Огонь ненависти (джен)

«Зачем я пришёл сюда?» — спрашивал Эдвард Хайд самого себя и не находил ответа. Осенний дождь холодил его бледную кожу, но это ничуть не отрезвляло затуманенный разум.

Хотел бы он переписать воспоминания о случившемся таким образом, чтобы вина в убийстве его возлюбленной лежала не на нем, а на его худшей стороне. Стороне, от которой он все равно намеревался избавиться. Возможно, он даже совершит переворот в науке и будет купаться в лучах славы. Это могло бы его утешить, но нет — лишь ненависть разгоралась в груди и обжигала огнем.

Без любви не хотелось совершать великие подвиги, да и ради кого? Век благородного рыцарства остался в прошлом, и ныне Эдвард не мог найти смысл жить дальше. Именно за ним, смыслом, он и пришёл в этот парк.

Здесь началась их история.

Мэри тогда уже не была запретным плодом, но Эдвард всё ещё видел в ней понимание своей новой натуры.

— Вам не нужны эти рамки, вы рождены, чтобы переступать через них, — уверенно говорила она.

— С чего вы это взяли?

— Я видела, как все смотрят на вас, — ответила она как-то слишком вдохновенно, и он спросил:

— И как же?

— Со страхом.

У Эдварда не возникало сомнений, следует ли восхищаться тем, что она сказала, ведь ей нравилась именно его сторона, пусть и уязвлённая, зато более отчаянная. Он был счастлив, его пьянила одна мысль о том, как она коснется его губ, согреет его теплом своего тела. А затем всё рассыпалось вдребезги. Он разбил счастье своими — нет, его, Джекилла, — руками.

Теперь ничто не будет как прежде.

Эдвард Хайд смахнул слезу, предательски возникшую на щеке как раз в тот момент, как перед ним пробежала девушка. Ее золотые волосы струились на ветру, напоминая…

«Это она!» — почему-то подумал он, и его разум тут же умолк, передавая право голоса сердцу. Он помчался в след за девушкой. Побежал наперекор боли и сломленной судьбе, бушующему ненастью и ветру, а воспоминания вспыхнули в сознании, будто пытаясь его остановить.

Мисс Оливия Джонсон сидела на высоком стуле, не менее изувеченном временем, чем стол, на который она оперлась локтями.

Её вытянутое лицо выглядело бледным, почти измученным, а в глазах таилось что-то змеиное. Генри Джекилл чувствовал, что попал в ловушку, и скоро эта женщина обласкает его перспективами, а он, благодаря своей слабой натуре, не сможет устоять. Пытаясь отвлечься от нерадостных мыслей, он осмотрелся.

Всё в комнате мисс Оливии было аскетично, кроме неуместного зелёного гобелена, делавшего обстановку ещё более угнетающей. Следующими Генри заметил дешёвые репродукции картин, выполненные, пришлось признать, талантливо. Только человек, разбирающийся в искусстве, смог бы отличить эти фальшивки от подлинных произведений.

Сапфировые глаза мисс Оливии сверкнули:

— Итак, мистер Джекилл, вы всё-таки пришли. — По ее лицу расплылась хищная, как и взор, улыбка, плавная, почти соблазняющая.

— У меня не было выбора, — от волнения Генри впился пальцами в ручки кресла.

— Выбор есть всегда, но, поверьте, я вас не разочарую. Я пригласила вас, потому что вы едва ли не единственный человек в округе, способный отличить подлинное от фальшивки.

«Она читает мои мысли? Да нет, не может такого быть».

Быстро отогнав от себя эту мысль, Генри постарался вслушиваться в каждое слово, боясь упустить ту самую крупицу сокрытого.

— Я польщён, но не могли бы вы выражаться более конкретно?

«Главное — непроницаемость».

— Вас можно назвать рисковым человеком, Генри?

— Думаю, это не имеет значения, если я уже здесь.

«Хождение вокруг да около мне совсем не нравится».

От волнения к горлу подступила тошнота.

— Вы правы, ваш приход сюда — огромный риск, но вам нужна работа. И не просто работа, а та, что даст проявить свои амбиции в достаточной степени.

— Всё верно, но меня не покидает чувство, что вы видите меня насквозь.

Мисс Оливия издала сдержанный смешок.

— А вы сами хорошо себя знаете?

— Не уверен.

— Но я думаю, вы захотите узнать. И в этом вам поможет научная фирма «Lidgeyt&company».

Проклятая Джонсон! Проклятые чувства! Я так устал от самого себя…»

— Мэри! Мэри Лидгейт!

Он подобрался ближе, коснулся плеча, лишь теперь замечая лёгкую ткань серо-зелёного одеяния. «Моя женщина никогда не надела бы такой несуразный плащ», — подумал он и убрал ладонь.

Белокурая леди обернулась. Похоже, она вовсе не убегала от преследования, как сперва подумал Эдвард, — на ее лице не читалось страха.

— Сожалею, но вы обознались, — улыбнулась она.

— Никогда ни о чём не сожалейте.

— Вряд ли мне это удастся, особенно в таком нечистом месте, как Лондон.

Эдвард отметил, что голос незнакомки звучал более певуче, чем голос его возлюбленной из прошлого.

— Вы знаете, я как раз собираюсь убраться отсюда куда подальше, а вы?

— Не думаю, что смогу ответить на этот вопрос человеку, которого совсем не знаю.

— Это можно исправить, как и всё в нашем мире.

Эдвард Хайд, разумеется, и сам не верил в сказанное, а бывшая фея со звонким именем Тинкер Белл не стала вдаваться в подробности. Ей лишь хотелось начать жизнь с чистого листа.