Маг и его Тень. Рождение Мага (гет)

«Ты говоришь о проникновении в Нурменгард как о визите к соседям на чай! Как — ну вот <i>как</i>? — ты собираешься это сделать? Тем более в таком состоянии, — судя по голосу, Крису хотелось не то расхохотаться, не то побиться головой о стол. А может, и то, и другое одновременно. — Но ладно. Допустим, ты каким-то образом попадешь в его камеру — дальше что собираешься делать? Слепой ребенок идет навестить иностранного черного мага, заточенного в крепости уже около пятидесяти лет, чтобы прочесть случайно найденную в чужой книге схему. Ага. Это же надо до такого додуматься!»

Крис был прав. Впрочем, как и всегда. Только... Гарри это мало волновало. В конце концов, почему бы и нет? Эта идея не безумнее чем дружба с василиском или прогулки за гранью.

— Нужно всего лишь попасть в Нурменгард и убедить Гриндевальда оказать нам небольшую услугу, — задумчиво проговорил Гарри.

«Да легко!» — Крис даже не попытался сдержать смех.

Хедвиг вдруг недовольно ухнула и принялась поправлять перья. От вынужденной необходимости бодрствовать в светлое время суток ночная охотница стала беспокойной и раздражительной. На какое-то время перед глазами Гарри остались лишь кончики крыльев и белоснежные бока птицы. Затем кривые когти болезненно сжали плечо, сова перепорхнула на шкаф, и маг снова увидел исцарапанный кухонный стол и собравшуюся за ним компанию.

— А до Рождества осталась всего пара дней...

— Ну, предположим, я помогу пробраться внутрь, — улыбнулся Крысолов. — Ни одно сооружение, возведенное менее шестиста лет назад, не защищено от нашей магии. Знания о тех чарах были потеряны во времена инквизиции.

«Тогда мы вообще много чего лишились, — проворчал Крис, начиная понимать, что Гарри опять вздумал, будто лучше знает, что делать, и идти все же придется. — Но о блокировании силы грани я даже не слышал. Интересно, он поэтому отказывается появляться в Хогвартсе?»

— Но убедить Гриндевальда помочь будет нелегко, — продолжил Крысолов. — С чего бы ему заниматься твоими проблемами?

— Слепой мальчик, воспитанный магглами и не имеющий настоящей связи с магическим миром, это одно. Но могущественный лорд — совсем другое.

«Ага, — весело поддакнул Крис, — осталось только найти его».

Боггарт мягко опустил чашку на стол, печатка на его пальце ярко сверкнула.

«Ты же это не серьезно, да? — тихо и как-то почти обреченно спросил наставник.

«Очень даже серьезно».

«Не обижайся, но, по-моему, арканы все-таки добрались до твоего мозга и выжгли последние крохи здравого смысла, — вздохнул Крис. — Нормальному человеку такое и не приснилось бы».

Гарри не ответил. Был немного занят, размышляя, как бы закрепить боггарта в более или менее постоянной форме. Связать иллюзиями или подкармливать кусочками страха как вот сейчас? Пока что метод работал, никто из обитателей шкафа не изъявлял желания раствориться в воздухе и подкараулить другую добычу. Но это здесь и сейчас, а если новоявленный лорд на глазах у Гриндевальда станет, к примеру, дементором? И что делать с Химерой, буде ей внезапно захочется принять посильное участие в мероприятии?..

* * *

Незадолго до наступления Рождества в коридорах Нурменгарда раздались тихие, почти бесшумные шаги. Изредка попадавшиеся навстречу люди в черной униформе без всякого интереса скользили по Крысолову взглядами, видели, иногда даже уступали дорогу, но при этом не думали о нем ни секунды. Так чистокровные слизеринцы проходили мимо Филча, не замечая завхоза, но и не сталкиваясь с ним. Наверное, если бы охранники соблаговолили обратить внимание на гостя, то немало удивились бы, отметив, что звук шагов раздается в полуметре от него. Крысолов скользил вдоль стен с легкостью и грацией бесплотного духа, а вот Гарри умел передвигаться бесшумно, лишь пользуясь собственными глазами. То, что на его плече по-прежнему сидела сова, которую тоже надо было прятать под мантией-невидимкой и не позволять ей ни ухать, ни шевелиться, задачи тоже не облегчало.

Несмотря на узкие, извилистые коридоры, темные винтовые лестницы и ни единого окна, на тюрьму Нурменгард походил меньше всего. Большинство работников сновало туда-сюда с кипами пергаментов и артефактами непонятного назначения, словно в здании находился архив или склад. Гарри собирался найти план крепости и выяснить, где искать камеру Гриндевальда, но Крысолов, особо не задумываясь, нашел другой вариант. Он просто принялся хватать людей в форме за руки и прямо спрашивать, где держат черного мага. Когда никто из встречных и не подумал поднять тревогу, а пятый подробно объяснил, куда следует направиться, глаза Гарри, наверное, по форме ничем не отличались от глаз его совы. А Крису, когда он наконец сумел справиться со хохотом, пришлось признать, что магия грани опасней и могущественней, чем он подозревал.

«Что-то я не понял, разве Гриндевальда не должны охранять как зеницу ока? Будто не могущественного черного мага от мира спрятали, а непонятно кого из милости в кладовку поселили. Я не...»

Краем глаза Хедвиг уловила стремительную тень, нечто сбило Крысолова с ног и с глухим ударом впечатало в стену. На Гарри плеснуло кровью, но прежде чем он успел испугаться или попытаться хоть что-то понять, птица отчаянно вырвалась из-под ментального контроля и метнулась вглубь коридора, отшвырнув в сторону мантию-невидимку. Гарри перетек в защитную позицию с пугающей скоростью, выдающей многолетние тренировки, но... Куда целиться? Он отскочил к стене, но немного не рассчитал расстояние и ударился спиной. Ничего не произошло. Крис напряженно молчал, опасался отвлечь ученика. Обломки его палочки остались в слизеринской гостиной, а приобрести новую они не успели. Оставалось надеяться, что Гарри сумеет отбиться от этой стремительной тени, чем бы она ни была, используя вместо зрения ментальную магию.

Гарри напряженно вслушался. Странно, ни звука, будто он остался совсем один. Только едва слышное суматошное хлопанье крыльев. Видимо, они почти дошли до нужного тупика, и сова не смогла улететь далеко. А еще клокочущий гул крови в ушах и сумасшедший стук его собственного сердца.

— Гарри, сможешь успокоить Хедвиг? — голос Крысолова был на удивление спокоен. Словно он загорал на берегу спокойного озера, а не истекал кровью в иностранной тюрьме.

— Попробуй сначала успокоить меня, — с нервным смешком выдавил Гарри. — Что это было?

