Только не опять (гет)

(В главе есть неприятные моменты, так что особо впечатлительным людям может быть не по себе)

* * *

Его будто бы не существовало или он попросту долго спал, чтобы однажды проснуться и быть. Легкой дымкой, невесомым туманом он стелился по улице, упиваясь ощущением того, что просто способен что-то чувствовать и мыслить. О да, он чувствовал и сейчас определенно мог считать себя живым. Он был везде и нигде, плыл вдоль невзрачных домов и заглядывал в окна, оставаясь невидимым для их обитателей. Большинство людей мирно спали в собственных кроватях. К его негодованию, эти жалкие существа явно были трусами, предпочитающими не существовать оставшееся до пробуждения время. Они ворочались с боку на бок, видя свои глупые сновидения, когда он был способен меньше чем за минуту сделать так, чтобы они уже никогда не проснулись.

Злость. Он чувствовал злость, и она требовала немедленного выхода. От злости он будто наливался свинцом, становился тяжелее и в какой-то момент даже смог обрести телесную форму. Остановившись возле двери, ведущей в местный бар, откуда доносились пьяные возгласы, уже через секунду он ощущал себя практически естественно в новом состоянии. Во всяком случае, когда-то знакомое тело было вполне привычным, и теперь, переступив с ноги на ногу, он криво улыбнулся своему отражению, которое не видел чуть ли не двадцать лет. Черный плащ с капюшоном, белая маска с витиеватым, немного жутким узором, появившаяся на лице, стоило только о ней подумать, вызвали приятную ностальгию. А вот брюки и черные ботинки, будто испачканные кровью, заставили испытать новый прилив злости. Молодым он себя не ощущал, и тело удобно подстроилось под нужный, по его мнению, возраст. С нескрываемой радостью он дотронулся до шрама на руке и затем прислонился спиной к стене бара, едва ли не сливаясь с ней в темноте переулка. Заходить внутрь заведения было опасно, но он просто нутром чуял, что сегодня ему улыбнется удача. Впрочем, вопреки его ожиданиям, пьяные не спешили бежать на улицу выяснять отношения и в течение получаса из бара никто не вышел. Злость заполнила его без остатка, и, увидев несколько крыс, копошащихся возле мусорных баков, он с нескрываемым удовольствием неслышно подошел к ним сзади и, обездвижив грызунов взмахом руки, медленно наступил им на головы, не испытывая ни малейшего намека на жалость. Выйдя из переулка, он устремился вниз по улице.

Сегодняшняя ночь была первой, когда он вдруг почувствовал себя свободным и хоть сколько-нибудь живым. Сейчас ему совершенно не хотелось терять это ощущение глобальной вседозволенности, и судьба определенно была с ним солидарна, решив подарить добычу покрупнее, чем парочка грязных крыс. Раздавшийся где-то неподалеку сдавленный женский крик взбудоражил каждую клеточку его тела и заставил обратиться в слух. Еще секунда, и, вновь став туманом, он в мгновение ока оказался на месте происшествия.

Все было до банальности, до скуки просто. Местный алкаш уже успел расстегнуть свои засаленные вонючие брюки и теперь активно елозил грязной рукой между ног молоденькой девушки, так не вовремя возвращавшейся с ночной смены на местной фабрике. Девушка уже охрипла от крика, но на помощь к ней по-прежнему никто не спешил. Кроме него.

Он смотрел на окутавший насильника туман и понимал, что ему практически не пришлось ничего делать. Он просто упивался чувством забытой сладости от ощущения власти над чужой жизнью. От паники пьяницы было до неприличия приятно, и, проникая все глубже в тело и сознание жертвы, он с нескрываемым удовольствием слышал, как ломаются кости, как лопаются вены и в конце концов разрывается от ужаса сердце. Через несколько секунд все было кончено. Снова приняв человеческий облик, он видел, как девушка, онемев от ужаса, смотрит на то, что осталось от еще минуту назад пытавшегося изнасиловать ее мужчины, и медленно отползает от этой бесформенной кучи.

Заметив его присутствие рядом, едва справлявшегося с желанием завершить начатое насильником, она сдавленно вскрикнула и, спешно одернув задранную юбку, поднялась и убежала не разбирая дороги. Чувствуя в воздухе запах ее страха, он с улыбкой вдохнул его как можно глубже и, полностью удовлетворенный, растаял и перестал существовать до следующего своего пробуждения.

