Дорога домой (джен)

Фарамир, расстроенный вначале тем, что не может приносить никакую иную пользу, направил свои организаторские таланты на устройство лагеря в Дунхарге под предлогом того, что хочет отблагодарить Йовин за лечение и заботу, без которых он не поднялся бы на ноги так скоро. Девушка, разрывавшаяся между десятком разных дел, была ему благодарна настолько искренне, что Фарамир долго не мог заснуть в этот день, вспоминая черты её лица, движения, слова… а утром проснулся и понял, что он пропал.

Всадница встретила его утром, прямая и тонкая, как стрела — и отчего-то неуверенная. Если бы накануне Фарамир не видел, как она распекала вечерних часовых за сон на посту, ни за что не поверил бы, что Йовин может быть какой-то другой, нежели была сейчас.

— Что произошло, моя госпожа? — участливо спросил он.

— Ночью приезжал Митрандир, с полуросликом в седле, — ответила она, пряча глаза. — Он очень торопился в Минас Тирит. Я взяла на себя решение написать вашему отцу. Всего пару строк: что вы живы, практически здоровы и задерживаетесь в Рохане на некоторое время. Митрандир велел не будить вас и передать, что ждет вас в Минас Тирите вместе с всадниками моего дяди.

— Моя госпожа, — Фарамир взял ее ладони в свои, не зная, как еще выразить признательность, — вы сделали то, о чем я сам совершенно не подумал, занятый повседневными делами. Спасибо вам.

— Не стоит благодарности, — Йовин раскраснелась и поспешно отняла руки. — Изенгард взят, при Хельмовой Пади наше войско одержало победу — скоро они прибудут в Дунхарг. Мне понадобится ваша помощь в размещении воинов; кроме того, с ними приедут ваши друзья, — на этих словах всадница сдержанно улыбнулась, и в душе Фарамира зашевелились смутные подозрения.

Через два дня защитники Хельмовой Пади достигли лагеря в Дунхарге, и Фарамир погрузился в дела и заботы; друзья возвратились с боя невредимыми, да ещё и с прибылью — Арагорну на помощь явился отряд Следопытов-дунаданов с сыновьями Элронда. Мерри принялся рассказывать об энтах и Изенгарде, о хуорнах, Сарумане и урук-хайях — без лучшего друга, отправившегося в Минас Тирит, хоббит скучал и не знал, чем себя занять. Фарамир ничуть не удивился, когда Мерри поклялся в верности королю Теодену, став его оруженосцем — на этом месте отвага и оптимизм хоббита были как нельзя кстати.

* * *

В это же время Пиппин с Митрандиром верхом на Сполохе въезжали в Белый Город. Стражи Цитадели, будучи специально проинструктированы, проводили путников в Цитадель — там их уже ждали.

— Правитель Денетор, Боромир, — Гэндальф поклонился в приветствии, и Пиппин, торопливо и чуть неуклюже, повторил его жест, пытаясь не смотреть на встречающих их во все глаза.

Так вот они какими были, отец и брат Фарамира! Пиппин ожидал встретить кого-то, наверное, чуть более похожего на старшего друга — но в целом увиденное соответствовало его впечатлениям от рассказов. Правитель сидел в маленьком чёрном кресле у подножия пустого королевского трона, а за его спиной с мрачным лицом прохаживался старший сын и наследник.

— В этот тёмный час я прибыл к вам с новостями и советом, — промолвил Гэндальф, доставая из-за пазухи небольшой свиток, — но вначале исполню обещанное, — с этими словами он передал свиток Правителю, и Пиппин поразился тому, как резко на мага взглянул Боромир.

— Может быть, сперва вы расскажете нам, отчего и как погиб мой младший брат? — вопросил он обоих пришедших, и хоббит понял причину его мрачности. Это заблуждение необходимо было рассеять, хоть Гэндальф и велел ему помалкивать!

— Фарамир не… — начал было он, но тут же умолк, поражённый переменой в лице Правителя.