— Повезло тебе, Гарри, очень повезло, — с тем же спокойствием поведало существо из-за грани. — Она тебя почуяла, но сочла, что сперва лучше заняться мной. Если бы первой жертвой оказался ты... Ну, в лучшем случае остался бы без руки.

Гарри сглотнул. В последнее время он все время без чего-то оставался — то без ног, то без глаз, — причем окружающие твердили, что ему сказочно повезло. Еще и без руки? Нет, спасибо. А в худшем случае, наверное, легче перечислить, что именно ему бы удалось спасти.

— Кто такая «она»? — прикосновение к сознанию совы отозвалось тупой, тянущей болью позади глаз, но после второй попытки Хедвиг заняла прежнее место на плече хозяина, хоть и не перестала топорщить перья.

«Ар’Хээррай», — прошептал Крис при виде существа.

Крысолов лежал у стены, на светло-зеленой мантии расплывались кровавые пятна, правая рука, из порванных артерий которой плескала яркая, горячая кровь, ласково почесывала холку лежащей на нем собаки. На серой шерсти оставались быстро темнеющие багровые разводы. Судя по безмятежному лицу Крысолова, рана его ничуть не беспокоила, более того, он о ней и не подозревал. Ар’Хээррай в это время ошалело тряс лобастой головой и пытался приподняться на разъезжающихся лапах. Ни особо страшным, ни даже особо крупным пес не выглядел. Казалось невероятным, что на этих массивных лапах можно передвигаться с такой безумной скоростью. И тем не менее, Гарри помнил и стремительную тень, и рассказы Криса.

— Что с ней?

— Наглоталась моей крови, связь с реальностью временно нарушена. Если я тебе не нужен, подожду здесь, расскажу собачке сказку.

Гарри не совсем понимал, как можно напиться крови бесплотного существа, но что-то подсказывало, что сейчас об этом думать не стоит. А еще не стоит думать, что значит «рассказать сказку». Он подобрал мантию и снова закутался в нее.

«Крис, а почему Ар’Хээррай даже не гавкнула? Мало ли кто мог прийти или просто заблудиться, что же она, всем подряд в горло метит?»

«Своих она знает, а посторонние сами виноваты. И потом, она целилась не в горло, а в предплечье».

«Чтобы не дать возможности пользоваться палочкой?»

«Ну да. Если что, раздробленные кости и разорванные ткани потом можно и подлечить, в отличие от оторванной головы. А предупреждать о нападении... Может, ей еще и извиниться за то, что сидит тут, охраняет?»

«М-м-м, может, шерсти надергать? — предложил Гарри. — Вдруг пригодится?»

Этим утром он наполнил склянку кровью Саашшесс и отправил Снейпу в качестве рождественского подарка, так что идеи о полезности некоторых веществ были более чем свежи. Остальным достались приятные, но по сути своей ничего не значащие мелочи: по книге о зельях Гермионе и Алисе (несмотря на все ее выходки, к Гарри она относилась лучше всех в Слизерине), коробка сладостей Рону. В ответ он готовился принять такие же ни к чему не обязывающие мелочи. Разве что Снейп точно не станет преподносить Поттеру ответный подарок. Он ведь даже не знает, кому обязан столь ценным ингредиентом. Сначала Гарри хотел написать записку с благодарностью, но кровь василиска еще хранила живое тепло, а он не знал, как можно объяснить сей факт дотошному зельевару. Шел по коридору, нащупал василиска, вот и подумал, а не отрезать ли чего для любимого учителя?

«Какой ты умный. Ну надергай, может, перчатки теплые свяжешь».

«Почему сразу перчатки?»

«А ты еще и шарф хочешь? Не знаю, хватит ли шерсти, — засомневался он. — И потом, это слишком рискованно. Коридор, конечно, безлюдный и вообще не слишком популярный, но рано или поздно кто-нибудь да обратит внимание на лысого Ар’Хээррай».

Только сейчас Гарри вспомнил, что их длинная жесткая шерсть отражает все известные чары, а значит, в любом зелье будет бесполезным мусором, не способным войти в магическую реакцию с другими компонентами. Да и в качестве материала для мантии она быстро теряет все защитные свойства. Но что стоило Крису прямо напомнить об этом, а не подкалывать? Так Гарри начинал чувствовать себя неразумным мальчишкой, а это не совсем то, в чем он сейчас нуждался.

Он свернул за угол и провел ладонью по двери. Сова видела лишь грубо обработанный гранит, но кожа, ставшая невероятно чувствительной в последнее время, касалась теплого дерева. Значит, здесь поработал кто-то из менталистов. Нужно точно знать, где находится потайная дверь, чтобы открыть ее. Или хотя бы уметь отслеживать и читать тонкие плетения наваждений, как сделал Гарри. За дверью обнаружилась узкая крутая лестница с неровными, выщербленными ступенями. Складывалось впечатление, что она была куда старше примыкавших к ней стен и не являлась изначальным элементом местной архитектуры. Гарри ожидал ловушек и сложных охранных чар, поэтому ступал медленно и осторожно, но ничего так и не случилось.

Прежде чем постучать в дверь он сделал то, чему Крысолов, выполняя данное в лесу обещание, учил его последние несколько дней. Открыл серебряный флакон, выпустил боггарта и, зажмурившись и ни о чем не думая, шагнул вперед. Шагнул <i>в него</i>, словно боггарт был костюмом, который магу сегодня предстояло носить. Сознание окутала паутина чужой личности, корректируя поведение, речь, жесты и привычки.

Гарольд поднял руку медленнее, чем это сделал бы Гарри, и вместо того чтобы ударить по двери костяшками пальцев коснулся бронзового дверного молотка.

— Frohes Weihnachten, Herr Grindevald. Darf ich mal reinkommen? — спросил Гарольд, когда дверь открылась, и на пороге показался лысый сухопарый старик в поношенной серой мантии.

Замок почему-то был расположен с внутренней стороны, словно маг здесь преспокойно жил и даже не догадывался, что сидит в тюрьме.

— Frohes Weihnachten, — к удивлению Гарри, старик будто даже обрадовался, увидев гостя, и немедленно проводил его в небольшую гостиную. — Gehen Sie bitte rein, setzen sich in den Sessel hin und fühlen Sie sich wie zu Hause. Wie heißen Sie?

— Harold, — он произнес это с таким чувством собственного достоинства, на которое не был способен ни Гарри, ни, пожалуй, сам Люциус Малфой. Словно простые смертные падали ниц, только услышав это имя, а иначе и быть не могло. — Sehr Verehrt ihre Bekanntschaft zu machen.

