Избранные судьбой (джен)

Ничего не изменилось. Урожденная Ирнитхан, младшая жена почившего ныне вождя нескольких племен гуннов и мать нынешнего, с огорчением осознала это, спустя долгие седмицы похода увидев наконец сына. Храня достоинство, подобающее жене и матери воина и вождя, она ни словом, ни движением не выдавала беспокойства, не обращалась через шамана с вопросом к духам — будет ли успешным нынешнее вторжение и как скоро вернутся ушедшие с сыном воины.

Несмотря на подчиненное положение женщины, госпожа Ирни (как, по примеру усопшего мужа, звали теперь ее все) пользовалась уважением в племени, и ее гордый невозмутимый вид, полный уверенности в победе, вселял веру и в сердца остальных. Даже когда слухи, словно подлые мыши, вместе с вернувшимися воинами, разбежались из стойбища в стойбище, плодясь и обрастая невероятными подробностями. Она не придавала им значения, лишь ждала. И только боги знали, что на самом деле творится в ее сердце.

И вот наконец они вернулись. Потрепанные сражением и немилостью богов, изрядно поредевшие числом и напуганные превратностью злокозненной судьбы, — но все же вернулись. И с ними — он, главный и единственный человек в ее жизни, потеснивший в сердце даже покойного мужа. Тот, за кого более всего женщина беспокоилась и молила вечное Небо защитить и даровать силу. Ее сын, посягнувший, по примеру далеких предков, собрать воедино все силы гуннов, рассеянные по степи, и обрушить на врагов, подлинных и мнимых. И, по глубокому убеждению матери, способный на это. Если бы только...

Поправив укрывавшее волосы покрывало, убрав края его за спину, Ирнитхан поближе передвинула блюдо с ломтями вяленого мяса. И огорченно вздохнула, видя, с какой неохотой и равнодушием сын принялся за еду, а на налитый в рог кумыс и вовсе не обратил внимания. Напряженный хмурый взгляд желтых глаз то и дело обращался к пологу, и женщина хорошо знала, что именно привлекает его внимание. Да, ничего не изменилось за прошедшие шесть лун, как ни надеялась она на иное. Лишь прибавилось новых проблем, — она украдкой покосилась на недвижно висящую в перевязи правую руку воина.

— Баарук-чен... — робко начала она.

Шань Ю резко повернулся, отложив в сторону очередной кусок; в глазах мелькнули алые огоньки — отражение мелькающих средь углей очага язычков пламени.

— Я много раз говорил: не называть меня более так... — раздраженно начал он.

— Прости меня, сын мой и повелитель, — женщина покорно склонила голову. — Никто из твоих людей больше не услышит этого имени, великий Шань Ю. Маленький Баарук останется лишь в моей памяти.

Мужчина ничего не ответил. Чужих ушей и правда не было — Ирнитхан позаботилась об этом, отослав рабов и взяв на себя труд обслуживать его во время трапезы заранее приготовленными кушаньями. Что было, конечно же, неправильно, — чего стоит его звание и власть, если мать наравне со слугами исполняет черную работу? И Шань Ю обязательно скажет ей об этом, но не сейчас, позже. Иные мысли волновали его сейчас.

— Далеко ли нынче Много Лун? — хмуро поинтересовался он, принимая из рук Ирни рог. Немного отпив, опустил на колено, сжав ладонью, крепко, почти зло.

— В дальнем стойбище, за два дня пути отсюда, — тут же отозвалась та. Ирнитхан прекрасно знала, что сейчас, в пору смуты и неудачи, сыну ее как никогда нужна помощь и добрый совет — хотя он, гордый до невозможности, никогда в этом не признается. А кто мог посоветовать лучше, чем старый шаман Много Лун, получивший свое имя за долгий славный век и служивший еще отцу нынешнего правителя?

