Почти достойная замена (джен)

Минуты понемногу сливаются в часы, хотя определить, сколько же точно прошло времени, не видя солнечного света, очень сложно. Охвативший девочку панический страх понемногу разжимает парализующие тиски, давая свободнее вздохнуть. Но не проходит совсем. Увиденное поразило Эйприл гораздо сильнее, чем она готова себе в этом признаться. Ведь она вполне могла оказаться на месте невезучего Стокмана. Не оказалась. Пока что. Надолго ли? Эйприл не знает и оттого нервно дергается и оглядывается на каждый подозрительный звук со стороны двери.

Ужас парализовал тело, а на дне души притаилась горечь, чем-то сродни обиде, разочарованию. Весьма неожиданная даже для самой девочки и поначалу даже не замеченная. Она ни за что не хочет признавать это и теперь, но… не получается. Нет, она никогда не обольщалась и не считала Шредера своим защитником по-настоящему. «Из двух зол…» — так, кажется, говорят?.. И он казался девочке этим самым меньшим злом, долгое время попросту не обращая на нее внимания, не причиняя видимого вреда. Тяжелая тень неясного намерения падала на Эйприл, защищая ее от посягательств ретивых подчиненных — и она поверила… почти поверила, что в безопасности.

И вот она, горькая правда, вставшая перед ней во всем своем неприглядном виде. И из-за чего — из-за сущей мелочи, не стоящей упоминания. Эйприл и сейчас не понимает, в чем важность этой злосчастной куртки — да и не хочет понимать. Ее гораздо больше беспокоит то, что ситуация может повториться. Когда угодно. Из-за чего угодно. В любой момент…

Мысли ее прерывает шорох открываемой двери. Вздрогнув всем телом, Эйприл бросает короткий взгляд в ту сторону — и тут же отворачивается, и без того догадываясь, кого именно принесло по ее душу. В чьем сопровождении, уже неважно. Здесь у нее нет друзей, нет союзников. Девочка отворачивается к стене, уткнувшись лицом в колени и обхватывая их руками. Нет, они не должны знать, не должны догадываться, как ей страшно.

Пауза затягивается. Эйприл почти что физически ощущает тяжелый взгляд и — почти наверняка — недовольство. Из-за этой гребанной куртки, будь она трижды неладна! Ведь сейчас ее на девочке по-прежнему нет, вещь осталась в комнате, откуда Эйприл (подумать только, всего лишь сегодняшним утром! Словно бы месяц назад) — предприняла ту неудачную попытку побега. Продиктованную, теперь она понимает, отчаянием, страхом и глупостью. И последствия которой разгребать придется ох как долго!

Эйприл медленно выдыхает, усилием воли разжимает судорожно сплетенные пальцы. В голове же, словно заведенная, крутится лишь одна мысль: «Уходи. Пожалуйста, уходи. Я найду эту долбанную куртку, раз уже тебе так она нужна, я сделаю все, что угодно, только уходи».

И, словно услышав ее мысленную мольбу, дверь с тихим шорохом закрывается. Девочка медленно, осторожно поворачивается. Никого. Лишь на табурете в углу остался небольшой поднос, в точности такой же, на котором обычно один из молчаливых пехотинцев приносит ей еду. Но сейчас Эйприл даже не оглядывается на него. Аппетит отшибло напрочь. До еды ли сейчас, когда на кону вопрос жизни и смерти, вопрос ее безопасности?

Выждав для верности еще немного, Эйприл крадучись подходит к двери. Не заперто. Как и ранее. В любом случае, бежать ей некуда, Эйприл уже успела не раз и не два в этом убедиться. Да сейчас девочка и не думает о побеге. Мысли ее, помимо воли, притягивает забытая куртка. Может быть, вечером попробовать-таки найти комнату, где Эйприл ее оставила? Глупость, конечно, ее мучитель найдет тысячу других причин, чтобы придраться. Было бы желание, а повод найдется. Но… так будет спокойнее хотя бы ей. Отгородившись от жестокого мира хотя бы хрупкой преградой капюшона. Создав себе иллюзию невидимости, иллюзию защищенности. Всего лишь иллюзию. Хотя бы…

Вот только когда наступит вечер? Если только ей не изменяет память, бежать девочка пыталась утром… предположительно, поскольку после времени первой трапезы. А значит, сейчас около полудня или чуть позднее. Нескоро.