Комната была маленькой, достаточно светлой, несмотря на отсутствие окон, но совсем неуютной. Стол, пара кресел и небольшой диванчик в углу, все старое и безликое, явно масштабного послевоенного производства, когда значение имела лишь функциональность. На стене выцветший гобелен, изображающий цветущий луг, на полу ковер неброского серого цвета. Воздух был сух и абсолютно неподвижен, словно пасмурным августовским днем, когда малейшего дуновения ветерка приходится ожидать целыми сутками, а в воздухе танцуют пылинки. Гарри решил, что находиться здесь постоянно невероятно тоскливо и утомительно.

— Beruht auf gegenseitigkeit, Herr Harold, — Гриндевальд произносил его имя весьма необычным образом, перенося ударение на второй слог и искажая гласные, от чего оно становилось почти неузнаваемым. Не Г-а-рольд, а Гэр-а-льд. — Ihre Muttersprache ist English, nicht wahr? Sie haben ein Akzent.

— Sie haben recht, Herr Grindevald,* — наверное, в высшем обществе этот жест можно было принять за вежливый кивок.

Маг удовлетворенно усмехнулся:

— В таком случае, почему бы не перейти на английский? Мне уже давно не выпадало возможности освежить разговорные навыки, — он говорил довольно бегло, не делал пауз, подбирая слова, но произносил все с чуть заметным немецким акцентом. Резко и четко выделял слова, заметно хрипел на «р», но слегка заглушал остальные согласные.

— Буду рад стать вашим собеседником, — Гарри отстраненно подумал, что сам бы он скорее сказал что-то вроде «ладно» или «хорошо», — но сперва позвольте поздравить вас с Рождеством.

Рождество, кстати, уже наступило, а официальная часть и не думала заканчиваться. То ли Гарольд был слишком вежлив, то ли Гарри чересчур тороплив. О Гриндевальде речь не шла — ему-то куда спешить? На стол опустилась бутылка дорого вина, которое Гарри, по предварительной договоренности, не должен был и пробовать. Припереться в камеру к одному из самых темных магов столетия с существом из-за грани, двумя душами и одним осколком, время от времени принимающим облик клыкастой твари, имея при этом сову вместо глаз и боггарта в качестве маски, да еще и надраться в стельку из-за полного отсутствия опыта употребления спиртного... Да, пожалуй, это могло бы стать самым ярким впечатлением в жизни не только охранников, но и самого Гриндевальда. А где-то в коридоре Крысолов рассказывал сказки Ар’Хээррай... Н-да. Знал бы Дамблдор, как именно его золотой мальчик проводит Рождество, вышел бы из комы со скоростью не то что гоночной метлы, а маггловского самолета.

Через минуту вино было разлито по наколдованным бокалам, и маги... замерли друг против друга, словно два крупных паука в банке, пытающиеся определить, кто же кого сегодня будет кушать.

— Изумительный аромат, мистер Гэральд. Мне уже давно не доводилось встречать Рождество в приятной компании и, более того, получать подарки, — с вполне понятным намеком проговорил старик.

«За алкоголь спасибо, но какого гхыра ты сюда приперся?»— перевел Крис.

Гарри не удержался и фыркнул. Хорошо, что Гриндевальд не мог их слышать. Вино он все еще не попробовал. Вряд ли опасался яда, скорее не хотел давать «Гэральду» ложных надежд. Некрасиво отказывать человеку в помощи, перед этим приняв его подарок.

— Ко мне в руки попал один любопытный документ, который я, к великому сожалению, не смог прочесть, — на стол с сухим шорохом легла схема с архисложными многоступенчатыми чарами. — А вы по праву считаетесь крупным специалистом в данной области.

— Крупным, но не единственным, мистер Гэральд, — медленно проговорил он, любуясь игрой света на хрустале. — Так почему же вы обратились именно ко мне?

— Увы, но второй крупнейший в Европе ученый, занимавшийся подобными схемами, несколько... недоступен.

Это был ловкий ход. Вряд ли в газетах, которые получал Гриндевальд, упоминалось о событиях в Хогвартсе. Маг развернул пергамент и вгляделся в символы, обозначения и сплетенные линии. Это еще не означало готовности помочь, но Гарри понимал, что упоминание о Дамблдоре слишком заинтересовало его, чтобы прямо указать гостю на дверь. На его месте он бы попытался...

— Директор Хогвартса более недоступен, чем узник Нурменгарда? — вскользь бросил он.

... как бы невзначай вытянуть побольше информации.

— Боюсь, это не та история, о которой хотелось бы говорить рождественской ночью, — Гарольд с грустью покачал головой, чем еще больше раздразнил любопытство волшебника.

У Гарри был Крис. А Крис любил и умел играть в такие игры.

— Все имеет свою цену, — наконец заговорил старик, внимательно изучив пергамент.

Ну да, ожидаемо. Только бы он не пожелал стать министром магии или получить философский камень.

— Я не могу обещать вам свободу, и вы это прекрасно знаете, герр Гриндевальд.

Старик горько усмехнулся и покачал головой:

— Свобода? Вижу, вы еще слишком молоды духом, чтобы понять меня. Что значит свобода? Зачем она мне? Посмотрите на меня, мистер Гэральд: мне уже больше ста лет и добрую половину из них я провел здесь, — сухая рука неспешно обвела гостиную. — Мне некуда идти, меня никто не ждет и не жаждет увидеть. Нет, я уже слишком устал, свобода убьет меня.

— Так чего же вы хотите?

— Всегда есть способы сделать жизнь приятнее, не совершая побега. Видите те цветы на гобелене? Я любовался ими все это время, но давно забыл, как пахнут настоящие, живые цветы. Все в моей спальне такое же серое, как и все, что вы здесь видите, а из окна в любое время года открывается вид на темные скалистые пики. Если бы не небо, могло бы показаться, что краски навсегда ушли из мира. Как видите, мне нужно немногое, и все это я мог бы устроить сам, будь у меня волшебная палочка.

— Она у вас будет, — пообещал Гарри.

«Кхм, вообще-то это Геллерт Гриндевальд, черный маг третьего — третьего! — октана, — деликатно напомнил Крис. — Каким бы немощным он ни казался, с палочкой этот дедушка способен на многое».

«Он не лгал, Крис. Он правда уже слишком устал, ему больше нечего желать и не к чему стремиться. Некогда лучший черный маг Европы знает, что доживает свои последние годы, и не собирается портить их, влезая куда бы то ни было».

«В таком случае Дамблдору стоит у него поучиться».

Черный маг пригубил вино и щелкнул пальцами. Пергамент тут же расправился, заняв всю поверхность стола, а бутылка исчезла. Маг третьего октана даже без палочки оставался магом третьего октана. Не следовало об этом забывать.