* * *

В доме Снейпов наступило спокойствие. Эйлин была безмерно рада видеть, что отец с сыном наконец нашли общи язык. Да и Северус, казалось, вновь стал прежним и с головой ушел в изготовление зелий. Впрочем, помогать сыну Эйлин не хотелось, и она даже толком не знала, чем именно он занимается, наивно полагая, что в котлах готовятся зелья для экзаменов по школьной программе. Тобиас же с того не известного жене разговора по душам с сыном, казалось, вновь вспомнил о своем увлечении химией и теперь все свободное от работы время торчал в импровизированной лаборатории, обустроенной в подвале дома. Иной раз Эйлин казалось, что от нее скрывают что-то важное, но, уставая на работе и, наверное, не желая ничего менять, она просто махнула на это рукой. Сейчас к ней никто не лез, и это было главным. Последнее время можно было даже не готовить еду — Северус сам вставал к плите, когда это было необходимо, и теперь она могла все свободное время посвятить книгам или любимым ток шоу. Слушая, как муж и сын о чем-то возбужденно говорят в подвале, Эйлин вдруг осознала, что наконец-то чувствует себя счастливой.

А вот сам Тобиас то и дело ловил себя на мысли, что Северус рассказал ему не всю правду. То, каким счастливым сын выглядел, поначалу заряжало радостью и самого Тобиаса. Ему нравилось помогать варить сложные зелья и, нарезая коренья, краем глаза наблюдать за удивительной реакцией в котле при добавлении новых ингредиентов. Он с удовольствием слушал все объяснения сына, который, к гордости отца, оказался весьма неплохим учителем. По признанию Северуса, он и сам не ожидал, что такая тонкая наука, как зельеварение, окажется интересна и открыта для понимания магглу, даже если он когда-то учил химию.

Но все же к середине ноября Тобиас больше не мог закрывать глаза на определенные странности. Северус был чересчур довольным от мысли, что скоро пустит под откос карьеры именитых алхимиков. Опубликованные в прошлом месяце две пробные статьи вызвали небывалый успех и резонанс в среде зельеваров, и теперь Северус готовился нанести более крупный удар по гордости коллег. Слушая его разговоры о том, что противопростудные зелья — детский лепет, Тобиасу иной раз даже становилось страшно от того, с какой нежностью сын говорит о способности усовершенствованного яда постепенно убивать человека. В тот же момент разработка антидотов вызывала у Северуса вполовину меньше эмоций, и к ним он относился как чему-то формальному и очевидному. Иной раз создавалось впечатление, что темные искусства и все, что так или иначе связано с пытками и смертями, приводит сына в странное состояние радости и веселья.

― Сев, а почему именно яды? ― не выдержал Тобиас, в очередной раз услышав о жидком аналоге заклинания круцио. Само существование подобного заклинания приводило его в ужас, а уж изобретать зелье, по его мнению, было чем-то из ряда вон выходящим.

― Потому что для качественной проверки противоядия нужно сперва сварить яд, ― пробубнил Северус, увлеченный процессом, по карманным часам отслеживая секунды, чтобы убавить огонь под котлом, ― а что?

Подкрутив колечко горелки, он уменьшил огонь под котлом и заинтересованно поглядел на отца. Теперь, когда внезапным образом Тобиас закрепился в роли его ассистента, в доме даже стало гораздо меньше скандалов, и Северус не мог не радоваться, видя, как родители ладят друг с другом. Кроме того, его бесконечно удивляло, что отцу по-настоящему интересна алхимия, а от его помощи есть толк.

― Да просто ты так разливаешься обо всем таком, ― смущенно произнес Тобиас, ― ну, меня малость пугают твои познания в области темных… Темной… Всего темного!

От волнения он вскочил с табуретки и поспешно передал Северусу требуемую деревянную ложку.

― То, как ты радуешься предстоящему триумфу, конечно, здорово. То, что две твои статьи по лекарственным зельям имели оглушительный успех, меня тоже радует, но глаза у тебя горят только лишь, когда речь заходит о чем-то ужасном… ― неуверенно закончил он и стушевался под взглядом сына. Зная о его настоящем возрасте, Тобиасу иной раз было очень неловко спорить или даже повышать голос.

