Слишком близко (джен)

Однако время текло неумолимо: назначенные Грейвзом самому себе сорок две минуты подошли к концу. Он заставил себя выпрямиться, расправил плечи в попытке воскресить образ непогрешимого Директора отдела магбезопасности хотя бы в собственной памяти — и собрался уже отдать приказ отправляться.

Приказа не понадобилось. Абернати, невесть как почувствовав его взгляд, тут же подал Гриндевальду чуть подрагивавшую от волнения руку, и тот, изящно оперевшись на неё, поднялся с пуфика. Следом за ними, не сговариваясь, потянулись все, кто ещё оставался в доме, и только Грейвз, замешкавшись, остался стоять в стороне. Мысль о том, что сейчас он только путался у своих людей под ногами, отдавала горечью.

— Вы не пожелаете нам удачи, мистер Грейвз? — обернувшись к нему, игриво поинтересовался Гриндевальд. Он уже полностью вошёл в роль, его движения стали плавными, без натужности и наигранности, а в манере держаться сквозило теперь то царственное достоинство, изобразить которое, как прежде полагал Грейвз, не под силу было ни одному мужчине.

— Удачи, — сухо отозвался он — и встретившийся с ним глазами Абернати неловко кивнул, поняв, кому на самом деле предназначалось пожелание.

Участь самого Гриндевальда, разумеется, волновала Грейвза куда как меньше. Пусть бы его и в самом деле съела какая-нибудь тварь, только бы знать, точно и достоверно, что это уже в последний раз, что больше этот безумец не сможет никому угрожать и ничего разрушить... На мгновение Грейвз даже допустил мысль о том, что Серафина была права и напрасно он вмешался, когда ещё была возможность пресечь это безумие до его начала.

Едва ступив за пределы чар дома, Гриндевальд и Абернати аппарировали прочь. Остановившийся на крыльце Ричардсон ещё мгновение смотрел вперед, будто надеясь что-то уловить в быстро угасшем аппарационном вихре, но затем покачал головой и вернулся в дом, плотно закрыв за собой дверь.

В висевших в гостиной зеркалах отражались теперь не затянутые тканью стены, а какое-то мельтешение, после нескольких мгновений сложившееся в не слишком четкое, но узнаваемое изображение проспекта, на котором находился ресторан Джонса.

— Я думаю, нам стоит присесть, — заметила Куини и, сморщив носик при виде алого безобразия, созданного Гриндевальдом, наколдовала взамен несколько пуфиков в тон дивану. — Неизвестно, сколько нам придется ждать.

— Это уже какой-то синематограф получается, — устроившись почти у самых зеркал, невесело пошутил Квелье. Грейвз занял место сбоку, так, чтобы головы собравшихся не заслоняли ему обзор.

Отражения колебались, картинка то смазывалась на миг, то вновь обретала четкость, и через несколько мгновений Грейвз, соотнеся эту дрожь с едва различимым звуком шагов, сообразил: это Гриндевальд и Абернати, изображая прогуливающуюся парочку, неторопливо приближались к дверям ресторана.

— Улыбайтесь, если не хотите всё провалить! — послышалось шипение Гриндевальда. Оба изображения дёрнулись, словно тот, не надеясь на действенность слов, встряхнул Абернати за локоть. — Погодите. Остановитесь на минутку. Да стойте же, я сказал!

Картинка в зеркалах мелькнула снова, и вместо двух почти одинаковых изображений проспекта появились разные: мягкая, плавно колыхавшаяся тьма, в которой Грейвз после секундной заминки угадал лиф гриндевальдова платья, полуприкрытый соскользнувшим с плеча шарфом, и вульгарное многоцветье знакомого жилета под ещё более знакомым пиджаком. Лиц не было видно — расстояние между зеркалами оказалось слишком маленьким.

Со стороны, должно быть, это выглядело так, будто дама пожелала обменяться со своим кавалером ещё парой слов, прежде чем войти с ним в ресторан.

— Что вы делаете? — тихо уточнил Абернати. Может быть, спрашивал он не потому, что не знал ответа сам, а для того, чтобы ответ услышали наблюдатели.

— Проверяю, что здесь за заклятия, — сквозь зубы сказал Гриндевальд. — Если на входе с нас принудительно снимут все наложенные чары, у нас будут проблемы.