— Здесь использованы некоторые принципы магии майя. Заметьте, не отдельные заклинания или узлы, а именно сами принципы построения. Пластичность и изменчивость системы, ее потрясающая приспособляемость и вместе с тем типично-европейские жестко заданные рамки, — он говорил хорошо поставленным голосом, умело заостряя внимание Гарри на важных деталях, словно все это время читал лекции студентам, а не сидел в тюрьме. — Совместить два совершенно разных подхода в одной работе мог лишь один человек — вернее, два, но я уверен, что ничего подобного не разрабатывал, — улыбнулся он тонкими, по-старчески морщинистыми губами. — Альбус Дамблдор. Кстати, что же с ним произошло?

Говорят, совместный обмен информацией налаживает отношения. Пусть так. Гарольд вкратце поведал официальную версию событий и с интересом взглянул на схему, показывая, что не прочь узнать больше.

— Это ловушка, мистер Гэральд. Сложная, хитрая и оч-чень специфическая. Она настраивается на определенного человека и срабатывает в ответ на кодовое слово или заклинание. В данном случае это широко известное смертельное проклятие. Если вам кажется, что это слишком сложно для заклинания-ловушки, то вы, безусловно, правы. Использовать такую схему для обычного мага все равно что использовать философский камень для превращения гвоздей в золото, а затем вбить эти гвозди в стены. Нет, эти чары предназначены для убийства могущественного мага, очень и очень хорошо защищенного, возможно, даже бессмертного по тем или иным причинам...

«Для Волдеморта!» — выдохнул Гарри. Его сердце опять бешено заколотилось. И вместе с тем он чувствовал, что все еще ничего не понимает.

— ... К примеру, для главы древнейшего рода в его собственном поместье, средоточии родовых сил и арканов. Правда, есть один маленький недостаток. Любое магическое вмешательство на стадии раскрывания может привести к совершенно непредсказуемым последствиям. И когда я говорю «к совершенно непредсказуемым», я имею в виду именно это. Может случиться даже то, что противоречит всем основным законам магии как таковой. И чем серьезнее вмешательство, тем серьезнее последствия. Так что при применении следует быть <i>абсолютно</i> уверенным, что рядом с жертвой не окажется мага, который попытается вмешаться.

Крис застыл.

«А если в момент срабатывания ловушки на одном из ее лепестков будет стоять придурок с кучей артефактов и накладывать мощнейшее защитное заклинание, то потом этот придурок будет долгие годы расплачиваться за привычку совать нос в чужие дела».

— Заклинание, смертельное проклятие... — маска невозмутимости трещала по швам, Гарольд не выдерживал шквала эмоций Гарри, и голос мага звучал хрипло и прерывисто.

— Сработает так, как и должно было сработать. Убьет приманку.

* * *

Почти всю неделю рождественских каникул Гарри провел за гранью и даже немного разобрался с принципом ее работы. Грань могла показать что угодно и стать чем угодно. Зная это, достаточно было сосредоточиться на желаемом и хоть так, но попасть в любое место. Впрочем, особого удовольствия он не получил, ведь то, чего он не знал, грань не показывала. В итоге горы вышли чересчур ровными и монолитными, в настоящей пустыне воздух, как сказал Крысолов, совершенно другой, да и намного жарче. Не говоря уже о полном отсутствии речного песка. А море получилось до того ненатуральное, что Гарри даже не решился подойти к неподвижной воде, в которой явно растворили тонны голубой акварели. Вести его глубже, туда где грань не подлаживалась под чужие ожидания, Крысолов отказался. Там, мол, водилось нечто, что он расплывчато называл «всяким». Гарри не настаивал. Пока не настаивал.

Сидеть в магазине безвылазно у него не было никакого желания, а показываться в переулке было небезопасно: официально он отмечал Рождество с Дурслями и не хотел разочаровывать профессора МакГонагалл. Да и какое удовольствие изо дня в день бродить по магазинам? Привыкший трезво оценивать свои нужды из-за жесткой экономии на Тисовой Гарри хорошо понимал, что вряд ли будет пользоваться хоть одной из милых, но в общем-то бесполезных вещиц, а все необходимое у него и так уже есть. Разве что пришлось зайти в аптеку за целебными зельями — они-то при его образе жизни могли пригодиться в любой момент, — и пополнить запасы перьев и пергамента.

Способность видеть вернулась внезапно и даже не сразу была замечена.

Крис первым обратил внимание, что завтрак в тарелке почему-то не серый как обычно, а цветной. Хедвиг по-прежнему сидела на плече как на привычном насесте, а Гарри с пару секунд смотрел на два ярко-желтых пятна в тарелке и не узнавал яичницу. Зато когда наконец понял, что произошло, со счастливым воплем выпрыгнул из-за стола и кинулся обнимать первого попавшегося под руку, то есть Крысолова. Смущало одно: после обследования целитель Фрост во всеуслышание объявил, что зрение восстановлено на все сто процентов и даже хотел порадовать пациента, устроив показательное уничтожение очков. Стекла Лессера удалось спасти, но причины носить очки Гарри лишился. Благо, ему было куда их положить, чтобы были под рукой.

У него был редчайший артефакт гоблинской работы с зубодробительным названием и парой полезных функций. Не желая каждый раз выворачивать язык, произнося слово, в котором почти не было гласных, вещь быстро окрестили тайником. Крис сказал, что браслеты в виде пары змей, стальной и серебряной, кусающих друг друга за хвосты, получали лишь люди, оказавшие неоценимую услугу всему клану гоблинов. Нет никого, кто хранил бы секреты лучше змей, используя при этом и силу физическую, что символизировала сталь, и силу магическую — серебро. Пусть так, но, по мнению Гарри, украшение мало чем отличалось от Астральной клети. Оно узнавало хозяина в любом обличье, кусало излишне охочих до чужого добра и охраняло сложенные внутри вещи не хуже чем в сейфе на нижнем уровне Гринготтса. А еще иногда шевелилось в самый неподходящий момент, от чего по коже пробегал холодок, и имело привычку время от времени пропадать в неизвестном направлении и появляться на руке снова. В конце концов Гарри начал надевать браслет на левую руку, потому что Криса его выходки ничуть не нервировали.

Однажды наставник, желая проверить кое-что из некогда прочитанного, провел эксперимент: попросил Гарри выпить медленнодействующий яд. Противоядие стояло рядом на столе, но применять его не пришлось. Змеи сразу же зашевелились, изогнулись и впились зубами в вены на запястье.

«Надо будет положить туда побольше зелий. Похоже, эта штука и правда работает, как было написано в одном трактате».

«Они впрыскивают мне противоядие прямо в кровь?»

«Да. Но достать его из воздуха все же не могут, так что следи, чтобы запасы в тайнике не иссякали. Безумно полезная штука во время боя. Почти все эффекты чар и заклинаний можно снять зельями, а если еще и начать лечение мгновенно, не отрываясь от дуэли...»

«То есть он работает всегда, независимо от обстоятельств? — Гарри задумчиво покрутил украшение на запястье. — А вдруг посчитает, что мне необходимо поспать и начнет накачивать снотворным на уроке Снейпа?»

