Избранные судьбой (джен)

Все свершится сегодня. Старый шаман, прозванный соплеменниками Много Лун за почтенный возраст, знал это. Знал еще прежде, чем пыль из-под копыт коней повелителя гуннов и его воинов заклубилась близ горизонта, а их черные против бескрайнего неба фигурки стали различимы и узнаваемы. Знал не потому, что он получил знак от богов или умел предсказывать будущее — хотя соплеменникам лучше верить в это. Нет. Лишь потому, что он хорошо знал Шань Ю. Знал и верил в него едва ли не больше его воинов.

Когда-то, много лет назад, несмышленым мальчишкой, Много Лун носил иное имя. Красивое и звучное или же невзрачное, как пыль под ногами? Он не помнил. Иная жизнь, до того, как он стал провозвестником богов, подернулась дымкой, истерлась в памяти. Чужая жизнь, словно бы случившаяся не с ним, прошедшая за много перестрелов от этих мест. Много Лун не любил ее вспоминать, и мало-помалу она осталась позади, укатилась перекати-полем за горизонт. Да и некому, нечему было напоминать о ней теперь. Что ж, хвала духам предков и великому Тэнгри-хану.

Шаман знал, что с предводителем (молодым и несмышленым, с высоты лет Много Лун) было иначе. Есть вещи, что никогда не стираются в памяти, шрамы-метки, оставленные судьбой. Каждый воин носит их в душе и на теле, как знак перенесенных испытаний, клеймо или же почетный тотем. Кому как суждено...

Еще со времени воцарения в попытке вернуть кочевому народу былое величие Шань Ю, принявший это гордое звание вместо кровного имени, держался в стороне от соплеменников. Его ярость и боевой дух, сила и бесстрашие восхищали воинов. Каждый из них верил в непобедимость вождя, в то, что во время сражения в него вселяется дух предка-волка.

И лишь один Много Лун знал о причинах этой неудержимой волны, несущей Шань Ю от стойбища к стойбища и далее, за линию горизонта, где почти невидимой лентой протянулась Великая стена. Знал о том, чем манит к себе вождя и воспитанника богатая земля вейнов, что притягивает со страшной силой, вопреки обычной осторожности и рассудительности. Знал то, что не суждено, да и небезопасно было проведать любому иному. Нет, Много Лун не был награжден богами бессмертием, как порой болтали меж собой женщины, и приближенное положение к повелителю не было гарантом в случае очередной вспышки гнева. И все же старый шаман не боялся.

Как и положено Говорящему-с-богами, он держался в стороне от суетных повседневных дел и жизни клана Волка, и все же первым узнал о приближении отряда. Позже соплеменники назовут это озарением или чудом. Много Лун не станет возражать. Все, что ни есть, вершится на этой земле по воле богов, и это уже чудо. Какими бы причинами оно ни объяснялось.

* * *

Откинув кожаный полог шатра, Много Лун стоял, наблюдая за воцарившейся в стойбище суматохой. Самая отдаленная из стоянок гуннов, севернее которой — лишь почти лишенные воды и тени пустоши и солончаки, куда лишь изредка, дождливым летом пригоняют скот. Шань Ю наведывался туда только единожды, собирая армию для вторжения на земли вейнов, оттого его неожиданное прибытие теперь стало поводом кривотолков и пересудов.

Шаману не было нужды прислушиваться к ним. Острое зрение его без труда различало и малое количество воинов, сопровождавших вождя — слишком малое для повелителя всех гуннов, как горделиво приказал называть себя Шань Ю перед походом на Китай; и довольно потрепанный вид последних.

Что произошло в долгом пути, Много Лун не ведал — но знал, что это откроется в течение недолгого времени. Он проследил взглядом за худощавым воином, который вез в седле мальчишку. Непривычное одеяние и явно затравленный вид последнего выдавали в нем чужака. Вейнский солдат... чудо, что он вообще еще жив. Много Лун тяжело вздохнул. Что-то в обличии пленника показалось ему странным, непривычным, но что именно — сказать сразу было невозможно. Должно быть, чересчур юный возраст.

Впрочем, задумываться об этом было некогда: от группки воинов отделился один, в котором шаман без труда признал предводителя. И вернулся в шатер, готовясь к предстоящему разговору. Много Лун наверняка знал, что будет он непростым. Но еще есть время приготовиться и, быть может, получить нужные ответы.

* * *

Впрочем, это можно было предположить по хмурому виду Шань Ю, его резким размашистым движениям. Поприветствовав шамана коротким кивком, он присел у очага. На какое-то время повисло молчание, напряженное, тягостное.

— Рад видеть тебя вновь, сын мой, — первым нарушил молчание Много Лун. Пошевелил палочкой угли в очаге, и те вспыхнули ярче, распространяя сильный травяной запах. В полумраке шатра рослая крепкая фигура гостя казалась валуном, непрочно лежащим на склоне ущелья — то же отчетливое ощущение мощи и опасности. — Судя по всему, вы вернулись не с добрыми вестями, — шаман слегка склонил голову, и обереги на поясе глухо стукнули друг о друга.

