Под чужой маской: обратный отсчет (джен)

Москва, здание «Ночного Дозора», 1998 год. 3 мая.

Пресветлый Гесер, достав из шкафа серую картонную папку на завязочках, устало посмотрел на неё и одним движением испепелил, не оставив ничего.

— Прощай, Антон, — тихо сказал он. — Сумрак тебе пухом, Дозорный.

* * *

Москва, 1961 год. Здание «Ночного Дозора».

— Дозорный Долохов по вашему приказанию явился! — отрапортовал Антон, входя в кабинет шефа.

— Являются черти из преисподней, — шеф явно был не в самом лучшем настроении. И Антон понял, почему — в кабинете, кроме Бориса Игнатьевича, был ещё один маг. Тёмный.

Он сидел в углу, небрежно постукивая пальцами по сегодняшнему выпуску «Правды». Очень худой, будто военное лихолетье было не пятнадцать лет назад, а только вчера, щеки впалые, чёрные волосы коротко, тоже по-военному, пострижены. Возраст непонятен, может, тридцать лет, а может, и все триста. Одежда — пижонский костюм с рубашкой — тоже тёмных тонов.

Тёмных такого уровня Антон ещё не встречал и, как только незнакомый маг взглянул на него, невольно сделал шаг назад. Защита, поставленная самим Гесером, затрещала и начала прогибаться.

— Прекрати, — отрывисто бросил шеф, глядя на Тёмного.

— Я просто смотрю, — тихо ответил маг.

— Выдай ему амулет, а потом смотри, — потребовал шеф. Тёмный маг достал из кармана пиджака костяной медальончик на волосяном шнурке и вдруг швырнул его прямо в лоб. Антон выхватил амулет из воздуха перед самым лицом и спросил:

— Имя?

— Завулон, — усмехнулся Тёмный. Надо же, сам глава московских Тёмных пожаловал.

— Завулон, — повторил Антон, сжимая амулет, — у тебя нет больше власти надо мной. Медальон потеплел в ладони. Антон надел его поверх рубашки, кивнул Тёмному магу и подошёл к шефу.

— Вызывали, Борис Игнатьевич?

— Да, Антон. Нам нужна твоя помощь.

Тёмный иронически хмыкнул.

— Ты что-то имеешь против? — сердито посмотрел на него шеф.

— Я продолжаю настаивать на нашей кандидатуре, — очень вежливо ответил Тёмный. — Ваш оловянный солдатик просто не справится. Да у него на лбу моральный кодекс строителя коммунизма написан. Крупными буквами, сразу под заголовком «Светлый маг».

— Кандидатура Антона одобрена Инквизицией, — резко ответил шеф.

— О, ну если Инквизицией, — маг тоненько захихикал.

— А меня в известность поставить не надо? — сердито спросил Антон.

— Видишь ли, Антон, — начал шеф, — на Западе набирает силу движение Тёмных Иных, которое обещает стать опаснее, чем организация приснопамятного Гриндевальда. А мы ещё не оправились от Второй мировой войны.

— Так надо его остановить! — Антон вскочил с места. Ему, осиротевшему в войну, было немыслимо представить, что подобное снова может повториться. — Все Светлые должны объединиться и…

— И на вражьей земле мы врага разобьем, малой кровью, могучим ударом, — пропел Тёмный. — Борис, мои поздравления. Великолепный образчик Светлого идиота. Вот только задание он провалит в первый же день.

— Какое задание? — Антон повернулся к шефу. — Я готов!

— Антон, нам нужен свой человек в организации Тёмных. За границей, в Британии.

— В британском Дневном Дозоре? — изумился Антон.

Завулон картинно поаплодировал.

— Не паясничай, — резко сказал шеф.

— В мыслях не было, — ухмыльнулся Темный. — Такая незамутнённость… Риддл его на завтрак скушает.

— Подавится, — буркнул Антон, не глядя на Завулона.