Крис задумался.

«Не знаю. Но на всякий случай не клади туда сонные зелья. И веселящие тоже. Действительно, мало ли как оно работает».

К изумлению не только самих Гарри и Криса, но также и Крысолова, оказалось, что у них есть еще одна вещь необычайной полезности. Кое-что, хранящее в себе такие секреты магии, что современные волшебники даже не приблизились к их постижению. И, что самое невероятное, этим предметом являлась книга, подаренная магглорожденной Алисой полгода назад и так ни разу и не открытая.

— Если бы я только знал, что люди продвинулись настолько далеко, вплотную подошли к секретам грани, — как-то раз тихо проговорил он, листая общедоступную в общем-то книгу о человеческой психологии.

Крысолов сидел в глубоком кресле, вытянув и скрестив ноги. Рядом лежала крупная рыжая собака, не так давно получившая свою порцию мясного рулета. На ее шерсти плясали отсветы огня в камине. Гарри потрепал ее по холке, толстый хвост ритмично застучал по деревянному полу, к коже прилип длинный жесткий волос. Веселая, ласковая, хорошая собака.

Хорошая. Только ненастоящая, как и сам Крысолов. Его маленький иллюзорный подарок, призванный развлечь Гарри. Гарри знал, что пес ненастоящий. Но знал и то, что его укус будет вполне настоящим и очень болезненным.

Он не понял, что имел в виду Крысолов. Поглядел на него, перевел взгляд на его морок...

— Мерлин, если маги <i>хоть в чем-то </i>приблизились к твоему уровню в создании иллюзий, я просто не смогу вернуться в Хогвартс! Каждый раз, разговаривая с человеком, думать, реален ли он — лучше сразу в Мунго, — пошутил Гарри.

— Смотри, — он указал на строчки, напечатанные экономным, безликим шрифтом, который не встречался в книгах о магии. — Архетип — универсальные изначальные врождённые психические структуры, составляющие содержание коллективного бессознательного, распознаваемые в нашем опыте и являемые, как правило, в образах и мотивах сновидений. Это коллективные универсальные паттерны, или мотивы, являющиеся основным содержанием религий, мифологий, легенд и сказок. Архетип имеет устойчивость, то есть сопротивляется попыткам исказить его структуру, обладает сильным влиянием на эмоции человека. В них заключена специфическая собственная энергетика, — зачитал он.

— Ну и что? — Гарри нахмурился. В последний раз он имел дело с маггловскими науками еще в начальной школе, и то была отнюдь не психология, так что понять, что так восхитило Крысолова, никак не получалось.

Создание грани закатило глаза, будто только что открыло туповатому ученику главную тайну магического искусства, а тот лишь шмыгнул носом и пожал плечами.

— Не понимаешь, да? Хорошо, закрой глаза. Теперь поиграем в ассоциации. Я говорю «глава рода», каким он должен быть?

Гарри сосредоточился и опустился в наколдованное кресло. Руки коснулось холодное и влажное: иллюзорный пес встал и тыкался ему носом в ладонь, прося ласки. Наверное, это было жутковато, если задуматься.

— Властный, сильный, уверенный. Могущественный и умелый маг, немного — ну или не немного — надменный...

— Достаточно, — прервал его Крысолов. — То же самое сказал бы любой, знающий, в чем заключаются обязанности и права главы рода, разве нет? Так вот это приблизительно то, что люди назвали архетипом — устойчивый образ, одинаковый если не для всех, то почти для всех. Что ты чувствовал, говоря с Гриндевальдом? — неожиданно сменил он тему.

— Да ничего особенного, я и раньше часто ходил в масках. С боггартом это ничуть не сложнее. Даже... странно, но мне, наоборот, было слишком легко, — задумался он. — Обычно я могу держать такую качественную иллюзию не больше часа, но тогда мы проговорили всю ночь, а я совсем не устал, удерживая наваждение. Почему?

С Гриндевальдом Гарри действительно просидел до утра. Чувствовалось, что старику редко выпадает возможность пообщаться с людьми. Он жадно выслушивал все рассказы гостя, хоть тот мог поведать очень немногое. А сам Гарри после той встречи устыдился, что так мало знает о происходящем в мире, и подписался на несколько зарубежных газет, привычно не веря информации «Пророка».

— Потому что иллюзию держал не ты, — спокойно объяснил Крысолов. — И не я, — улыбнулся он, предвосхищая вопрос Гарри. — Это делало подсознание самого Гриндевальда, ты дал ему хорошо знакомый, устойчивый образ. Вечная проблема магов-менталистов в том, что они все хотят делать сами: и создавать наваждения, и удерживать их. Не надо, Гарри. Дай одну-две характерные детали, дай за что зацепиться подсознанию, а остальное оно сделает само. Тогда у тебя получится жизнеспособная иллюзия, почти не нуждающаяся в контроле.

Пес недовольно поворчал и улегся на ступни мальчика. Стало тепло и тяжело. Неужели Гарри и правда все это время сам поддерживал его существование, сам того не подозревая? Он провел пальцами по голове животного, которое не желало растворяться в воздухе даже сейчас, когда его секрет оказался раскрыт.

— Так это и есть архетип?

— Что ты! — раздался мелодичный смех. — Это всего лишь твое представление о собаке, но и оно, как видишь, совершеннее любого морока, что ты мог бы создать сознательно. Настоящий архетип оказался бы даже сильнее тебя самого. К счастью, вряд ли тебе когда-нибудь понадобится вытаскивать один. Но если вдруг понадобится — подумай дважды. Это не та сила, с которой следует играться. А с другой стороны, если тебе самому удастся в него вписаться... для менталиста это могло бы стать неисчерпаемым энергетическим ресурсом.

— Какое счастье, что в него не вписался, к примеру, Дамблдор, — вздохнул он.

Крис согласно хмыкнул.

— Ты так думаешь? Образ мудрого старца один из древнейших и наиболее широко используемых. Твое счастье, что он не умеет пользоваться этой силой и, более того, даже не подозревает о ней. Дамблдора никогда не интересовала грань.

Гарри молча потянулся к книге. Как же вышло, что магглы узнали такое, а маги, которым уже все даже написали и подробно разъяснили, не сподобились ничего прочитать? <i>Случайно увидела ее в книжном магазине, подумала, что она тебе пригодится. Поможет понять кое-что о себе и о мире, чтобы продвинуться дальше,</i> прочитал он на развороте. Алиса как будто знала, когда и зачем ему понадобится ее подарок. Может, она тоже как-то связана с гранью?

Его подарок на Рождество она вернула с короткой запиской. <i>Не делай этого.</i> Не делай чего? По телу пробежала дрожь. Пусть у Гарри еще ни разу не получилось предсказать что-нибудь по-настоящему, но сейчас у него было чувство, что ему не понравится то, что скрывает слизеринка. А значит, когда-нибудь ему придется с этим столкнуться.

