Иной расклад (гет)

За ужином весь Большой зал гудел. Все ученики обсуждали нового преподавателя по зельеварению, на лекциях которого успели побывать второй и седьмой курсы. Большинство возмущались делением потока по чистоте крови, некоторые магглорождённые девушки сидели с покрасневшими глазами, и лишь слизеринцы были довольны требованием нового преподавателя. За столом преподавателей царила угнетающая тишина. Ни директора, ни профессора Филлиона не было, и это вызывало только большие пересуды. Кто-то утверждал, что директор решил уволить нового преподавателя, другие, напротив, злобно говорили, что директор одобрил такое требование.

Гермиона уныло водила вилкой в тарелке, не особо слушая оживлённый разговор Гарри, Рона и Невилла. Кожу возле груди приятно охлаждал кулон, а в голове раздавался тихий шёпот. Некоторые слова она ещё не понимала, и невидимый голос терпеливо их повторял, медленно и чётко. Учить этот язык было сложно, и за несколько часов Гермиона успела заучить лишь пару десятков слов. Но ей нравился этот язык — шипящий, с лёгким присвистом. К тому же у неё было ощущение, что ей доверено нечто сокровенное и важное, чего не сможет коснуться кто-то другой. От этой мысли Гермионе захотелось рассмеяться, но она подавила это желание. Не хватало ещё, чтобы пошли слухи, что она ненормальная. Да и смех был сейчас неуместен.

— Гермиона, библиотеку закрыли, — раздался голос Рона, и она испуганно вскинула голову.

— Как закрыли? — растерянно проговорила она. — Почему?

— Спокойно, только спокойно, — Рон участливо улыбнулся, — только дыши. Никто твой храм не закрывал. Просто я не знал, как ещё привлечь твоё внимание.

— Рон, ты просто... — Гермиона от возмущения даже не могла подобрать нужного слова.

— Рон прав, — подал голос Невилл. — Ты опять задумалась о чём-то своём и никак на нас не реагировала. А упоминание библиотеки лучший способ привлечь твоё внимание.

— Извините, мальчики, — сконфуженно пробормотала Гермиона. — Я правда задумалась. О чём вы говорили?

— Мы говорили, что ты зря вывела из себя профессора Филлиона. Он теперь от тебя не отцепится. Похоже, он будет гораздо хуже профессора Снейпа, — сказал Рон, только ради Гермионы упомянув должность Снейпа.

— Хотите сказать, что я была не права? — Гермиона с обидой посмотрела на друзей.

— Нет, ты была права. Данная рассадка учеников действительно попахивает нетерпимостью к магглорождённым. Но одно дело возмущаться вне кабинета, у директора или декана, и совсем другое в лицо заявлять подобные вещи преподавателю. К тому же ты привела такое сравнение...

— По-моему, — перебил Рон Гарри, — ты перегнула палку. В конце концов, магглорождённых никто в печь не отправляет.

Гермиона удивлённо посмотрела на Рона. Вот чего она никак не ожидала, так это того, что Рону было известно про гонения евреев и печи концлагерей. Ей стало даже стыдно, что она недооценивала друга.

— Тебе легко говорить, — покачала головой Гермиона. — Ты чистокровный. А так профессор Филлион лишний раз напомнил, что магглорождённым здесь не место.

Она почувствовала, как в горле появился ком, а глаза начали слезиться. Что-то в ней надломилось, и она, бросив невнятное извинение, бросилась прочь из зала.

* * *

В то время, когда Большой зал был наполнен обсуждениями нового преподавателя и его методики, в кабинете директора происходил следующий разговор. Профессор Филлион сидел напротив директора. Он казался расслабленным, словно зашёл в гости к старому другу на чашечку чая, а вовсе не для серьёзного разговора с директором школы.

— Послушайте, Ричард, — Дамблдор снял очки и устало потёр глаза. — Вы перегнули палку. Мисс Грейнджер права, вы...

— Она не права, — холодно отчеканил профессор Филлион. — И вы должны это осознать и принять. В противном случае, у вас возникнут проблемы.

— Это угроза?

— Что вы, директор, — возразил Ричард, — это всего лишь предупреждение. Не все в министерстве относятся к вам и вашим взглядам... лояльно. События прошлого учебного года не позволяют министерству стоять в стороне. Похищение ученицы, к тому же не чистокровной, присутствие тёмного волшебника в стенах школы, гибель преподавателя — вам не кажется, что это ненормально для школы?

