, в чьих несчастьях виноваты? Начну я с Нотта. Что вы знаете о Теодоре?

— Н-ничего? — задумался Поттер. — Его отец был Пожирателем смерти, отсидел в Азкабане четырнадцать лет, пока Волдеморт не организовал побег…

Ариэль поморщилась.

— Вы говорите о Эдриане, а не о Теодоре. Тэо рос сиротой со строгой тёткой, которая наказывала его за малейшую шалость. Ничего не напоминает? — Поттер промолчал, и лишь поникший взгляд дал понять, что аналогия не прошла мимо его внимания. — Когда ему был год отроду, его семья отправилась на побережье в выходной день и случайно нарвалась на группу авроров, очевидно, тоже решивших отдохнуть на природе. Мать Теодора убили на его глазах Авадой, а отцу удалось сбежать вместе с сыном, которого ранило случайным проклятьем.

— О боже!

— Теперь — вам не кажется, что мальчик — воплощение дьявола, заслужившее ненависть? — язвительно уточнила Ариэль и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Кристофер Шепард. Помните такого? Чистокровный маг, выброшенный на улицу из-за незаконности своего происхождения. Он рос не просто с недоброжелательными родственниками, его бросали из-за одного приюта в другой, из одной приёмной семьи в другую, но он никому не был нужен. Он ночевал в канализации, питался на помойках, дрался до крови и сломанных костей, защищая свою жизнь. А ведь он даже не был сыном Пожирателей смерти. Грегори Гойл. Добродушный увалень, никому не желавший зла. Весь первый курс он грустил, не понимая, за что его ненавидят. Винсент Крэбб. Застенчивый мальчик, мечтающий всем понравиться. Не глупый, как вы считали, а стеснительный. Именно вы, мистер Поттер, вынудили его озлобиться и возжелать мести. На первом курсе Винс был улыбчивым и открытым с теми, кто проявлял к нему участие. Блейз Забини. Ещё один брошенный ребёнок, чья мать предпочитала не вспоминать о нём. И тоже, кстати, не имеющий к Пожирателям смерти никакого отношения. Миллисента Булстроуд. Болезненно полная закомплексованная девочка, часами рыдавшая после каждого злого слова в свой адрес. Пэнси Паркинсон. Ребёнок-кукла. Из неё что только не пытались слепить. Слабая, запуганная, до заикания боящаяся разочаровать отца. Мне продолжать?

— Малфой.

— Драко… Он очень отличался от своих ровесников, и я, признаться, долго не могла понять, что с ним не так. Мы все были в шоке от некоторых его поступков. Вроде бы хороший мальчик, воспитанный, начитанный, умненький, а как вас увидит — куда только всё девается? Я, к сожалению, не имела возможности наблюдать за ним долго, но другие слизеринцы его обсуждали, так что я поневоле была в курсе ситуации. И лишь спустя много лет, уже после того, как вы окончательно победили Лорда, мы поняли, что было с Драко не так.

— И что же? — впечатлённый рассказом, Поттер всё же не смог принять мысль о том, что и Малфой заслуживает оправдания.

— Если вам ещё не наскучили мои откровения…

— Нет-нет!

— Тогда мне хотелось бы отложить этот вопрос — для соблюдения хронологии.

— Что ж… — не скрыв разочарования отсрочкой, протянул Поттер. И через мгновение кивнул, словно смиряясь с её необходимостью. — Мне уже пора уходить. Если вы сегодня не хотите заканчивать эту тему — продолжим в следующий раз.

— Скорее, через раз, — уточнила Ариэль.

— Договорились. Всего доброго. И… спасибо.

— Приходите ещё, — наконец улыбнулась та.

И Поттер снова не заметил в её эмоциях ничего особенного.