Конечно, он не приходился ни отцом, ни даже двоюродным дядей Шань Ю, хотя и многие в стойбище были связаны крайне запутанными семейными узами. Однако провозвестник воли богов был единственным, к чьему мнение хотя бы немного прислушивался и кого уважал… Тем более что старый шаман был мудр и давал ценные советы.

— Именно, — предводитель гуннов мрачно кивнул, глядя на пламя очага. — Со мной все, что вернулись живыми. Из всей армии. Я вернулся за подкреплением… кстати, хотел бы знать, где Гайтана с обещанными тремя тысячами? Они уже давно должны быть здесь. Как и обещанное тобой благоволение Тэнгри-хана.

— Не могу знать, — старик покачал головой, последнюю же издевку пропустил мимо ушей. — Боги не всегда открывают нам сразу то, что мы желаем узнать. Но со временем тайное станет явным.

— Непременно станет, — со скрытой угрозой пообещал Шань Ю. — Я отправил за ним гонца и, если изменник вернулся в свои земли, уже должен достигнуть его.

Много Лун качнул головой, но ничего не сказал. Видения, данные духами, посещали его нечасто — но сейчас он совершенно отчетливо знал, с каким ответом вернется посланник. Точнее, уже вернулся: если только не изменяет память, шаман видел его на окраинах поселения. И то, что он не рискнул сразу подойти к повелителю с донесением, уже говорило о многом. Но вот стоило ли говорить об этом Шань Ю прямо сейчас? Вопрос не менее резонный.

— Он может задержаться, — счел нужным, однако, предупредить старый шаман. — Порой воля богов не такова, какой нам кажется.

Последние слова Шань Ю поначалу оставил без внимания, но затем, словно очнувшись, резко подался вперед. Воля богов... Уж не та ли, о которой толковал старый проходимец, провожая его в поход? По словам шамана, все предвещало удачу, но где она сейчас? В жалкой горстке воинов, едва уцелевших после лавины? В сорванном наступлении, сулившем им победу? В его собственной немощи?

Шань Ю зло скрипнул зубами; правая, покалеченная рука, все еще лежащая в лубке, сжалась в кулак, медленно, неохотно, словно не желая повиноваться хозяину. Еще одно лишнее напоминание, сколь непрочно все в подлунном мире.

— Не спеши, — посоветовал ему внимательный Много Лун. — Ты невероятно силен и вынослив, повелитель, но даже твоему телу требуется время на восстановление. Спешка может слишком дорого стоить тебе. Ты же знаешь обычаи...

— Знаю, — процедил Шань Ю сквозь зубы. Но прежде, чем успел добавить что-то еще, полог отошел в сторону, и на границе света и полумрака шатра появился ожидаемый посланник. Прищурившись, он подслеповато всматривался в темноту, не различая в ней никого.

— Говори, — приказал Шань Ю, поворачиваясь в его сторону.

— Прошу прощения, повелитель, — воин склонил голову, явно не решаясь смотреть в глаза командиру. — Но мне не удалось выполнить ваш приказ. Гайтана отказался последовать за мной прямо сейчас. За время его отсутствия границы его владений нарушил соседний клан, и...

— Так он отказывается подчиниться? Мне, своему повелителю? — голос Шань Ю был более похож на рычание озлобленного зверя; он подался вперед, и воин испуганно попятился. Да, когда он желал того, Шань Ю был страшен и мог запугать кого угодно. Но не старого Много Лун, знавшего его с детства.

— Не вини своего воина, повелитель, — рискнул вмешаться он. — Он сделал все, что мог. Гайтана сомневается в твоей способности править, как прежде, крепко держать в руках вожжи. И ты знаешь, что у него есть для этого причины.

Вместо ответа Шань Ю посмотрел с ненавистью и горечью на неподвижную руку. Правую, которой привык держать меч и спускать лук. Если ушибленный в падении хребет мало-помалу отошел, и ноги уже не подводили его, заставляя взять вынужденную передышку, а на боль в висках и тошноту при перемене погоды можно было не обращать внимания, то рука — дело другое. Воин, не способный удержать оружие, не может быть воином. А уж тем более вождем.

— Ступай, — Шань Ю мотнул головой, но дополнительно приказа и не требовалось. Воин исчез в мгновение ока, лишь колыхнулся полог входа, впуская в шатер отзвуки голосов, конского ржания, бледные солнечные лучики.

Ясный солнечный день. Один из многих, проходящих за плотными войлочными стенами шатра. Мир, живущий своей жизнью, независимо от него. Непокорный, неправильный...

— Ты отправишься к нему сам? — спросил Много Лун, выждав некоторое время. Он не слишком одобрял излишнюю воинственность, но редко противился намерениям Шань Ю. Но явно не сейчас, что бы тот ни думал о себе. Единственная оплошность может стать последней.

