Пробуждение Зверя (гет)

Временное затишье. Никак иначе охарактеризовать произошедшее Эйприл не могла. Сердце до сих пор гулко стучало в груди, отдаваясь в висках и, почему-то, под коленями, нервная дрожь не спешила проходить, напрочь заглушая жжение в раненой лодыжке, усталость и даже дурноту, но похоже, опасность пока что миновала. Она цела и невредима, и даже не лишена свободы передвижения. «Пока что», — напомнила себе Эйприл. В любой момент все может измениться, но сейчас… надо воспользоваться этим сейчас, чтобы хоть чуть-чуть помочь себе. На иную помощь — по крайней мере, в ближайшее время, — рассчитывать не приходится.

Медленно, осторожно, все еще опасливо озираясь по сторонам, она сделала шаг вперед, по расстеленным циновкам, недовольно сжала губы, оглянувшись: промокшие в катакомбах сапоги оставляли на них заметные следы. Не то чтобы ее сильно волновало сохранение порядка в этом месте — но позволить вот так просто отследить каждый свой шаг она не хотела. Эйприл решительно отбросила мысль о, возможно, в каждый угол напиханных скрытых камерах. Так недолго и вовсе упасть духом, забиться в угол, как зашуганная мышь, не смея сдвинуться с места. И снова стать лишь приманкой в ловушке для ребят, ни на что не способной и не пригодной. Нет, ни за что. Не на ту напал.

Мотнув головой так, что спутавшиеся пряди, взметнувшись, хлестнули по щекам, Эйприл уже более решительно вернулась к двери и, опираясь о деревянные панели, выстилающие стены, то и дело морщась от боли, стянула сапоги и бросила в угол. Носки, также промокшие, удостоились чуть более бережного отношения: их девушка, за неимением где высушить, засунула в обувь, чтобы потом не искать.

Пол под ногами оказался неожиданно теплым, приятным на ощупь. Шероховатая поверхность мягко массировала уставшие стопы. Эйприл невольно улыбнулась, но тут же поспешно одернула себя: не время расслабляться. Огляделась. Где-то тут были лечебные средства, выделенные этим негодяем. Неожиданная щедрость с его стороны, однако лишней точно не будет — кто знает, как надолго ее хватит.

Принесенное обнаружилось невдалеке, на тумбочке возле двери, которую Эйприл даже не стала пробовать открыть — напрасная трата времени. Один за другим она брала в руки тюбики и пузырьки, изучая надписи на них. Откровенно незнакомые откладывала сразу, напоминающие привычные рассматривала подольше. Мазь от ожогов оказалась одной из таких, правда, неизвестного производителя и названия. Неважно, главное от нее покраснение на лодыжке тут же перестало ныть и жечь. Обмотав поврежденную конечность одним слоем бинта — чтобы не задевать мокрой грязной тканью, — Эйприл вдруг вспомнила про возможные камеры, смутившись, одернула закатанную штанину.

Желудок вновь громко заворчал, напоминая о себе. Чему удивляться, если с самого утра, отъезда из Флориды (каким же далеким, почти нереальным он сейчас казался!), во рту не было и глотка воды. Девушка огляделась, но в комнате, благодаря своеобразному оформлению казавшейся просторной и в то же время удивительно уютной, не было ни еды, ни питья. Да что там — даже умывальника, ополоснуть замызганные руки. Скорее всего, она предназначалась для отдыха — но именно это в последнюю очередь волновало Эйприл. Не время. Быстрым шагом, чуть прихрамывая, она пересекла помещение по диагонали, в сторону, где еще при входе, боковым зрением приметила дверь — в отличие от входной, деревянную и вроде бы раздвижную. Эйприл тогда показалось, что она не заперта. Вернее сказать… девушка улыбнулась, когда дверь плавно, почти беззвучно скользнула в сторону, — не показалось.

Дверь вывела ее в длинный узкий проход, этакий своеобразный коридор, должно быть, объединяющий соседние помещения в отдельный отсек. Эйприл медленно, все еще с опаской двинулась по нему (ко всему прочему, пол из неизвестного материала, явно не металла или дерева, был чертовски скользким), осторожно открывая соседние двери — и, осмотрев помещение за ними, столь же аккуратно закрывая за собой. Те, что удалось открыть, конечно же, — по странной причуде в основном они располагались по левую руку от нее. И комнаты за ними походили одна на другую, различаясь лишь деталями оформления. Эйприл старалась не приглядываться: мягкий приглушенный свет, зажигавшийся, стоило лишь перешагнуть порог; деревянные резные панели стен; низкие столики и подушки, решетчатые расписные ширмы — все это настраивало на мирный лад, слишком уж напоминало о необходимости отдыха, хотя бы небольшой паузы. Именно того, что Эйприл не могла себе сейчас позволить. Она в логове врага, опасного хищника, и малейшая оплошность может стоить ей слишком дорого.