— Получается, если я нарисую кому-либо шрам на лбу и дам окружающим ментальную установку «это Гарри Поттер», они будут воспринимать его как меня? И как долго продержится такая иллюзия?

— До тех пор, пока в нее будут верить. Этот способ намного легче, но и намного нестабильнее. Люди, никогда не видевшие Гарри Поттера, будут представлять его по-своему. И если им вздумается как-то раз сравнить наблюдения...

«Зато представь как удобно, когда каждый свидетель описывает тебя по-разному. Аврорат с ума сойдет!»

Жаль, тренировать новые навыки было не на ком. Оставалось ждать начала семестра. Но если бы Гарри знал, что случилось в Рождественскую ночь на Тисовой, его каникулы состояли бы не только из тренировок и чтения книг, но и из доли веселого недоумения. Он и не подозревал, что в самый разгар пира, устроенного Петунией для семьи, в окно требовательно застучали крепкие клювы. Стоило Вернону открыть дверь, чтобы разогнать сов, как почтовые птицы, размах крыльев которых достигал метра а то и больше, влетели внутрь, едва не сбив дядюшку с ног. На праздничный пирог упал длинный сверток. Совы довольно заухали, задержались еще ненадолго, но быстро поняли, что кормить их никто не собирается, наградили присутствующих парой чувствительных шлепков крыльями и убрались восвояси.

В свертке оказалась... метла. Новенькая, с изящно изогнутой отполированной ручкой и ровными крепкими прутьями, но тем не менее метла. Добропорядочные Дурсли шутки, естественно, не поняли, но кого за нее следует благодарить, знали точно. Паршивец Поттер решил, что напомнить о себе таким вот образом будет чрезвычайно забавно. Пообещав выпороть племянника этой же метлой, раскрасневшийся дядя Вернон запер новый элемент садового инвентаря в чулан до поры до времени.

Как гоблины и обещали, о Сердце мира они узнали довольно скоро. Вот только писать наотрез отказались, настояв на присутствии Гарри в кабинете Грабцверга. Маг немного насторожился. Будто вместе с артефактом выплыла какая-то нелицеприятная тайна, или браслет обнаружился в кармане очень даже живого — какой сюрприз! — Волдеморта. Но прийти согласился. Не для того он рисковал жизнью, обворовывая директора, чтобы потом отказаться от главной семейной реликвии.

— Нам удалось достать документы о продаже Сердца мира и адрес нового владельца, как и было сказано в клятве, лорд Поттер, — опять лорд, наверное, он для гоблинов теперь всегда будет лордом, что бы ни произошло. Но к чему этот странный, немного пугающий тон?

— То есть все законно? — Гарри быстро просмотрел документы.

— Да, законно, — так же напряженно подтвердил Грабцверг и вдруг тихо добавил: — Я не знаю, что происходит, но знаю, что мне это не нравится. Лучше бы вам быть поосторожнее, милорд.

Гарри долго не мог оторвать взгляд от старого гоблина, словно опасность, о которой он предупреждал, исходила от него самого. Затем все-таки заставил себя отвести глаза от острых, игольчатых зубов и вернуться к просмотру документов.

Жаль, что Гарри не разбирался в таких вещах, но ведь у гоблина не было причин лгать. Сделка была совершена законно. Три миллиона галеонов за Сердце мира. Деньги, которые Гарри и за всю жизнь не собрать. И продал его Джеймс Поттер, что подтверждала магическая подпись.

«Как он мог? — прошептал Гарри. — Это же <i>наша</i> реликвия, она хранилась в семье почти тысячу лет. Такое ведь не продается даже в случае крайней нужды. И куда можно было деть подобную сумму? Здесь же хватит на покупку целого поместья и роскошную жизнь на сотню лет точно!»

Крис молчал. Тоже как-то странно, напряженно. Да что же тут творится? Гарри раз за разом перечитывал договор в поисках того, что так не понравилось Грабцвергу и Крису. И не находил. Наконец друг по-прежнему молча указал на строчку в самом низу документа. На левой руке блеснул подарок и символ признательности клана, и гоблин чуть улыбнулся.

Дата совершения сделки. Пятое ноября тысяча девятьсот восемьдесят первого года.

* * *

Хогвартс, усыпанный пушистым снегом, казался нереальным, словно игрушка в хрустальном шаре. Того и гляди с неба вместо снежинок посыпятся серебряно-золотые искры и звезды. Может, так казалось потому, что он слишком привык к грани и теперь слышал ее хрустальные переливы даже в беззвучном кружении снежинок. Правда, грань слишком старалась понравиться и оттого липла к пальцам как сладкая вата. А Хогвартс просто жил в сияющем трепетании магии и изливал ее в окружающий мир вместе со светом из заиндевевших окон.

Рон и Гермиона встретили его на станции и очень обрадовались, увидев друга совершенно здоровым. Крис без зазрения совести вручил рыжему чемодан.

— Как Рождество? — вежливо поинтересовался Гарри.

— Скучно, — улыбнулся Рон. — Я остался в замке и всю неделю ждал, когда вы приедете. Зато нашел пару классных книжек в библиотеке. Ты непременно должен их увидеть, Гарри. А как там Дурсли?

— Как обычно, Рон, все как обычно. Но у нас была великолепная елка, — солгал он.

— Неужели? — заговорила Гермиона. — Я звонила, и твой дядя сказал, что в Литтл Уингинге ты не появлялся. Где ты был на самом деле, Гарри?

Она с подозрением прищурилась, всмотрелась в его лицо, будто была обучена распознавать малейшую ложь по едва заметным движениям губ и век.

— Пил с Геллертом Гриндевальдом, — честно признался Гарри.

— Да ладно тебе, дружище! — хохотнул Уизли, хлопнув его по плечу свободной рукой. — Нам-то мог сообщить, что тебе опять надо в Мунго, чтобы долечиться.

Гарри, долечить которого вряд ли вообще было возможно, особенно когда речь шла о стиле жизни и образе мышления, неопределенно пожал плечами. Нельзя же все время врать, в кои-то веки и ему надо сподобиться на откровенность.

«Мне верят, когда я лгу, и не верят, когда говорю правду, — шутливо посетовал Гарри. — Что делать?»

«Обманывай, и станешь достойным человеком», — посоветовал Крис. Абсурдно, но в то же время и вполне логично.

