Без безразличия (гет)

В первую ночь после возвращения в Хогвартс Гермиона оставила Люциуса одного. Он не возражал, понимая, что за время каникул провёл с ней довольно много времени. А в будущем он пробудет с ней ещё дольше, теперь об этом можно было говорить с уверенностью (но в очень узких кругах). Впереди их ждали годы семейной жизни. И после свадьбы Гермиона от Люциуса точно никуда не денется, уж он об этом позаботится. И под «заботой» он подразумевал вовсе не замки на каждой двери (чтобы не убежала), а выстраивание доверительных отношений (чтобы и мысли о побеге не возникло).

К слову: в своё время у Люциуса с Нарциссой мог бы выйти такой брак. Почти. Безоговорочного доверия и заботы друг о друге в их семье хватало, не доставало только чувств. А с Гермионой чувства и эмоции (особенно её эмоции — выплёскивающиеся через край) пока затмевали всё прочее. Но сомнений не было: всё переменится. Гермиона рано или поздно окончательно повзрослеет, и её рассудительность наконец начнёт проявляться не только в блестящих эссе и ёмких ответах на уроках, но и в серьёзных, взрослых отношениях.

И даже такой, порой несобранной и очень ранимой, Люциусу порой не хватало Гермионы. Вместе со своими порядком надоевшими расспросами и пустой болтовнёй — Гермиона прочно вошла в его жизнь и стала значимой её частью. Оставшись в одиночестве в тёмной спальне, Люциус поймал себя на мысли, что не прочь перекинуться сейчас парой ничего не значащих фраз со своей невестой. Не прочь обнять её худенькую фигурку перед тем, как провалиться в сон. Не прочь увидеть её сразу после пробуждения.

И его желания, как ни странно, осуществились. Он практически уснул, как вдруг дверь в спальню отворилась − на пороге стояла Гермиона. Люциус узнал бы её даже в кромешной темноте, по одним только робким шагам и силуэту, но она ещё и заговорила шёпотом:

− Люциус? Ты спишь?..

− Похоже, с тобой мне противопоказан сон, − беззлобно пробормотал он в ответ. − Надеюсь, у тебя была веская причина, чтобы посреди ночи прийти в кабинет... Нет, чтобы прийти в спальню к профессору... Не боясь быть пойманной.

− Конечно, веская... Я соскучилась. И мне очень нужно было тебя увидеть. И поговорить. Пойми: днём мы с тобой почти не видимся… Не могла же я ждать до завтрашней ночи!

Люциус при всём желании не сумел бы придумать достойный ответ на данное заявление. С одной стороны, ему было чертовски приятно, что Гермиона, как выяснилось, и ночи без него прожить не может. С другой − такой поступок можно было назвать неоправданно рискованным. После отбоя студентам в принципе запрещалось появляться в коридорах, что уж говорить о визитах в чужие апартаменты. Тем более, в профессорские… Хотя тут всё зависит от того, с какой стороны посмотреть. Ведь когда Гермиона заглядывала к нему за пару часов до отбоя и оставалась до утра, картина по сути вырисовывалась та же. Разве что отпадал риск быть пойманной на подходе к «месту преступления» − благо до отбоя бродить по коридорам никто не запрещал.

− Тогда иди ко мне, − сказал Люциус. Спорить сейчас в любом случае было бесполезно, да и зачем? Он ведь и сам несколько минут назад грезил о близости Гермионы. Она тем временем быстро скинула с себя одежду и залезла под одеяло, даже не подумав включить ночник. Просто прижалась к Люциусу, уткнулась носом в его плечо и больше ничего не предпринимала.

Люциус заговорил первым:

− А теперь расскажи мне, что случилось.

− Джинни считает, что ты слишком стар для меня, − призналась Гермиона.

− А ты?

− Я так не считаю... Ты ведь не старый?

− Меня об этом спрашиваешь? − Люциус усмехнулся.

