Избранные судьбой (джен)

Ясное голубое небо над острыми макушками шатров затянула дымка — бледная, клубящаяся, обманчиво неверная, как туман над болотом. А может, она лишь привиделась... Мулан не знала, но происходящее в небе мало ее волновало. Промерзшая во время дождя пленница никак не могла согреться и, в конце концов, устав ждать и бояться привлечь к себе внимание, выползла из тени на освещенный солнцем пятачок. Обсохнуть, а заодно и оглядеться в поисках чего-либо для защиты.

Мало-помалу ей стало теплее, зубы перестали стучать, а пальцы — предательски дрожать. Однако ничего подходящего, даже завалящего камушка или черепка, так и не нашлось. Опустившись на колени и щурясь против яркого солнца, Мулан терпеливо обшаривала пальцами подсыхающую глину возле шатра, стараясь не отдаляться от него.

Поначалу она вздрагивала, заслышав хотя бы вдали чьи-то шаги, но мало-помалу перестала. Солнце сильнее согревало почти высохшие темные волосы, а движения становились все более неуверенными и ленивыми; картинка перед глазами покачивалась в такт им. Тело казалось чужим. Конец? Сейчас не страшило даже это. Страх, сожаление, тревога — все осталось по ту сторону тела и мыслей. Окружающий мир словно бы отдалился, казался нереальным, как мир духов. Может, это он и есть?..

Прищурившись, Мулан оглянулась на шатер, оставшийся по левую руку, — и, потеряв равновесие, упала на четвереньки. Шумно вдохнула воздух пересохшими, словно посыпанными песком губами. Темный силуэт, отделившийся от шатра, направлялся в ее сторону — и следовало, наверное, отшатнуться, закричать или же, напротив, замереть в гордом ожидании. Кем бы ни был незнакомец — а припомнить его Мулан по обличию так и не смогла — он нес с собой смерть. Но страха по-прежнему не было. Может, потому что это оказался не Шань Ю — а страшнее его ничего быть уже не могло?

Пришелец подошел совсем близко, и только сейчас Мулан рассмотрела, что был он уже стар и не столь грозен. Длинное одеяние, похожее на халат, почти касалось земли; на поясе покачивались с негромким стуком многочисленные обереги и черепа мелких зверьков; оттороченная мехом высокая шапка придавала вид величественный, несмотря на невысокий рост, длинные спутанные седые волосы и темные, словно прокопченные щеки. Глаза на их фоне казались совсем светлыми, зоркими, как у хищной птицы. Сокола...

Вздрогнув всем телом, Мулан наконец сообразила, кем был таинственный пришелец. Проклятый вожак гуннов говорил про жертву своему нечестивому богу — а это, должно быть, его служитель. Шаман, колдун и прорицатель. Именно он заберет ее жизнь, да не только жизнь — саму душу. Она навеки станет пленницей кровожадного Тэнгри-хана.

— Нет! — сипло воскликнула она, не успев удивиться севшему, почти чужому голосу, отпрянула назад, больно ударившись о столб, к которому и была привязана. Попятилась назад, неловко, по-крабьи, не сводя расширенных от ужаса глаз с шамана. Оружия при нем Мулан не заметила, но кто знает, в каком из многочисленных подвесных кармашков и складок халата оно может таиться? Эти дикари не расстаются с оружием, это-то Мулан успела узнать наверняка.

Много Лун покачал головой, замедлил шаг, быстро поняв, что именно вызвало такой панический страх. Не было смысла еще сильнее пугать и изматывать мальчишку, и без того находившегося на грани беспамятства. Воля духов насчет него еще неизвестна, а значит, его жизнь может послужить роду и великому Шань Ю.

Из-за соседнего шатра показалась рабыня, несшая сосуд с кумысом. Много Лун кивком приказал ей приблизиться с противоположной стороны. Мальчишка-пленник не видел ее и, уперевшись в ноги женщины, неуклюже шарахнулся прочь. Кожаный шнур, державший его, натянулся, и он растянулся на земле, уткнувшись в грязь лицом. Но тут же оттолкнулся, поднимаясь на локтях, собираясь вскочить, пусть даже из последних сил.

Позволять ему это Много Лун не собирался. Он приказал женщине следить за пленником, сам же скрылся в шатре, чтобы вскоре вернуться с полной чашей в руках.

Вернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как рабыня пытается уговорить, успокоить взъерошенного пленника. Тот недоверчиво косился на нее, прижавшись к стенке шатра и сжав в кулаки тощие руки.

— Он не причинит тебе зла, — неуверенно повторила она, подняв глаза на шамана. Мальчишка тоже оглянулся в ту сторону.

— Мне не нужна твоя смерть, — медленно, размеренно проговорил Много Лун, всматриваясь в глаза пленника, словно пытаясь загипнотизировать. Худощавый, растрепанный и перепачканный в глине, он выглядел совсем ребенком, но горящий на дне темных глаз огонь говорил об ином. Маленький пленник был врагом, отнявшим, по словам Шань Ю, жизни многих их воинов. Его непросто будет приручить, но когда славное дело давалось легко?

— Духи привели тебя в наше стойбище, — продолжал шаман. Сделал еще один шаг в сторону пленника. Тот дернулся, но остался на месте, лишь тонкие пальцы с силой вцепились в ремень. — Лишь им решать твою судьбу. И явно не сегодня. А до того тебе потребуются силы.

И с этими словами Много Лун протянул пленнику чашу. Тот замер на месте, недоверчиво косясь то на старика, то на посудину. Незаметно облизнул губы, вызвав улыбку шамана. Затем осторожно протянул руку.

Какое-то время Мулан колебалась, стоит ли принимать подношение, но совсем недолго. При виде воды (или какая там жидкость была в чаше) жажда проснулась с новой силой, стала почти невыносимой. Даже если это окажется отрава — пусть. Все лучше того, что есть сейчас.

Девушка протянула руку, но та сильно дрожала и едва не выронила чашу. Женщина, про которую Мулан почти успела позабыть, помогла удержать ее. Жидкость и правда оказалась водой, чуть сладковатой, отдающей травами. Мулан проглотила ее буквально за секунду, разочарованно застонала, глядя на пустую посудину.

В голове немного прояснилось, и она вспомнила, что надо бояться старика-шамана. Да и женщины, что наверняка служила ему. Но жажда оказалась сильнее, и когда Много Лун попытался забрать чашу, Мулан не отпустила ее.

— Еще, — прохрипела она, на удивление крепко вцепляясь в чашку. Грязные обцарапанные пальцы почти побелели. — Пожалуйста.

Женщина обхватила ее за плечи, удерживая на месте; Мулан зло толкнула ее локтем, но промахнулась. Проклятая слабость! Казалось бы, от воды должно было прибыть сил, но их словно бы убыло. Удержать равновесие, и то было непросто.

Старый шаман, однако, с не менее удивительной уверенностью и силой забрал посудину.

— Не все сразу, — он перехватил руку девушки. — Слишком много не пойдет тебе впрок. Чуть погодя получишь еще. Ровно столько, сколько потребуется. Твоя смерть мне не нужна.

Последние слова Мулан слышала словно через толстое стеганое одеяло. Должно быть, старик все же подмешал в свое зелье какое-то дурманящее снадобье... лишь бы не яд... хотя, собственно, уже не важно.

— Хо... о... со, — выдавила она через силу и осела на землю, прямо на том же месте.

Старик неодобрительно покосился на солнце: оно едва миновало зенит и теперь все увереннее заглядывало за шатер. Лучи его уже касались обтрепанной обуви пленника, а скоро доберутся и до головы...

Наклонившись, Много Лун перехватил маленьким кинжалом кожаный ремень, удерживающий Мулан на месте.

— Неси сюда, — приказал он замершей на месте от страха рабыне. И, видя ее неуверенность, добавил: — Повелитель Шань Ю отдал пленника мне, мне и решать, как с ним поступать.

Та торопливо, угодливо закивала, подхватила бесчувственную Мулан поперек тела и потащила под сень палатки, принадлежавшей шаману.

— Худенький какой, Шамаш помилуй... — донеслось до него уже изнутри шатра.

Много Лун грустно улыбнулся. Чему дивиться? Чудо, что мальчишка вообще дожил до этого дня. Шань Ю назначал его в жертву Тэнги-хану и, шаман знал это точно, не до конца отказался от этой затеи. С большим трудом удалось уговорить его подождать с осуществлением своего замысла. Хвала Тэнгри-хану, повелитель не задержался надолго, спеша осмотреть свои владения, впервые надолго оставшиеся без хозяина. И вернется, скорее всего, небыстро. Что ж, что ни делается — к лучшему. Так или иначе.