— Не думаю, — вполголоса прокомментировала Куини, — никакая женщина не простит, если на её тщательно наложенные Гламурные чары посягнет какой-то мужлан. Джонс не идиот, чтобы отпугивать половину потенциальной клиентуры, иначе давным-давно разорился бы.

Картина опять сменилась: “оторвав глаза друг от друга”, пара снова двинулась к дверям ресторана, высоким, тяжелым створкам из морёного дуба. Стоило приблизиться, и они распахнулись, явив им залитый ярким теплым светом зал и вынырнувшую из этого свечения черно-белую фигуру — должно быть, распорядителя ресторана.

— Добро пожаловать! — согнувшись в почтительном поклоне, объявил он. Пренебрежительный взгляд, которым распорядитель окинул гостей, заметил, кажется, только Грейвз, привыкший отличать искреннее уважение прислуги от наигранного. — Мадам, сэр, прошу сюда. Меня зовут мистер Перкинс, и я сделаю всё, чтобы ваш вечер оказался незабываемым.

— Здравствуйте, — сдавленно отозвался Абернати, которому, кажется, изрядно помог ещё один тычок локтем. — У нас запланирован романтический ужин, не могли бы вы посадить нас...

— У нас есть отдельные комнаты, если желаете, — подобострастно предложил распорядитель.

— Нет-нет, — принужденно рассмеялся Гриндевальд и, интимно понизив голос, продолжил: — Ты ведь знаешь, дорогой, мне нравится быть в центре внимания. Ты не откажешь мне в подобной мелочи?

— Конечно нет, милая, — после секундной заминки нашёлся тот. — Всё, что захочешь. — И громким шепотом, будто по секрету, сообщил: — Представляете, я недавно получил наследство!

Даже если это было импровизацией, а не рассчитанным ходом, замечание оказалось крайне уместным. Распорядитель, явно обративший внимание на то, как был одет Абернати, несколько расслабился, и настороженность в его взгляде сменилась снисходительной насмешкой. Выбранная Грейвзом роль была удачной.

Большую часть изображений занимала теперь спина распорядителя, спешившего сопроводить гостей к их местам, но даже мелькавших, как в калейдоскопе, картинок хватало, чтобы оценить вычурность убранства светлого, просторного зала.

— Мы можем выбрать любой столик? — оглядевшись, осведомился Гриндевальд.

— За исключением тех трёх, мадам, — извиняющимся тоном сообщил Перкинс. — Они всегда зарезервированы для мистера Джонса и его гостей.

— О, мистер Джонс! — прощебетал Гриндевальд, вертясь так, что Грейвз сумел осмотреть весь зал целиком, пусть и не настолько подробно, как стоило бы. — Мне доводилось о нём слышать, говорят, весьма интересный человек. Дорогой, давай сядем вон туда, рядом с пальмой. Какое чудесное растение!

— Переигрывает, — недоброжелательно сказала Тина. Она сидела на пуфике рядом с сестрой, нахохлившись и скрестив руки на груди. Плащ лежал у неё на коленях, словно она готовилась в любой момент сорваться с места и не желала тратить время на возню с одеждой.

Выбранный столик Грейвз нехотя одобрил: вид на зал с него открывался прекрасный, а с высоты бюста сидящей дамы — на которой и находилась зачарованная зеркальная брошь — даже упомянутая пальма не представляла собой особой помехи для обзора.

В зеркале мелькнуло бледное лицо Абернати, почти сразу скрывшееся за тяжелым меню в кожаной обложке.

— Желаете сразу заказать напитки? — осведомился Перкинс, обращаясь по большей части к Гриндевальду. — Желаете свежих цветов, мадам? Или принести вам накидку?

— Накидку? — не понял тот. — Ах, да. И впрямь, моё манто так и осталось валяться в гостинице, какая в нем нужда, если аппарировать от двери до двери. Вы пытаетесь мне сказать, что здесь вскоре станет прохладно?

— Я имею в виду, что вы не сможете использовать Согревающие чары, — извиняющимся тоном пояснил Перкинс. — Мистер Джонс весьма ценит тщательно созданную атмосферу своих заведений и настоятельно просит своих посетителей воздержаться от использования любых заклинаний.

