Туманность Андромеды (гет)

Утро Андромеды Тонкс начиналось с приготовления завтрака. Она вставала рано — так ее приучили в детстве — умывалась и шла на кухню, куда вскоре приходил муж, чтобы съесть поджаренный Андромедой омлет и запить его большой чашкой сладкого кофе со сливками и с тостами, густо намазанными маслом и джемом. После этого Тэд, поцеловав жену, со словами: «Пока, дорогая!» уходил на работу — в госпиталь святого Мунго. «Пока, Тэд!» — ласково улыбалась ему Андромеда и закрывала за мужем дверь.

Нимфадора обычно вставала чуть позднее — Андромеда безошибочно определяла, когда дочь просыпается: как только она поднималась с кровати, то сразу что-нибудь роняла или сама спотыкалась.

Заспанная, со спутанными волосами — розовыми, если проснулась в хорошем настроении, и обычного темно-русого цвета, если не в духе, в разрисованной забавными мышатами из маггловских комиксов пижаме, часто разодранной о какой-нибудь гвоздь — где только Нимфадора их находила? — дочь появлялась на кухне. Она подходила к столу, по дороге уронив пару табуреток, и с закрытыми глазами пила кофе. Только после этого Дора шла умываться. «Не могу проснуться без кофе, мамуль, — говорила она. — Пока не выпью кофе, я просто не человек, а вареный флоббер-червь…» Затем, наконец проснувшись и наскоро поев, начинала лихорадочно собираться на работу, и в конце концов убегала, напоследок торопливо чмокнув мать в щеку, запнувшись о тумбочку в прихожей и хлопнув дверью так, что в доме дребезжали стекла.

Оставшись одна, Андромеда принималась за уборку — к сожалению, Тэд с годами становился все более неряшливым, и Дора пошла в него: в комнате у девочки царил хаос. Андромеда зачаровывала тряпки и швабры, и они сами протирали пыль и мыли полы, пока она разбирала вещи мужа и дочери — какие отправить в стирку, какие починить, а какие, аккуратно сложив, убрать в шкаф. Потом наводила порядок в ванной. Мерлин, когда же Тэд наконец приучится закрывать тюбик с зубной пастой и вешать полотенце на крючок…

Уборка, стирка, глажка, поход по магазинам — а там и ужин пора готовить. Андромеда умела все — ее мать, Друэлла Блэк, урожденная Розье, была отличной хозяйкой и воспитывала дочерей строго. «Эльфы эльфами, но уют в доме создает хозяйка. И мужчины это ценят в женщинах. Поэтому вы, девочки, должны и сами все уметь. Чистокровной волшебнице стыдно быть неряхой.»

Конечно, мама никогда всерьез не предполагала, что кому-то из ее девочек придется управляться по хозяйству самой, без помощи эльфов. Но жизненный путь средней дочери, Андромеды, сильно отклонился от, казалось бы, предопределенной фамилией судьбы…

* * *

Сегодня Андромеда быстро покончила с делами. В магазин идти было не нужно — и она устроилась в гостиной перед телевизором с вязанием в руках. У Тэда все носки снова прохудились, просто стыдно — и пятки торчат, и пальцы — поэтому она решила связать мужу несколько пар новых.

Проворно двигались спицы в ее руках, с экрана телевизора чарующий голос пел: «Все, что тебе нужно — это только любовь…» — эта песня для Андромеды значила много. Она напоминала, как в далеком уже 1972 году Андромеда Блэк — выпускница Хогвартса — украдкой убегала из дома, чтобы встретиться с Тэдом Тонксом... Как они садились на маггловский автобус и уезжали куда-нибудь за город… Как однажды Андромеда не вернулась домой, оставшись у Тэда ночевать — и после этого путь назад был для нее закрыт навсегда. Она стала его женой, порвав с древнейшим и благороднейшим домом Блэков. Тетя Вальбурга, узнав о побеге племянницы, пришла в неистовство и выжгла Андромеду с родового гобелена.

С тех пор прошло двадцать пять лет.

