Самогон леди Мирабеллы (джен)

«Дневник Ричарда Окделла, оруженосца Первого Маршала Талига» (зачеркнуто, сверху приписано «Талигойи», три восклицательных знака). Первый знак Ричард явно рисовал в спешке и в ярости, поэтому он получился похож на вопросительный. То есть Дикон сам не знал, первого маршала какой именно страны он оруженосец. Потому вопросительный знак был дважды зачеркнут крест-накрест, а в конце пририсован еще один восклицательный знак, но тоже кривой. Если бы Дик был знаком с культурой современной Земли, он бы пришел в бешенство — тот кривой восклицательный знак очень напоминал недовольный смайлик. То есть он, Ричард Окделл, мало того что был не уверен, в какой стране он живет, так был еще и недоволен ей.

Но в тот знаменательный день подобные поистине философские размышления совершенно не занимали голову Ричарда.

В тот день приехал Наль. Нет, ладно, если бы он просто приехал — так он привез с собой еще и знаменитый матушкин самогон, в который леди Мирабелла, по слухам, добавляла все что угодно — от редких трав с научными названиями «белладонна», «белена» и «паслен» до буряков и куриного помета. От дикой вони, пробивавшейся даже сквозь пробку из гнилого надорского дуба, закрывавшую бутыль, Ричарда чуть не стошнило: эр Рокэ приучил его к южным винам с изысканным букетом и утонченным вкусом, а тут опять…

Но Наль ничего и слушать не хотел. Вино, как он сказал, особенно кэналлийское, пьют всякие гому… гома... гомо... гайифцы, короче. Наподобие этого самого Алвы. Дикон вступился за своего эра, но Наль заявил, что Ричард, похоже, сам стал таким, поэтому и отказывается пить матушкин самограй. А в таком случае он сообщит об этом леди Мирабелле, и уж она-то навсегда отучит непутевого сынка от дурного общества и дурных вкусов. Дикону, ужаснувшемуся подобной перспективе, спорить с Налем сразу же расхотелось.

— Ну, за Талигойю! — громко провозгласил Наль, разливая мутную жидкость по стаканам. На поверхности игривыми звездочками плавало сивушное масло неведомого происхождения, от напитка разило Надором, курятней и конюшней, а перегар мог свалить насмерть даже быка. Ричард, обреченно вдохнув побольше воздуха, неуклюже схватил стакан и опрокинул все содержимое в рот, стараясь проглотить его залпом. Беднягу чуть не стошнило прямо на стол, но чудовищным усилием воли он смог удержать выпитое на месте. Мгновенно горячая волна прошла через его тело, и с этого момента Ричард Окделл, оруженосец Рокэ Алвы, Первого Маршала Талига, впал в забытье, и был не в силах четко сказать, сколько именно самогона Наль влил в него под благовидным предлогом тостов за Штанцлера, за маму, за папу, за святого Алана и прочих родных и знакомых.

Однако же он оставался в сознании, когда пришел Алва.

Маршал устало взглянул на вдрызг пьяного оруженосца, отшатнулся от волны перегара и уселся у камина с бутылкой вина.

— Что ж, рассказывайте, юноша. Как вам удалось напиться до такой степени? Вы опять смогли удивить меня, с чем я вас и поздравляю.

— А-а-а.... ик! А ль-бой Ч-л-век Ч-сти име-е-ет прав-ик-во! Ик!

— В Людей Чести будете играть со своим приятелем Штанцлером, а пока вы мой оруженосец. Так какую дрянь вы пили?

— Тря-янь? Эр Рокэ! ик! В-вы назв-вали сам-гр-рай моей… ик! — негодующий Дикон, попытавшись встать в гордую позу, покачнулся и оперся на стол, — и-ик… тф-рянью? Ик! Я… и-ик… в-вас в-вызываю!