— Ах, вот как. Чудак он, этот ваш мистер Джонс, — капризно протянул Гриндевальд. — Накидку, будьте любезны.

— Сию секунду, мадам.

— Фройляйн, не мадам, сударь. — В бархатном дамском голосе едва слышно звякнула сталь.

— Простите, фройляйн.

— Так-то лучше.

Грейвз перевёл дух: первая часть была завершена успешно.

— Ну, их хотя бы не завернули с порога, — озвучив его мысли, прокомментировал Ричардсон.

— Тогда пришлось бы идти наугад, — хмыкнул Квелье. — Или и вовсе рвануть напролом.

— Это было чересчур! — надрывным шепотом изрек Абернати. Чуть заметно подскочил, словно его пнули под столом, и торопливо подвинул стул так, чтобы оказаться поближе к своей “даме”: теперь в зеркалах отражались не сами авантюристы, а лежавший перед ними зал.

— Зато он меня запомнил, — рассеянно отозвался Гриндевальд.

— Всё равно никакого Джонса здесь нет, — чуть не прошипел Абернати. — Здесь всего несколько посетителей. Вижу по крайней мере трёх официантов, в той стороне бармен за стойкой, и...

— Это охранники, — подсказал Гриндевальд. Изображение в его зеркале качнулось, словно он наклонился, и всё закрыла страница меню. — Проклятье, можете вы улыбнуться, вы же на свидании с любимой женщиной! ...Ну и оскал. Прекратите немедленно и просто сидите тихо.

Абернати дернулся, услышав звук приближающихся шагов на секунду раньше Грейвза, торопливо вскочил и, выхватив из рук Перкинса черную шаль, накинул её Гриндевальду на плечи. Изображение в одном из зеркал сменилось глухой чернотой и почти сразу прояснилось снова.

— Благодарю, — после короткой, но выразительной паузы снизошёл Гриндевальд. — Больше ничего не нужно. — Он повернулся к возникшему рядом со столиком официанту и распорядился: — Принесите мне вот этот салат и фруктовую воду.

— Дамы клюют, как птички, — неуверенно засмеялся Абернати. — Пожалуй, мне то же самое, не хочу показаться невежливым.

Распорядитель с официантом исчезли со сноровкой, которой могли бы позавидовать и невыразимцы, и самые отпетые мошенники магического мира — и Грейвз был почти уверен в том, что они при этом даже не пользовались магией.

— Прекратите дёргаться! — злобно прошипел Гриндевальд. — Ничего страшного ещё не происходит, а вы трясётесь, как кролик перед удавом!

— Пусть думают, что это я от волнения, потому что боюсь вашего отказа! — парировал Абернати. — Может, я вам предложение сделать собираюсь!

Гриндевальд захохотал нарочито громко, явно привлекая внимание.

— Это так мило с вашей стороны, — весело заметил он. — Но увы, моё сердце будет отдано другому. Так, возьмите меня за руку. Да не как змею, она же не ядовитая!

— Зачем? — спохватился Абернати.

— Затем, что так мы больше похожи на влюблённых. Ну, не бойтесь, съем я вас, что ли?

— Откуда я знаю? Мяса-то вы не заказали, только гарнир.

— Ну да, откуда вам вообще знать, что моя анимагическая форма вооружена страшными зубами и когтями?

— У вас есть анимагическая форма? А раньше вы об этом сказать не могли?

— Есть, конечно. И она придёт за вами, если вы провалите операцию. ...Перестаньте, я же пошутил!

— Он издевается? — пробормотал Ричардсон, зачарованно наблюдая за совершенно ничем не примечательным залом ресторана и обедавшими за дальними столиками посетителями. На фоне обыденной, вполне мирной картины перепалка Абернати с Гриндевальдом звучала совершенно абсурдно.

— Не издевается, а пытается рассмешить, — вздохнула Куини. — Смех снимает напряжение, а мистер Абернати слишком боится. Не думаю, правда, что у мистера Гриндевальда что-то получится...

— Я боюсь не вас, а Джонса, — как будто отвечая на её слова, сдавленно проговорил Абернати.

— Нечего вам его бояться, он — моя забота.

— Он страшный чёрный маг...

— Страшнее меня?

Грейвз возвёл глаза к потолку — без присмотра Гриндевальд снова принялся ёрничать так, будто от остроты языка зависела его жизнь. Хотя если подумать...