― Магглам свойственно бояться необъяснимой темной магии, ― шелковым голосом, чуть ли не с нежностью произнес Северус. ― Это нормально. Ты можешь уйти отсюда, но, поправь, если я ошибаюсь, ты сам вызвался мне помогать.

Закончив помешивать зелье, он удовлетворенно понаблюдал за тем, как оно приняло нужный оттенок, и, добавив несколько капель чемерицы, накрыл котел крышкой. Закончив с зельем, он перевел взгляд на отца, который теперь выглядел не таким уверенным в себе.

― Нравится, ― кивнул Тобиас и нервно обхватил себя руками. Что-то в интонации и взгляде сына пугало его до дрожи. Ему даже показалось, что на несколько секунд рука Северуса опасно сжала серебряный разделочный нож, а сам он вдруг стал выглядеть куда старше шестнадцати. ― Я просто волнуюсь за тебя. Знаешь ли, так и отравить кого недолго. В порядке эксперимента.

Северус, казалось, на секунду остолбенел и словно что-то вспомнил, но качнул головой и пожал плечами.

― У тебя вот ружье есть, но ты даже на охоту с ним не ходил ни разу в жизни, ― усмехнулся он, ― иметь — не значит использовать. Это, ― он показал рукой на пузырьки с ядами, ― лишь для того, чтобы продемонстрировать действие антидотов. Возможно, именно таким образом я смогу изменить историю, и с моими зельями войны вообще не будет. Если каждый будет иметь в арсенале защиту от непростительных заклятий, то и употребление их снизится.

Тобиас кивнул, признавая логичность этого объяснения. Окинув взглядом лабораторию, он вдруг вспомнил о еще одной мысли, крутившейся в голове несколько недель. Говоря о прошлом, сын каждый раз неосознанно строил фразу так, будто они, его родители, умерли много лет назад.

Северус тем временем отвернулся к котлу и беззвучно выругался. Он и сам замечал, что чересчур увлекся и сделал ядов куда больше, чем нужно. В то же время он не мог не признать, что тестирование готовых зелий на подопытных крысах, пойманных на ближайшей помойке, приносит давно забытое чувство темного удовлетворения. Видя, как очередная подопытная заходится в неистовом писке, Северус ощущал некое подобие триумфа от осознания собственной силы и вспоминал, как в самом начале войны он, в компании двух других зельеваров, тестировал яды на подопытных волшебниках. Тогда, до рокового случая с Лили, заставившего пересмотреть все свои принципы и поступки, Снейпу действительно не казалось, что он делает что-то ужасное. Тем не менее делиться с отцом своими мыслями и воспоминаниями он не спешил. Северус вообще старался как можно меньше говорить о своем прошлом, обходясь лишь общими фразами, и сейчас решил не отступать от традиции и поспешно сменил тему.

― Кстати говоря, ты не считаешь, что стоит уделять маме побольше внимания? ― будто бы между прочим спросил Северус. ― Это зелье уже практически готово, и ты вполне можешь посвятить время семье. В конце концов, семейная жизнь — это не только ругань и совместные просмотры телешоу. Сходили бы в кино, к примеру…

Тобиас нахмурился и поджал губы. Их брак с Эйлин его полностью устраивал, но, временами при взгляде на счастливые парочки, гуляющие вдоль реки, ему становилось не по себе. Они с женой никогда не гуляли, а последнее время даже не находили общих тем для разговоров. Иной раз ему вообще казалось, что Эйлин только рада, что муж пропадает в лаборатории и все их общение сводится к постели, а точнее, к простому совместному сну с редкими моментами близости.

― Ты всегда так говоришь, будто мы уже давно умерли, ― вместо ответа произнес Тобиас. ― Если есть хотя бы какая-то возможность избежать этого, я с радостью тебя выслушаю. А что касается наших с Эйлин отношений, ― он прерывисто вздохнул, ― мы любим друг друга, и все остальное не так уж и важно. Наверное.

Ответ отца заставил Северуса задуматься. Он вновь медленно повернулся к Тобиасу и, задумчиво глядя на него, кивнул.