Министерство так и не нашло Сириуса Блэка, коего до сих пор полагало виновником уничтожения гостиной. Зато невыразимцы установили, что арканы Хогвартса пришли в движение в ответ на всплеск темной магии, а директор получил серьезные повреждения, пытаясь спасти учеников от шквала силы. Считалось, что сам Блэк был испепелен арканами прямо на месте, но официальных заявлений не выдвигалось. Дементоры по-прежнему патрулировали лес, питаясь неизвестно чем и поражая осведомленных об их повадках примерным поведением и поистине ангельским терпением. Присцилла Нотт постоянно пропадала у заледеневшего озера или углублялась в чащу, следя за стражами Азкабана. Работники Отдела тайн и авроры покинули школу. Снейпу, против которого не нашлось ни одной улики, позволили вернуться к преподаванию, но для Люпина дорога в Хогвартс была закрыта. Защиту все еще преподавал Далмош, дряхлый, медлительный, с выцветшими полуслепыми глазами. Далмош, который зачем-то встретил его в холле и проводил до самой гостиной. Нападения Гарри не опасался, а если бы оно и состоялось, старик все равно не смог бы помочь.

Из спальни убрали две кровати, от чего она стала выглядеть просторнее и еще неуютнее. Стоило переступить порог, как у Гарри возникло тягостное ощущение. Словно время здесь навсегда остановилось на том моменте, когда Химера впервые показала клыки. Зато самой Химере в подземельях нравилось. Она тенью выскользнула из сознания носителя и расположилась на кровати, лениво помахивая хвостом. Гарри уже слишком привык к ней, чтобы обращать внимание. Чрезмерное количество когтей, шипов и клыков теперь казалось не страшным, а скорее нелепым. Кроме того, Бестия вела себя очень даже тихо и мирно. Никого не трогала, просто иногда выходила прогуляться. Пытаться погладить ее еще раз Гарри не решался. Словно по некоему молчаливому согласию они притворялись, что не замечают друг друга, и это в равной степени устраивало обоих. Ту же самую тактику Гарри избрал и для вопроса возвращения древней реликвии. Отправиться в Америку, где жил новый обладатель Сердца мира, раньше начала июля они все равно не могли, так что поездку пришлось отложить на несколько месяцев.

— Тебе следовало бы сдохнуть двенадцать лет назад, Поттер, — раздался за спиной захлебывающийся ненавистью голос.

Малфоя Гарри узнал только по недавно начавшему отрастать светлому ежику на голове. Лицо его скрывала маска из незнакомого легкого материала. Химеры он то ли не замечал (что было маловероятно), то ли она успела спрятаться.

— Хочешь еще раз попытаться исправить это досадное недоразумение? — тихо спросил он, намекнув, что прекрасно осведомлен о первой, почти удачной попытке избавиться от Мальчика-Который-Все-Никак-Не-Умрет.

Может, Малфой и пострадал из-за его неспособности контролировать Бестию, только что-то Гарри был не настроен его жалеть. Попытка убийства это не подножка, не тычок в спину и не заклинание склеивания ног. Гарри в любом случае не оставил бы ее без внимания. Малфой если не знал, то, по меньшей мере, догадывался, на что способен разозленный Гарри Поттер. Отказавшись прислушаться к голосу разума, он получил только то, что заслужил.

Какое-то время Драко с бессильной злобой хватался за палочку и жег противника ненавидящим взглядом, но все же сумел трезво оценить собственные возможности и вышел в коридор, хлопнув дверью. Гарри знал, что он не попытается напасть исподтишка, эта тактика еще на первом курсе не принесла плодов. Да и на прямой дуэли настаивать не станет. Но что мешает Малфою подстроить ему еще один-другой несчастный случай?

Гарри усмехнулся, порылся в сумке и, достав яблоко, с наслаждением впился в него зубами. Пожалуй, в первые несколько недель можно ничего не бояться, они понадобятся Драко для составления плана жестокой мести.

На следующий день он отправился в Хогсмид. Конечно, разрешения у него до сих пор не было, но в свете недавних событий оно казалось такой мелочью, что никто просто не стал обращать внимание на его отсутствие. Ясный морозный день омрачало разве что тихое недовольство Криса. Наставник не скрывал радости, когда узнал об увольнении оборотня, а теперь еще и не желал, чтобы Гарри с ним виделся. Люпин писал, что поймет, если Гарри не захочет приходить в «Три метлы», узнав о двойственной природе учителя. Самого Гарри подобные мелочи не волновали, можно подумать, он ничего страннее или страшнее оборотней в жизни не встречал. Но оборотень для него был одновременно и хорошим знакомым, и человеком Дамблдора. То есть с ним, как и с Хагридом, нельзя было быть собой, словно с Саашшесс, Крисом или Крысоловом, хоть и бывший учитель, и лесник были хорошими людьми и искренне желали ему счастья.

Люпин сидел за дальним столиком, грея озябшие пальцы о чашку чая. На его лицо падали косые лучи зимнего солнца, отчего морщины обозначались резче, а седина в каштановых волосах серебрилась морозной паутиной. Увидев Гарри, он с облегчением улыбнулся.

— Как ты, Гарри?

— Все в порядке, я уже совсем здоров. Они не должны были выгонять вас, профессор. Вы же ни в чем не виноваты.

К его удивлению, Люпин виновато улыбнулся.

— Нет, они правы. Я и правда могу быть опасен. Теперь, когда в школе нет Дамблдора, кто сможет остановить меня, если... — он внезапно осекся, по телу пробежала дрожь.

Перед глазами на миг промелькнуло чужое воспоминание: бледное, искаженное ужасом лицо незнакомого подростка. Гарри тоже вздрогнул и торопливо отхлебнул горячий чай. Не помогло, внутренности словно смерзлись и не желали оттаивать. Ментальная магия далеко не всегда являлась благом. Не спрашивать же профессора, кого и когда он укусил. Люпин неловко прокашлялся.

— Кстати, о Дамблдоре, после того мачта, когда на поле пришли дементоры, он попросил меня научить тебя кое-чему. Заклинанию патронуса. Я сначала не соглашался — не подумай, я хочу, чтобы ты был защищен, — просто оно очень сложное. Далеко не все взрослые маги могу его призвать, нужен как минимум средний предел первого октана. Но директор говорил, что ты очень способный молодой маг. Мы могли бы хотя бы попытаться... Конечно, если ты против, я не могу настаивать... — сбился он.

— Я не против. Я очень хочу научиться вызывать патронуса.

«Если это будет твоя гигантская змея, сам будешь с ним объясняться», — влез Крис.

«Если ты сам хотел научить меня чарам патронуса, надо было заняться этим заранее», — отмахнулся Гарри.

«Можно подумать, я тебя плохо учил».

«Прости», — и как у Криса так легко получалось заставить его чувствовать себя виноватым?

— Гарри, я очень рад, что ты меня не боишься. Поверь, это многое значит для меня.