Черты Денетора исказились судорогой, и по старческому лицу покатились крупные слёзы, которые тот не трудился утереть. Пиппин отвёл глаза, будучи смущен столь личной сценой. Забрав пергамент у отца, Боромир пробежал его глазами и тут же шумно выдохнул, бледнея, и странно, высоко рассмеялся.

— Жив! — раскатилось по тронному залу, порождая эхо, его восклицание.

— Позвольте всё-таки узнать, почему вы считали Фарамира погибшим? — мягко поинтересовался Гэндальф.

* * *

С каждым днём, проведенным в Дунхарге, Фарамир теперь становился мрачнее. Помимо тревоги за Минас Тирит и за свой народ, снедавшей его, родилось новое беспокойство. Йовин.

Прекрасная всадница улыбалась, случайно встретив его взгляд — ласково и открыто, как улыбаются добрым друзьям. Она сердечно благодарила его за помощь и следила, чтобы он не забывал про еду — как поступала и с товарищами, и с рабочим людом. Она шутила с ним и болтала с ним — тем же задорным тоном, что и с братом. Всё это должно было радовать Фарамира — но вместо этого приводило в уныние, когда он глядел, как Йовин выспрашивает у Арагорна про его странствия, про сражения, про грядущее. Раз застав их во время тренировочного боя, Фарамир поспешил удалиться, пока не был замечен.

Разумеется, его настроение не осталось незамеченным для друзей — но, к счастью, о причинах они и не догадывались. Один Арагорн попытался подойти с расспросами, но от него Фарамир отговорился близостью Тропы Мёртвых. Это было правдоподобное объяснение: из прохода в горах веяло потусторонним холодом, от которого и людям, и животным становилось крепко не по себе.

— Разве тебя самого не тревожит это ущелье? — спросил Фарамир, надеясь отвлечь друга — но никак не ожидая последовавшего ответа.

— Не мне его бояться, — ответил Арагорн. — Мне предстоит пройти этой дорогой от начала и до конца, чтобы призвать войско, неуспокоенным мучающееся в этих горах: таков сейчас единственный способ помочь Гондору. А ведь я обещал защитить Белый Город, чего бы это не стоило.

Фарамир похолодел:

— Местные говорят, что живые люди не ходят по этой Тропе, только мертвецы — и они никого не пропускают. Это дурное место, Арагорн. Останься с нами, сразись с врагами у стен Минас Тирита — ты нужен здесь, и для меня было бы честью драться с тобой бок о бок! Нет нужды губить себя понапрасну.

— Сдается мне, что именно меня они пропустят.

Так Арагорн ушел Тропой Мёртвых — с ним пустились в путь Леголас, Гимли, отряд дунаданов — и близнецы, Элладан с Элрохиром. Людьми в лагере овладел мрачный настрой, продержавшийся вплоть до начала похода — на следующий после ухода Арагорна день гонец из Гондора принёс красную стрелу, и король Теоден принял решение немедленно выдвигать войско на Минас Тирит.

* * *

Фарамир и Йомер скакали рядом, коротая время в дороге задушевными разговорами. В одну из таких бесед Йомер признался:

— Я покинул сестру с тяжёлым сердцем. Жаль, что я не мог просить тебя остаться в Рохане.

— Едва ли она обрадовалась бы, — заметил Фарамир, не желая продолжать эту тему, но и не имея возможности её избежать.

— Отчего же? — поразился Йомер. — Наблюдая за вами двумя, я осмелился надеяться, что после войны назову тебя братом!

— Ты прав по поводу меня самого, — печально признал Фарамир, — но не по поводу сестры, сколь бы хорошо ты её не знал.

— Уж изволь! — всадник возмутился. — Не хочешь ли ты сказать, что я не хозяин своим ушам и глазам? С самого детства, со смерти нашей матери, Йовин не смеялась столько, сколько за последние дни рядом с тобой. И да простит она меня, что выдаю её тайну — но половину прошлой ночи сестра проплакала у меня на плече, потому что во сне ей привиделась твоя гибель под стенами Минас Тирита.

— Выходит, что я вдвойне дурак, — огорошенный такими новостями, пробормотал Фарамир.