— Разумеется, подобные происшествия — недопустимы, — согласился директор, — но это же не является поводом угнетать магглорождённых.

— А кто их угнетает? — удивился профессор Филлион. — Я всего лишь хочу, чтобы они осознали — магглорождённые гости в нашем мире. Они никогда не смогут добиться тех же высот, что и чистокровные волшебники. Да, им позволено находиться в нашем обществе, учиться в магических школах, работать в Министерстве магии, но они никогда не будут впереди. То, что мисс Грейнджер сравнила безобидную рассадку учеников с одной из самых страшных трагедий этого века — непозволительное поведение. И я вас прошу, директор, — Филлион устало провёл рукой по лицу, задержавшись кончиками пальцев на пятне, — не старайтесь сопротивляться. После того, что случилось несколько месяцев назад, ничто не станет прежним. Мы не можем закрыть глаза на эту ситуацию.

— Но министр всегда говорил, что не будет вмешиваться в дела Хогвартса, — Дамблдор взмахнул палочкой, и к столу по воздуху приплыл чайник, две чашки и сахарница, ещё одно движение — и чашки наполнились ароматным чаем. — Или же теперь Корнелиус Фадж не помнит про свои обещания?

— Мы ходим по кругу, директор, — Филлион взял одну из чашек и добавил три ложки сахара. — Вы не представляете, сколько усилий я потратил, чтобы уговорить министра не менять весь преподавательский состав.

— Сомневаюсь, — хмыкнул Дамблдор, — что племяннику министра требуется много сил, чтобы о чём-то с ним договориться.

— Когда речь идёт о молодом поколении волшебников, никакие родственные узы не помогут.

Филлион сделал глоток чая и слегка поморщился, когда горячий напиток обжёг ему язык.

— Альбус, — в голосе профессора появилась печаль, — вы же знаете, как я к вам отношусь. Убеждаю вас, никаких серьёзных изменений в школе не будет. Вы только подумайте, мой дядя предлагал прислать в школу дементоров из Азкабана!

— Как дементоров? — Дамблдор от неожиданности расплескал чай, и в другой ситуации оба мужчины бы рассмеялись.

— Так. Министр считает, что дементоры — отличная охрана для школьников. Только вот он не учёл, что тут слишком много пищи для этих мерзких существ.

— Что тебе пришлось сделать, чтобы отговорить его от этой затеи? — с болью в голосе спросил Дамблдор, слегка подаваясь вперёд и заглядывая в глаза Ричарду.

— Не важно, — пожал плечами тот. — Главное, что наши ученики избежали очень неприятной встречи с дементорами. Всё не так уж и плохо. Школьная программа остаётся та же, преподавательский состав будет меняться только с вашего одобрения, и лишь на моих лекциях ученики будут сидеть определённым образом. Вы же знаете, я не считаю магглорождённых недостойными пользоваться магией. Просто у меня есть свои взгляды на их место в магическом обществе. И им же будет легче в будущем, если они с этого возраста привыкнут к тому, что на первом месте, впереди, лидеры — именно чистокровные волшебники. Лишь единицы из магглорождённых добиваются невероятных успехов.

— Ты ничуть не изменился, — покачал головой Дамблдор, — ещё во время своего обучения здесь ты продвигал эту идею. Помнишь, чем это закончилось на четвёртом курсе?

— Конечно, как такое забыть, — Ричард слегка улыбнулся, — мою мантию трансфигурировали в розовое платье с рюшами и оборками прямо за рождественским банкетом, а волосы посыпали блёстками, которые я вымывал целую неделю. Но тогда я был всего лишь подростком, а сейчас я второй человек по значимости в Магической Британии. Не без участия дяди, разумеется. Но это лишь очередной раз доказывает мою мысль.

— Что ж, — Дамблдор поставил локти на стол и упёрся подбородком в ладони, — я услышал тебя. Надеюсь, что ты прав и дальше разделения чистокровных и магглорождённых на твоих лекциях изменения не зайдут.

— Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы так и было, — пообещал Ричард. — Я очень люблю эту школу, и очень уважаю вас, директор. Я, пожалуй, пойду. Доброй ночи, Альбус.

