Комната ожидания (гет)

Октябрь

Гарри стоял перед ее камином. И вместо того, чтобы посмотреть подруге в глаза, был полностью поглощен пристальным изучением сажи на своих руках и облачка пыли, поднимавшегося от рукавов.

— Гарри?

Он занялся своими очками: дышал на линзы, снова и снова протирал стекла краем своей рубашки.

— Гарри?

Он покачал головой и поджал губы, его взгляд все еще был направлен в пол, в то время как пальцы упорно оттирали несуществующую грязь с оправы. Она сделала несколько шагов, мягко вытащила очки из рук друга и прошептала очищающее заклинание.

— Вот, держи, — произнесла она, возвращая очки. Он не сделал ни единого движения, чтобы их взять, пришлось положить их на кофейный столик.

— Я сделал это, — сказал он.

— Может, присядешь?

Запрокинув голову, он внимательно изучал потолок, то и дело потирая левой рукой щетину над верхней губой. Она взяла его за локоть и повела по направлению к дивану.

— Я сделал это, — повторил он, опустившись на подушки.

— Было… тяжело?

Он закрыл глаза и кивнул, левая ладонь сжалась в кулак и прижалась к губам.

— Я сказал ей, что видел их. Я соврал. Соврал, Гермиона. Но я сделал это. И ты… ты была права. Ты была чертовски права. Это сработало. Она даже ничего не отрицала.

— Мне жаль, Гарри. Гарри, мне так жаль.

Он медленно покачал головой и уставился на очки, лежащие на столике.

— Четыре месяца. Вот сколько это продолжалось. Четыре месяца, — конец фразы был почти неслышен.

— Мне так жаль, — снова повторила она.

— Я знал, что все эти поездки скажутся на нас, но чтобы так? Чтобы она… и с ним? С каким-то жалким менеджером по экипировке?..

— Гарри… — она гладила его по спине, выписывая ладонью круги между острых лопаток.

— Все это… так… хреново, — он сложил пальцы домиком, уткнувшись побелевшими подушечками в лоб.

— Все наладится, — произнесла она самым убедительным тоном, на который только была способна. Но голос дрожал, дыхание сбилось, и еще до того, как к ней пришло осознание происходящего, оба они расплакались, их плечи начали синхронно вздрагивать, а руки крепко сцепились.

Декабрь

— К черту Уизли, — произнес Гарри. В его плане хорошенько напиться наметился значительный прогресс. — К черту их самих и их печеную картошку, и их рождественские свитера, и двухъярусные кровати тоже к черту!

— И Селестину Уорлок туда же, — добавила Гермиона. В начале вечера она с подозрением отнеслась к намерениям Гарри, но довольно быстро осознала всю их прелесть.

— Ага, и ее. К черту — нет… На хер Селестину Уорлок! — Гарри чокнулся бокалами с Гермионой и осушил свой.

— И их волосы, — сказала она, с громким звоном поставив пустую емкость на стол.

— И их гребаные волосы. Ага. Хорошо подмечено, — он вновь подлил им алкоголь.

— Я все равно не хотела, чтобы у моих детей был такой цвет волос, — поднеся к свету свой бокал с огневиски, Гермиона начала вращать его между большим и указательным пальцами.

— Я тоже, — тут же поддержал Гарри. Затем продолжил, уже мягче: — А может, и нет. Потому что у моей мамы тоже были рыжие волосы. Ты знала? — он присоединился к ее тщательному изучению, прищурив сначала левый, а затем правый глаз.

— Знала.

— На что мы вообще смотрим?

— Цвет похож. Когда держишь его на свету вот так.

Он опустил бокал и вылил напиток в горшок с цветком. Гермиона сделала то же самое, но тут же начала рыться в сумке в поисках палочки.

— Гарри, это плохо для растения, посмотрим, смогу ли я…

— Не трудись. Это она отдала мне его. Невилл подарил ей этот цветок на день рождения, но она решила, что не сможет за ним ухаживать, и отдала мне. На хрен его, — Гарри равнодушно отпихнул горшок.

— Бедный цветок, — посочувствовала Гермиона. — Это всего лишь безобидный фапелосис… пефанопсис… феленопсис… Черт. У тебя есть еще что-нибудь выпить?

