Честная бедность (джен)

ночь

Для всех нас наступили долгие мрачные дни молчаливого нравственного страдания. Матушка угасает. Глаза ее ввалились. С детской жалобной улыбкой она шепчет нам утешительные слова, а мы стараемся делать вид, что верим.

— Еще один день, — повторяет она, и я вижу в ее взгляде слабую надежду.

Мы знаем, что силы ее на исходе, но так хочется верить в лучшее. Сегодня на улице потеплело, и самочувствие матушки стало лучше. Четыре дня назад она лежала и была не в силах даже открыть веки. Когда я поднял ее на руки, чтобы унести в теплую спальню с камином по настоянию доктора, она оказалась совсем невесомой. Доктор не пророчил ничего хорошего, но сейчас, взглянув на ее порозовевшие щеки, предположил, что наступила пауза, которую неплохо было бы поддержать теплым климатом.

Матушка о чем-то весело болтала с Мари и даже попросила принести ей иглу и нитки для кружева, когда я прощался с врачом.

— Не хочется огорошивать вас плохими новостями сразу же после того, как я подарил вам надежду, — он кашлянул. — Но есть случаи, в которых поздно пытаться что-то изменить. Теплый климат, конечно, продлит жизнь вашей матери, юноша. Для чахотки характерны приливы и отливы. Веселость, и та напряженная, нездоровая… Одним словом, вы сами видите, дело — дрянь. Чует мое сердце, пауза наступила лишь для того, чтобы дать вам время.

Это было ясно, как божий день. Было ясно и то, что вывезти матушку в теплый климат не удастся. Даже если найдутся деньги, даже если продать последние книги, дом… надежда слишком, слишком мала. Дорога убьет ее быстрее холодов. Лучше дать ей уйти здесь, в родном доме, в окружении близких. Доктор умолчал об этом, но его взгляд говорил красноречивее слов. Я слишком хорошо научился понимать эти безмолвные монологи за свою короткую жизнь.

Ночь тихая, безлунная. Ветерок колышет занавески в коридоре. Внизу, шаркая стоптанными туфлями, бродит Бланш. Иногда доносится мерное гудение: она садится за прялку. У нее бессонница, как и у меня. Бедная дряхлая старушка, она так привязалась матушке и столь благодарна за ее доброту и кров над головой, что переживает за нее, как за родную. Бланш славная, она готова отдать последнюю нитку, лишь бы быть полезной.

Сквозь приоткрытую дверь я четко слышу матушкино скрипучее дыхание. Хочется пойти к ней, взять за руку, сидеть рядом в изголовье и молчать. Как страстно желаю проводить эти последние месяцы рядом с ней!.. Но сказать капитану и попросить отпуска не смею. Не смею не потому, что горд, а скорее потому, что жутко боюсь услышать от него другие вопросы: «Отчего молчал? Как давно? Чем помочь?». Этого не вынесу. Капитан ведь тоже поймет: помогать уже нечем. Мне не хочется добавлять ему лишних переживаний… Отпуск без объяснений лишит нас денег... Тревожно.

В голове всплывает непрошеное воспоминание. Я и Камиль сидим в кромешной тьме на холодной от росы траве и жмемся к друг другу под шинелью. Брат держит меня за руку так крепко, как только может. Вдали, над горизонтом, горят искрящиеся огни пылающего города. И так дико и страшно видеть эту длинную вереницу пламени под дивным, вечным звездным небом. Для меня это первое сражение, и я напуган. Страх грызет сердце, хоть бой уже утих. Вовремя сражения бояться было некогда, а после накатило липкой черной волной.

Такой же страх накатывает на меня и сейчас. Страх и за себя, и за матушку, и за сестер. Взвесив все, решился все же откладывать небольшую сумму на поездку. Вдруг?.. Боже, укрепи меня! Семьдесят франков в месяц — вот все мое жалование, и то не чистыми деньгами. Часть удерживается на обмундирование, на питание, порой на обувь, да еще разные удержания, которые далеко не всегда абсолютно законны, но против которых возразить нечего даже месье Тео…

Мешок муки мы можем растягивать на три месяца, если будем печь хлеб через день. С мясом хуже, но на него тоже хватает. Стоит найти место, где можно купить курицу и печень… Остальное следует как-то распределить между пилюлями из кармадона и аммониака для Мари, а также выделить сумму на камфару и мирру для матушки. Пока тепло, Мартэн еще может попытаться найти наперстянку. А еще лучше купить цикуту, белладонну и опий, запастись хиной, которая дорожает зимой, наверняка придется потом докупать свинцовый сахар… Нужны и мыло, и одежда… Наконец, нужен уголь для растопки камина...

Как только распределить между всем этим деньги, когда нет возможности бегать по городу и узнавать цены, постоянные споры с Англией постоянно поднимают их, а смерть висит над нами подобно Дамоклову мечу?.. Конечно, поисками может заняться Мари, но страшно даже представить, вдруг волнения подкосят и ее?.. Мне кажется, я схожу с ума!

Запись от 30 мая 1806 года.