— Доброй ночи, Ричард.

Профессор Филлион слегка кивнул и покинул кабинет. Альбус Дамблдор почесал переносицу и откинулся на спинку своего кресла.

— Бедный Ричард, — задумчиво пробормотал он, — страшно представить, через что он прошёл. Если б я только знал...

* * *

Ричард Филлион никогда не жаловался на свою жизнь. В свои двадцать шесть он достиг высот, о которых некоторые могли лишь мечтать. Единственный сын сестры Корнелиуса Фаджа, он тут же стал любимцем последнего и с раннего детства проводил свободное время у дяди на работе, впитывая, как губка, всё, что слышал и видел. К восьми годам он отлично разбирался в законодательстве магического сообщества, знал некоторые заклинания, пару из которых успешно применял на практике. Тогда же он начал задумываться о месте магглорождённых в магическом мире. Он ничего не имел против них, некоторые нечистокровные сотрудники Министерства ему очень нравились, но при этом он считал, что на первом месте в их обществе должны стоять чистокровные волшебники. Причём, из знатных родов. Ему казалось немыслимым, что кто-то вроде Артура Уизли может стать министром или членом Визенгамота, хоть мистер Уизли и относился к древнему магическому роду.

Корнелиус Фадж не мог не нарадоваться на любимого племянника. Он возлагал на Ричарда огромные надежды, надеясь, что когда-нибудь племянник займёт его место и продолжит его политику. Поэтому он тщательно следил за воспитанием и обучением Ричарда, а после смерти своей сестры забрал мальчика к себе в дом, тем самым ещё сильнее изменив мировоззрение племянника.

В Хогвартсе Ричард попал на Когтевран, что ничуть не удивила министра. Ричард определённо был одарённым ребёнком, начитанным и сообразительным, и совсем скоро он стал лучшим учеником на курсе. В то же время Филлион незаметно для себя сблизился с директором. Иногда по вечерам он приходил в кабинет директора и, сев в одно из удобных кресел и обхватив руками чашку с чаем, рассказывал Дамблдору о своих переживаниях, мыслях и мечтах. Корнелиус сначала не оценил такую "дружбу", но потом нашёл для себя выгоду: через племянника он легко мог контролировать Хогвартс, который ревниво оберегал от вмешательства министерства Дамблдор.

На втором курсе Ричард решил, что пора продвигать свою идеологию в народ, и начал распространять маленькие брошюрки, в которых он описывал свои взгляды на идеальное магическое общество. Тогда же он начал возмущаться тем, что на уроках и в Большом зале ученики сидят вперемешку, а не разделившись по статусу крови. Многие ученики возмущались, некоторые даже порывались его побить, но всех останавливал один факт — он был племянником министра и практически сыном. А никому не хотелось иметь проблем с министром. Правда, всё же как-то его решили проучить, и когда он был на четвёртом курсе, один из семикурсников с Гриффиндора превратил его мантию в розовое платье, а на голову высыпал кучу блёсток. Все смеялись, а громче всех смеялся тот самый гриффондорец. Жаль, смеялся он недолго. Вернулся с каникул он осунувшийся и бледный, на все расспросы отмахивался, а от Ричарда до конца учёбы шарахался. Что тогда случилось с ним никто так и не узнал.

После окончания Хогвартса Ричард сразу же начал работать с дядей. Он, без какого-либо опыта работы, сразу же стал одним из главных людей магического сообщества. Имея связи и деньги, а так же дядю-министра за спиной, он был практически неуязвим. До того самого дня, когда он не встретил Элизу.

Ему только исполнилось двадцать два, и дядя дал ему неделю отпуска, чтобы отпраздновать с размахом это событие. В попытках уединиться и отдохнуть от нескольких лет непрерывной работы, Ричард отправился в небольшую деревушку, где иногда проводил лето с матерью. Там-то, гуляя по узким улочкам, утопающим в яркой зелени, он и наткнулся на Элизу. Она была небольшого роста, голубоглазая, с короткими рыжими волосами и россыпью веснушек на бледной коже. У неё был звонкий смех и тонкий голосок, отчего она порой напоминала ему ребёнка. А ещё у неё не было ног. Но Ричард этого не замечал. Он был пленён Элизой, её особой красотой, смехом, манерой говорить, смешно растягивая некоторые звуки, и взглядом. Когда закончился недельный отпуск, он вернулся в Лондон, где снова погрузился в работу. Но вечером в пятницу он, неизменно покупая огромный букет цветов, отправлялся в деревушку к Элизе.