«Все, что тебе нужно — это только любовь…» — повторила Андромеда вполголоса. И впервые задумалась — а так ли это? Действительно ли человеку для счастья ничего не нужно, кроме любви? «Конечно же, ничего», — ответила она на свой вопрос. Ведь Андромеда когда-то так и поступила — бросила все, что имела, ради того, чтобы быть вместе с любимым человеком. И она ничуть не прогадала — разве она не счастлива? В отличие от своей старшей сестры, Беллатрикс, которая вышла замуж за Рудольфуса Лестрейнджа, как того хотели родители невесты и жениха. Но этот брак не принес никому ничего хорошего — вскоре после свадьбы Белла вступила в ряды Пожирателей смерти, и говорят, она душой и телом предана их вождю, Тому-Кого-Нельзя-Называть. Ради него она потеряла человеческий облик — ведь даже подумать страшно, что она сделала с Лонгботтомами — а потом ради него же провела четырнадцать лет в Азкабане…

Младшая сестра, Цисси, как будто счастливее Беллы — ни она, ни ее муж после войны не попали в тюрьму, у них богатый дом, положение в обществе, сын… Хотя… какое счастье, какая любовь может быть с этим холодным, чопорным, надутым павлином — Люциусом Малфоем? К тому же сейчас ему не удалось отвертеться, как в восемьдесят первом году — в Отделе Тайн его вместе с другими боевиками Того-Кого-Нельзя-Называть взяли с поличным и посадили в Азкабан.

И Нимфадора в этой операции участвовала — сердце Андромеды сжалось от тревоги за дочь. Видит Мерлин, как она не хотела, чтобы Дора шла на службу в Аврорат. А девочка еще и в Орден Феникса вступила… Когда она не на работе — все равно где-то пропадает, и ночевать часто остается в доме на Гриммо — когда-то там безраздельно царила тетушка Вальбурга, а теперь дом служит Ордену штабом…

И сейчас у Доры, похоже, какие-то неприятности, хотя она и говорит, что все нормально — ну, насколько может быть «все нормально» у аврора в то время, когда Тот-Кого-Нельзя-Называть не только возродился, но и начал открытую войну. Девочка уже почти целый год ходит с волосами тусклого, какого-то пыльного цвета — и Андромеда голову на отсечение готова дать, что печаль Доры не связана с Темным Лордом. «Может, влюбилась, да неудачно? — думала мать. — Ох, лучше бы она замуж вышла, да забросила этот свой Орден… Может быть, стоило бы и вовсе уехать из страны…»

Андромеда положила вязание на стол и прикрыла глаза рукой. Ей очень ярко и живо, как будто это было вчера, вспомнилась свадьба старшей сестры. Гости в черных мантиях — все сплошь либо Пожиратели смерти, как и сам жених, либо сочувствующие им. Жесткие, суровые лица, воинственные речи о новом порядке, который воцарится, когда Темный Лорд победит… И он, собственной персоной появившийся ненадолго в конце свадебного пира — полыхающие багровым пламенем глаза, красивое, но жуткое лицо, властный, холодный голос. И невеста, забывшая о женихе, восторженно глядящая на своего кумира…

Именно тогда Андромеда поняла, что не хочет, не может оставаться в этом кругу. Она не будет сражаться за власть чистокровных — пусть все ее родные и знакомые и примкнули к Темному Лорду. Но идеи Дамблдора о «всеобщем благе» и равенстве ее тоже не воодушевляли. Она вообще не хотела войны, не хотела принимать ничью сторону. Ей мечталось о тихой и спокойной жизни в любви и согласии... И, наверное, поэтому ее так потянуло к Тэду, который пришел из другого мира, казавшегося более добрым и светлым, чем мир волшебников — конечно, вскоре Андромеда поняла, что это совсем не так, люди везде одинаковы — но семья Тэда была бесконечно далека от всякой борьбы за власть, от политики и интриг. «Все, что тебе нужно — это только любовь…»

Что ж, она создала себе именно такую жизнь, какую хотела. Ее, Андромеды, дом совсем не богат — обычный маггловский коттедж в деревне неподалеку от Лондона, возле пруда, укрытый от любопытных соседей живой изгородью в два человеческих роста и легкими магглоотталкивающими чарами — чтобы магглы не видели, как к ним прилетают совы, неся в лапах газету или письмо на свитке пергамента, или как хозяева дома и гости аппарируют прямо со двора. Дом Тонксов, конечно, ни в какое сравнение не идет ни с роскошным Малфой-мэнором, ни с величественным замком Лестрейнджей… Зато в нем тепло и уютно, они с Тэдом любят друг друга, у них замечательная дочь…

Тэд Тонкс — волшебник из семьи магглов. Когда-то это был широкоплечий, статный юноша с копной светло-русых кудрей — а сейчас он стал похож на немецкого зажиточного бюргера: круглый животик, добродушная улыбка на румяном лице... Нет, Андромеда ни разу не пожалела о своем выборе — Тэд хороший. Очень хороший — славный и добрый, настоящий друг, любящий отец, верный муж… Он не пьет и не курит, не заводит романов с пациентками или молоденькими целительницами, не идет после работы с коллегами в бар или, Мерлин упаси, казино — он спешит домой, к жене и дочке… И ни разу Андромеда не слышала от него грубого слова.

