За северным ветром. Часть II: Мститель (джен)

Спустя неделю после встречи заговорщиков в Острограде, Томислав Салманов и Яков Делилец вернулись на материк, в Антейград. Огненный диск Яра высоко висел в зените безоблачного голубого неба, а жаркий полуденный зной окутывал каждый переулок города. Корабль пришвартовался у причала, и его многочисленные пассажиры сошли на берег, оказавшись в шумном портовом районе, не затихавшем ни в весеннюю жару, ни в зимнюю стужу. Хотя зимы здесь — на юге, были тёплыми.

Не задерживаясь надолго у порта, Томислав и Яков пошли пешком по длинной кленовой аллее, прячась в тени от палящего солнца. Они были одни, не взяв с собой охранников, хотя этого и не требовалось, ведь все жители Антейграда знали Томислава Салманова в лицо и понимали, что переходить ему дорогу опасно для жизни. Были у Салмановых и враги (куда же без них), но они вряд ли осмелились бы напасть в открытую на такого человека, что привело бы к кровавой войне между семьями. Глава семейства Салмановых всегда ходил по Антейграду, будто осматривая личные владения. Отчасти так оно и было.

— Ну и пекло сегодня, — произнёс Томислав, остановившись у одного из фонтанов, пахнувших лавандой, и умыв лицо водой. — Леший бы побрал эту небесную печь! Неужто Светомир решил зажарить нас за все грехи.

— Разве это пекло? — ухмыльнулся Яков, казалось, ничуть не страдавший от аномальной погоды. — Нет, Томо, ты ошибаешься, стоя в тени у фонтана, полного чистой, ароматно пахнущей воды. Представь, что ты машешь киркой в раскалённом каменном карьере, постоянно находясь под открытым огненным небом Пацифиды, где неделями над головой может не промелькнуть ни облачка, а вместо воды тебе пару раз в день дают мутную речную жижу, от которой тебя сжимает в объятиях кровавый понос и набор других тропических болезней. Представил? Так это ещё не самое страшное. Кошмар приходит тогда, когда наступает сезон дождей, вода льёт потоком чуть ли не месяц, а ты со временем превращаешься в свинью: работаешь в грязи, спишь в грязи, жрёшь грязь, запивая грязью. Там созданы все условия, чтобы человек скорее сдох в мучениях. Почти все новые каторжники, с которыми я прибыл на остров, померли от сингвинской холеры и лишь самые стойкие остались живы. Наиболее живучими там были эльфы-аборигены, которых колонизаторы ловили в лесах на материке и делали из них рабов. Только благодаря им я пережил весь этот кошмар. Одно лето, проведённое там, можно считать за пять на воле.

— Хватит нести этот бред! Никого здесь не волнует кучка неудачников, подыхающих на заокеанском острове, включая тебя.

— Значит, вот как ты ко мне относишься, Томо? — оскорбился Яков и оскалил пожелтевшие зубы, среди которых мелькнула пара серебряных коронок. — Интересно, как ты запоёшь, когда тебя самого отправят на каторгу… или твоих любимых братьев.

— Меня? — рассмеялся Салманов и похлопал друга по плечу. — Только в твоих мечтах, Яков. Я такая крупная рыба, что, если даже не откуплюсь золотом (такой исход маловероятен, учитывая жадность нынешних правителей), меня гуманно повесят, а подобных тебе снова отправят гнить на каторге. Понимаешь, при нынешнем царе, как и при других слабых правителях, появилось правило: чем больше ты совершил преступлений, тем меньшее ты понесёшь наказание. Ты можешь украсть сотни тысяч червонцев и при этом отделаться домашним арестом, просто купив всех чиновников, а можешь спереть мешок картошки, чтобы прокормить семью, и за это отправиться на ближайшие пять лет гнуть спину на рудниках. Вот этим запомнится правление Валерия Даниловича. Я бы мог молиться на него за принесённые богатства и чувство безнаказанности, если бы его дружки не трогали меня и мою семью.

— Странно слышать такие речи от человека, который держит в страхе весь этот грёбаный город! Неужели ты веришь в слова Мирослава? Свобода, равенство, справедливость — всё это бред собачий! Этим человеком движет только жажда мести, как и меня.

— Нет, не верю.