— Слишком много чести для предателя, — процедил сквозь зубы Шань Ю, вновь поворачиваясь к нему. — Он приползет сам, не будь я Шань Ю.

— Ты прав, сын мой, — шаман одобрительно кивнул, про себя облегченно выдохнув. — Намного лучше для тебя провести встречу на своей территории.

— Это вовсе не трусость, — поспешил добавить он, заметив, как резко вскинулся его собеседник. — Мудрый правитель знает, когда время идти в атаку, а когда — выждать в засаде. Всему свое время, сын мой. Наши предки жили набегами, но время войны у них всегда чередовалось с перемирием.

— И ты знаешь, чем это закончилось, — буркнул Шань Ю.

— Знаю, — шаман кивнул, — а также знаю, чем закончится твоя жажда крови, жажда мести. Однажды она ослепит и погубит тебя, повелитель. И у нашего народа не будет более достойного правителя. Прошу тебя, остановись, пока не...

— Довольно, — рыкнул тот. Рывком поднялся на ноги, сделал несколько широких шагов до стены шатра и вернулся на свое место. — Ты не смеешь указывать мне, старик.

— Твоя правда. Я могу лишь предупредить.

Шань Ю повернул голову, глядя на шамана вполоборота. Падавший рыжеватый отсвет очага делил его лицо на две половины, и правая, затененная сторона удивительным образом напоминала ястреба.

— О чем?

— Белый жеребец, посвященный Тэнги-хану, когда ты вопрошал его об исходе похода, умер.

В наступившей тишине было слышно шипение головешки, выкатившейся из очага. Много Лун посохом закатил его обратно. По-прежнему не говоря ни слова, зная, что это лишь затишье перед бурей.

— Почему ты молчал?!

— Он умер через день после вашего выступления, — возразил шаман. — Даже пожелай, я уже не сумел бы вас догнать. Я ничего не мог поделать. Но могу предупредить тебя сейчас.

На какое-то время вновь воцарилась тишина. За стенкой шатра заржал конь. Шань Ю поднял голову, прислушиваясь, машинально разглаживая пальцами складку на рубахе. Его новый любимец, получивший звучное гордое имя? До начала похода неплохо бы приручить его, даром богов не стоит пренебрегать.

Много Лун спокойно ждал, не сдвигаясь с места. Да, Шань Ю подчас нетерпелив и подвержен вспышкам гнева, особенно с того рокового дня, ставшего отправной точкой его пути к власти. Однако он не глуп и навряд ли станет приносить себя — и все, чего удалось достичь, — в жертву минутному порыву. По крайней мере, шаман сильно на это надеялся.

Неожиданно вспомнив что-то, Шань Ю повернулся, и в желтых волчьих глазах блеснули огненные язычки.

— Я привез пленника, чтобы принести его в жертву Тэнгри-хану и тем самым умилостивить его. Может быть, в следующий раз мне улыбнется удача. Но лишь в твоей власти узнать, примет ли его в жертву Тэнгри-хан, или ему угодно иное.

— Пленник — это, должно быть, тот мальчишка на седле у твоего воина? — вопрос звучал скорее как утверждение, шаман задумчиво погладил седую бородку, затем подбросил дров в костер. Что-то в пленнике показалось ему странным, хотя старик и не знал наверняка, что именно. Да и боги, к которым он обращался сразу после прибытия Шань Ю, на вопрос ответили крайне туманно. Проще было проигнорировать и ответить так, как пожелает его жестокосердный повелитель. Проще… Но Много Лун не искал простых путей.

— Я вопрошал о нем духов, но они не ответили мне, — после длинной паузы ответил наконец он. — Единственное, что ясно наверняка — что они не напрасно послали к нам этого мальчишку. И что он далеко не так прост, каким кажется на первый взгляд. Судьбы ваши переплетены, но с какой именно целью — пока неясно.

— И что ты предлагаешь? — Шань Ю выглядел откровенно раздраженным, что не удивило шамана.

— Оставь его мне, — предложил неожиданно Много Лун. — Моего помощника три седьмицы назад укусил бешеный волк, и мне не помешает толковый и расторопный раб. За это время туман, связанный с ним, должен рассеяться.

— Он не сумеет сбежать, даже если пожелает, — добавил он, усмехнувшись. — В наших диких местах для него это равносильно самоубийству, а он не кажется глупым. И я стар, но не настолько слаб, чтобы не сладить с заморенным мальчишкой.

— Будь по-твоему, — Шань Ю согласно кивнул. — Пусть остается пока у тебя. Ты же, — в голосе вновь прозвучала угроза, — на сей раз не медли с ответом. Он нужен мне в ближайшее время.

— Как решат духи, — шаман слегка развел руками. — Ты знаешь, я не властен над ними. Как и ты.

Пробормотав что-то неразборчивое, Шань Ю вышел из палатки. Порыв ветра, ворвавшийся в нее, раздул пламя. На стенах качнулись тени, огромные, изломанные, страшные. Много Лун не присматривался к ним. Он верил знамениям, посланным духами, но толковать их предпочитал все же сам.