— Орхидейное вино, кажется.

— А оно какого цвета?

— Лавандового.

Едва только произнеся это, он закрыл рот ладонью и горестно уставился на Гермиону. Но та вместо того, чтобы разрыдаться, рассмеялась. Не до конца понимая почему, Гарри присоединился к ней.

— Тогда… лучше… не стоит, — выдавила она, пытаясь отдышаться.

— Думаю, не стоит, — согласился он.

— Как мудро с твоей стороны, Гарри, — она шутливо толкнула его в плечо. — Ох, у меня теперь живот болит. Я сто лет так сильно не смеялась.

— Это все ты начала. Можно подумать, я бы обратил хоть какое-то внимание на цвет огневиски, если бы ты об этом не сказала. Серьезно. Мы оба знаем, что я и близко не такой наблюдательный. И, может быть, твой живот болит в связи с тем фактом, что бутылка огневиски почти наполовину пустая.

— Наполовину полная.

Они озадаченно посмотрели друг на друга, а затем вновь рассмеялись. И на этот раз от хохота свалились с дивана на пол, где несколько минут спустя застыли с красными лицами и слезящимися глазами, время от времени фыркая.

Гарри поднялся на колени и неуклюже пополз к бару со спиртным. Внимательно изучил его содержимое, затем издал триумфальное «Ага!» и взмахнул бутылкой.

— Клеверный бренди! Есть возражения против зеленого?

— Может, лучше переключиться на кофе? — предложила Гермиона, все еще валяясь на полу. — Потолок выглядит ужасно нестабильным.

— Как насчет компромисса? — предложил Гарри, поднимая подругу на ноги. — Я налью его в кофейные кружки.

— Гарри…

— Да ладно, Гермиона. Сегодня ведь Рождество, — он протянул ей выпивку.

Она принюхалась к напитку.

— Фу. Пахнет прелой травой.

— Твое здоровье, — Гарри поднял кружку и залпом выпил её содержимое. Слабо ухмыльнувшись, Гермиона последовала примеру друга.

Январь

— Новый год, новая ты. Во всяком случае, так утверждает «Еженедельник Ведьмы». Давай с этого и начнем.

— С каких это пор ты… — начал Гарри.

— Прежде, чем ты спросишь, с каких пор я читаю «Еженедельник Ведьмы», я скажу тебе, что это началось в больнице Св. Мунго, пока я вчера ждала, когда меня пропустят к Луне.

— Как она?

— Гораздо лучше. И, кстати, уверена: ей будет приятно, если ты её навестишь, — заметила Гермиона, чарами поднимая кучу грязных вещей из угла комнаты.

— Знаю. Я просто… Не хочу столкнуться там… С кем-нибудь.

— Гарри…

— Нет. Не сейчас.

— Ладно. Но, знаешь, — сказала она, заклинанием очищая зависшую в воздухе одежду, — это скорее я могу наткнуться на… кого-нибудь… а не ты. Твой… кто-нибудь… уехал играть в квиддич к черту на куличики. Мой… кто-нибудь… работает двумя этажами ниже меня.

— Значит, ты уже сталкивалась со своим кем-нибудь. И, — добавил Гарри, роясь в кипе бумаг, — у тебя было на два месяца больше времени, чем у меня, чтобы с этим справиться.

— Да. И сейчас всё не так неловко, как раньше. Особенно как в тот день, когда он заявился с засосом на шее размером с мандарин. Вообще-то, эту отметину можно было спрятать с помощью косметики. Или дезиллюминационных чар. Не то чтобы я ожидала от него таких познаний. — Гермиона пробормотала себе под нос что-то еще. — Куда мне положить эти вещи?

— Хм, вот туда, — откликнулся Гарри, указывая на тот же самый угол, в котором они и были найдены.

Гермиона закатила глаза и аккуратной стопкой сложила вещи в комоде.

— Где твоя остальная обувь?

— Чего? — Гарри разложил на полу свои бумаги: перед ним расположились фотографии, письма и газетные вырезки.

— Обувь, — повторила Гермиона. — Я хочу её рассортировать, но нашла только две пары.