Чтобы хоть чем-то занять себя, Эйприл принимается за еду. Столовых приборов, как и прежде, нет и в помине, приходится обходиться собственными пальцами, а густой бульон — прихлебывать прямо из чашки. Эйприл почти не чувствует вкуса еды, но нервы мало-помалу успокаиваются. Закончив с трапезой, девочка садится на кровать, прислушиваясь к почти неразличимым звукам снаружи — и лишь сейчас ощущает, как ее вымотало суматошное начало сегодняшнего дня. Эйприл прислоняется к стене, прикрывает веки, давая отдых глазам и телу. И, сама того не заметив, засыпает…

* * *

Позднее Эйприл так и не сможет понять, что же ее сморило: усталость, нервное напряжение или же подмешанное в кушанье снотворное. Больше всего похоже на последнее — но, мысленно махнув рукой, девочка отбрасывает ненужную мысль. Хоть бы и так. Не яд, и то хорошо. Она поднимается, потягиваясь — тело со сна кажется немного неуклюжим, — на цыпочках подходит к двери. Снаружи никого не обнаруживается, лишь в отдалении маячат несколько фигур в темном. Но Эйприл направляется в другую сторону, туда, где, по ее расчетам, должна быть лестница. Ведь комната с Кренгом находилась где-то на первом этаже… вроде бы.

Ей приходится немало попетлять, избегая столкновения с охранниками, но в итоге девочка благополучно добирается до места. Вот только вспомнить, какая из совершенно одинаковых с виду дверей скрывает за собой нужную комнату, решительно невозможно. Эйприл крутит головой туда-сюда в поисках подсказки, но тщетно.

И тут она решается положиться на шестое чувство… или как там его называл мастер Сплинтер, когда учил слышать неслышимое и видеть не различимое простым глазом? Неважно. Девочка зажмуривается, прижимает ладони к вискам и сосредотачивается. А затем медленным, неуверенным шагом направляется по коридору, туда, куда ей подсказало предчувствие.

Отсутствие охраны немного настораживает, равно как и услышанный подозрительный шум из соседней с выбранной комнатушки. Эйприл поспешно минует опасное место и прикрывает за собой дверь. Почти сразу же зажегшийся свет демонстрирует ей, что она не ошиблась. Это именно та самая комната.

Вот только за это время в ней кто-то успел побывать. Капсула с пришельцем исчезла, а сваленные девочкой в поспешном бегстве ящики вновь аккуратно выстроены у стены. Сердце пропускает удар. Что, если пропажа тоже уже обнаружена?.. Со всеми вытекающими из этого подозрениями и догадками…

Но нет, на этот раз ей повезло. Эйприл торопливо извлекает из-за соседней пирамиды коробок слегка запыленную вещь, отряхивает и натягивает на себя. Готово. Теперь надо как можно быстрее покинуть это место, так, словно ее здесь и не было вовсе.

* * *

Эйприл прикрывает дверь — и тут донесшийся из соседней комнаты до безобразия знакомый рык заставляет ее споткнуться и испуганно втянуть голову в плечи. О таком соседстве она и не подозревала. Скорее назад! Эйприл быстрым шагом направляется к повороту, с трудом удерживаясь, чтобы не перейти на бег (гораздо более шумный вид передвижения), и оглядываясь через плечо. И потому другую, более близкую, угрозу замечает слишком поздно. Лишь когда она, угроза эта, обнаруживает ее саму.

— Ш-шпионишь? — хриплое шипение разносится по коридору, и Эйприл резко тормозит, дабы не столкнуться с Саблезубом, появившимся из-за поворота, куда она направлялась. Тот, приглушенно клацая протезами, довольно-таки резво приближается к ней. Эйприл пятится, не отводя от него глаз, — и замечает почти невидимую в темноте ступеньку, лишь споткнувшись об нее.