— Если ты про Арагорна, то Йовин попросту восхищалась им, как новобранец восхищается ветераном с маршальским жезлом. И разве — будь честен — это так уж сильно отличается от нашего с тобой отношения?

— Арагорн всегда вызывал в тех, кто находится рядом с ним, лучшее, что есть в человеке. Наверное, именно таким и должен быть истинный король Гондора, — признался Фарамир в том, чего прежде не осмеливался сказать вслух.

— Жаль, что теперь мы этого не узнаем, — мрачно отозвался Йомер. — Арагорн ушёл Тропою Мёртвых — не иначе, как отчаяние повредило его разум.

— Не говори так, друг мой, — внезапно повеселев, возразил Фарамир. — Если кто и пройдёт там, так только он.

Впрочем, вскоре веселье осталось в прошлом, уступив место томительному ожиданию, а затем и липкому страху. Когда разведчики, а за ними и лесные люди принесли весть, что Минас Тирит охвачен огнём, Фарамир был готов скакать вперёд войска на помощь своему народу — но король Теоден охладил его пыл:

— Конница лучше всего сражается на равнине, а стены у Белого Города достаточно крепки, чтобы устоять ещё немного перед армиями Мордора.

Через несколько часов после этих слов они достигли Пеленнорской равнины.

* * *

Впоследствии Пеленнорскую битву, предпоследнее сражение уходящей эпохи, Фарамир вспоминал редко и без всякой радости. Многие, слишком многие погибли в этот день. Не сражение это было, а страшная бойня. Орки, по численности превосходя защитников Города без малого впятеро, вполне могли бы задавить их числом — но, в отличие от солдат Гондора, орки не имели причин сражаться, кроме хлыста Тёмного Властелина и ненависти ко всему живому.

Всадники Рохана, волной накатившиеся на войско Мордора, смяли его строй и вскоре пробились к стенам Минас Тирита. От вида того, во что превратился его родной город, у Фарамира разрывалось сердце. Взяв один йоред всадников, он смог отбить разрушенные ворота и достаточно долго их удерживать, давая возможность защитникам Города отступить под его стены. Конь под ним к тому моменту пал, сражённый вражеским копьём. Через некоторое время, однако, орки обошли их с тыла, спустившись с улиц Минас Тирита — и Фарамир было подумал, что дела их плохи — как из одного из проулков вынырнул отряд людей в черной с серебром форме — Стражи Цитадели. Вел их…

— Боромир!

Сердце Фарамира, несмотря на творящийся вокруг ужас, запело от радости, стоило ему увидеть брата.

— Я сразу понял, что это ты, когда услышал звук рога! — воскликнул тот.

— Там было шесть тысяч рогов, — смеясь, ответил Фарамир, отбиваясь от одного особо ретивого орка, направившего ятаган именно в его голову.

Когда им удалось отстоять ворота окончательно и забаррикадировать их, оставив только узкий проход, наступили краткие минуты передышки, в которые братья смогли перемолвиться парой слов.

— Ты возмужал, — заметил Боромир, оглядывая младшего брата с ног до головы. — Отец был бы рад тебя видеть. Знаешь, он совершенно переменился с тех пор, как мы получили ложное известие о твоей гибели.

— Был бы?... — растерянно переспросил Фарамир.

— Он возглавил оборону Минас Тирита вдвоем с Митрандиром, и я не смог этому воспротивиться. Чёрный Всадник ранил его, и сейчас отец без памяти лежит в госпитале.

Это обстоятельство нанесло Фарамиру гораздо больший удар, чем он сам ожидал: отец всегда казался ему чем-то незыблемым и несокрушимым. «Арагорн!» — вдруг подумал он. — «Арагорн может исцелить отца!» В этот момент орки хлынули к баррикаде новым потоком — Имрахиль, князь Дол Амрота, чьё войско прежде теснило врага у самых ворот, отступал в сторону Реки. Хлынули — и вдруг замерли, беспокойно оглядываясь, словно забыли, зачем вообще оказались под стенами Минас Тирита. И в эту секунду над Пеленнорской равниной раздался высокий скрежещущий вопль, от которого воины Гондора и Рохана попадали на землю, а когда он стих, солнце пробилось сквозь тучи, освещая бранное поле.