Дойдя до конца коридора и уже отчаявшись найти нужное, Эйприл рискнула пройти вглубь одной из комнат — и ей повезло. За ширмой с изображением свернувшегося дракона, казавшейся лишь элементом декора, обнаружился вход в душевую и, кажется, ванную комнату. Проверять девушка не стала, она торопливо сполоснула руки и лицо над умывальником в виде морской раковины у самой двери, мокрыми пальцами разобрала спутанные волосы — и выскользнула обратно… чтобы задержаться дольше, на сей раз ради яблок и каких-то иных диковинных плодов в хрустальной вазе недалеко от выхода.

Опознать их Эйприл не смогла, даже попробовав — но в том ли беда? Тревога немного улеглась, и девушка устроилась на циновке возле низкого столика, лишь время от времени косясь на дверь. Сочная мякоть утолила жажду и голод, подняла настроение, и Эйприл позволила себе задержаться здесь еще немного, откинулась к стене, давая ногам отдых. Взгляд лениво скользил по завиткам хвоста дракона, по устрашающе изогнутым рогам и видимым в пасти клыкам. Неизвестный художник очень правдоподобно изобразил мифическое чудовище: казалось, миг — и, распахнув крылья, оно взлетит под потолок и выше, к самым небесам, неся гибель всему живому. Вот только желтые, чуть навыкате глаза выглядели непривычно человеческими, разумными… даже странно. С чего бы?

Шумно выдохнув, Эйприл повернулась к выходу, уперлась руками в пол, собираясь встать, — и замерла на месте. Встроенные стеллажи с затемненным стеклом она заметила уже давно и даже успела рассмотреть, что на полках размещалось не оружие или химикаты, как она ожидала поначалу, а тонкостенная посуда с японской или китайской росписью, в основном вазы. Успела и удивиться увиденному, и мысленно махнуть рукой — какой земной диктатор без причуд? Но вот стол с экранами разного размера над ним у дальней стены, совершенно не вписывающийся в обстановку, увидела только сейчас — хотя, казалось бы, как не заметить? А уж тем более движущуюся картинку, на каждом экране свою.

Позабыв об осторожности и о том, что собиралась как можно быстрее покинуть помещение, Эйприл поднялась и подошла ближе. Оперлась о столешницу и наклонилась, всматриваясь. Девушка с первого взгляда признала некоторые из кварталов Манхэттена и других районов, и теперь страстно желала — и не менее сильно боялась того, что может там увидеть. Но, к ее удивлению, большинство сменяющих друг друга кадров мало чем отличались от видов Нью-Йорка прежнего, до вторжения. Разве что улицы были непривычно безлюдными, да кое-где можно было рассмотреть разбитую витрину или перевернутый автомобиль. Не сразу, гораздо позже увидела Эйприл так напугавший ее отряд Футов. Точнее сказать, отряды, похожие один на другой, как две капли воды. Вооруженные как традиционным оружием, так и лазерными винтовками, они прохаживались по пустым улицам, их единственные обитатели и хозяева.

Сердце сжала горячая волна негодования и гнева на захватчиков, сменившись секундой позже леденящим страхом: на самом большом экране Эйприл рассмотрела ребенка, мальчика лет пяти-семи. Светлыми волосами он напомнил девушке Зака, маленького приятеля черепашек… а может, даже и был им. Но хуже всего оказалось то, что мальчишка надумал выбраться из укрытия как раз тогда, когда патруль Футов проходил совсем близко и не мог не заметить его.