— Перестаньте, я не съем вас за неправильный ответ! — после долгой, выразительной паузы почти обиженно заявил Гриндевальд.

— А какой ответ неправильный?

— Оба.

— Тогда я лучше воздержусь от ответа, — чопорным тоном судебного секретаря сообщил Абернати.

— Ваше право. Хм, вы посмотрите, посетителей прибавляется. Вам же лучше: не есть же вас на людях.

Абернати издал странный звук, как будто пытался сдержать смех.

— Правильно, — одобрил Гриндевальд. — Вот так. О, салат несут. Скажите, любезный, у вас тут предусмотрены какие-то развлечения?

Официант сначала поставил перед ними тарелки и бокалы и только потом ответил:

— В восемь часов будет оркестр с певицей, мисс Джиной Поллукс.

— И только? Какой ужас. У вас хотя бы играют во что-нибудь?

— Только по личному приглашению мистера Джонса.

В голосе официанта Грейвз профессионально уловил нотки лёгкого недовольства, которые тот пытался скрыть.

— Дорогой, ты же достанешь для меня приглашение? — тоном, не предполагавшим отрицательного ответа, осведомился Гриндевальд. Каждый раз, когда он принимался изображать дамские ужимки — склонялся к собеседнику, теребил его за рукав и кокетничал — изображение с его броши начинало трястись и колыхаться самым что ни на есть тошнотворным образом. — Я хочу развлекаться.

— Милая, как я могу? — растерянно ответил тот. — Мы ведь даже не представлены мистеру Джонсу. Скажите, есть ли всё же хоть какая-нибудь возможность это устроить? — развернувшись к официанту, почти взмолился он.

— Я передам ваше пожелание мистеру Перкинсу, — уклончиво ответил тот и исчез.

— Это было слишком откровенно, — заметил Грейвз. — Они попросту напрашиваются.

— Если Гриндевальд не провалит роль избалованной вертихвостки, то сойдет, — попытался успокоить его Квелье.

— Которая, в свою очередь, является ролью алчной охотницы за чужими деньгами, — мрачно заметила Тина. — Он запутается и проколется на мелочи, как прокололся...

Она осеклась, но Грейвзу не требовалось пояснений. Никто из них не мог забыть его позора — позора, который вечно будет стоять тенью за его спиной, сколько бы подвигов он ни совершил после... если ему ещё по силам будут какие-то подвиги. Грейвз сумел не вздрогнуть и не оторвать взгляда от зеркал, словно бы не заметив обмолвки Тины.

Из-за своего размера брошь и пуговица давали не такой уж хороший обзор, но все же они позволяли разглядеть, что ресторан стал постепенно заполняться людьми. В городе произошла катастрофа, правительство магов вынуждено было ютиться по домам своих служащих — а богатеи продолжали развлекаться, словно ничего не случилось. Грейвз поспешно задавил мгновенно вспыхнувший гнев: он не имел на него права, не сейчас, когда от его самообладания зависела судьба его людей. И, возможно, всего города тоже.

— Пока всё идёт нормально, — услышал он в зеркале шёпот Гриндевальда. — Который час? Да не колдуйте вы Темпус, нас же сразу попросят удалиться! Часы свои дурацкие достаньте, они для этого годятся ничуть не хуже.

Абернати пошевелился, вытаскивая из жилетного кармашка золотое чудовище.

— У нас минут пятнадцать до прихода Джонса, — сообщил он, — если он достаточно пунктуален.

— Такие люди обычно не страдают неуважением ко времени, — заметил Гриндевальд. — Два часа они отдыхают в объятиях очередной актрисы, и ни минутой больше, а потом идут развлекаться дальше. Всё по расписанию, и никак иначе.

Грейвз с удивлением понял, что он, кажется, был не одинок в своей иррациональной злости. В эту минуту откуда-то со стороны послышался отдалённый женский смех и чей-то громкий голос, хотя слов нельзя было разобрать. Изображение в одном из зеркал дрогнуло и на мгновение рассыпалось.

— О нет, не может быть! — с ужасом прошептал Абернати. — Здесь мой брат!

Тина ахнула, Квелье едва не вскочил, и даже Грейвз невольно подался вперед, словно его вмешательство могло что-то решить... словно у него была возможность вмешаться.