Уйдя от фонтана, они снова двинулись в путь по аллее.

— Кстати, давно хотел спросить, что ты думаешь о нём? — задал вопрос Яков спустя пару минут размышлений.

— О ком? — переспросил Томислав.

— Об этом Мирославе. Он не так прост, как кажется.

— Хм… Я такого же мнения, но он не затевал бы заговор, если бы был обычным человеком. Простым людям такое не дано. Мне пришлось выложить кругленькую сумму, чтобы хоть что-то узнать о нём, и эти скудные сведения так и оставили меня в неведении.

— И что же тебе удалось выяснить?

— Только ещё больше убедиться в том, что всё его прошлое окутано вуалью тайн. На протяжении десяти лет он регулярно появлялся в Гиперборее, но всегда вёл скрытный образ жизни, почти нигде и никогда его не встречали, но зато многие работали на него через подручных лиц и продолжают это делать по сей день. Поговаривают, что он был дружен с ныне покойным Петром Белояром.

— С самим Алмазным Канцлером? Тогда не секрет, почему персона Мирослава способна спонсировать заговор против царя.

— Это ещё не всё, что мне удалось узнать. Если в Гиперборее он всегда жил скрытно, и о его существовали знали лишь избранные, то в Лемурии за проведённые там пару лет он успел прославиться, поучаствовав в нескольких военных конфликтах на стороне султана и в результате обрёл крепкую дружбу с восточным монархом. Будучи дипломатом нейтрального государства, он не просто воевал на стороне Оздемирского султана, а командовал целой бригадой, укомплектованной наёмниками из Гипербореи. Говорят, эти ребята вместе с султанской гвардией нехило наваляли колониальным армиям из Атлантиды. Султан Эмин был сильно разочарован, когда узнал, что посол Лукоморья покидает его страну, и даже предлагал ему в жены одну из своих дочерей.

— Так он ещё и полководец? По нему и не скажешь.

— Внешность обманчива. Я же говорю, что он очень таинственная личность. Думаю, мы ещё многое узнаём о нём в процессе совместной работы.

Продолжая вести разговор, Томислав и Яков сами не заметили, как оказались у ворот роскошного двухэтажного особняка, выстроенного в классическом остроградском стиле, где разумно сочетались древние остропольские каноны архитектуры и изящный лукоморский декор с колоннами, портиками, декоративной лепкой и большими окнами.

— Дом, милый дом, — проговорил Салманов, входя в калитку невысокого забора, увитого диким виноградом.

Вдруг навстречу им из особняка выбежала черноволосая девчушка лет десяти и с радостным криком кинулась обнимать Томислава:

— Братец, наконец-то ты приехал! Мы так долго ждали тебя. Приходили стрельцы и ещё какие-то злые дяденьки, они очень шумели, но Наум прогнал их.

— Сластёна, я смотрю выросла ты за эти две недели, — игриво произнёс Томислав, подхватив сестрёнку на руки. — Они тебя не напугали?

— Нет, я ведь Салманова, а Салмановы никого не боятся! — гордо заявила девочка.

— Молодец, Настя, никого не бойся, — брат поцеловал девочку в щёку и поставил обратно на землю. — Поздоровайся с дядей Яковом.

— Здравствуйте, дядя Яков! Вы красивый, но пугающий. Мама называет вас дикарём.

— Настёна, не говори глупостей! — на крыльце появилась Екатерина Салманова, мать пятерых братьев и одной младшей сестрёнки. — Не слушайте эту проказницу.

— Здравствуй, мама, — поприветствовал Томислав, с любовью взглянув в небесно-голубые глаза той женщины, что произвела его не свет.

Екатерина Салманова была уже не молода, но сохраняла природное обаяние и всегда старалась придавать своей внешности опрятный вид светской дамы. Овдовев вскоре после рождения дочери, она всецело посвятила свою жизнь для неё и младших сыновей, Наума и Кирилла, стараясь не лезть в дела Томислава, Серафима и Богдана, взявших в свои руки наследство отца и расширивших его до целой криминальной империи в границах Антейграда. Становясь взрослее, Наум и Кирилл тоже стали вливаться в дело семьи. Об этом пойдёт речь ниже.