Он, конечно, не раз задумывался о том, что Гермиона для него непозволительно молода. Он ведь и правда был ровесником её родителей, а то, что его сын раньше учился с ней на параллели, только усугубляло ситуацию. Кроме того, Люциус понимал, что им с Гермионой пора бы задуматься о детях. Только вот ей было всего девятнадцать, и она не торопилась обзаводиться потомством. Вероятно. Напрямую они это ещё не обсуждали, но Гермиона совершенно точно планировала учиться, а потом работать целителем в Мунго. А Люциус не молодел. Несмотря на то, что волшебники старели гораздо медленнее магглов, и сорокалетнего мага стариком можно было бы назвать разве что с большой натяжкой... Время на месте не стояло.

Чтобы вы понимали: самого Люциуса молодая жена более чем устраивала. Но порой он переживал о том, относится ли Гермиона к их разнице в возрасте так же спокойно.

− Возьми меня, − тихонько прошептала Гермиона ему прямо на ухо. И все сомнения развеялись в одно мгновение.

− Так ты не ради болтовни пришла?

− Одно другому не мешает. Так я гораздо быстрее усну, ты же знаешь… А ещё… Скоро нам это удовольствие будет недоступно, понимаешь?

− Что именно? — спросил Люциус, предполагая, что под «удовольствием» Гермиона имеет в виду не банальный секс, а нечто иное. Секс в скудно обставленных преподавательских апартаментах? Секс до брака? Секс после отбоя? Вариантов имелась масса.

− Ну... Запретная связь. Ты профессор, а я твоя ученица. И мы с тобой… − казалось, Гермиона очень хотела завершить мысль, но не подобрала нужные слова. Сказала лишь: − Вместе.

− О, так тебе это нравится, да? Нравится правила нарушать?

− Как будто раньше ты об этом не знал, − пробормотала Гермиона в ответ, параллельно стягивая с себя трусики − единственное, что оставалось на ней из одежды. — Зачем же ещё нужны правила?

Люциус знал о любви Гермионы к риску. И принимал это как данность. Ведь, сами посудите, если бы Гермиона была правильной (каковой некоторые её и считали), то вряд ли она сейчас лежала бы с ним в одной постели. И вряд ли занималась бы с ним любовью. Даже несмотря на то, что как раз теперь-то эта связь стала почти законной — они как никак обручились и даже получили благословение её родителей. До момента, когда о помолвке можно будет говорить во всеуслышание, оставалось всего ничего — жалкая пара месяцев. И ровно столько же оставалось до того дня, когда Люциус станет полностью свободным. Грядущее лето обещало стать одним из самых счастливых.

Впрочем, возвращаясь к отношениям с Гермионой… Люциус и раньше не терзался из-за того, что делает что-то якобы безнравственное. Она давно перешагнула черту совершеннолетия. И в этой близости нуждались они оба, пусть и в разной степени. А теперь — нуждались друг в друге. Может, сильнее, чем следовало. Сильнее, чем Люциус привык зависеть от кого-то. Но когда зависимость становится взаимной и приятной, она из уязвимости превращается в преимущество.

* * *

Утром Гермиона проснулась раньше заведённого будильника, а это означало, что вместе с ней проснулся и Люциус. Потому что она попросту не могла не завязать разговор. Люциус уже забыл то время, когда она, просыпаясь, лежала рядом с ним в молчании, чтобы не нарушить его сон. Или тихонько бродила по комнате, не издавая ни звука. Потому что тогда Гермиона чувствовала себя не в своей тарелке, а когда человеку неловко — он боится нарушить установившуюся гармонию, опасается, что на место лёгкого дискомфорта придёт что-то похуже. Теперь же ей это не грозило. Она понимала, что находится на своей территории, что здесь ей ничто не угрожает.

− Люциус? — прошептала она, пока он изображал крепкий сон.

− Да?..

− Ты меня точно любишь?

− Конечно, − Люциус мигом проснулся и резко сел на кровати. Если любой другой разговор можно было пропустить мимо ушей, сославшись на желание поспать лишние полчаса, то подобные темы такого пренебрежения не допускали. − Ты не оставляешь мне иного выбора.

− Что это значит? — она придвинулась к нему и устроилась рядом, завернувшись в простынь.

− Ну, сама посуди... Разве тебя можно не любить?