Больно зашибив локоть, девочка растягивается на полу — и тут же подбирает ноги, чтобы вскочить. Но мутант оказывается быстрее. Ухватив ее склизкой рукой-плавником за запястье, человек-рыба резким движением поднимает ее на ноги и тащит за собой. В сторону комнаты, в которой находится ее, Эйприл, самый страшный ночной кошмар. Напарник Саблезуба, от которого точно не стоит ждать пощады или милости.

Эйприл отчаянно пытается вырваться, даже в порыве отчаянного вдохновения пинает мутанта в бок, вспомнив один из приемов. И тут же отшатывается, когда перед ее лицом клацают клыкастые челюсти человека-рыбы. Затем тот рывком открывает дверь и металлической конечностью грубо впихивает девочку туда.

Эйприл не удерживается и снова падает, но тут же подхватывается и вскакивает на четвереньки, переводя расширенный от ужаса взгляд с одного мутанта на другого. Пинок отбросил ее довольно далеко, и пес-мутант остался за спиной, как и проклятая пиранья. И теперь они надвигаются на нее с обеих сторон, перекрывая путь к выходу.

Девочка медленно пятится, гадая, скоро ли столкнется со стеной. Обнаружить запасной выход она и не надеется. С ее-то везением? Напрасные мечты. Мысли мечутся, как птицы в клетке, в поисках выхода — и не находят. Путаются, сбиваются, скованные страхом. И даже горькое сожаление о том, что она вновь, собственноручно, хоть и без дурного умысла, организовала себе неприятности, проходит краем сознания. Вот теперь точно все. Сейчас ее не поспеют выручить ни друзья, ни отец, ни даже главный мучитель.

* * *

От того, что следует дальше, на секунду застывает в жилах кровь и, кажется, останавливается сердце. На плече больно смыкается чья-то лапа, и, рывком обернувшись, Эйприл лицом к лицу оказывается с еще одним мутантом. Тем, что прежде был Стокманом.

Мутант дотягивается до девочки, лишь когда она приближается к нему почти вплотную, поскольку руки и ноги его сковывают металлические браслеты-кандалы. Те, в свою очередь, толстыми то ли цепями, то ли кабелями (в полумраке комнаты рассмотреть сложно) примыкают к странной установке, похожую на ту, что применялась при мутации. Или это она и есть? Эйприл некогда разбираться. Она всматривается в фасеточные глаза насекомого, мучительно гадая, чего от него ожидать. И так же старательно не давая воскреснуть погасшей было надежде. Ну и что, что она считала Стокмана доброжелателем? Еще одна ошибка, не более того. Много помощи она от него видела? Опять же, став мутантом, он мог потерять разум, как Тимати, стать агрессивным и неуправляемым.

— Займись лучше своим делом, насекомое, — с приглушенным рыком напоминает о себе пес, не спеша, однако, подходить ближе. Отчего?.. Он что-то демонстрирует со своего места, но Эйприл не может рассмотреть, что именно. — Или ты хочешь продолжения шоу?

Он плотоядно ухмыляется, кладет лапу на рубильник. Один из многих на панели, предусмотрительно размещенной подальше от установки и прикованного к ней человека-мухи. Эйприл не знает и не желает знать, чем именно угрожает бывшему союзнику Острозуб, но у нее нет причины не доверять этой угрозе.

— Наж-жми эту кнопку, — Стокман сильнее сжимает своей клешней руку Эйприл, свободной же указывает на панель, точнее, на почти неприметную кнопку сбоку от нее.

— Зачем? — не понимает девочка. Она снова смотрит на панель за широкой спиной пса и украдкой ежится. Приближаться к мутанту по доброй воле? Ну уж нет! Хотя… тогда он сам приблизится к ним.

— Отключ-чить эту адскую маш-шину, — голос Стокмана звучит более нервно. — Ж-живее!