В столице Дик успел узнать некоторые великосветские манеры, и, желая блеснуть ими перед Налем, он эффектно, как ему казалось, заправил за ворот салфетку с монограммой Алвы. Сейчас же, сознавая острую необходимость именно БРОСИТЬ вызов, но не сообразив — что бросать, Дик сорвал несуразную салфетку и выпрямился, чтобы с достоинством швырнуть ее в презренного обидчика. Однако та, вспорхнув вольной голубицей, приземлилась на люстру, а благородный Повелитель Скал покачнулся и рухнул назад в кресло.

Из-за двери, ведущей в комнату прислуги, на шум вышел Хуан, посмотрел на люстру и, неодобрительно покачав головой, полез снимать оттуда накрахмаленный «вызов», но чуть не упал с лестницы, и салфетка в результате броска «иди ты нафиг» оказалась на голове у Дика. С ней он стал выглядеть как умудренный монах секретного ордена времен ранней Талигойи.

Потративший все силы на бросок Ричард уже и забыл о дуэли. Но его посоловевший взгляд вновь наткнулся на Алву.

— А-а, эр Ро-окэ! … ик! Ми-илорд… ик! в-вы м-ня ув-в-жаете?

— Юноша, подите уже проспитесь.

— А я… ик! Ч-ловек… ик! Ч-чести! вот мы-ы… ик… люди Талиг-ик-гойи-и…

— Идите же спать, я не желаю снова слушать ваш бред. С меня хватит и того, что я удосуживаюсь выслушивать вашего любезного Штанцлера. Ложитесь спать!

— Ложусь… ик! как ска-ажете, любе-езная Катари-ина… я г-готов с вами и спать! ик! — Ричард, уже воспринимая Рокэ как Катарину, неуклюже полез с распростертыми объятиями, но, опять потеряв равновесие, свалился прямо на него.

— Вот и трать на этого оболтуса хорошее вино, а он опять самогоном из Надора упьется, — грустно вздохнул Рокэ.

Ричард захрапел, прижимаясь к Алве.

— Нет, ну это уже чересчур, — возмутился Рокэ, стряхивая с себя расслабленную тушку Дика. — И что теперь?

* * *

Солнце жизнерадостно светило юному Повелителю Скал прямо в левый глаз. Потому что правой частью лица он прижимался к чему-то хоть и твердому, но теплому и уютному. И когда его попытались растормошить, он отмахнулся, жалобно бормоча: «Ну ма-атушка…»

Однако сильный мужской голос, отчетливо произнесший «кхм-кхм», почти мгновенно разбудил Ричарда.

…Он лежал на кровати.

Рядом с эром Рокэ.

Почти без одежды, да еще прижимался щекой к его груди.

Ричард вспыхнул как факел и судорожно стал проверять самочувствие. Вроде все в порядке, нигде ничего не болит, необычных ощущений нет. Значит, Алва его все-таки не совратил. И тут он опять вздрогнул.

А много ли времени нужно, чтобы написать картину, с помощью которой убили Джастина? И может, шедевр от неизвестного художника уже гуляет по Олларии, а во дворе все ухахатываются от такого поворота событий?.. А уж если картину увидит эрэа Мирабелла…

Он резко вскочил с постели, едва не наступив на осколки бокала.

— Эр Рокэ! Я... Я требую сатисфакции!

— Юноша, вы с ума сошли или все еще пьяны? — досадливо отмахнулся Алва. — К тому же мы уже договорились — как только закончится ваша служба, я с удовольствием скрещу с вами шпагу. А пока извольте заняться делом.

— В-в-вы… в-в-вы… меня совратили и опозорили! — вне себя от ярости воскликнул Ричард, хватаясь за первый попавшийся предмет, напоминающий шпагу. Им оказалась забытая в углу швабра, которую он выставил вперед, застыв в фехтовальной стойке. Не дождавшись реакции Алвы, Ричард сообразил наконец, как глупо он выглядит, и опустил швабру.