− Конечно, можно! Ты не так давно терпеть меня не мог. По-моему, ты и соблазнил меня только для того, чтобы я от тебя отстала.

− Похоже, я выбрал не самый лучший способ для этой цели... − заметил Люциус.

Они оба понимали, что их связь началась не с ненависти друг к другу. И даже не с пренебрежения или безразличия. А с симпатии, которую они не смогли сразу вычислить. Где-то на уровне подсознания Люциус ещё в начале учебного года определил, что Гермиона — весьма привлекательная девушка. Неспроста его так зацепили её обтягивающие джинсы. И конечно, не вызывай эта девчонка в нём желания, вряд ли он стал бы распускать руки. Находись на её месте любой другой студент — Люциус нашёл бы другие точки воздействия на него.

− Я часто вспоминаю, как мы с тобой... Ну... − тут щёки Гермионы порозовели. Люциус этому только умилился и не без труда сдержался от колкого комментария. − Как мы первые несколько раз делали это на столе.

− Тебе ведь нравилось.

− Не очень, если честно, − Гермиона отвела глаза, но Люциус и без её пропитанного обидой взгляда знал, что так оно и было. Начало их романа находилось слишком далеко от идеала, особенно в глазах юной девушки. Вернись Люциус в прошлое — возможно, вёл бы себя иначе.

− Если бы тебе не нравилось, ты бы не приходила ко мне, детка, − он всё же возразил. И слова свои приправил нежным поцелуем в шею.

− Мне был приятен сам процесс, но не твоё отношение, − стояла на своём Гермиона. − Ты как будто пользовался мной тогда.

− Ну что ты? − мягко возразил Люциус, не менее мягко обняв её за талию. — Тебе не стоит даже думать об этом. Я ни на секунду не хотел, чтобы ты чувствовала себя… использованной.

И это тоже было правдой. Ещё несколько месяцев назад Люциус пусть и не испытывал к Гермионе тёплых чувств, но и не хотел причинять ей боль. Секс тогда был не только приятным времяпрепровождением, но и способом манипуляции. И проверкой: как эта девчонка отреагирует на это? А на это?..

− Люциус, ты практически силой взял меня в первый раз. Что я должна была подумать тогда? Что это проявление нежности и заботы?

− Не преувеличивай. Ты не возражала.

− Потому что ты застал меня врасплох! — резонно заметила Гермионы. И была права. Хоть они это уже обсуждали не раз. Но одно дело — вести такие разговоры, будучи любовниками, и совсем другое — после официальной помолвки. В статусе будущих мужа и жены по этому поводу они ещё не успели поругаться. Видимо, Гермиона навёрстывала упущенное. А может, этим утром она проснулась раньше обычного и успела заблудиться в лабиринте собственных мыслей? Этот вариант был слишком в её стиле, слишком походил на правду. Поэтому Люциус не мог злиться, ему оставалось только аккуратно сгладить острую тему — это был наименее болезненный выход из ситуации.

− Детка, мы же не будем сейчас из-за этого ругаться? По-моему, я уже извинялся за то, как вёл себя. Верно?

− Извинялся, − подтвердила Гермиона. Она явно была на взводе. Хоть и не настолько, чтобы, допустим, убрать ладонь Люциуса со своего бедра. Не настолько, чтобы одеться и уйти, оставив ссору догорать.

− И ты, если я ничего не путаю, уже простила меня?

− Простила, − снова кивок. После которого Люциус усадил Гермиону к себе на колени и принялся целовать её шею.

− И за то, что я однажды повёл себя особенно грубо с тобой, тоже простила? − с этим вопросом его губы переместились от шеи к её груди.

− Да...

Затем Люциус уложил Гермиону на кровать и принялся ласкать губами внутреннюю сторону её бедра. Девчонка лишь цеплялась руками за простынь и вряд ли готова была поддерживать беседу. Но вопрос всё же последовал:

− Так я могу рассчитывать, что ты больше не будешь поднимать эту тему?

− Угу... — полустон-полуответ. − Не останавливайся, пожалуйста...