«Беги, малыш!» — Эйприл не знала, крикнула это в мыслях или вслух. Не до того было: резко вскочив с кресла, на которое она машинально, незаметно даже для себя, успела присесть, девушка приклеилась глазами к экрану. На миг забыв и о множестве уже погибших, случайно или намеренно уничтоженных захватчиками, и о судьбе друзей, так и не вышедших на связь, словно бы пропавших без вести, и даже о возлюбленном — где-то там, по ту сторону баррикад. На краткий миг существовал лишь этот мальчик — и она, видевшая его, но бессильная помочь. Пальцы впились в столешницу, до боли, до побеления… Сейчас, вот прямо сейчас, на ее глазах…

— Просвещаетесь, мисс О’Нил? Вполне ожидаемо, — знакомый, с нотками иронии, голос заставил Эйприл вздрогнуть, отшатнуться от стола, запнувшись о кресло и еле-еле сохранив равновесие. Девушка уставилась на неслышно подошедшего сзади Шредера с болью и яростью в глазах, позабыв на миг даже про страх.

— Издеваешься, да?! — выкрикнула она громко, мельком оглянулась на экран, едва не застонав при виде растерянно-испуганного лица замершего мальчишки. — Ну да, конечно, это для тебя лишь представление. Шоу «Да выживет сильнейший», да? Так ты развлекаешься в свободное время — любуешься, как твои изверги убивают беззащитных детей? Великий и ужасный завоеватель, не подвластный закону и морали… тьфу, это мерзко даже для тебя!

Девушка ткнула пальцем в экран, но, взглянув на него мельком, помрачневший было Шредер сухо усмехнулся.

— И где вы увидели там убитых, мисс О’Нил? — негромко поинтересовался он. — Покажите мне хотя бы одного.

Зло сверкнув глазами, Эйприл развернулась к экрану — и потрясенно замолчала, прижав к губам ладонь. Совсем недавно захваченный врасплох мальчишка был уже в конце переулка, и по тому, как бодро уносил ноги, сложно было даже заподозрить в нем раненого.

— Трудно ждать иного от твоих мазил, — сердито буркнула она себе под нос. И тут же сдавленно охнула: на противоположной стороне улицы из разбитой витрины показался подозрительного вида парень с сумкой через плечо. Воровато оглядываясь, он выбрался на тротуар — но не успел сделать и двух шагов, как один из Футов, даже не затрудняя себя переходом улицы, выстрелил ему по ногам.

Бедолага повалился наземь, должно быть, дико заорав — Эйприл четко могла рассмотреть его искаженное страхом и болью лицо, когда воин Фут приблизился к нему и, отобрав сумку, грубым пинком отбросил в сторону. Кое-как поднявшись, невезучий воришка заковылял прочь. Эйприл подсознательно ожидала, что вот сейчас его настигнет очередной выстрел — и лишь когда человек скрылся за углом, облегченно переводил дух.

— Это ответ на ваш вопрос, мисс О’Нил, — Шредер отключил систему. Экраны погасли, и в комнате, кажется, сразу стало темнее. И холоднее. Поежившись, Эйприл покосилась через плечо, в сторону неблизкого порога, но взгляда отвести не решилась.

— Зачем? — наконец выдавила из себя она. — Все эти разрушения, эти жертвы, — голос дрогнул, стоило вспомнить погибших сотрудников. Чем они-то помешали Шредеру? Вряд ли когда-то она узнает об этом. Сжав руки в кулаки, Эйприл подняла голову, глядя в глаза Шредера, повторила более решительно. — Это представление, — в последнее слово она постаралась вложить как можно больше сарказма, — ты ведь нарочно хотел, чтобы я это увидела, да? Почему? Зачем ты хотел показать это именно мне?

Не успев договорить, Эйприл вздрогнула: одним неуловимым движением Шредер поравнялся с ней. Сильные пальцы сжали плечи, не давая двинуться с места… да Эйприл и не смогла бы и так. Нутро смерзлось неровной колкой льдинкой, не давая дышать. Совершенно некстати вспомнилось побоище на Телеканале, к которому этот негодяй наверняка тоже приложил руку. Что, если снова…

— Чтобы ты поняла, — проговорил наконец ниндзя, голос его упал до низкого рокота. — Все это — не представление, не шоу, не игра. Оставим игры в героев и злодеев вашим глупым дружкам, мисс О’Нил, здесь все по-настоящему. Это мой мир, который будет жить по моим и только моим правилам. И я сделаю все, чтобы он стал лучше, чище существующего. В нем нет и никогда не будет места крысам и предателям, лицемерам и трусам. Я очищу его от этого мусора, от всего гнилья и отребья, что наводнило его. Ваши трусливые правители позволили ему существовать, наживаясь на этом, — но не я. Я построю свой новый мир, в котором таким вот мальчишкам, — Шредер кивнул в сторону погасшего экрана, — не будет нужды бояться произвола, воровать и побираться. И не только им. С сегодняшнего дня все будет иначе…

Громкие, казавшиеся такими правильными слова стали последней каплей. После всего, что этот негодяй устроил, он еще смеет говорить что-то об общем благе, мнить себя почти что героем… нет, это уже больше, чем просто наглость!