— А зачем мне больше двух пар обуви? — поинтересовался Гарри, все еще погруженный в свое занятие.

— Как глупо с моей стороны было спрашивать такое, — она почистила ботинки и перешла к другой части его гардероба. — Позволь мне уточнить, — обратилась к другу Гермиона, — у тебя только две пары обуви, но при этом — две, четыре, шесть, семь комплектов формы для квиддича?

— Выкинь ее, — отозвался Гарри.

— Что? — она показалась из чулана.

— Выкинь, — повторил он, на этот раз громче. — Форму. Выкинь ее.

— Я так и поняла. Но я не собираюсь ничего выбрасывать, только потому что… Что-то горит? — Гермиона выглянула в гостиную, где над маленьким костром возвышался Гарри. — Гарри!

Тот поднял одну руку, давая понять, чтобы подруга не приближалась, в другой он держал палочку, контролируя размер и мощность пламени. Едва огонь поглотил последнюю бумажку, Гарри направил струю воды на тлеющие угольки и заклинанием убрал все следы горения.

— Я думала, так делают только девочки, — заметила Гермиона.

— Я тоже.

— Тебе стало легче?

— В некотором роде.

— Хорошо, — она вернулась в чулан и добавила: — И мы не будем выбрасывать твою квиддичную форму.

— Она мне не нужна. Квиддич разрушил мои отношения, — возразил Гарри.

— Нет, это Джинни разрушила ваши отношения. Многие звезды квиддича не изменяют своим половинкам.

— Назови хоть одну.

— Гарри, — укорила Гермиона, появляясь в гостиной, — я едва ли смогу назвать хоть какую-то звезду этого вида спорта.

— Вот именно.

— Это не значит, что ты прав. Ты все равно когда-нибудь снова захочешь поиграть.

— Вот тогда и куплю себе новую. Может, ты всё это куда-нибудь пожертвуешь? Продашь на аукционе или где-нибудь еще? А выручка пойдет на благотворительность?

Гермиона тяжело вздохнула:

— А ты хитер, Поттер. Ты же знаешь: на такое предложение я не смогу сказать «нет».

— Такой вот я. Хитрый Поттер.

— Это ты сейчас так пошутил?

— Не уверен. А было смешно?

— Не совсем.

— Тогда ладно. Слушай, делай с формой, что хочешь. Я пойду немного подышать воздухом. И еще кое-что… Ты не могла бы… — Гарри вскинул глаза к потолку и провел рукой по волосам, приводя их в привычный взъерошенный вид. — Ты не могла бы разобраться со вторым ящиком в этом комоде? На нем дезиллюминационные чары. Их можно легко снять.

— Конечно.

— Спасибо, — выдохнул он, засунул руки в карманы и вышел за дверь.

Гермиона некоторое время наблюдала за ним из окна спальни. Гарри стоял спиной к дому, глядя на маленький садик. Она хотела было подойти и узнать, не хочет ли он о чем-нибудь поговорить, но затем решила, что сейчас другу лучше немного побыть одному. Поэтому она вернулась к порученному ей заданию: второй ящик комода.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — шептала она, открывая его. — Пожалуйста, пусть здесь не будет никаких секс-игрушек. Или ее нижнего белья. Или фотографий, — казалось, что ящик был наполнен носками, но сложены они были слишком аккуратно, что свидетельствовало о наложенных дезиллюминационных чарах, о которых Гермиону и предупреждали. Зажмурившись, она сняла заклинание. — Или домашнего видео, — она приоткрыла один глаз. — Или чего-нибудь вроде… Ох, Гарри, — теперь в ящике не было ничего, кроме одной маленькой черной коробочки.

Любопытство заставило ее заглянуть внутрь: кольцо было простым, но изящным: окруженный прямоугольными гранатами, в центре сверкал бриллиант квадратной огранки. Гермиона захлопнула коробку, положила ее в сумку и присоединилась к Гарри на крыльце.

Теперь тот сидел на перилах, болтая ногами в нескольких дюймах от земли. Он не позаботился о согревающих чарах, поэтому, устроившись рядом, Гермиона наложила заклинание на них обоих.