Вот только… Андромеда никак не могла вспомнить, когда они в последний раз были близки. Месяц назад? Или больше? Тэд неумолимо стареет — отчетливо поняла она. Он перестал за собой следить, обрюзг и вечером предпочитал сидеть перед телевизором с газетой в руках, пока его не начнет клонить в сон. Изредка он уделял внимание жене — но все сводилось к нескольким быстрым движениям, после чего, уронив голову на плечо Андромеды, Тэд благодарно целовал ее в шею, нежно гладил по спине, по плечам — и тут же засыпал.

А женственность Андромеды в ее сорок с небольшим, казалось, только расцвела. Даже кожа стала чувствительнее к ласкам, ей было мало торопливых объятий Тэда. Часто она, разгоряченная, вся пульсирующая внутри от неутоленного желания, поднималась с кровати, осторожно, стараясь не разбудить спящего мужа, и шла в душ — смывать свою страсть под струями холодной воды.

Но желание не уходило до конца, оно бродило в ее крови, от него тяжелела голова и путались мысли. Разочарование неясной тенью скользило на краю сознания, отравляя радость жизни и временами вплетаясь в ее сны, где вместо Тэда с нею был кто-то другой — она не знала, кто это, да ей даже и не хотелось знать, но просыпалась она с горящими от стыда и удовольствия щеками.

Вот и сейчас она снова поймала себя на этих не вполне осознанных мечтах и рассердилась. Какой стыд! О чем она только думает… Как можно пренебрегать счастьем, за которое она заплатила дорогую цену? Да многие другие женщины просто молились бы на Тэда, а ей чего-то не хватает… Ее мать, Друэлла Блэк, как-то, горестно вздыхая, призналась тете Вальбурге, что темперамент супруга — Сигнуса Блэка, отца Андромеды — не позволяет ему ограничиться женой, и можно по пальцам пересчитать дам их круга, с которыми он не переспал. Мать тогда употребила другое, куда более грубое слово — к немалому потрясению юной Андромеды, слышавшей весь разговор через открытую дверь террасы...

Андромеда поднялась с кресла и, подойдя к зеркалу, окинула себя строгим взглядом. Зрелая, все еще красивая женщина — правильные черты лица, густые темно-каштановые волосы, большие карие, теплого золотистого оттенка, глаза... Распахнув халат, приподняла ладонями свои груди — тяжелые, упругие и пышные. Живот почти плоский, словно она и не рожала…

«Все, хватит! Да что со мной сегодня такое?!» Андромеда затянула пояс на халате потуже, бросила взгляд на недовязанные носки, потом на часы — хотя еще рано, однако она пойдет готовить ужин. Тогда глупые, никчемные мысли отступят. До поры до времени...

Она решительными шагами направилась на кухню, когда хлопнула входная дверь, с грохотом упала скамеечка для обуви, и ворвалась Нимфадора. Ее волосы полыхали ярко-алым, заплаканные глаза как-то странно блестели. Она выпалила:

— Дамблдор убит! Сегодня ночью, в Хогвартсе! Туда проникли Пожиратели смерти… Снейп оказался предателем! А еще… — дочь перевела дыхание, — мамочка, не волнуйся только… мы с Ремусом женимся!

— Что, прости? — Андромеда застыла на месте, уставившись на дочь.

Нимфадора уже более спокойным голосом повторила все свои новости. У Андромеды голова шла кругом — предательство Снейпа ее не слишком взволновало, она почти не знала этого слизеринца, а вот убийство директора… Это значило, что Тот-Кого-Нельзя-Называть одержал решительную победу. Ведь Дамблдор — единственный, кто способен был с ним справиться, а теперь его нет… На Избранного, Гарри Поттера, Андромеда не возлагала особых надежд — что может сделать с величайшим темным волшебником недоучившийся школьник? Правда, в детстве Авада от него отскочила — но кто его знает, что там на самом деле произошло? Да и нельзя же все время рассчитывать на чудо — Андромеда хорошо знала, что настоящие чудеса даже в волшебном мире если и случаются, то крайне редко. Впрочем, и весть об убийстве Дамблдора отступила на задний план перед предстоящей свадьбой дочери.

— Кто такой Ремус? — обескураженно спросила Андромеда. — И почему мы с отцом ничего не знаем?

