Редактор отклонил фанфик (джен)

Город спит, неширокие улочки замерли до утра. Густая непроглядная темень превращает оконный проём в стену, отрезающую от внешнего мира. Ни один звук не доносится из открытой форточки, лишь промозглый и холодный весенний воздух воровато пробирается в дом, заставляя невольно ёжиться. На диване неясно угадывается мужской силуэт, с ноутбуком на коленях. Желтоватый отсвет экрана, словно угасающий костёр, в котором сгорели без следа надежды и мечты, выхватывает из темноты помертвевшее лицо и кисти рук, судорожно сжатые в кулаки. Казалось, на лице живут одни лишь глаза, снова и снова перечитывающие короткое сообщение.

Редактор

Отклонил фанфик

* * *

Профиль Фобос

Двадцать четыре года, не женат, род занятий — вынос мозга, геймер

Фобос тяжело вздохнул: делу всей его жизни — грандиозному макси-кроссоверу, задуманному как зубодробительный экшен, — ни за что не увидеть свет. Но почему, чёрт побери?!

Экшен был хорош, как казалось несостоявшемуся автору. Множество ярких персонажей, перекочевавших в его фанфик из аниме и популярных фильмов, море красочных сцен и действий, куча локаций, которые рисовались в мозгу так же ярко, как скрины игр, но...

Фобос был косноязычен просто до ужаса. То, что казалось идеальным и крайне интересным при озвучке внутренним голосом, в письменном изложении на редактора впечатления не произвело. Точнее, произвело, но совершенно не такое, на какое рассчитывал Фобос. Редактор работу зарезал: одним росчерком своего красного виртуального карандаша перечеркнул и погони, и перестрелки, и кучу атакующих зомби, а горе-автору настоятельно порекомендовал кардинально менять стиль изложения, если он хочет, чтобы его творение — хоть когда-нибудь — увидело свет.

Легко сказать — меняй стиль. Как?

Во-первых, Фобос в упор не видел, где конкретно в текст закрались неточности, во-вторых, ему казалось — стоит только начать править, как фанфик потеряет свою изюминку, лишится индивидуальности. А в-третьих, обиженный Фобос с горечью в сердце вообразил, что редактор просто придирается. Поэтому он не придумал ничего лучше, как безобразно сорваться: грубо обматерил редактора, лихо занес его в чёрный список, потом выпустил, опять обматерил и вновь усадил под арест.

Настроение было — хуже некуда, о публикации даже мечтать не хотелось. По настоятельной рекомендации ошалевшего от неожиданности редактора можно было бы найти бету, но тут врождённый пессимизм Фобоса по-гадючьи поднял голову. С ужасом он думал о том, что нужно будет обратиться к блогожителям за помощью, выставив на всеобщее обозрение кусок из раскритикованного редактором текста, и черпануть от души — большой ложкой — язвительной критики и насмешек. А хуже всего было то, что после перенесённых страданий на вопли о помощи никто не отозвался бы.

Эта безрадостная картина, рисующаяся в голове несчастного автора, угнетала настолько, что он недрогнувшей рукой безвозвратно удалил своё творение и решил больше никогда даже не заикаться о публикациях.

* * *

Фобос лениво зевнул и почесал пузо под майкой. Игра "Правда или вызов", которую он временно администрировал на одном из форумов некоего литературного сайта, совсем зачахла, и инициативу перехватила Слейпнировна — местная неугомонная знаменитость и королева троллинга. Участники заметно оживились: в основном желая посмотреть, как Слейпнировна будет жечь и троллить игроков, но она была на удивление адекватна и командовала уверенно и чётко. Страсти поостыли, игроков осталось всего пятеро, и ответы на нехитрые вопросы потекли рекой.

Там-то Фобоса и свела судьба с Прапором — новичком на сайте.

Профиль Прапор

Двадцать восемь лет, женат, род занятий — суровый

Прапор был любопытен, болтлив и лез в каждое обсуждение, докучая юзерам. Ему все было внове и интересно, а блогожители не разделяли его любопытства и чрезмерной активности. Заткнуть словесный поток было невозможно, как извергающуюся Фудзияму тощей японской задницей, и потому Прапора, мягко говоря, здорово недолюбливали на сайте.