— У него есть брат? — почти от самой двери недоверчиво переспросил Ричардсон, успевший не только вскочить, но и сделать пару шагов к выходу. Вопрос был бессмысленным: паниковать из-за пустяка Абернати не стал бы, а изобразить панику было ему сейчас просто не под силу.

— Такого оглушительного провала у меня не было с двадцать первого года, — мрачно изрёк Грейвз, умолчав, правда, о последней, самой непростительной его ошибке. — Операцию можно считать законченной.

— Есть, — с запозданием сообщила Куини. — Младший. Загонщик в "Мохнолапых драконах", не самый приятный юноша, если судить по обмолвкам мистера Абернати. — Нахмурившись, она всмотрелась в дрожавшую картинку в зеркале внимательнее: — Так, с ним, кажется, несколько поклонниц...

— Успокойтесь! — зашипел Гриндевальд с такой злостью, что Тина ощутимо вздрогнула. — Ничего ещё не потеряно. Продолжаем играть роли!

— Как я объясню ему про наследство?!

— К кобольдам наследство! Я ваша девушка и беру всё на себя!

Абернати притих, слышалось только его тяжёлое взволнованное дыхание.

— Есть шанс, что он вас просто не заметит, он, кажется, очень увлечён своими спутницами, — заметил Гриндевальд, и Грейвз представил, как он хищно щурится, разглядывая младшего Абернати.

— Заметит. Кажется, уже заметил.

— Наклонитесь к моему уху. Быстро, я сказал!

От движения картинка смазалась, фокус сместился.

— Ничего не видно! — с отчаянием прошептала Тина. Изображение с броши сейчас тоже оставляло желать лучшего, и Грейвз, чувствуя, что теряет даже иллюзию контроля над происходящим, непроизвольно сжал кулаки.

— Кого я вижу! — услышал он громкий голос. Изображение снова дёрнулось, и в поле зрения появился молодой человек в смокинге, черноволосый, довольно высокого роста. Фамильное сходство было очевидным.

— Мой братец вылез из кабинета и отдаёт дань приличному обществу? — продолжал младший Абернати.

— Дорогой, кто это? — повернувшись к своему спутнику, с деланным недоумением вопросил Гриндевальд. Его акцент вдруг зазвучал ещё более явно и стал почти неприятным — и едва ли это было случайностью. — Вы знакомы?

— Позвольте представить, дорогая, — спохватился Абернати. — Это мой брат Филипп, он профессионально играет в квиддич. Это фройляйн Хеде Эстерлейн, специалист по старинным артефактам.

Гриндевальд отточенным движением протянул руку для поцелуя.

— О, милый, почему ты не сказал, что у тебя такой талантливый брат? — манерно, с едва уловимой насмешкой протянул он. Филипп коснулся губами его пальцев.

— Да... как-то... — промямлил Абернати.

— "Милый"? — переспросил Филипп, пододвигая стул и садясь напротив. — У вас что, свидание? Во что это ты вырядился?

— Какая бестактность! — ахнула Куини. — Ему голову бладжером отбило?

— Боюсь, это надолго, — изрёк Ричардсон. После секундной заминки он все же вернулся на своё место и, нахмурившись, озабоченно покачал головой: — Им нужно от него избавиться, иначе они пропустят Джонса.

— Они могут пропустить его приход, это не страшно, — заметил Грейвз. — Но братца нужно отправить восвояси, пока он не начал задавать неудобные вопросы. А он уже начал.

— Мы с Хеде встречаемся, — мужественно выдавил Абернати.

— Да не может быть! — не сдержался Филипп.

— Не желаете объясниться, сударь? — холодно осведомился Гриндевальд.

— Да я просто поверить не могу такому счастью! — продолжал Филипп. — Мой брат с кем-то встречается! Это же небеса должны были рухнуть на землю! Хеде, драгоценнейшая, что вы в нём такого нашли? И где вы вообще его откопали, в библиотеке, в горе пыльных книжек? Когда будет знакомство с родителями?

— Как погляжу, он прямо преисполнен братской любви, — процедил Квелье. — Немудрено, что Абернати даже не упоминал о семье.

