Редактор отклонил фанфик (джен)

Великий писатель, изобретатель обоснуя и двигатель сюжета окончательно и бесповоротно заскучал…

Он, конечно, продолжал самозабвенно строчить своё зубодробительное произведение, и Сорвиголова с удовольствием вертела ручку огромной мясорубки, перемалывая энное количество персонажей в фарш и наматывая их кишки на виртуальную огромную бобину, но свежий авторский трэшачок мало чем отличался по качеству от первых глав и небрежно отодвигался бетами в угол. Дата публикации была по-прежнему далека, как Альфа Центавра: шахтёры делали свою работу тщательно и медленно, так что слава и знаменитость Фобосу пока не светили.

Ему казалось, что все о нём забыли, забросили и уделяют уже не так много внимания, как раньше. Автор чувствовал себя маленьким и одиноким. Беты по привычке продолжали называть его Создателем, но в их хитро прищуренных глазах уже прочно поселилась какая-то непонятная издёвка, а зубы, лихо прикусывающие папироски, неприятно скалились в ухмылках. Это были какие-то неправильные рабы: работать они не прекратили, нет, но Куратор гневно осаживала Создателя, лишь только тот пытался позволить себе любое, даже самое тихое, щелканье бичом, а Селена с места в карьер выдавала витиеватую матерную речь, призывая заткнуться и полюбить коня. И тогда Фобос испуганно затихал и зыркал настороженными глазками из-под стола, приподняв уголочек скатерти.

— Я будто попал в зомби-хоррор! Только вместо "мозги-и-и!" вы стонете "гла-авы-ы-ы!" — тихо бормотал себе под нос Создатель.

К тому же шахтеры вдруг начали отказываться прокладывать штреки в намеченном Фобосом направлении и стали регулярно бастовать. Самовольно они вырезали целые куски из забоя — простите! — из глав, которые казались им не то чтобы позаимствованными... да просто бесцеремонно скопированными из Википедии. Гигантские шахты и подземные галереи — гордость Создателя — безжалостные шахтеры рубили алмазной киркой на несколько частей, а если Творец начинал брыкаться, ему многозначительно показывали кувалду.

— Острый приступ глобализма, — безапелляционно выносила вердикт Куратор. — Хорошо, что ты даёшь подробные описания, но проблема в том, что читателям такие большие порции давать не нужно. Не приведи господь, привыкнут.

— Ладно уж, распиливайте, — чувствуя себя депутатом при согласовании госбюджета, махал рукой Создатель.

К тому же в край обнаглевшие девушки потребовали от Фобоса, чтобы он латал логические дыры сам — вот ведь нахалки! Они напрочь отказывались додумывать, дописывать, расшифровывать и сводить концы с концами выпирающие нестыковки. Негодяйки заставляли автора работать самого, дёргая за свою цепь, на другом конце которой — вот же чудо! — незаметно оказался прикованным сам Создатель.

— С твоим шедевром я, пожалуй, реально курить начну, — мрачно заметила Куратор после неравной схватки с очередной сценой. — А курила я давно, в самом начале своей творческой карьеры.

— Вот видишь, — оптимистично воскликнул Фобос, — насколько всё было плохо тогда и насколько хорошо сейчас, когда я пишу про своих любимых зомби!

— Он пишет...

Рабовладельческий кнут, который так любил Фобос, Куратор демонстративно переломила надвое перед побледневшим Создателем и пыхнула ему в лицо сизым дымом "Беломора"…

После подобных демаршей беты разражались разнокалиберным грубым гоготом и вновь исчезали в забое, невежливо прервав разговор на полуслове и оставляя Фобоса в одиночестве.

— Нагадили мне в тапки и свалили довольные! — тихонько вздыхал автор, втайне страдая.

Он был совершенно одинок.

Остальные...