Но, несмотря на недолгое пребывание на сайте и на остракизм, которому колоритный пользователь порой был подвергнут, у него уже имелось некоторое количество фанфиков — добротных, как СССРовские банки с тушёнкой, припрятанные в каптёрке. Прапор метал свои опусы на редактуру, как гранаты из окопа, и модераторы взирали на его сочинения вполне благосклонно.

И вот после игры несчастный гонимый автор и поделился с Прапором тоскливой информацией о своём бедственном положении.

Тот задумчиво почесал макушку пятернёй.

Производя впечатление человека недалёкого, простоватого и даже отчасти глупого, Прапор между тем прекрасно понимал, что редактор и фанфик тесно связаны, и узы эти святы и нерушимы, примерно как узы брака — только смерть разлучит их. И если предположить, что если даже Фобос вытащит своё детище из корзины, пригладит и вновь вздумает отправить на редактуру, редактор-то будет прежним. Или того пуще — может достаться другой редактор, не такой снисходительный, как первый, который даже не ввёл никаких санкций за темпераментные проклятья в свой адрес.

Также Прапор давно уже постиг смысл нехитрой, но очень полезной поговорки: ласковый телёнок двух маток сосёт, а бодливому и одна не даётся.

— Выход тут один, — решительно заявил добровольный консультант. — Вести себя вежливо и тихо, извиниться перед редактором и всё-таки попытаться реанимировать несчастное произведение.

Фобос по другую сторону монитора упрямо сопел; в груди его вновь клокотал праведный гнев, и изъясняться он мог только междометиями, из набора которых Прапор вынес следующую информацию: даже если Фобос и извинится, его слова будут не нежнее рёва медведя-шатуна. А это означало только одно: взять на себя роль переговорщика-парламентера и побыть телятей предстояло именно Прапору, почему-то проникшемуся к Фобосу сочувствием.

Что Прапор и проделал с блеском. Он подкатил к редактору умело, шаркая ножкой, отвешивая выверенные комплименты и рассыпаясь в извинениях за грубого и темпераментного Фобоса. Вежливо поинтересовался, какие же телодвижения необходимо сделать Фобосу, чтобы загладить свою вину и вновь попытать счастья.

Редактор был зол.

Несмотря на довольно покладистый характер, на вопли и проклятья темпераментного горе-автора он всё же обиделся и некоторое время отвечал парламентеру-Прапору суховато и отчасти официально. Но знания о ласковых телятах сделали свое дело, и редактор под мощной лавиной Прапоровых комплиментов оттаял, сменил гнев на милость и объяснил, что Фобосу, как ни крути, исправлять своей шедевр придётся. И лучше бы найти для этого хорошую и терпеливую бету, потому что работы там — конь не валялся. А редактор будет стро-о-ого следить за тем, чтобы на проверку пришли именно качественные материалы, а не криво переписанные Фобосовы бредни.

— Хе-хе, — злорадно сказал редактор.

На том Прапор, собственно, откланялся и отчалил.

Надо сказать, что Фобос в глубине души надеялся на то, что проныре-парламентёру, который умел быть очень вежливым и приятным в общении, если ему того было нужно, всё же удастся умаслить редактора пропустить текст без изменений. А потому естественную информацию о том, что придётся много работать, нахалёнок воспринял уныло и без энтузиазма — даже весть о том, что редактор вроде как больше не сердится, не порадовала. Халтурщик пытался со слезами и воплями броситься Прапору на виртуальную грудь, одновременно предаваясь словесному самобичеванию, но Прапор пресёк несанкционированные попытки близкого контакта.

— Ну, давай я посмотрю и, может, помогу тебе отбетить, — предложил великодушный, но глупый Прапор, совершая фатальную ошибку.

Фобос из нытика и самого несчастного в мире существа тотчас превратился в расчётливого рабовладельца, и над Прапоровой головой звонко щёлкнул кнут. Вот так подписывать договоры, не читая текста.

Фобос предъявил фронт работ, и только ознакомившись с текстом, Прапор понял, как глубоко и безнадёжно влип.