Дальнейший разговор не задался. Люпин принялся выражать ему соболезнования в связи с несчастным случаем в подземельях, и Гарри поспешил откланяться. Возвращаться в замок не хотелось. Рон и Гермиона опять поссорились из-за своих питомцев, а сидеть в подземельях или в библиотеке в такой чудесный день было бы глупо. Он прошелся по улице, с наслаждением вдыхая морозный, колкий воздух, зачерпнул пригоршню снега и кинул снежок в сторону леса. Н-да. Дальность броска оставляла желать лучшего.

Но самым ярким впечатлением того дня стал Хагрид. Встретившийся на людной улице лавочек и магазинчиков великан радостно и басовито рассмеялся и неожиданно подхватил Гарри. В его объятиях подросток почувствовал себя столь же легким, сколь и недавно пущенный снежок. Разве что его самого Хагрид, если бы захотел, мог швырнуть куда дальше. Гарри до последнего не покидало ощущение, что сейчас лесничий, смеясь, начнет подбрасывать его в воздух, словно малое дитя.

— Слава Мерлину, Гарри, они отозвали дело! — ликовал он. — Клювик свободен!

Гарри не сразу понял, о ком идет речь. Значит, Люциус Малфой решил не трогать гиппогрифа. Вряд ли в нем вдруг проснулась любовь к природе, скорее лорд не пожелал тратить свое время и силы на животное, оцарапавшее сына, когда неведомо кто того же сына едва не убил. Гарри на его месте тоже в первую очередь занялся тем, кто представляет наибольшую опасность, и не стал бы размениваться на мелочи. Тем более что рука Драко давно зажила, а вот на лице остались шрамы, которые придется прятать под маской еще пару месяцев. По крайней мере, такие слухи ходили по замку. Что у Малфоя под маской на самом деле, и как долго еще продлится лечение, Гарри не знал.

— Поздравляю, Хагрид.

Ночью ему снилось, как министерство узнало о Химере и выдало Люциусу Малфою разрешение на ее уничтожение. Светловолосый лорд, измученный и бледный, раз за разом опускал на шею твари тяжелый топор, а та лишь заливалась издевательским хохотом. Затем Гарри вдруг снова оказался у стен Нурменгарда. Даже не вспомнив о воротах, он принялся карабкаться по стене башни, откуда-то зная, что встретит там Гриндевальда. Несмотря на то, что в реальности он лазил только по деревьям и заборам, а уж никак не по отвесным стенам, получалось неплохо. Но добраться до единственного окна он так и не успел.

Гарри вдруг осознал, что на самом деле мерзнет в кровати, так как одеяло упало на пол во время «восхождения», а январская ночь не располагает к ношению одной лишь пижамы. От нечего делать он достал то, что некогда называлось картой мародеров, и попытался разобраться в хитросплетении линий и бесформенных пятен разной плотности. Чем ближе к земле, тем темнее казались эти пятна, тем расплывчатее и прерывистее становились линии. Карта Северной и Астрономической башен изменилась не сильно, там всего лишь появились некие полупрозрачные завитки, но контуры стен были прорисованы по-прежнему четко. Зато в подземельях не осталось ни одного неискаженного участка. Так и не придумав, что бы это могло значить, Гарри уснул, положив голову на пергамент.

Уроки защиты, как и во времена Локонса, стали одними из самых нелюбимых у Гарри. Первое место, безусловно, занимало зельеварение. Пусть у него получались хорошие, качественные зелья, но торчать в лаборатории по нескольку часов, корпя над нарезкой ингредиентов или помешиванием зачастую зловонных отваров — увольте. Да и ядовитые реплики Снейпа не радовали. Гарри куда больше нравились заклинания. Обычно второе место в списке занимали прорицания (он уже должен был погибнуть не меньше пяти раз, так что иногда украдкой проверял пульс — а вдруг все-таки умер и не заметил?), но теперь их сменила защита. И Биннс, и Далмош читали лекции одинаково монотонными голосами, но у первого хотя бы не было привычки весь урок стоять над партой Гарри.

Далмош, как казалось, задался целью вывести его из себя и вообще вел себя подозрительно, что было заметно не только Гарри. Если у других курсов уроки протекали более или менее нормально, то золотого мальчика Дамблдора старый профессор окружил чрезмерной, удушающей опекой. По всеобщему мнению, он ни на шаг не отходил от Гарри, чтобы не дать слизеринцам возможности даже косо посмотреть на него. В основном они занимались теорией, но раз в неделю профессор приносил какое-нибудь в меру опасное существо. Гарри всегда был последним, кто проверял на вялой, равнодушной ко всему после нескольких циклов наложения и отменения заклятий твари свои навыки. В лучшем случае «опасное животное» пыталось уползти в клетку, в худшем — зажмуривалось с обреченной покорностью.

Но на уроках все только начиналось. Далмош, казалось, тоже обладал волшебной картой Хогвартса или наложил на Гарри следящие чары. Слизеринец не натыкался на профессора разве что в душевой или в Тайной комнате. Далмош провожал его из класса в класс, а потом и до гостиной, он непременно находился где-то неподалеку, пока Гарри сидел в библиотеке, и щедро давал ему баллы уже за то, что великий и несравненный Гарри Поттер почтил класс своим присутствием. Учитывая, что передвигался профессор с большим трудом и часто нуждался в отдыхе, а Гарри старался быть вежливым и воспитанным, дорога зачастую занимала немало времени.

В общем, больше всего его поведение походило на изощренное издевательство. От разговора с глазу на глаз или — в крайнем случае — заклинания профессора спасал только его преклонный возраст. Сто пятьдесят с лишним лет это очень и очень много. Тринадцатилетний волшебник подспудно чувствовал, что ему просто не хватает опыта, чтобы правильно разобраться в происходящем. Хотя был в таком расположении и плюс: Далмош превосходно разбирался в рунной и кровной магии, магической теории, а также всегда готов был поделиться некоторыми секретами, которые явно относились если не к какой-нибудь родовой, то, во всяком случае, точно к запрещенной магии. Это казалось странным, но Крис философски заметил:

«Даже если кто и узнает, о чем вы беседуете, человека, учившего самого Дамблдора, никто в Азкабан не посадит. Тем более если он выглядит так, словно помрет еще по дороге на остров».

Скоро у Гарри появилась привычка постоянно носить с собой мантию-невидимку и передвигаться из класса в класс короткими перебежками. Крису это казалось забавным, а Саашшесс встревожено предложила «поглядеть» на одержимого старика, пока у детеныша не случился нервный срыв.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

* — С Рождеством, герр Гриндевальд. Позволите войти?

— С Рождеством. Пожалуйста, проходите, садитесь в кресло и чувствуйте себя как дома. Как вас зовут?

— Гарольд. Приятно познакомиться.

— Взаимно, мистер Гэральд. Ваш родной язык английский, не так ли? Вы говорите с акцентом.

— Вы правы, мистер Гриндевальд.