Беты активно общались: их связывали близкие интересы, общее дело и кайло, которым они крушили и заново создавали фанфик. У Прапора были горячо любимые блоги, музыка и болтовня, у Сорвиголовы — кишки и внутренний садист, требующий всё более извращённых жертв, и её собственное творчество, а у Фобоса никого, никого не было... Никто его не жалел, не ставил на табуреточку и не заставлял читать стишки, а так хотелось. Даже поныть о своей несчастной судьбе Фобос теперь не мог: ему помогали, его фанфик правили и писали, и жаловаться на жестокость людей было бы просто нелогично и нелепо.

А Создатель жаждал и внимания, и почитания, и уважения. Ему хотелось казаться важным и умным — буквально экспертом в каком-нибудь деле, притом экспертом настолько глубоким, чтобы все кругом ахнули и упали, подёргивая ногами, как тараканы под "Дихлофосом".

И Фобос решил добиваться признания единственным известным ему способом — эпатажем, привлекая внимание команды интересными вбросами.

Начал он очень издалека, этакой своеобразной артподготовкой, вероятно, прощупывая почву.

В чат был выброшен фонтан негодования, посвященный ФНАФу — Пять ночей с Фредди — и тому, что с хорошей идеей творят нерадивые разработчики.

Заламывая руки, брызжа слюной и тараща глаза, Создатель в одиночестве метался по чату, поливая головы правообладателей игры бранью. Истерика Фобоса, перемежающаяся с фанатичным страшным бормотанием, была настолько безумна, что казалось, он реально слетел с катушек оттого, что какой-то недотепа посмел пошатнуть общепринятую теорию касательно этой тупейшей игрушки. Фобос пересказывал перед очумевшей командой все прежние теории, которые мнились ему стройными и логичными, и с негодованием визжал, что новая никуда не годится. Он упоминал такие тонкости и нюансы, которые команда, далёкая от подобного рода развлечений, постичь не могла, а потому молча внимала гневным проповедям. Возможно, в пустоту канула самая великая экспертиза разработки, но увы: команде было наплевать на медведя-аниматроника.

Притом горе и отчаяние Фобоса были настолько полными и всеобъемлющими, будто у него преставилась любимая бабка, не меньше.

Беты побросали инструменты в забое, высунули головы в касках с фонариками из шахт и молча, с изумлением и любопытством, рассматривали безумца.

— Это что такое?! — поинтересовалась Куратор у очумевшего от такого темпераментного представления Прапора. — Мне кажется, или Создатель в хламину пьян?!

Прапор чувствовал себя неловко. Впрочем, неловко — не то слово, он ощущал себя жуликом, который завлёк девушку в наркоманский притон под предлогом почитать стихи.

— Я не знаю, под чем он, — неуверенно ответил Прапор, — но определённо под какими-то препаратами. Так убиваться из-за какого-то паршивого медведя...

Меж тем оратор, кажется, входил в терминальную стадию своего праведного гнева. На робкие попытки бет успокоить его Фобос отвечал мощными фонтанами горячечного бреда, и кое-кто в чате даже подумал, что он в перерывах между гневными тирадами заливается высокоградусным топливом по самые брови, и оно как подогревает его темперамент, вдохновляя на новые излияния, так и приподнимает крышу.

— Хозяин в запой ушёл: и поди пойми — в творческий или алкогольный, — шмыгнула носом Селена.

— Истинно говорю тебе, — мрачно заметила Куратор Прапору, — белочка пришла. Теперь ясно, почему у него такой... шедевр. Видимо, для его создания Фобос ищет вдохновения на той же заправке.

Команда единым фронтом накинулась на неадекватного автора, требуя прекратить эти пьяные выходки, заткнуться, лечь спать и больше в приличном обществе не выражаться. Это был совершенно не тот эффект, которого ожидал ошалевший от непонимания Фобос. Поворчав ещё немного, обиженный гений ушёл, раздумывая, чем бы еще поразить воображение неблагодарных слушателей.

Наутро команда с любопытством поджидала явление Создателя, готовя скользкие и злые шутки про тяжесть похмелья.

— Злорадствуете, гадюки подлые? — буркнул тот вместо приветствия.