Во-первых, Фобос любил экшен — много экшена, когда герои, забыв свое имя, пол и возраст, палили с обеих рук из пулеметов по врагам, и именно эти сцены предстояло оформлять глупому Прапору. Тот иногда писал и экшен — добротно и толково, но умеренно, дозированно, как вишенку на торте. Фобосу же было нужно нескончаемое количество страниц предельно жестоких схваток, горы трупов и размотанных кишок, море кровищи, захлёстывающей читательские мозги до такой степени, что они начали бы щёлкать, как отстрелянные гильзы об пол.

Второе, что предстояло сделать взгрустнувшему Прапору, это поправить корявые речевые обороты, коими тексты Фобоса просто кишели, как болото ядовитыми змеями.

И всё бы ничего: Прапор был человеком терпеливым и в какой-то мере даже трудолюбивым, он разгрёб бы — рано или поздно — дебри Фобосовых безумных мыслей, если бы не одно "но", досадное, как клоп — маленькое, но вонючее.

Фобос начал щёлкать бичом.

Нависая над душой, он то ныл и рыдал:

— Ничего не получается, никто меня не любит, а жизнь настолько уныла, что легче сброситься со скалы!

То хищно рычал и завывал:

— Скорее, давай скорее, читатель требует и ждёт! — словно капая раскалённым воском на неподготовленные к насилию Прапоровы мозги.

Это два обстоятельства очень угнетали Прапора, потому что его-то читатель тоже требовал и ждал своей тушёнки — добротного неторопливого обновления. А автор, связанный клятвой помочь хитрому Фобосу, вынужден был сидеть и катать лапшу быстрого приготовения — длинно, однообразно и очень остро. И чем дальше Прапор катал "Доширак", тем неугомоннее становился Фобос. Он вдруг окончательно превратился в рабовладельца и абсолютно игнорировал намеки Прапора на то, что ему иногда нужно подумать и о своей работе, а на любой демарш отзывался либо жалобным воем о жестокости мира, об одиночестве и беспомощности, давя на совесть и на жалость своему "литературному негру", либо лихорадочными воплями вроде "читатель ждёт!". И щёлкал кнутом, приговаривая садистски: "Ты обещал, ты мне обещал!"

Прапор страдал.

Он, несомненно, верил — да, самому Фобосу вовек не справиться — и своё обещание помочь хотел сдержать. Но вопли в ночи напрочь отбивали у Прапора всяческое желание работать, тяга к своей тушёнке становилась нестерпима, уже банально хотелось водки и обнять березку.

Муки творчества привели мозг недалекого и глуповатого гастарбайтера в рабочее состояние, и он чересчур быстро, хитро и здраво рассудил, что вовсе не обязательно быть единственным рабом на плантации. Достаточно поймать ещё несколько зазевавшихся простачков, и вуаля! И обещание выполнено, и ты на плантации надсмотрщик.

Эту мысль он и озвучил, когда Фобос в очередной раз начал заламывать руки.

— Давай найдём бету, — предложил Прапор, игнорируя ставшую уже привычной истерику.

Тут работодатель снова зарыдал, переходя практически на ультразвук, и Прапор восторженно зацокал языком, изумляясь и отчасти восхищаясь тем, как могут в одном человеке так причудливо совмещаться две крайности — хронический чернейший пессимизм и замашки эгоистичного тирана-рабовладельца.

— Никого мы не найдём, — подвывал Фобос. — Я более чем уверен. Кому нужно такое говно, как я? Вот ты добрый человек, ты один согласился, и то теперь меня покидаешь...

Но доведённый до ручки Прапор тоже заупрямился — упёрся рогом и хладнокровно курил, слушая вопли отчаяния, включив свою безжалостность на полную мощь.

— Ты пробовал написать призыв в блогах? — спросил Прапор, делая глубокую затяжку.

— Нет, но я и без этого тебе скажу, что ничего у нас не получится, — заныл хитрый Фобос.

— Так подай какое-нибудь интересное объявление, — назидательно проговорил Прапор, твёрдо решивший скинуть рабовладельческий строй.

— Я не у-ме-ю! — не менее твёрдо заявил Фобос, становясь в свою излюбленную позу великомученика. В ней удобно было как предаваться самобичеванию, так и принимать летящие в лицо помидоры. — Ну, вот такой я некреативный! Я просто не знаю, что писать. Да, такое я ничтожество и дурак.

— Ты хоть попробуй, — упорствовал жестокосердный Прапор.

