Синсэнгуми: время перемен (гет)

Чарующая мелодия сямисэна звучала в ушах Акане, острой болью проникая глубоко в сердце. Песня звонких струн стремительно разносилась по окейе, возвещая ее обитательницам о начале урока музыки. В такой обстановке крайне сложно было не поддаться воспоминаниям, которые не приносили Акане ничего кроме страданий. Сидя в позе сэйза на красиво расшитом дзабутоне в закрытой комнате, она ждала Саюри. На коленях девушки лежал аккуратный сверток, в котором было сложено праздничное кимоно гейши. Много дней и ночей Акане потратила на создание роскошного узора, исколов все пальцы в кровь.

Аккуратно отодвинув сёдзи, в комнату вошла Саюри. Акане отвлеклась от своих мыслей и низко поклонилась.

— Добрый день, Саюри-сан! Прошу прощения за беспокойство, но ваше кимоно готово, — отчетливо произнесла Акане и, распрямившись, посмотрела в карие глаза гейши, замершей в той же позе напротив.

— Добрый день, Акане-сан! Благодарю вас! — Саюри приняла из протянутых рук Акане сверток и раскрыла его. Разложив кимоно на татами, гейша с восхищенным блеском в глазах рассмотрела цветочный узор из шелковых нитей.

— Это прекрасно! — наконец вынесла свой вердикт истинная ценительница искусства. — Как давно вы этим занимаетесь?

Акане чуть заметно пожала плечами и ответила:

— Начинала с заплаток на стареньких косодэ своих родителей и сестер, а продолжила только после замужества.

После этих слов Акане впервые поймала себя на странной мысли: «В один день штопаю порезанное и порванное хаори Сано, а в другой — украшаю парадные кимоно».

Брови Саюри недоверчиво поползли вверх:

— Заплатки и вышивка — далеко не одно и то же. Стало быть, у вас оказались скрытые способности к этому делу. Вы не против дальнейшего сотрудничества?

— Сочту за честь, — вежливо произнесла Акане.

Саюри, наконец, искренне улыбнулась, хотя прекрасно умела разыгрывать радость по необходимости. Некогда красивое молодое лицо, уже подпорченное постоянным гримом, мгновенно преобразилось до неузнаваемости.

— Сегодня в Шимабаре Синсэнгуми всем командирским составом будут праздновать получение титула хатамото, — решила сменить тему разговора Саюри. — Это очень почетно, не так ли?

— Да, разумеется. Наконец-то сёгун оценил их по заслугам, — просто ответила Акане, не вдаваясь в подробности. Ей не хотелось случайно сболтнуть лишнего.

— А вы, конечно же, останетесь дома, — вкрадчиво произнесла Саюри, но тут же сменила тон на беззаботно веселый. — Вам не стоит беспокоиться, Акане-сан. Доверяйте своему мужу.

— Благодарю вас за заботу, — холодно отчеканила Акане, понимая, что попалась на провокацию, как девчонка. Она считала ревность к гейшам крайней глупостью. К тому же Акане верила, что Сано не предаст ее, переступив границы дозволенного, обоюдно принятые в их отношениях. Но отпускать его в Шимабару хотелось все меньше.

— Вы удовлетворены моей работой? — спросила Акане, даже не обратив внимание на то, как мелодия сямисэна сменилась грозным криком, сопровождающимся звонкими ударами.

— Да, конечно! Благодарю!

Обменявшись поклонами, собеседницы вместе вышли на улицу. Через двор быстро бежала девочка-подросток. Вынужденная остановиться, чтобы проявить уважение к старшим, она попыталась скрыть заплаканное лицо. Быстро склонившись и выпрямившись, маленькая сикоми побежала дальше.

— Это она играла? — спросила Акане, проводив девочку взглядом.

— Да, — коротко кивнув, ответила Саюри.

— Хорошо играла. За что побили? — в душе Акане мгновенно поднялась буря гнева, которую нужно было подавить. Непримененный материнский инстинкт смешался с обидами из прошлого, не позволяя Акане мыслить хладнокровно.

— Каждая девочка должна пройти через страдания на пути к совершенству. Разве вы, даже не будучи гейшей, через это не проходили? — философски протянула Саюри.

«Все верно», — подумала Акане, вдруг вспомнив принципы, по которым воспитывались обитательницы любой окейи. Да и сама она не всегда была счастливой женой самурая.