— О Леворукий! Ну какого ызарга мне нужно возиться с этим надорским остолопом! Мало того, что вчера он надрызгался как последний городской нищий, так я еще за ним и ухаживать должен! Умой, переодень, в кровать отнеси, причем этот полоумный меня и отпускать не желал, бормоча все время про «любезную Катарину» …

Рокэ ровным голосом выговаривал Ричарду, флегматично пялясь в потолок. И Дику стало неимоверно стыдно. Надо же, напился! Как свинья! Позволил себя переодеть и отнести в кровать! Так еще и — стыдно сказать — лез к Рокэ с объятьями! Как какой-то гайифский проходимец! А эр так о нем заботится… «Настоящие Люди Чести и Повелители Скал никогда так не пьют!» — угрызался Ричард, забыв, что как раз Люди Чести и напоили его самогоном.

— Впрочем, — резюмировал Алва, словно убеждая себя, — ну не на улицу же было его выгонять. А то бы вся Оллария узнала об этом, и мне же проблем бы прибавилось. Да и вообще, пока что он мне полезен.

Ричард опять покраснел, но уже от гнева. Как он мог так обманываться в Алве? Он для него — вещь, игрушка, не более! Так заботятся о собаке, о дворняжке! Дикон стиснул зубы, понимая, что не может тут дольше оставаться, и отправился к единственному человеку, который мог дать ему совет — к Штанцлеру.

А у Штанцлера был Наль. И сидя за столом, на котором лежала старинная карта Талигойи, они пили все ту же матушкину самогонь.

— А, Дикон! — приглашая к столу, махнул рукой консилльер., — Садись, мальчик мой. По какому делу пришел?

Пока Дик смиренно садился, Наль суетнулся за стаканом, и плеснув штрафную, подвинул «опоздавшему». Но едва до Ричарда донесся этот кошмарный запах, он выпучил глаза, с трудом удерживая рвотные позывы.

— Наль, — заступился Штанцлер, — я полагаю, с Дика достаточно. Он ведь еще совсем ребенок…

«И ничего я не ребенок», — возмутился про себя Дик, но вслух начал вежливо:

— Эр Август, мне нужен ваш совет. Вчера…

— Продолжай, — масляные глазки Штанцлера в предвкушении сощурились, круглые щечки зарумянились, а улыбка стала настолько приторной, что сделала бы сладким даже уксус. Но Дикон этого не замечал, а потому честно, без утайки, рассказал все произошедшее вечером, включая и то, как Алва к нему относится. Когда же он, изрядно смущаясь и запинаясь на каждом слове, рассказал им о своем «экзотическом» пробуждении, Штанцлер и Наль пришли в ярость.

— Как он посмел? Нет, как он посмел совратить тебя? — в неистовстве гремел Наль

— Но… но… ведь ничего же не было… — робко и смущенно мямлил Дик.

— Да что ты можешь знать! — бушевал Наль. — Врача сюда! Самого лучшего! Пусть проверят, так ли оно, как ты говоришь!

Ричард резко побледнел и чуть не свалился в обморок. Врач — это значит позор! Это значит — все узнают, что Повелитель Скал возлежал почти голым в одной кровати с врагом всех Людей Чести!.. Это ведь и матушка узнает…

Дик, практически ничего не чувствуя, хватая ртом воздух, рухнул в кресло.

— Ну что ты, Дикон, успокойся, мальчик мой. Мы тебе верим, конечно же... Возможно, этот злодей просто не успел сделать свое дело. Однако — тебе просто повезло, мой мальчик. Алва не успел сегодня, но успеет завтра. Твоя честь в опасности!.. Но…

Штанцлер посмотрел на Наля и хитро прищурился:

— Но у нас есть план! — Он чуть не подпрыгнул от удовольствия. — Раз уж этот гайифец и совратитель увлекся тобой, мы сможем использовать это во благо Талигойи! Все, что нам надо — это спровоцировать его и поймать на горячем. Это скандал! Весь двор будет в негодовании! Все, что тебе надо сделать — всего лишь распалить его и… спровоцировать на насилие. Этого будет вполне достаточно.

Ричард очень натурально потерял сознание. Холодная вода и пощечины не помогали, и лишь когда Наль влил Дику в глотку граммов пятьдесят огненного снадобья Мирабеллы, тот пришел в себя.

А Штанцлер глотнул еще стакан мирабелловки и, крякнув, продолжал разглагольствовать.