— Гарри?

— Да?

— Я видела его. Мне жаль. Оно прекрасно.

— Ага.

— Когда ты купил его?

— Год назад. Все ждал подходящего момента.

— Ох.

На прошлой неделе выпал снег. Серо-бурые снежные кучи основательно обосновались в углах сада. Голые ветки поскрипывали на ветру. Несмотря на согревающие чары, Гермиона поежилась.

— Что ты хочешь, чтобы я с ним сделала?

— Что угодно. Я… Я просто не хочу его снова видеть. Хорошо?

— Хорошо.

Она придвинулась к другу поближе и обняла его за плечи.

— Когда-нибудь эта боль пройдет. Обещаю.

Гарри ничего не ответил, лишь опустил голову ей на плечо.

Февраль

— Я не собираюсь сегодня напиваться.

— Но ведь…

— Мне все равно, что сегодня день Святого Валентина. Сегодня еще и вторник. А я не собираюсь идти завтра на работу с похмельем, Гарри.

— Если ты не в курсе, для этого существуют специальные зелья, — усевшись на край рабочего стола подруги, Гарри кидал комки из пергамента в мусорную корзину.

— Они на меня неправильно действуют. С желудком справляются, а вот голове нисколечко не помогают. Завтра мне нужно быть здесь в семь тридцать утра. И прекрати переводить пергамент подобным образом.

— Ладно, ладно, — пробормотал Гарри. Он перенес комки бумаги обратно на стол и при помощи палочки стал расправлять их в воздухе. — Пусть так. Все равно мысль о клеверном бренди не так уж сильно меня привлекала.

— Фу.

— Ну хорошо. А что ты предлагаешь?

— Пойдем в «Дырявый Котел» и подцепим кого-нибудь.

— Гермиона… — мятый лист внезапно перестал разглаживаться и упал обратно на стол.

— Ладно, мы не должны специально задаваться целью найти кого-то, но можно хотя бы…

— Я к этому не готов.

— Гарри, прошло уже почти четыре месяца.

— Знаю. Я просто… Может, в следующие выходные, идет?

— Идет, — она отправила документы в стопку и разложила перья в аккуратную линию. — Что скажешь насчет того, чтобы навестить Луну, а затем отправиться ко мне? Можно поесть мороженого, а я снова наколдую телевизор. Найду какой-нибудь дурацкий боевик, без грамма романтики и с кучей взрывов.

По лицу Гарри расползлась широкая ухмылка.

— Звучит отлично.

Он сложил вместе наполовину расправленные свитки пергамента и отдал их Гермионе.

— Эм, прости за это. Не смог полностью… — начал было он, но, едва только раздался стук в дверь, замолчал. Гермиона заметила, как помрачнел друг, и перевела взгляд в сторону, откуда раздался звук.

— Гермиона… у меня сова от… О… кхм… Гарри, — запинаясь, произнес Рон, с его лица тут же сошла вся краска. — Привет. Привет, Гермиона. Гарри. Я…

— Рон, — перебила Гермиона, вставая и идя через кабинет. — У тебя для меня почта?

— Не для тебя… Просто… от Кингсли… он… Эм… Хочет, чтобы я нашел контрзаклятие к этому сглазу и… Я… Знаешь, я лучше зайду попозже. Кхм. Извини, — он выскочил из кабинета и поспешил прочь.

— Да уж, это вовсе не было неловко, — пробормотала Гермиона.

— Гермиона, и у него хватает наглости просить у тебя помощи с подобной хренью? — выплюнул Гарри, его глаза метали молнии. — У него хватило гребаной совести… — он широко взмахнул руками.

— Да, Гарри. Все в порядке. Правда. Мы кое-что обсудили…

— Вы, твою мать, кое-что обсудили, — он почти кричал, — и теперь он имеет право просить у тебя…

— Слушай… Я знаю, что сейчас ты меня не понимаешь и, быть может, никогда не поймешь, но все нормально. Какое-то время назад так не было, но сейчас все нормально.

— Почему же тогда он выскочил отсюда как…

— Из-за тебя и его сестры, — уверенно ответила она. — Знаешь, а давай улизнем с работы пораньше. Пойдем к Луне. Ты как?