Возвращаясь домой, Акане столкнулась с несколькими патрулями Синсэнгуми. Бело-голубые хаори буквально бросались в глаза. Несмотря на взлетевший до небес авторитет отряда, жители Киото по-прежнему считали его представителей кровожадными «Волками Мибу». В спины уже привыкшим к подобному отношению воинам летели осуждающие взгляды и слова.

«Безмозглые тупицы! — со злостью подумала Акане, сжав кулаки. — Никто из них понятия не имеет, через что проходят Синсэнгуми, чтобы не допустить кровавого переворота».

Перестроиться на светлые мысли Акане так и не удалось. Встретившись дома с Саноске, она не смогла скрыть злости и обиды в глазах, хотя пыталась улыбаться.

— Почему ты такая мрачная? Саюри-сан не понравилась твоя вышивка? — спросил Саноске, сразу же верно оценив состояние Акане.

— Вышивка ей понравилась, а все остальные мысли — сплошная глупость, потому что я все равно ничего не могу изменить, — отмахнулась Акане и, улыбнувшись, добавила: — Не флиртуй с гейшами.

— Неужто ревнуешь? — с задорной улыбкой подметил Сано, наблюдая, как лицо Акане приобретало хмурое выражение, — это даже приятно!

Акане раздраженно хмыкнула в сторону. Сано поймал и легко сжал ее ладонь.

— Не нужно нам всего этого, — серьезно сказал он, прямо глядя в ее глаза.

— Сано, с тобой захочешь поругаться — не поругаешься, — вздохнув, сказала Акане. В ее голосе настойчиво звучали жизнерадостные нотки.

— Иной раз нам это неплохо удается, — мягко возразил Сано. — А в гейшах я уже ничего нового для себя не найду, можешь быть спокойна.

Вечером Акане одиноко прогуливалась по саду. Декабрь заботливо укрывал землю белым покрывалом, отчего даже самая темная ночь становилась светлее. С небес медленно опускались крупные снежинки, не подгоняемые вечно неспокойным и суетливым ветром. Что несла новая зима, Акане не знала. Инцидент Абура-но-Кодзи отгремел оглушающим звоном стали пару недель назад. Боль потерь еще не утихла. Акане не могла не заметить изменений в поведении Сано и Шинпачи. И это ее настораживало. Саноске не спешил раскрывать свои мысли даже ей, а значит — он напряженно думал о чем-то опасном. На все прямые вопросы Акане он отвечал честно:

— Прости, любимая, пока мне нечего тебе рассказать. Ты первая все узнаешь, как только я разберусь в бедламе своей головы.

Акане ничего не оставалось, кроме как не лезть в его душу.

Тяжело вздохнув, Акане направилась в комнату и повесила чайник над пылающим огоньком ирори. Дрова время от времени потрескивали, на мгновение нарушая покой пламени, но потом оно вновь выравнивалось, продолжая распространять по комнате спасительный жар. Акане удобно села у очага, не собираясь ложиться, пока ее подвыпивший муж не вернется домой. «А тебе придется постоянно ждать…» — так сказал ей Сано когда-то. Он оказался полностью прав, но Акане ни разу не жалела о том, что связала свою судьбу с ним. «Ты будешь всю жизнь тащить меня на своей спине, а я буду тебя все время ждать», — подумала Акане, мысленно обратившись к отсутствующему Саноске. Она верила в их счастье вопреки всем бедам. Даже мрачные предупреждения Сингоро-сэнсея теперь стали понятны Акане. Но после влюбленности, которая мутила ее разум в юности, осталась любовь, а не пустое раздражение. Связь Акане и Саноске только крепла со временем.

Вскипевшая вода возвестила о своей готовности стремительной струйкой пара. Акане заварила крепкий зеленый чай и, прихватив с собой дзабутон вместе с глиняным чаваном, вышла на энгаву. Удобно усевшись на толстой подушке, Акане вслушалась в тишину. Темный зимний вечер был поразительно беззвучен до звона крови в ушах. Можно было сидеть и спокойно любоваться кружащимися в воздухе снежинками и никуда не торопиться. Полной грудью вдыхая морозный воздух и приятно согреваясь чаем, Акане смогла прогнать тяжелые мысли. Ей вспомнился заразительный смех Хэйске, звонкими колокольчиками разрезавший тишину ночи.

«А ничего, что ты стырила катану Сано-сана? — спросил паренек, глядя на Акане во все глаза. — Он, конечно, вряд ли был бы против нашей тренировки, но все же».