— И ради этого ты разгромил полгорода? — не выдержала Эйприл. Негодование победило страх, и она резко подалась назад, готовая, если придется, вырываться. Не пришлось: с трудом удержав равновесие, она отступила, продолжая злым взглядом сверлить Шредера. — Ради этого погубил под руинами точно таких же женщин и детей, как этого, что сейчас так благородно отпустил? Хочешь сказать, что все они были мародерами и предателями? А если кто-то из них, просто от голода и безысходности, точно так же возьмет чужое, брошенное? Что тогда? И вот это ты считаешь новым лучшим миром?!

Шредер тяжело выдохнул, усилием воли разжал стиснутые в кулак пальцы. Давно, да почти что никогда никто не смел разговаривать с ним в таком тоне, обвинять и упрекать, не имея на это никакого права. И уж подавно никто из них не существовал ныне, живым свидетельством подобного беззакония.

«Никто? Ты смеешься?! Вот эта девчонка каждый раз мешала тебя с грязью, насмехалась и унижала — и всякий раз ей сходило это с рук, — ядовитый шепот пронзил голову, сжал виски в болезненных тисках. — И после этого ты считаешь себя мужчиной? Великий завоеватель, ха! Жалкий подкаблучник, ничтожество, что тогда, что сейчас!»

… — Я не спрашиваю, что ты хочешь или можешь, — резким, непреклонным тоном перебивает его женщина. Темные глаза сужаются с непритворным гневом, тонкие пальцы впиваются в рукав, грозя его порвать. — Ты должен, Саки! Это твой долг перед отцом, перед уничтоженным родом, — она громко выдыхает через ноздри, отстраняется с очевидным отвращением. — Боги, какого же слабака я произвела на свет! Уж лучше было мне умереть тогда, чем терпеть этот стыд…

Полускрытое занавеской окно темнеет, должно быть, от очередной набежавшей тучи; воздух в комнате становится словно бы гуще и тяжелее, с трудом входит в грудь. Лицо горит, словно от пощечины… да лучше бы и правда ударила, чем так…

— Не надо, мама, — Саки уже жалеет, что заговорил. Сейчас собственные слова кажутся жалкими и глупыми даже ему самому. Рано или поздно, все закончится… как-нибудь. Мама права… и учитель, он тоже прав, говоря о терпении как об истинной добродетели ниндзя и воина. Вот только давящий горло узел протеста ослабляет давление, но не исчезает вовсе. Лишь затаивается на время. — Убийцы отца заплатят нам за свою подлость. Заплатят мне… Обещаю…

И тогда, и сейчас. Каждый кому не лень считает себя вправе указывать ему, как жить. Считали…

— Довольно! — он ударил ладонью по поверхности стола. Эйприл отступила еще на шаг, и неприкрытый страх в ее глазах немного утишил гнев. — На любой войне не обходится без жертв, — проговорил Шредер уже тише. До боли стиснул одну руку другой; шипы брони впились в ладонь, рассекая кожу и мышцы, и боль ослабила тиски безумия. — Можете мне не верить, мисс О’Нил, но я не желал ни одной из них. Не желаю и сейчас — и постараюсь, сколь это возможно, избежать их. Но очень скоро они закончатся. Когда закончится эта война…

— Это уж точно, — пробормотала Эйприл, также успокаиваясь и немного досадуя на себя. С какого перепуга она вообще спорит с этим маньяком — тем, кто может снести ей голову одним ударом, по малейшей ерунде? Не все ли равно, что он говорит, в чем убежден — он же сумасшедший. С ним бесполезно разговаривать, бессмысленно убеждать, он вообще не стоит ни единого лишнего слова. Ей надо затаиться, дождаться момента, когда объявятся черепашки… или же военные: вроде бы как полицейский из оцепления говорил, что к городу стягивают части не только из округа, но и с соседних. Может статься, даже с соседнего штата.