Он бросил еще один злобный взгляд в сторону двери. Гермиона положила ладонь на его рукав: Гарри посмотрел сначала вниз на руку, а затем вверх — на подругу.

— Неужели… Неужели ты, Гермиона Грейнджер, только что предложила уйти с работы раньше положенного?

— У тебя лицо цвета помидора, — хмыкнула она.

Он с трудом выдавил улыбку:

— Ладно, пойдем.

* * *

Когда они добрались до больницы Св.Мунго, Луна спала. Дежурный целитель сообщил, что снотворное зелье прекратит свое действие через двадцать минут, поэтому друзья решили подождать.

— Хорошо, что она спит, — пробормотала Гермиона. — На прошлой неделе она бодрствовала почти пятьдесят часов подряд.

— Когда, по их мнению, Луна сможет вернуться домой?

— Никто ничего точно не знает. Самое раннее, что я слышала, апрель, но это все только предположения.

— А что с Ксенофилиусом?

— Примерно то же самое.

— Они должны были заблокировать ту область или предпринять что-то еще. Господи.

— Ну, сейчас та территория вне зоны доступа. Министерство применило все возможные меры защиты. Никто больше не забредет по ошибке на поле с ядовитым плющом в поисках морщерогого кизляка, — заверила она, усаживаясь на длинную скамью и придвигая к себе стопку журналов.

— Бедная Луна, — Гарри тщательно осмотрел помещение, прежде чем притулиться рядом.

— Гарри, ее здесь нет.

— Ты не можешь знать наверняка.

— Гарпии сейчас играют в Германии.

— Она запросто может сюда аппарировать.

— Гарри…

— Они с Луной друзья.

— Вы с Луной тоже друзья. Поэтому сиди здесь и жди, когда твоя подруга проснется, чтобы ты смог с ней повидаться.

Он сложил руки на груди и, глубоко вздохнув, прислонился к стене. Стоило кому-нибудь войти в комнату ожидания, Гарри всякий раз замирал, расслабляясь лишь тогда, когда выяснялось, что это не Джинни. Гермиона же полностью погрузилась в последнюю статью из «Еженедельника Ведьмы», решив игнорировать исходящую от друга нервозность.

— Хочешь пройти тест и узнать, какой ты из вкусов драже «Берти Боттс»? — спросила она, предлагая Гарри журнал. — Я, очевидно, рисовый пудинг.

— Ха, — откликнулся он.

— Возможно, это и не самый интересный вкус, но и не ушная сера или еще что похуже… На что ты смотришь? — она проследила за его взглядом, устремленным на Драко Малфоя, который только что уселся на скамью в дальнем конце комнаты.

— Интересно, что он здесь забыл, — протянул Гарри.

— Я видела его здесь три дня назад. И за неделю до этого. Здесь находится его мать.

— Что с ней произошло?

— Без понятия.

Когда Гарри взял журнал, Гермиона украдкой взглянула на Драко. На нем была та же одежда, что и три дня назад, хотя, откровенно говоря, у него мог быть целый шкаф доверху набитый черными брюками, черными свитерами и черными пальто. Малфой сидел, прислонившись головой к стене, руки сложены на коленях. Если он и заметил, что на него смотрят, то виду не подал.

— Здесь написано, что я валлийский гренок, — сообщил Гарри, передавая журнал Гермионе.

Не успела та поделиться своим мнением на этот счет, как подошел целитель:

— Мистер Поттер? Мисс Грейнджер? Вы можете пройти к мисс Лавгуд.

— Пойдём, Пудинг, — сказал Гарри.

— Как ты меня сейчас назвал?

— Пудинг. Как «рисовый пудинг». Помнишь? Тест?

— Да, точно. Конечно. Что ж, после вас, Гренок.

— Тьфу. Давай больше никогда так не говорить.

— Согласна.

Гарри улыбнулся и взъерошил свои волосы. Пока они шли за целителем к палатам пациентов, Гермиона еще раз посмотрела на Драко. «Если он заметит, — сказала она себе, — я обменяюсь с ним вежливыми кивками».

План не пригодился, Малфой так на них и не взглянул.