Люциус осознанно использовал «запрещённый приём» и ни капли не жалел об этом. И не раскаивался. Мгновение − и Гермиона уже лежала под ним, а её волосы разметались по подушке. Ещё мгновение − и она чуть вскрикнула, когда он вошёл в неё, пожалуй, чересчур резко. Ещё миг − и Люциус почувствовал, как её ногти впиваются ему в плечи.

Ох, Мерлин... Ему было чертовски хорошо в постели с этой девчонкой! И наслаждение только обострялось благодаря тому, что не меньшее удовольствие получала и она. Иначе не повторяла бы его имя так часто и не шептала бы что-то столь сбивчиво. И уж точно не подавалась бы ему навстречу с такой готовностью.

Когда они закончили, простыни окончательно сбились, в спальне витал лёгкий запах пота.

− Детка, нам пора на завтрак... — заговорил Люциус, глянув на часы.

− Не хочу никуда идти, мы можем ещё немного полежать, − пробормотала она, не отрывая головы от подушки.

− Нет, ты сейчас же встанешь, умоешься, оденешься и пойдёшь в Большой зал. Ты и без того полночи не спала, не хватало ещё пропустить завтрак!

− Не говори со мной так. Я не ребёнок.

− Конечно, не ребёнок. Ты моя невеста. И будущая мать моих детей. Тебе нужно правильно питаться… Начни хотя бы с регулярных завтраков, это не так сложно.

После этих слов Гермиона быстро сменила гнев на милость. Хотя и её смятение понять было несложно. Подумайте сами: вчера вечером её лучшая подруга заявила, что Люциус годится ей не в мужья, а в отцы… А к утру жених принимается ею командовать. О детях Люциус заговорил без задней мысли (эта тема давно висела на кончике его языка), но впоследствии понял: это лучшее, что он мог сказать. Только так Гермиона в своих же глазах за пару мгновений из маленькой девочки превратилась в женщину.

− Думаешь, у нас будут дети? — спросила она.

− Разумеется! Если девочка, то, надеюсь, она унаследует внешность от тебя и вырастет такой же прелестной.

− Может, волосы всё-таки будут твои? − с сомнением протянула Гермиона. − Вышло бы идеально.

− Главное, чтобы характер ей достался не твой, − усмехнулся Люциус. Ему, если честно, нравились буйные волосы Гермионы. А вот её буйный нрав вызывал обоснованную настороженность. Хотя с каждым днём у него всё лучше получалось усмирять его.

− Тогда уж и не твой... − недовольно отозвалась та.

− Я уверен, что наши дети будут замечательными, − заверил её Люциус.

Он не хотел искать минусы в том, каково это − воспитывать сына или дочь, когда тебе за сорок. Когда за спиной не только школа и начало карьеры, а две магические войны и два срока в Азкабане. Как к его ещё не появившемуся на свет ребёнку будут относиться в обществе? Пожалуй, его прошлое с лёгкостью скроется за авторитетом Гермионы. Это обнадёживало. Да и к чему думать о детях, когда и о будущей свадьбе практически никому не известно? Вероятно, Гермиона подумала о том же, так как спросила, уже стоя у выхода:

− А можно, я расскажу о нас Луне?

− Ты можешь делать всё, что хочешь − в разумных пределах. Если уверена, что не будет последствий.

− Даже если Луна и проболтается − ей никто не поверит, − заверила его Гермиона.

А Люциус запоздало понял, что ему не с кем делиться этим «горячим секретом». Его приятели потеряли свой статус ещё до начала войны. Оставалась только семья. Немного поразмыслив, Люциус пришёл к выводу, что сообщить бывшей жене о запланированном браке − не такая уж и плохая идея. Известить о столь серьёзных переменах сына − тоже.

Решив, что опоздание на завтрак для него — не такая уж серьёзная оплошность, он задержался в кабинете и быстро написал сразу два письма с примерно одинаковым содержанием. Одно направил Драко, другое — Нарциссе. И если от бывшей жены он не ждал ни возражений, ни скандалов, то сын мог и удивить.

К слову: Люциус полагал, что если уж он приноровился справляться с возмущениями Гермионы, то и реакция Драко не станет для него проблемой.