— Проклятье! — едва не расплескав кумыс, Шань Ю сделал резкое движение. Женщина поспешно забрала у него рог. — Что потребовалось ему в этой пустоши... и именно сейчас?

— Кто знает наверняка этих прорицателей и колдунов? — Ирнитхан сделала жест, защищающий от злых духов. — Ты прекрасно знаешь, сын мой, что шаман не подвластен никому, даже повелителю. Его воля — воля духов.

— Едва не приведших меня к постыдному поражению, — буркнул недовольно воин и ударил кулаком по колену. — А ведь старый проходимец предвещал мне победу! Что он скажет на этот раз?

— Об этом советую узнать у него самого, — женщина кивнула в сторону выхода. — Много Лун сам хотел повидать тебя, еще до отъезда, но не застал на месте. Ты так спешил осуществить свое возмездие...

— И ты прекрасно знаешь почему! — Шань Ю с силой стиснул ладонь в кулак, так что побелели ногти.

— Знаю, — Ирнитхан печально кивнула. — Но знаю также, что даже десять сотен вейнских голов не вернут мне моих внуков, а тебе покоя...

— Он и не нужен! — так же непримиримо и зло отозвался Шань Ю. — Если бы все мои воины были столь же непреклонны, мы давно бы стерли проклятых вейнов с лица земли.

— Как и этого мальчишку? — попыталась сменить тему Ирнитхан: кровожадные замашки сына никогда не радовали ее, сейчас же его упорство и вовсе граничило с безумием.

— Именно, — Шань Ю жестко сощурился, и сокол, клевавший на гвозде у входа свою долю добычи, оторвался от нее и взглянул на хозяина. — Этот сопляк украл у меня победу, но дорого заплатит за это. Уже сегодня.

— Может, лучше сначала встретиться с шаманом, а мальчишку приберечь до начала похода, — предложила женщина. И, многозначительно кивнув на раненую руку, продолжила поспешно, предвидя возражение. — Да, я знаю, что великого Шань Ю ничто не в силах остановить, но, по моему скромному разумению, лучше быть во всеоружии и не спешить, дабы победа была более полной.

Шань Ю помолчал, задумчиво поглаживая усы; женщина тоже не смела нарушить тишины. Она и так сказала много больше, пользуясь дарованным богами положением. Теперь же решение за повелителем, и можно все испортить, продолжая настаивать. Ей ли не знать, насколько упрям бывает Баарук-чен? Ирнитхан улыбнулась.

— Пожалуй, ты права, мать, — наконец согласно кивнул тот. И, отодвинув столик с недоеденным, одним движением поднялся на ноги. — И я последую твоему совету прямо сейчас.

— А пленника можешь оставить пока здесь, дабы он не замедлял твоего пути, — предложила Ирни, однако Шань Ю отрицательно мотнул головой.

— Возможно, Много Лун подскажет, как именно лучше с ним поступить, дабы удача снова не отвернулась от нас. Как и предатель Гайтана... — Шань Ю скрипнул зубами. — Они пожалеют об этом.

— Прости, сын мой, но ты был избран предводителем лишь на время похода, — осторожно напомнила Ирнитхан. И коснулась ладонью руки сына. — В мирные же времена каждый вождь — закон для своего племени. Вот если бы ты вернулся с победой...

— Не береди, мать, — тот раздраженно оттолкнул ее. — Так было ранее, теперь же все будет иначе.

И вышел из шатра, резко откинув полог. Под порывом сквозняка затрепетала, как живая, опушка меховой безрукавки, вспыхнули ярче чуть заметные язычки пламени в очаге. Женщина печально покачала головой.

— Все такой же горячий... и такой же гордый, — Ирни подбросила в очаг горстку аргала* и отряхнула руки. — Как и подобает вождю, — она вздохнула. — Храни тебя Тэнгри-хан!

_________________

* аргал, он же кизяк — сухие коровьи и конские лепешки, часто применяемые в качестве топлива в степи