― Многие из тех, с кем я сейчас общаюсь, для меня давно умерли, ― осторожно начал Северус, ― но, думаю, будет полезным попросить тебя продать машину. Я не знаю, существует ли судьба, а проверить возможности еще не представилось, но все же попробовать стоит.

Тобиас ожидаемо сник и в отчаянии провел рукой по волосам. Правда, разбившая надежды на долгую жизнь, оказалась для него шокирующей и неприятной настолько, что вызвала вполне реальную тошноту.

― Завтра же, ― сдавленно кивнул Тобиас. ― Сколько нам осталось?

― Я предупрежу тебя, и все будет в порядке, ― на удивление тепло ответил Северус и впервые с момента своего появления в прошлом искренне похлопал отца по плечу. ― Может, я и попал сюда, чтобы и вы с мамой имели второй шанс? Иметь адекватных родителей приятно в любом возрасте, ― он усмехнулся, сам от себя не ожидая такого признания. Раньше Северус ни за что на свете не поверил бы, что захочет помочь отцу, но теперь, когда они наладили общение, он искренне не хотел снова остаться один.

Тобиас, несколько обрадованный обещанием, воспрянул духом и даже несмело улыбнулся.

― Помнится, ты все собирался рассказать мне про тот обряд, что помог вернуться в прошлое, ― произнес он будто бы между прочим. ― Вдруг он и мне поможет?

― Вряд ли. Для этого надо быть волшебником, ― осадил отца Северус, ― но рассказать могу. Обрядов было несколько, и совершал я их не один… Впрочем, я уверен, что Септима выжила, и мне даже жаль, что она так и не узнает о собственной правоте. Она была бы рада, ― сказал он и печально улыбнулся, ощутив, как соскучился по коллеге.

― И кем она тебе была? ― поинтересовался Тобиас, верно истолковав улыбку сына. ― Из-за нее ты рыжую отшил?

― А ты бы смог встречаться с шестнадцатилетней? ― хмыкнул Северус. ― Мне с ней теперь даже поговорить не о чем. И с Септимой у нас были скорее партнерские отношения, чем любовные, но это не значит, что я не могу скучать по определенным моментам нашей дружбы. Особенно если учесть, что ясно думать и не обращать внимание на бушующие в этом теле гормоны я могу, только лишь тщательно себя контролируя.

От упоминания о гормонах Тобиас беззаботно рассмеялся.

― А ведь и правда, хреново тебе, наверное, ― весело заметил он, глядя, как щеки Северуса предательски краснеют. ― Но извини, тут уж я не помощник. Я понятия не имею, где неженатому мужику сейчас можно развлечься. Вот честно.

Северус удивленно вскинул брови, гадая, когда он успел так сблизиться с отцом, чтобы обсуждать подобные вопросы, и одновременно радуясь, что тот, оказывается, всегда был примерным мужем.

― Но если и рискнешь куда-то под вечер выбраться, то будь аккуратен, ― продолжал между тем Тобиас, ― тут какой-то мститель, говорят, завелся. Одет во все черное и пока что обращает внимание лишь на ублюдков всяких, типа Джонни-бабника, но мало ли что. Тебя если ночью встретишь, тоже за ангела не примешь.

Пока Северус слушал отца, ему отчего-то стало иррационально жутко и страшно одновременно.

― А что случилось с этим твоим бабником? ― спросил он будто бы между прочим.

― Убили, ― охотно пояснил Тобиас, ― подробностей не знаю, но говорят, он хотел какую-то девчонку изнасиловать, и этот мститель успел вовремя. От Джонни живого места не осталось, его даже жена не сразу опознала. С тех пор неделя прошла, и вчера вот снова нашли мужика. Ему правда голову отрубили, но почему-то все считают, что это мститель. А мужик, к слову, тоже в какой-то банде состоял. Но ты все же будь осторожен, ― повторил он, не желая вдаваться в подробности.

Тобиас четко увидел, как загорелись глаза Северуса от его рассказа, и вновь на секунду заметил это странное выражение в на миг переставшим быть юным лице. Появившись на мгновение, видение исчезло, и Тобиас побыстрее сменил тему, практически искренне желая услышать подробности о прошлых отношениях сына и их обрядах. Непонятно по какой причине Тобиасу было страшно.