И Эйприл решается. Была не была! Когда пес приблизится, станет действительно поздно, а пока есть шанс. Шанс, что освобожденный Стокман хоть немного отвлечет внимание агрессоров.

Она делает глубокий вдох, как перед прыжком в воду, и неуверенный шаг вперед. Туда, где поджидает ее почти неминуемая погибель. Почти…

Саблезуб делает шаг навстречу, но пес останавливает его, велев не удаляться от двери. Он сам поймает эту соплячку, посмевшую ему помешать. Красные глаза, кажется, горят адским огнем. Эйприл старается не думать об этом. Она останавливается и, когда мутант бросается на нее, занеся над головой когтистую лапу, вдруг ничком падает на пол и перекатывается меж его ногами, получив по лицу хвостом, но даже не заметив этой малости. За спиной Эйприл слышит раздосадованный рык, но не оборачивается. Вскакивает на ноги и в прыжке нажимает нужную кнопку, едва-едва дотянувшись до нее пальцем.

Что происходит дальше, девочка не знает, но, похоже, маневр сработал. Потому что, поднявшись на ноги, она не без удовлетворения видит, как пес шарахается от пикирующего на него откуда-то сверху, подобно разозленной осе, Стокмана, заслонив лапой волосатую морду, а точнее, чувствительный, как и у большинства зверей, кончик носа. И как раз вовремя — потому что в следующее мгновенье в запястье его впиваются острые жвала человека-мухи.

Рыкнув, пес отбрасывает агрессора в сторону, прямо на своего сообщника, сбив его тем самым с ног. Фишфейс зло шипит и клацает зубами, не в силах быстро подняться на ноги. Эйприл, как зачарованная, наблюдает за этой сценой, укрывшись за углом установки. Ее молитвы услышаны: в суматохе противники совсем забыли о ней. Вот только надолго ли?..

Наконец Стокман вновь, чуть более неуклюже, поднимается в воздух и скрывается за дверью. Его обидчики устремляются за ним вдогонку. Оба. В комнате вновь становится тихо. Самое время сматываться.

Эйприл поспешно подбегает к двери — и тут же отшатывается прочь. Крики, топот, лязг холодного оружия и шипение бластеров доносятся, кажется, со всех сторон. Невозможно определить, куда именно скрылся беглец. Освобожденный ее рукой…

От этого неожиданного осознания подкашиваются ноги. По сравнению с последним проступком все прочие кажутся невинной детской шалостью. Шредер наверняка будет в ярости. Раз уж из-за этой чертовой куртки — Эйприл сердито одергивает подол ни в чем не повинной вещи — так напустился. А уж если Стокмана не сумеют поймать…

Бежать. Бежать как можно скорее, куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Взгляд затравленно мечется по стенам комнаты, в панике не сразу заметив решетку вентиляции под потолком, почти над самой установкой Стокмана. Эйприл не хочет и вспоминать, чем закончилось последнее ее путешествие по воздуховоду. Но у нее просто нет другого выхода. Ведь Шредер ни за что не поверит, что она оказалась здесь совершенно случайно, и не помышляя о побеге, воистину, просто мимо проходила… А это значит, ей надо оказаться в другом месте. Как можно дальше отсюда.

Эйприл подбегает к установке и, ухватившись за цепь и подтянувшись, вскарабкивается на самый верх. Поверхность угрожающе трещит под ногами, когда девочка наклоняется и, с трудом дотянувшись, поспешно, срывая ногти и помогая себе извлеченной из волос заколкой, откручивает заевшую решетку. А потом, ухватившись за край, медленно, мучительно медленно втягивает тело в темный ход, гораздо более пыльный и заросший паутиной, чем давешний. Но эта мысль проходит мимо сознания. Как и то, куда ведет этот проход. Эйприл лишь ползет, упираясь локтями и коленями, чтобы вновь не рухнуть в самом неподходящем месте. Не прислушиваясь не к удаляющемуся шуму, ни к собственным, подсказанным паникой мыслям. Ползет в неизвестность, скрывающуюся за темным поворотом, что бы она в себе ни таила. Лишь бы подальше отсюда.