— Я понимаю, мой мальчик, тебе ужасна даже мысль быть с этим подонком так близко. Но только представь — ты будешь тем, кто приведет Алву к поражению! Твой отец гордился бы тобой! Да что твой отец — сам святой Алан благословляет тебя на подвиг!.. И мы передадим леди Мирабелле, что пошел ты на это исключительно для блага Талигойи! — распинался кансилльер, рисуя Дику грандиозные перспективы.

Ричард почувствовал, что его ум и воля постепенно слабеют. Всего через пять минут проявления дипломатического таланта и ораторского искусства Штанцлера он был согласен на все.

Условились, что Дикон доведет маршала до гайифского греха, а перед самим грехом того арестуют Люди Чести во главе со Штанцлером и Налем, ворвавшись в дом по сигналу Ричарда, которому надо лишь громко воскликнуть «Что вы творите?». А потом в суде Дик просто подтвердит, что Алва покушался на его честь.

Итак, Ричард, сам не свой от влитой в него огненной воды и свалившейся на него героической миссии, покинул гостеприимный дом Штанцлера и зашагал по направлению к особняку эра Рокэ.

Запись в дневнике:

Я иqγ ңа сτрышњí и оπсњí πодвш!!!! Μοιι πρеgқи μңоıí rорqяτıя!!!! Я қþγī!!!! Ίалшоıíя, я īеδя сπαсαıо!!!!

⁽¹⁾

Когда же Ричард долгими и кривыми зигзагами все же смог добраться до дома, Рокэ уже поджидал его.

— Юноша, как вы считаете, что подразумевает ваша должность оруженосца?

Дик сначала не понял, чего от него хотят, и уже вознамерился произнести прочувствованную речь про великую Золотую Анаксию от моря до моря с Та-Раканами на троне, когда до него с трудом все же дошла суть вопроса.

— Э-э-э.... Ну, служить своему эру во благо… — Дик хотел сказать «Талигойи», но Алва, привыкший к высокопарным экзерсисам подопечного, кивнул, прерывая восславление былых времен.

— Так вот, молодой человек. Если вы думаете, что шляясь по разным притонам, напиваясь всякой дряни и общаясь с вашим ненаглядным Штанцлером, которого даже ызарги с голодухи жрать не станут, вы таким образом служите мне — то вы крупно ошибаетесь, — язвительно сообщил Рокэ. — Вот вам пистолеты, извольте их почистить. И как следует. И рукоятки отполируйте. И еще… — тут Алва надавал Дику с десяток нудных и скучных поручений.

Дикон уже собрался внеочередной раз вызвать эра на дуэль, наговорив все, что он о нем думает, как вспомнил о возложенной на него важной задаче.

Поэтому он подошел прямо к своему эру и, боясь не справиться с заданием, быстро выпалил:

— Э… эр Рокэ, я хочу сказать вам что-то очень важное, — Алва поморщился одновременно от «эра» и от сивушного перегара.

— Какой ызарг опять напоил вас этой дрянью? Клянусь честью, которой у меня все равно нет, что вызову этого мерзавца на линию! Вторую ночь не смогу спать от этой вони!

Дикон глубоко оскорбился и обиделся и за Наля, и за себя, и за матушкин гостинец, но все же нашел в себе силы сдержаться. Однако признание в любви и тираду об «особенной» пользе оруженосца он выпалил с такой кислой миной, будто его насильно накормили надорским клюквой.

— Поймите же, эр Рокэ! Я вас люблю и не могу без вас жить! Я хочу быть с вами всегда! — произносил Дик с такой фальшью, что даже нынешний король, разбирающийся в людях как собака в кошачьих породах, сразу бы все понял.

Алва без восторга смотрел на лицедейство своего оруженосца, и когда тот сделал паузу, демонстративно зевнул и отчеканил:

— Не-ве-рю!

— Но, эр! Я ведь…

— …ломаете комедию, — договорил за Дика Алва. — И к тому же весьма прескверно. Ызарга вам в глотку, в которую вам заливали самогон, что вы творите?!