«Сано не обидится. Тем более катана уже давно бесхозно хранится на подставке вместе с моим вакидзаси. Давай начнем. Мне жутко надоело сражаться с собственной тенью изо дня в день», — уверенно заявила Акане, вытаскивая меч из ножен и занимая боевую стойку.

«Ну, хорошо», — охотно согласился Хэйске.

«И не вздумай меня жалеть!» — предупредила Акане.

Перевернутые клинки скрестились с огромной скоростью. Конечно, Хэйске легко победил, но подбадривающе заявил опешившей Акане:

«Твой стиль идеально отточен. Знаешь, в чем ты мне уступила?»

«В чем же?» — спросила Акане, все еще глядящая на свою катану, вошедшую лезвием в землю.

«Ни ты, ни этот меч не участвовали в боях. Сано-сан ни разу не использовал его. А у тебя нет воинского опыта, вот и все».

«Я понимаю. Мой проигрыш был предсказуем с самого начала. Но так быстро…»

Губы Акане расплылись в печальной улыбке. «И чего ты пытался добиться в той бойне, дурак?! Оно стоило твоей жизни?» — с горечью подумала она. Перед ее взором остался лишь пустой двор.

Чай закончился. Акане налила себе еще. А потом ей надоело сидеть на одном месте. Вернувшись в дом, она попыталась взяться за вышивку, но только больно кольнула себя пару раз и поняла, что дело не шло. Во дворе послышались шаги и веселый смех нескольких мужчин. Узнав среди них хорошо знакомые голоса, Акане без опаски вышла на энгаву.

— Вы чего так орете? Люди вокруг спят вообще-то, — бросила она, с удивлением обнаружив у себя во дворе не только Сано, но и всю веселую компанию. Даже Хиджиката-сан пожаловал. Все командиры пребывали в состоянии опьянения и безудержного веселья. На оголенном животе Сано красовалась страшная рожа, обрисованная вокруг шрама.

— Мы решили, что было бы крайним свинством отметить повышение без тебя, малышка, — заявил Саноске.

— Если Акане не идет к нам, значит, мы идем к Акане, — поддержал его Шинпачи с широченной улыбкой на губах и показательно поднял в руках несколько бумажных пакетов. — Данго для сладкоежки. И еще куча всякой еды. Готовь посуду.

— К тому же Соджи тоже остался в штабе, — сказал Сайто и услышал за своей спиной громкое ворчанье.

— Это кто остался в штабе? Разве я могу пропустить самое веселье? — Окита медленно вошел во двор и прямо посмотрел на Акане. — Давай наверстывать.

Акане довольно хихикнула и пригласила гостей в дом. Когда все капитаны вошли, Саноске остался снаружи и потянул Акане за рукав в свою сторону. Под действием саке Харада становился еще ласковее, чем обычно. Вдвоем они отошли немного в сторону, и Сано крепко обнял Акане, прижав ее к себе так сильно, что дышать стало сложно.

— Ни одна гейша никогда не сравнится с тобой в моих глазах. Я женат на тебе, и в моем сердце только ты. Слышишь? — жарко прошептал он в самое ухо Акане.

Ей было плевать на то, что он пьян. Акане знала о волшебном свойстве саке развязывать языки и оголять истинные чувства. Потому она восприняла слова Сано со всей серьезностью.

— Я люблю тебя! — ответила Акане, а потом перевела взгляд на раскрашенный живот Сано и улыбнулась: — Так вот как ты народ развлекаешь!

— Тебе тоже понравится. Идем, — Саноске отпустил Акане и, обняв ее за талию, подвел к закрытым сёдзи, за которыми уже вовсю шумели гости.

Акане опустилась на колени и отодвинула створку. Сано, бросив на нее теплый, полный нежности взгляд, вошел внутрь во весь рост. Акане заползла следом и, закрыв сёдзи, подошла к расписному шкафу, за которым хранились низенькие столики на одну персону и пиалы.

Когда все было готово, Акане от души поздравила командующих Синсэнгуми с получением статуса хатамото. Они больше не были ронинами. Они стали самураями на службе сёгуна, не зная о стремительно приближающейся беде.

Косодэ — разновидность кимоно, которое носили вместе с хакама.

Хатамото — самурай, находящийся в прямом подчинении сёгуна.

Ирори — японский очаг, представляющий собой углубление в полу.

Чаван — пиала для питья или еды.