«Король-призрак! Король-призрак пал!» — гулял по рядам крик. Люди воспряли духом и с новыми силами ринулись в бой, несмотря на по-прежнему многократно превосходящие их силы противника. Оставив оборону ворот Стражам Цитадели, братья стали прорываться к тому месту, откуда раздался предсмертный крик назгула и вскоре навстречу им вышел отряд рыцарей Дол Амрота с наспех сделанными из копий и знамен носилками, за которыми неотступно следовал полурослик.

Приглядевшись, Фарамир узнал короля Теодена, а на вторых носилках…

— Йовин! Как же она сюда попала?!

Глядя на мертвенно-бледные лица короля Рохана и его племянницы, Фарамир остро ощутил, как его захлёстывает горе и чувство вины: будь он повнимательнее, храброй всаднице не удалось бы тайком пробраться в войско, и она бы не погибла. Словно прочитав мысли племянника, Имрахиль поспешил его заверить:

— Они оба живы, хотя и ранены, возможно, смертельно. Нужен хороший целитель. Госпожа Йовин сразила в поединке Короля-Призрака, но и сама приняла немалый удар.

После гибели предводителя назгулов битва продолжалась недолго. Орки, утратив единое командование и довлеющую над ними чёрную волю, ослабили натиск, а полчище призрачных воителей, приведённых Арагорном по реке, освободило город и принесло союзным войскам окончательную победу.

* * *

Фарамир и сам не знал, как брат убедил его остаться в городе, отправившись вместе с объединённым войском Запада к Черным Вратам. Не знал он и то, каким образом Боромир поладил с Арагорном, но предполагал, что тут приложил руку Пиппин — ещё прежде того, как Арагорн исцелил их отца, Правителя Денетора.

«Людям в городе понадобится забота и водительство, — объяснил ему Боромир, — и никто лучше тебя не справится с этой задачей. Поэтому я думаю, что тебе следует остаться»

Фарамир признавал правоту слов брата, однако чувствовал себя в каменной крепости точно в клетке, несмотря на изобилие дел, требовавших внимания. Лишь в те редкие часы, когда он приходил в госпитальный сад, душа его отдыхала. Раненые шли на поправку, благодаря своевременным усилиям Арагорна и сыновей Элронда, и только немногие из них по-прежнему оставались на попечении целителей.

Среди них был и король Теоден, которого Фарамир нынче, как и в предыдущие дни, застал глядящим на север — в ту сторону, куда ушло союзное войско.

— Никак не думал, что переживу эту весну, — молвил старый всадник, заметив гостя. — Десятый день пошёл, а я все не могу привыкнуть к тому, что живой.

— Как, в общем-то, и я, — раздался сзади них хриплый голос. — А я значительно старше вас, мой старый добрый друг — стало быть, вам ещё рано торопиться к праотцам.

В сад, опираясь на здоровое плечо Йовин, вышел Правитель Денетор, и Фарамир не смог сдержать улыбки. Всадница каким-то уму не постижимым образом очаровала его старого, резкого на слово и на дело, раздражительного отца — и в её присутствии они ухитрялись не спорить друг с другом даже по привычке.

— Десять дней прошло, — повторила Йовин слова дяди, и обратилась к Фарамиру: — Неужели нет совсем никаких известий?

Известий не было с тех самых пор, как войско покинуло Минас Тирит, и упадок духа постепенно овладевал горожанами — да еще и погода, день за днем, становилась все хуже: шли не по-весеннему холодные дожди, иногда перемежавшиеся градом. Нынче с утра, впрочем, природа удивляла, заставляя забыть обо всех горестях и тревогах: светило яркое ласковое солнце, а на небе не было ни единого облачка. Фарамир задержался в госпитале до обеденного времени, увлеченный беседой, когда с севера прилетел исполинский орёл, и в его клёкоте люди смогли различить весть о победе.

— Передай народу мой приказ, — обратился Денетор к сыну, когда орёл улетел. — Приготовиться к коронации! Наступает новая Эпоха Средиземья.