— Нам нужно, чтобы ты вошел в Организацию Тома Марволо Риддла, известного под сумеречным именем Лорд Волдеморт, — ответил Борис Игнатьевич. — К Дневному дозору Риддл никакого отношения не имеет. Новый Тёмный, не желающий соблюдать Договор. И боюсь, что он будет еще хуже Гриндевальда.

— Но я же Светлый, — недоумённо сказал Антон, — нет, я готов, конечно…

— Есть способы окрасить Светлого мага ко Тьме, — устало ответил Гесер, — вот наоборот, кстати, никогда не получалось, ни один Темный не мог сменить цвет.

— И будешь ты у нас, Антонин Долохов... — иронично начал Завулон.

— Я — Антон! — резко оборвал его Светлый. Полное имя, полученное в детском доме от ненормальных любителей «Войны и мира», он терпеть не мог. Впрочем, могло быть и хуже — если бы детдомовское начальство любило Достоевского. Быть Лебезятниковым или Свидригайловым… врагу не пожелаешь!

— Антонин Долохов, Иной, Светлый, третий уровень силы. Инициирован в тринадцать лет, семья не известна. Воспитывался под патронажем Светлых… В Ночном Дозоре пять лет, — спокойно продолжил Тёмный маг.

— В Организации Риддла будешь работать под своим именем, — тихо сказал Борис Игнатьевич. — Только с другой историей. Сделаем из тебя сына эмигрантов.

Антон поморщился.

— Будешь соответствовать образу, — снова хихикнул Завулон, — белая кость, голубая кровь… Водка, балалайка, матрешка… Как там русских представляют? И речь — французский пополам с русским матерным. Ну что, Дозорный, нравится?

Антон очень хотел ответить. В духе нового образа.

— То есть я должен буду вступить в Организацию Тёмных? — уточнил он у шефа. — И быть разведчиком?

— Да, Антон, — подтвердил шеф. — Справишься?

— Должен, — твёрдо ответил он.

— Гвозди бы делать из этих людей, — с чувством продекламировал Тёмный и поднялся из кресла. — Моё мнение о твоей очередной авантюре тебе известно, Борис. Впрочем, делай что хочешь. Прощай, Светлый.

Когда Тёмный удалился, в кабинете даже стало легче дышать.

— Будешь работать с напарником, — шеф подошёл к шкафу, на котором стояло чучело полярной совы, и осторожно постучал пальцем по дверце. — Повезло, что у них, в Британии, до сих пор совиная почта.

— И как… — начал было Антон, но тут чучело… да нет, живая сова встряхнулась и уставилась на него круглыми, янтарно-жёлтыми глазами.

— Её зовут Ольга, — тихо сказал шеф.— Связь, напарник, консультант — всё вместе.

— Здравствуйте, — ляпнул Антон. Сова посмотрела на него, как на идиота и, расправив крылья, вылетела в распахнутое по случаю жары окно.

— Ничего, сумеете наладить отношения, — шеф потёр виски и протянул Антону серую картонную папку на завязочках. — Твоя легенда. До завтра выучишь, а потом придешь сюда — экзамен сдашь. Все, свободен.

Антон сунул окаянную папку в деревянный чемоданчик и вышел из кабинета. На душе было погано. Нет, он понимал, что на карту поставлено слишком много, но боялся не справиться, перестать быть собой, превратиться в того, кого имел в виду Завулон, говоря о соответствии образу. «Я должен, — подумал он, — значит, я справлюсь. Надо быть эмигрантской сволочью — буду. Слишком высоки ставки».

Он шел по улице, стараясь запомнить теплую, майскую Москву, с её широкими проспектами и кварталами новостроек, стайками девушек в легких платьях и гуляющими по бульварам бабушками с внуками, весёлыми студентами и усталыми рабочими, возвращающимися со смены… Москву, которая только оправилась от прошлой войны, и которая никогда не должна испытать ужасов новой…

— Я справлюсь, — твёрдо пообещал он. — Я должен.