Точно, она же видела военную технику по пути сюда. Отчего же они медлят? Боятся навредить не успевшим эвакуироваться или же… что-то мешает? Если бы знать…

Закусив губу, Эйприл покосилась на Шредера, еще больше злясь на себя. Ведь сколько раз так уже было, а она по-прежнему пыталась спорить с ним, все еще словно бы надеялась на что-то. Как будто этого безумца можно уговорить, разжалобить… с тем же успехом можно пробовать договориться с крокодилом… или тем же драконом. Нет бы притвориться, что верит в его замыслы, попытаться втереться в доверие, хоть что-то узнать… Эх, дурища, упустить такой шанс.

Молчание затягивалось. Даже не глядя на Эйприл, Шредер слышал ее напряженное частое дыхание, выдававшее усталость и страх. Нет, совершенно неподходящее время для разговоров и дискуссий. Да и о чем говорить, если совсем скоро она сама во всем убедится. А пока…

— Вижу, вы стосковались по достойной компании, — со смешком заметил он. — Не могу отказать моей гостье в такой малости.

Эйприл возмущенно вскинулась было, но сказать ничего не успела: короткий приказ, переданный по передатчику — и боковая дверь, до поры скрытая за решетчатой перегородкой, бесшумно скользнула вверх, являя двух безликих Футов и… Эйприл изумленно распахнула глаза, не сдержав возгласа, — Ирму. Растрепанную, в помятой и пыльной одежде, напряженно прищурившуюся из-за потери очков — но все же с виду не пострадавшую. Ту, кого она менее всего ожидала здесь увидеть.

— Ирма, — Эйприл шагнула вперед, все еще не веря своим глазам. — Ты… я думала…

— Я знаю, — та шмыгнула носом, отводя взгляд в сторону с неожиданно сконфуженным, пристыженным видом, — но нет-нет, да косясь на Шредера. Эйприл совсем не удивило, с каким ужасом та на него смотрела. — Прости…

Последнее слово Ирма проговорила так тихо, что непонимающе моргнувшая Эйприл усомнилась, правильно ли его расслышала. Уточнять, однако не стала. Успеется, чай. Да и не самое это важное сейчас.

Шредер наблюдал за этой сценой с подчеркнуто невозмутимым, непроницаемым видом, сложив руки на груди. Неожиданное осложнение, устроенное Зверем, могло оказаться в итоге полезным. Чуть заметный жест — и воины, отпустив перепуганную Ирму, покинули помещение. Та, спотыкаясь, бросилась к Эйприл. Девушка потянулась было обнять, успокоить подругу, но Ирма не далась, отпрянула, прячась за ее спиной.

— Вам лучше проводить ее в ваши покои, мисс О’Нил, — Шредер недвусмысленно кивнул в сторону незакрытой двери. — Там ей будет спокойнее и удобнее, да и вам тоже. И еще: системы защиты и вооружения Технодрома управляются не отсюда. На случай непредвиденных приступов героизма, — насмешливо добавил он.

— Можно было догадаться, — Эйприл повернулась к подруге, перехватила-таки ее руку, накрыла второй ладонью. — Ирма, это я. Все в порядке, черепашки вытащат нас, что бы этот, — он зло зыркнула на Шредера, — о себе ни думал.

— Да, да, — Ирма снова затравленно взглянула на ниндзя и потянула подругу за собой. — Конечно, только… давай поскорее уйдем отсюда.

Эйприл не возражала. Более всего она хотела остаться сейчас наедине с собой… ну, почти наедине, вне поля зрения проклятого захватчика. Нет гарантий, что он не проследит за ними через камеры — но уж лучше так, чем созерцать его самодовольную рожу. Не говоря о том, что безопаснее.

— Пойдем, — она последовала за Ирмой и уже на пороге бросила, не оборачиваясь. — Что бы ты с ней ни сделал, ты ответишь за это. Черепашки скоро будут здесь…

— Буду ждать с нетерпением, — парировал тот. И, проводив взглядом обеих, пересек комнату. Створки двери сдвинулись, задрожали, стиснутые в жестокой хватке. Нет, Шредер не жалел, что тогда не поддался искушению Зверя — хотя эта девка и неимоверно раздражала его. Но может, и от нее будет толк — теперь? Ведь даже запертые двери не всегда могут остановить неугомонную мисс О’Нил от поиска неприятностей на свою голову и другие части тела.