— Нисколько. Сопереживаем, — откровенно веселясь, заявила Сорвиголова. — Натворил ты дел…

— Ага, буянил не по-детски: кто хозяин в доме? — мстительно прищурилась Куратор.

— А женщин-то в доме всё больше... — лукаво улыбнулась Селена.

Означенные женщины протянули хором:

— Това-а-арищ Сухо-о-ов! — и покатились со смеху.

Некоторое время Фобос купался во всеобщем внимании и даже придумал, что он запойный алкоголик, чтобы подогреть интерес к своей персоне, и клятвенно обещал "это прекратить, собраться и зашиться". Но Прапор не впечатлился:

— Я всегда собран, но, видишь ли, я не умею так пугать народ, как ты.

— Ну ты это... завязывай, короче, — равнодушно добавили беты и исчезли в забое.

* * *

Фобос был разочарован.

Да как же так? Столько усилий, такая мастерская актерская игра, и всё насмарку? Этого допустить Создатель не мог. К тому же эпатаж работал — вброс помог расшевелить интерес команды к Фобосу, и тот решил действовать именно в этом направлении. Писать уже не хотелось, хотелось всеобщей любви.

Вращаясь в блогах, Фобос заметил, что многие юзеры любят обсуждать всяческие пикантные интимные сцены. И чем сцена резче и острее, тем вроде как юзер круче и уважаемей — ну, по крайней мере, непризнанному герою так казалось. С немым восхищением перечитывал Фобос некие циничные, такие небрежные и полные снисходительности посты альфа-самцов форума и колкие, язвительные выпады опасных, недосягаемых, а потому и привлекательных альфа-самок.

О, на таких обращали внимание все, их даже пытались куснуть, но уверенные в себе альфы обоих полов были непоколебимы, как сфинксы. Они царственно возлежали где-то на диванах в разных городах земного шарика, сыто щурились, глядя на экраны своих ноутов, на которых разгорались нешуточные страсти, и прущая из них безграничная самоуверенность соперничала с бездонностью космоса.

Фобос хотел того же: быть непоколебимым и циничным, безразличным к чужим укусам, прожжённым и многоопытным — чьи подвиги изумляли бы людей и ввергали в ступор.

Сказано — сделано.

Фобос напряг мозг — да-да, тот самый, сгенерировавший злосчастный фанфик, — и наутро команду ждала удивительнейшая история.

С утра Создатель прогуливался по чату, бросая какие-то короткие небрежные фразы, сетуя на недосып и усталость. Команда, уже немного привыкшая к подобным выходкам, насторожилась, предчувствуя очередной вброс.

— Что случилось? — поинтересовался смелый Прапор.

— Да, — небрежно ответил Фобос, — не выспался. Ночка та ещё выдалась.

И многозначительно замолчал.

Команда обратилась в слух. Ранее Фобос как-то помалкивал о "таких ночках", словно этого аспекта в его жизни не было совсем. Нынешний вброс был нов и свеж, команда уважительно покачала головами — мужик, что тут скажешь. Создатель ликовал.

— В клуб вчера ходил, с девушкой там познакомился, — всё так же небрежно продолжал Фобос. — Все дела. Понимаешь?

Прапор, как любой мужик и похотливый кобель в одном флаконе, понимал. Он одобряюще кивал и поддакивал. Фобос был на седьмом небе от счастья — маска альфа-самца была натянута мастерски. Цель была достигнута минимумом усилий, внимание и уважение обеспечены. Это был успех.

Но тут в Фобосовом мозгу, испытывающем перегрузку от радости, вдруг что-то пошло не так. То ли фраза о девушке, хорошо отрепетированная и выверенная до самой последней буквы, была единственной домашней заготовкой, то ли ещё что. Но только Фобос вдруг быстро-быстро стал выкладывать подробности вечеринки, так его утомившей.

— Смешная такая история в клубе вышла, — начал он, понимая, что его несёт хлеще Остапа, но остановиться он уже не может.

— Какая? — заинтересовался гадкий похотливый Прапор.