К калитке подъехал экипаж, из которого выскочили двое молодых людей и грубо выволокли из кареты третьего — полноватого сорокалетнего мужчину с окровавленным лицом, рассечённой бровью и опухшей губой. Не в силах устоять после избиения, несчастный свалился на каменную мостовую, и тут же на него посыпался град ударов ногами.

— Настя, иди к маме, — спешно сказал Томислав, отсылая сестрёнку обратно в дом.

— Но я хочу посмотреть! — запротестовала девочка.

— Это не для твоих глаз. Иди в дом!

Надув обидно щёки, Настя побежала к матери, и они спешно скрылись за дверьми особняка.

— Поднимайся, тварь! — разгорячённо кричал русоволосый молодой человек семнадцати лет, продолжая бить мужчину тяжелыми ботинками в живот.

Это был самый младший из пяти братьев — Кирилл.

— Семейство Салмановых в своём репертуаре, — пошутил Яков, снова криво усмехнувшись. — Бить людей интересней, чем учиться наукам в школе.

Второй молодой человек, который был на пару лет старше Кирилла, пока оставался более сдержан, но и не мешал тому выплёскивать свой гнев. Это был Наум — четвёртый по счёту сын покойного Владимира Салманова.

— Мы взяли его в кабаке, — сообщил Наум старшему брату. — Он всё отрицает, но ещё немного и мы его расколем, как эзеритский орех.

— Утащите его в подвал, пока стрельцы не явились, — приказал Томислав. — Если Любомир не обманул, то именно эта сволочь причастна к аресту Серафима и Богдана.

— Мы его так обработаем, что он в убийстве царя Дмитрия признается, — сказал Кирилл, волоча несчастного мужчину вместе с Наумом к потайному входу в подвал.

— Нет, Кирилл, у меня для тебя более важное задание, — остановил младшего брата Томислав. — Сейчас же бери деньги, парочку наших ребят и отправляйся через границу в Георгиполь к господину Багрееву, нашему давнему партнёру. Скажешь ему, что нам требуется крупная партия оружия. Подробности и точное число необходимого товара я изложил в этом письме, которое ты ему передашь. Оплатишь сделку и проследишь за тем, чтобы товар в целости и сохранности был доставлен на наш склад в порту.

— Брат, ты разрешишь мне самому всё сделать? — спросил Кирилл, не веря своим ушам.

— Да, настало время, чтобы ты стал самостоятельным и сам влился в семейное дело. Будь бдителен и не попадись стрельцам, эта партия очень важна для нас. Удачи, Кирилл!

— Я не подведу!

Обрадованный поручением, младший Салманов побежал в свою комнату готовиться к отъезду.

— Разумно ли отправлять мальчишку на такое дело? — спросил Яков, стоя возле цветущей клумбы и нервно открывая лепестки у ромашки.

— Уже пора, пусть учится, — ответил Томислав. — Меня отец взял с собой на дело, когда мне было пятнадцать. Мы с ним на старой дырявой лодке перевозили гнилую рыбу из Георгиполя, здесь отбивали вкус гнили приправами и замораживали с помощью морозных чар в специальном сундуке, а затем продавали на рынки под видом свежей. С тех пор уже многое поменялось и товары стали другими. Останешься на обед, Яков?

— Нет, Томо, боюсь отравиться вашей гнилой рыбой.

— А говоришь, что на Керуке землю жрал. Ох ты и трепло!

— Лучше землю жрать, чем оказаться в долгу у Салмановых. А если серьёзно, то у меня намечается важный визит в одну деревеньку неподалёку отсюда. Ты не единственный, кому Мирослав Любомир любезно сообщил кое-какую информацию. Вот сделаю всё и отправлюсь в Ильяград.

— Никак родственника проведать решил? — насмешливо задал вопрос Томислав, догадываясь об истинных намерениях своего странноватого приятеля.

— Да, точно, родственника… кровного, — ответил Яков в ироничном тоне и закивал. На его лице показалась пугающая звериная ухмылка.

— Тогда удачной встречи! Через пару дней я отправляюсь в Ильяград, куда на суд переправили моих братьев. Думаю, теперь мы увидимся только там.

Яков отвесил поклон, взявшись за шляпу, затем приподнял левый краешек губы и цыкнул зубом.

— Да, увидимся там, Томо, — сказал он и, словно тень, удалился прочь.