— А у вас этим вечером целых три спутницы, — заметил Гриндевальд таким тоном, что у Грейвза мороз пошел по коже — хотя сейчас интонации Гриндевальда не имели к нему ровным счетом никакого отношения, — но никто не спешит так вульгарно этому удивляться, не так ли?

— О, ничего стоящего, — отмахнулся Филипп, — всего-то пара поклонниц и журналистка.

— Выходит, я намного удачливей вас, — сладким, как медленный яд, голосом проговорил Гриндевальд. — Ваш брат — исключительно интеллигентный, тактичный и эрудированный человек.

— Он даже не понял шпильку! — усмехнулась Тина. — Мерлин, какой пустоголовый мальчишка!

— Наши отношения, — продолжал Гриндевальд, — ещё только зарождаются. Их легко испортить поспешностью и суетой. Ваши дамы вас, кажется, заждались.

Кажется, Филипп вовсе не собирался так легко отпускать попавшегося ему в лапы брата. Но чутье загонщика — или интуиция какого-никакого, но всё же мага — подсказали, что не замечать намеков Гриндевальда было смертельно опасно.

— О, понимаю, понимаю! — Он торопливо вскочил и, раскланявшись, подхватил под локоть одну из своих девиц, которая подошла было узнать, с кем он так задержался. — Уже ухожу, не стану мешать воркованию влюблённых! Завтра же порадую маму! — уже удалившись на несколько шагов, бросил он через плечо.

Повисла тяжелая пауза, словно все — и участники, и свидетели этой сцены — разом перестали дышать.

— Хотите, я его убью? — буднично спросил Гриндевальд, поднеся к губам бокал с остатками фруктовой воды. — Ведь хотите же.

— Оставьте в покое мою семью, — с отчаянной угрозой ответил Абернати.

— Как вам будет угодно. Но на вашем месте я бы не стал терпеть подобные выходки.

— Иногда стоит принять факты как данность, — упрямо проговорил Абернати.

— Какие факты, позвольте узнать? Что ваш брат — избалованный, бестактный, шумный представитель рода человеческого и, конечно же, любимец родителей? Я ведь прав, не так ли?

Из уст Гриндевальда речи о такте звучали изощренной насмешкой: забыть о том, что их разговор должны были слушать ещё несколько человек, он не мог.

Абернати молчал.

— Простите, — наконец произнёс он, и Грейвз угадал, что обращается он не к своему спутнику. — Я был несдержан. Эмоции обычно плохо влияют на мою способность здраво мыслить.

— Да у вас, я смотрю, вообще с эмоциями проблемы, — заметил Гриндевальд. — Вы, кажется, не понимаете, что без них, на одном только разумном, последовательном и скучном изложении фактов, далеко не уедешь. А вот эмоции, настоящая страсть... вот она способна повести за собой толпы.

— Кажется, страсть, отрицающая разум, это скорее ваш конёк.

— Именно. Не могу поверить, что вы упрямо отрицаете вообще все свои эмоции, даже... Даже когда понимаете, что кого-то любите.

— И это Филиппа я назвала бестактным, — пробормотала Куини.

— Вас никоим образом не касается, кого я люблю, — отрезал Абернати. Грейвз почти улыбнулся: в голосе Абернати лязгнула сталь, будто он наконец смог преодолеть свой страх перед Гриндевальдом и набрался сил отстоять себя.

— Разумеется, нет. Только куда денется упомянутый разум, когда ваше невинное сердечко разорвётся пополам? Надвое? Вы рискуете упасть в пучину того, что до сей поры позволяли себе лишь дозированно. И вот тогда...

— Вы не посмеете...

— О чём они? — спросил Ричардсон. Грейвз пожал плечами: подобные недосказанности и ему не слишком-то нравились, но Гриндевальд выражался слишком туманно и не давал ему зацепок. А вот Абернати, кажется, прекрасно всё понял, и что-то в этих словах напугало его не на шутку. Что же? Он говорил, что низменные чувства ему не знакомы, и говорил искренне — но об остальных, не столь телесных, речи не шло. Неужели мерзавец намекал на то, что всё же попытается увести с собой Куини, которая была Абернати так симпатична, что он порой терял дар речи в её присутствии?

— Ещё как посмею. — Гриндевальд сделал пугающую паузу и добавил совершенно другим тоном: — Джонс идёт.