— Не хочу, — отвечал Фобос стойко, не меняя позы. — Я знаю, что ничего не выйдет. Может, ты сделаешь?

Прапор усмехнулся: кажется, он начал лучше понимать Фобоса в частности и жизнь в целом.

— Вообще-то, это тебе нужно, — веско заметил он.

— Я так и знал, — замогильным голосом произнёс Фобос вслух, глядя на безжалостные строчки на экране. — Ты тоже меня бросаешь. Впрочем, я не сомневался.

— Ыть!.. — непечатно ответил взбунтовавшийся раб. Из его слов следовало, что он советует всем и каждому заниматься сексом с лошадью покрупнее до полного просветления рассудка.

Пока хитрый Фобос потирал лапки, разъярённый Прапор быстро накропал конструктивную просьбу, добавив в неё известную толику юмора и всяких витиеватостей. Озорное объявление, вывешенное в блогах, говорило о некоторой нестандартности его автора, и первый наивный раб попался в расставленные сети очень скоро.

Профиль Селена

Двадцать семь лет, не замужем, род занятий — тайна, покрытая мраком

— После такого пылкого объявления, — написала некая Селена, — я просто не имею права тебе отказать!

— Ты согласна стать бетой? — недоверчиво отозвался Фобос.

— Нет, я согласна выйти за тебя замуж, — ехидно ответила девушка. — Что, растерялся от счастья? Тащи сюда свой шедевр, посмотрим, что там за смертельный вынос мозга.

А пока обалдевший от неожиданного внимания недоавтор распускал перед Селеной павлиний хвост, превознося себя любимого, не менее счастливый Прапор устроил себе заслуженный выходной и радостно окунулся в привычную атмосферу блогов…

День-без-забот оказался на редкость удачным для Прапора. Вероятно, блогожители соскучились и не слишком клевали его. Неспешно переходя от одного обсуждения к другому, Прапор задержался в каком-то посте.

Профиль Куратор

Сорок шесть лет, в свободном полёте, род занятий — по призванию

Судя по информации в профиле и содержанию сообщений, Куратором была женщина. Прапор пересекался с ней в блогах и раньше, конфликтных ситуаций в общении никогда не возникало, и что-то — возможно, эйфория от неожиданного отдыха — подтолкнуло профессионального бригадира задать вопрос в лоб:

— Не могли бы вы помочь с редактурой? Мне и моему другу — только он стесняется сам искать бету.

Хитрый Прапор собирался убить двух зайцев сразу. Во-первых, он действительно решил предложить сначала собственный макси для вылавливания "блох" — в качестве небольшой компенсации за невольный творческий простой, а во-вторых, текст Фобоса предъявлять неподготовленному морально человеку было преступлением, совершаемым с особой жестокостью.

В любом случае подобное предложение малознакомому человеку было достаточно нахальным поступком. Но, к своему удивлению, Прапор услышал в ответ:

— По-человечески вы мне симпатичны, давайте ваш текст.

— Да-да, и главное, текст друга, — быстро проговорил бывший раб. — Только предупреждаю: у него непростой характер, — честно добавил он.

— Та-ак, — отозвалась Куратор. — С вами я договариваюсь сейчас, а ваш друг пусть обращается лично, чтобы потом не было недоразумений.

Операция "познакомь автора с бетой" была проведена в считаные минуты. Вымуштрованный Фобос был вежлив и предупредителен, и вторая муха увязла в паутине.

— Аллилуйя, — прошептал взмокший от волнения Прапор.

…И только гораздо позже он узнал правду: головокружительный успех такого безнадёжного предприятия объяснялся вовсе не личным обаянием парламентёра. Просто Куратор была в этот вечер слегка нетрезва и оттого благодушно настроена.

* * *

Сам же Прапор, набрав работников, почувствовал себя свободным, как надсмотрщик на плантации. Копаться в виршах Фобоса ему больше было не нужно, но всё же в команде он остался — предприимчивый и пронырливый гений пера теперь выполнял обязанности администратора и парламентёра к редактору.

С наслаждением закурив и пуская дым в потолок — иногда он так делал, за что ему нагорало от супруги, — Прапор понял, что своё обещание он выполнил.

— А теперь, — написал он Фобосу, — вытаскивай свой план из корзинки и начинай работу заново.