— Ну, мамочка… — Нимфадора обняла мать. — Я тебе не рассказывала, потому что думала, он меня не любит. А теперь все решилось. Знаешь… это так ужасно… Дамблдора нет, Пожиратели смерти были в школе… Снейп нас предал… Но я так счастлива! Это нехорошо, да? Или нет? Профессор МакГонагалл сказала, Дамблдор был бы только рад, что в мире стало больше любви… Представляешь? И я тоже так думаю, если честно. — Она опустила глаза и покраснела.

— Так что за Ремус? — допытывалась Андромеда.

— Он тоже из Ордена… гриффиндорец, — ответила дочь со счастливой улыбкой. — И он оборотень.

— Что? — Андромеда почувствовала, что ноги ее держат плохо, и поспешила сесть на табуретку. — Как — оборотень? Что это значит?

— Ну что ты, мам… Да, он оборотень. Но Ремус не такой, как все они… Он замечательный. Очень добрый и очень умный. Вот увидишь! Тебе он понравится. И такой скромный, такой благородный… Ты представляешь, он потому и делал вид, что я ему совсем не нравлюсь — не хотел портить мне жизнь…

— Нимфадора… — дочь поморщилась, как всегда, когда слышала свое «дурацкое», как она говорила, имя. Но Андромеда продолжала: — А ведь этот твой Ремус был прав. Если он действительно порядочный… человек… он должен был от тебя отказаться. Как вы будете с ним жить? Ты хоть понимаешь, что тебя ждет в браке с ним? Как можно жить с человеком, который раз в месяц превращается в кровожадную тварь? Которого ты боишься?

— Я его не боюсь, мама. Я сама буду ему аконитовое зелье варить.

— Ох… — Андромеда сжала пальцами виски, пытаясь собраться с мыслями.

— Мама, ну что тут такого? Ну, оборотень… Он сам говорит, что у него «пушистая проблема», — дочь засмеялась. — То есть, это Джеймс Поттер с Сириусом так говорили — они же с Ремусом вместе учились на Гриффиндоре и были лучшими друзьями.

Нимфадора оборвала смех и печально вздохнула — Сириус Блэк погиб год назад в Отделе Тайн, в бою с Беллатрикс Лестрейндж...

— Но как же ты с нами даже не посоветовалась… — Андромеда покачала головой. — Сама все решила… И этот твой… Ремус должен был сначала с нами познакомиться… хотя бы для приличия. Как, кстати, его фамилия?

— Люпин, — с нежностью произнесла Нимфадора. — Ремус Люпин.

— Люпин… Кажется, в Министерстве такой работал…

— Ну да, это его отец. А кстати, папа еще на работе?

— Да, — кивнула Андромеда. — Вот подожди, придет…

— Он меня поймет, — уверенно заявила дочь.

— Не думаю, — покачала головой мать. — Отец куда лучше тебя знает, на что способны оборотни. Он в Мунго видел их жертв…

— Мама, но Ремус не такой! Он не хочет никого убивать. Он сам очень страдает из-за того, что оборотень…

— Милая, это ведь не зависит от него… Да, конечно, аконитовое зелье... — отмела Андромеда возможные возражения дочери, — а если ты его не достанешь?

— Я же сказала, что сама буду варить! Я же все-таки аврор, ты не забыла? На аврорские курсы не берут с оценкой ниже «Превосходно» по зельеварению!

— А вдруг он однажды забудет его выпить? Или выпьет слишком поздно? Или… или ты все-таки ошибешься при приготовлении?

— Мама, — дочь начинала сердиться, — зачем уже сейчас придумывать ужасные вещи, которые, может быть, никогда и не произойдут? Ты хочешь меня отговорить? Так знай — как я решила, так и будет. Мы поженимся, пусть хоть весь мир против нас!

— Но подожди… — Андромеда сама удивилась, как беспомощно звучит ее голос. — Может быть, ты еще подумаешь… Нельзя такое важное решение принимать так скоропалительно.

— Но ты же сама в свое время так вышла замуж — ни с кем из родных не посоветовалась, даже из дома сбежала! Да уж, воображаю, как бы ты пришла за советом к тетушке Вальбурге…

— Это совсем другое дело, — отрезала Андромеда. — Твой отец — человек, а не… — она осеклась и замолчала.

— Темная тварь, да? Договаривай уже… — Нимфадора вспыхнула, в глазах выступили злые слезы. — Вот, значит, как? То, что отца твои родные называли грязнокровкой, тебя не остановило… А теперь ты сама…

Она круто развернулась и вышла. В ее комнате хлопнула дверь. А Андромеда поняла, что ей нечего сказать собственной дочери, что у нее нет ровным счетом никаких доводов, чтобы удержать ее от рокового — самоубийственного, как она считала — шага.