— Ну клуб, танцы, музыка, приглушённый свет, море народа, — начал Фобос. — Понимаешь?

Прапор понимал.

— И вижу я — красивая девушка стоит. Высокая, длинноногая, стройная. Джинсики, свитерочек, роскошная копна золотых волос, — вдохновенно пел Создатель. — И вот подхожу я к ней ближе и кладу руку ей на попку...

В этот момент он ясно почувствовал, как потрескивает наэлектризованный воздух. Команда перестала дышать, с замиранием сердец ожидая развязки Фобосовой истории.

— И вот я глажу эту упругую попку, — продолжил Фобос в наступившей похрустывающей тишине, — и даже слегка ее сжимаю, несильно так, а девушка стоит и не шевелится, как будто боится, что я уберу руку и отойду...

— Ы-ы-ы, — простонали женщины, тараща глаза и делая бурные жесты руками — мол, давай живее, ну!

— А потом она повернулась, — с придыханием продолжил Фобос, — и я увидел...

— Ну же?! — нетерпеливо взревел Прапор.

— Да мужик это был, — закончил Фобос. — Гей, то есть. Пот, кровь и слёзы, господа. Я пристал к мужику.

— Ыть! — прошептал Прапор. Ему почудилось, что где-то за спиной ломающийся голос прогнусавил: "О, май гарабэл, Герман!". В воздухе остро запахло стразами. — И после этого у тебя была бурная ночь? С этой подругой ты познакомился?

Хохот взлетел до небес, и по обрывкам фраз, прорывающихся сквозь массовую истерию, Фобос с ужасом понял, что зря придумал такую развязку. Очень зря.

— Потисканный жопец! — выла команда, утирая слезы, катящиеся из глаз и со щелканьем разбивающиеся о пол. Маска альфа-самца и опасного соблазнителя соскользнула с Фобосова лица и повисла на резиночках, зацепившихся за уши.

— Прапор, а ты что ржёшь?! — возмущённо поинтересовался Фобос. Он понимал, что ситуацию придётся исправлять, а для этого нужно что-то говорить, но на ум абсолютно ничего не шло. — Да мне вообще не понравилось!

Эта неловкая двусмысленная фраза вызвала новый взрыв хохота.

Фобос с кривой улыбкой попытался отшутиться, начав сочинять про ещё одну якобы девушку, оказавшуюся тоже мужиком, только уже с длинными чёрными волосами.

— И если бы я его затискал, я бы уже этого не вынес! — это заявление оказалось последней каплей.

— Блондин, значит, неплох оказался? — язвительно заметил злой и безжалостный Прапор. — Его вынес?

Провал был оглушающим.

Несчастный Фобос в течение нескольких дней имел счастье наблюдать смеховую истерику, стоило кому-то хотя бы намекнуть, хотя бы заикнуться и вписать в беседу слова "потисканный жопец".

Больше всех Фобосовыми похождениями почему-то вдохновилась Селена, и именно она начинала задыхаться от смеха, стоило кому-то хотя бы написать"жо...".

От великого восторга она даже подарила Фобосу герб с изображением поруганного места и увековеченным на золотой ленте его именем.

Герб Потисканного Жопца имел шумный успех. Его припоминали часто и с охотой, что оказалось самым действенным лекарством для мгновенного усмирения прототипа.

Куратор, как самая адекватная из всей разнузданной веселящейся компашки, пару раз попыталась сгладить неловкие ситуации, вступившись за незадачливого Фобоса.

— Да оставьте этот жопец в покое! Это была минутная слабость Создателя! — писала она, но ей почему-то никто не верил, и все хохотали ещё сильнее.

Фобос пытался реабилитироваться и о своих неприятных ощущениях рассказывал точечно — Прапору, пытаясь того убедить, что жопец постороннего гея не имеет к нему никакого отношения..

Но Прапор задумчиво скреб макушку пятернёй и простодушно спрашивал в чате:

— А мне одному интересно, почему он со своим пощупанным жопцом только ко мне пристаёт? — и веселье набирало всё новые и новые обороты...