И лишь один недостаток был в Элизе. Она была магглом. И Ричард понимал, что ей не место в его мире, а самому покинуть Магическую Британию ради неё казалось ему абсурдом. Как бы сильно он не любил Элизу, положение в обществе, деньги и власть крепко держали его. Мысль о том, что он лишится их вызывало у него злость и отчаяние. Он разрывался между чувствами и карьерой, и эта борьба не осталась незамеченной Корнелиусом Фаджем. Министр без особого труда узнал всю правду, и получил отличный рычаг давления на Ричарда. Теперь любое неповиновение Ричарда натыкалось на угрозы в сторону Элизы. При этом, министр искренне считал, что помогает племяннику. Он желал только лучшего для Ричарда, а лучшим, в его понимании, являлось кресло Министра Магии.

Ричард смирился с тем, что его любимой грозит опасность в случае его неповиновения. Поэтому он старательно работал, стараясь угодить дяде, с глупой надеждой, что когда-нибудь сможет быть счастлив с Элизой. Но всё закончилось стремительно и неожиданно. После похищения Гермионы и смерти профессора Квирелла, министр всерьёз решил заняться Хогвартсом. И первым пунктом в его плане действий была замена всех преподавателей на сотрудников министерства. Тогда-то Ричард и вступился за преподавателей, предложив свою кандидатуру на должность профессора зельеварения или ЗОТИ.

— Что ж, — ответил тогда Фадж. — Ты — отличная кандидатура. Только вот... есть проблема. Ты хочешь, чтобы преподавательский состав остался неизменным. Я считаю это невозможным, даже с учётом того, что ты будешь находиться в школе и тщательно следить за всем, что там происходит. Но, — министр многозначительно посмотрел на племянника, — если ты прекратишь свои отношения с магглой и перестанешь ставить свою и мою репутацию под удар, я, так и быть, позволю всем профессорам Хогвартса остаться на занимаемых ими должностях.

Это был удар в спину. Ричард ожидал чего угодно, но не этого. Ему казалось, что дядя шутит, что это всё кошмарный сон, но нет. Его поставили перед выбором, перед которым он бы неизбежно когда-нибудь оказался. Но сейчас он был не готов, он не знал, как поступить правильно. С одной стороны, жизнь с любимой девушкой, среди магглов, изгнание из магического сообщества, которое ему дядя обеспечит, а с другой — головокружительная карьера, почёт, власть, деньги.

После разговора с дядей он переместился в деревушку к Элизе. Увидев любимого, Элиза резво подкатилась к нему на коляске и обняла за талию.

— Ричард, я так скучала! Почему ты не приехал в прошлую пятницу?

— Прости, — сухо проговорил Ричард, с трудом преодолевая ком в горле. — Но мы не можем быть больше вместе. Я не люблю тебя. И никогда не любил.

Элиза растерянно смотрела на него. Её глаза широко раскрылись, и в них читалась обида и укор, губы дрожали, придавая ей сходство с маленьким ребёнком.

— Зачем ты так говоришь? — тихо, словно боясь слов, прошептала она.

— Затем, чтобы прекратить этот спектакль, — не смотря на неё, ответил Ричард. — Я устал притворяться.

— У тебя другая? — с обидой спросила Элиза. Она теребила тонкими пальчиками плед, укрывающий то, что осталось от её ног, и Ричарду до боли хотелось броситься перед ней на колени, поцеловать каждый дрожащий пальчик, прижать её к себе и сказать, как сильно он её любит. Вытереть слезинки с её щёк, приподнять уголки губ пальцами, чтобы она улыбнулась и на её щеках появились ямочки. Но он не мог. Он мысленно проклинал свою слабость, внутренний голос кричал ему, что драгоценное время уходит, когда можно всё обратить в очень неудачную шутку.

— Прощай, — с трудом выдавил он и пошёл прочь.

Вслед ему полетел отчаянный крик, полный боли. Он услышал шум, будто что-то упало, ещё один вскрик и отчаянный плач. Но он не обернулся.