Тут же в дом ворвались вооруженные люди во главе со Штанцлером и Налем и замерли… Последовала немая сцена: Алва ядовито улыбался, созерцая незваных гостей, Дик растерянно моргал, Штанцлер, Наль и их компания смотрели на ОДЕТЫХ Дикона и Рокэ и не знали, как им выкрутиться из этого пердюмонокля.

Первым от столбняка очнулся, конечно же, Штанцлер. Тонким, почти писклявым голосом, но с уверенностью в своей правоте, способной сокрушать вековые дубы и рушить горы, он прикрикнул на маршала:

— Чем это вы тут занимаетесь? Что тут у вас вообще происходит?

— Именно это я бы хотел спросить и у вас. Я же, судя по всему, могу предположить, что мы ставим Дидериха. — И, обернувшись к Дику, театральным глубоким голосом продекламировал:

— А мать твоя знает,

На ком ее гобелен?

Штанцлер чуть не вышел из себя окончательно, но Алва опередил его:

— Кстати, оруженосец, часом не наш ли любезный кансилльер учил вас театральному искусству? Вы неплохой учитель, но увы, дриксенская школа совершенно устарела, — сказал Рокэ, наблюдая, как Штанцлер постепенно краснеет, зеленеет, бледнеет и наконец приходит в норму.

— А-а-а… Да, мы занимались с Диком театром, сейчас это в моде, и я считаю, что оруженосцу в наши дни следует быть всесторонне развитым… — кансилльер наконец-то опомнился. — Но… раз вы считаете, что дриксенская школа устарела… Что ж, возможно, нам нужно будет предоставить Ричарду другого учителя, — разочарованный Штанцлер лицемерно улыбнулся

— А-а… — многозначительно кивнул Рокэ. — Тогда об этом позабочусь я сам. А теперь — хорошего вам дня, уважаемые господа.

Гости зашевелились, но без сигнала кансилльера уходить не решались.

— Господа, — зевнул Алва и посмотрел на часы, — когда я говорю — хорошего дня, это означает, к сожалению, что я, как Первый Маршал, слишком занят делами, чтобы принимать гостей. Надеюсь, на сей раз я выразился более ясно.

Вынужденный попрощаться, Штанцлер с компанией покинул дом. А Алва посмотрел в окно и, убедившись, что они не остались подслушивать, поплотнее прикрыл дверь.

— Ну что ж. Итоги подведем. Способности у вас, молодой человек, конечно, кое-какие есть, но если вы все же хотите… кхм, поставить эту пьесу успешно — вам нужен преподаватель, — констатировал Рокэ.

Дик взметнулся было все отрицать, но потом вспомнил, что эр фактически спас его, не опозорив прилюдно, не рассказав, ЧТО именно он говорил Рокэ, и решил промолчать.

— Короче, юноша, Марселя вы уже знаете. И в плане искусств, в том числе театральных, он профессионал. Где его найти — вы тоже осведомлены... Так что передадите ему это, — Рокэ написал коротенькую записку, после чего, полюбовавшись возникшим на лице Дика любопытством, улыбнулся и с нарочитой старательностью запечатал записку сургучом.

— Я надеюсь, юноша, вы понимаете, что письмо следует вручить нетронутым?

Дик кивнул, про себя в очередной раз оскорбившись, что эр принимает его за какого-то проходимца.

— Ну вот. Марселю полезно общество оруженосцев, вам полезно научиться у него хоть чему-то хорошему… А мне полезно отдохнуть немного от вас, молодой человек. А смотреть на меня так бесполезно: дырку не прожжете, пока что не умеете. Вот Марсель вас всему научит — и смотреть, и ходить… и вздыхать.

Вздохнув в ответ и сожалея, что он не смог сегодня спасти Талигойю, Ричард отправился к Марселю.

Алва опять зевнул и уютно устроился на ковре у камина с бутылкой кэналлийского.

— И соблазнению его наконец-то научит, — подумал вслух Алва, наслаждаясь букетом, — а то не смыслит в этом ни ызарга…

1) Запись воспроизведена так, как удалось разобрать каракули. Очевидно, речь идет о спасении Талигойи.

Вернуться к тексту