Грехи Альбуса Дамблдора (гет)

До второй войны пальму первенства по эксцентричности в волшебном мире держал Альбус Дамблдор, ныне посмертный кавалер всего, чего только можно. При жизни, несмотря на преклонный возраст, он порой удирал такие штуки, что любой школяр подивился бы. Конечно, те, кто неплохо знал Альбуса Дамблдора, считали, что старый интриган просто косит под дурачка, и это было недалеко от истины. Правду знали только самые близкие друзья Альбуса Дамблдора — помимо меркантильных интересов, ему такое легкомысленное поведение просто доставляло удовольствие.

После войны Альбуса Дамблдора с лихвой заменили его лучшие ученики Гарри Поттер и Гермиона Грейнджер. Взять хотя бы то, что они поселились в Годриковой Лощине — Поттер в своем доме-мемориале, а его подруга в доме Батильды Бэгшот на соседнем участке. Ну или вспомнить историю со Смертным Знаком во время выборов министра магии — конечно, оппонент Кингсли Шеклболта позорно залез под стол и, к радости бывшей армии Дамблдора, с треском проиграл после этого, но, согласитесь, такие кунштюки непозволительны даже спасителю магического мира. Не говоря уже о том, что они ему не к лицу.

А ведь есть еще история про то, как Долорес Амбридж села на десять лет вместо полутора после очной ставки с Вольдемортом, оказавшимся переодетой Гермионой Грейнджер, и история про то, как Визенгамот проголосовал за снятие дементоров из Азкабана после того, как Поттер пришел на дебаты с чемоданом боггартов, и история про Хэллоуин в Малфой-мэноре, куда уже три года подряд заходит Беллатрикс Лестранж и берет выкуп золотом, а не конфетами. Малфои, конечно, знают, кто хорошо готовит Оборотное зелье и хранит локоны их родственницы, но почему-то не жалуются.

Короче говоря, после смерти Дамблдора и Вольдеморта скучно волшебникам не было. И вопросы о том, как Поттер и Грейнджер не боятся жить в Годриковой Лощине, на месте таких ужасных событий, почти ни у кого уже не возникали. В конце концов, их предтеча Дамблдор тоже был родом из Годриковой Лощины, а яблочко от вишенки недалеко падает.

Но в этот вечер Гермионе Грейнджер, старшему эксперту аврората по магическим артефактам, было грустно. Она сидела в своем темном доме и смотрела на свет в соседнем окне. В соседнем доме наверняка был ужин, рыжий малыш в детском стульчике махал снитчем, схваченным за крылышко, а хозяева совсем не боялись неожиданного скрипа входной двери, хотя Гарри и всегда носил палочку с собой. Джинни оказалась для него прекрасной парой — дерзкая и бесстрашная, она не боялась Пожирателей в Хогвартсе, не испугалась вступить в бой с Беллатрикс Лестранж, а призраки прошлого были для нее совсем пустяками. И уж конечно, Джинни не переживала из-за того, что ее муж был лучшим и более известным волшебником и даже лучшим ловцом, чем она, хотя он был аврором, а она профессиональным игроком в квиддич.

Гермиона вздохнула и наконец включила настольную лампу. Возиться с работой совсем не хотелось, и она вынула из стола небольшую коробочку с хроноворотами. Мысли о времени и работа с ним всегда вызывали в ней философское настроение, и неурядицы в личной жизни постепенно казались ей все мельче на фоне вечности, которую она могла чувствовать под палочкой.

Гермиона и Рон то сходились, то расходились, и это напоминало танго, из которого выцедили страсть. Если быть честной, у них был только один период, когда они звучали в унисон, и он пришелся на конец охоты за хоркруксами. Тогда к Гермионе и Гарри вернулся совсем другой Рон: безрассудно храбрый, уверенный в себе, немного едкий и неожиданно умный. А потом война закончилась, и все замечательные качества, которые спасали Рона и его друзей, постепенно сошли на нет. Конечно, отвага и великодушие прекрасны в момент решительной битвы, но и в повседневной жизни они не менее важны. А Рон Уизли, уничтоживший два хоркрукса, взявший неприступный Гринготтс, убивший Фенрира Грейбека и дерзко смотревший в глаза Вольдеморту, когда, казалось бы, все было потеряно, стал бояться заходить в бывшую спальню Батильды, после того как услышал от Гарри историю о том, что в ней произошло, начал считать про себя ордена и зарплату лучшего друга, а потом ушел из аврората в дело Джорджа. Конечно, зарплата у него с тех пор была в несколько раз больше, чем у Гарри, и к пятидесятилетию он вполне мог превзойти своего школьного друга и в богатстве, которое тот тратил с неосмотрительной щедростью. Но Гермиона не умела и не хотела скрывать от друзей и тем более от почти мужа свои успехи из боязни, что они его расстроят.

Гермиона находилась в том неустойчивом настроении между спокойствием и раздражением, в котором она была уже почти готова признать, что не совсем справедлива к Рону, но вместе с тем еще не готова была остановить свою память, подсовывающую ей все новые свидетельства не в его пользу, когда ее палочка дрогнула, мир завертелся волчком, а затем ударная волна выкинула Гермиону в окно. Чисто инстинктивно она произнесла заклинание, которое должно было смягчить падение, отчего мир крутнулся с ужасающей скоростью, а Гермиону отбросило к забору.

Гермиона не успела подняться на ноги, как ей пришлось вспомнить всю защитную магию — от дома атаковал кто-то темный и очень сильный. Гермиона не боялась призраков прошлого, но взбесившийся хроноворот вполне мог выкинуть ее на четыре с лишним года назад, а это значило, что дело пахло как керосиновая баржа, идущая через табачное облако. Гермиона попыталась аппарировать, наткнулась на антиаппарационный барьер и, выкрикнув в темноту пару слов, которые не должна знать приличная девушка (первое слово начиналось на А), перепрыгнула через забор и стремглав побежала по деревенской улице, даже не замечая, что погода стоит, мягко говоря, не зимняя.

Наверно, Гермиона довольно скоро заметила бы, что на деревьях вместо снега темнеют листья, если бы не влетела со всего разбега в высокого худощавого парня, который не без удовольствия поддержал и приобнял напуганную девушку.

— Убью Геллерта, и всё, — услышала она молодой, но очень знакомый голос, а, подняв глаза, увидела крючковатый нос и глаза с хитринкой.

— Вау! — воскликнул восемнадцатилетний Дамблдор, кинув взгляд за спину Гермионы и подумав, что чародейки в брюках — это, конечно, вызывающе, но чертовски неплохо. — Позвольте представиться, мисс… ну зачем же сразу в обморок-то падать?