Чаша Хельги Хаффлпафф (гет)

Странный человек появился у ворот Хогвартса рано утром, когда тяжелое, свинцовое небо было готово вот-вот обрушить на землю очередной снегопад. Он тяжело ковылял по неровной каменистой дороге, высокий, угловатый, в длинном коричневом плаще, очень потрепанном и тонком. Обветренное широкоскулое лицо украшал шрам, который тянулся через глазницу и вытекший левый глаз к переносице, щеки покрывали клоки жестких рыжих волос, на бедре висели небольшие ножны — не для меча, скорее, для кинжала. С первого взгляда в нем распознавался бывалый солдат, выбравшийся из, по меньшей мере, сотни ожесточенных сражений. Рядом с ним плелся маленький ребенок — мальчик или девочка, понять было невозможно, поскольку с ног до головы он был укутан в какие-то лохмотья, скрывающие голову и лицо. Мужчина даже не смотрел на своего крошечного спутника, и, если бы не его хромота, тому едва ли удалось бы поспешать за ним. Их заметил лорд Гриффиндор, который проводил со своими учениками занятие по бою на мечах.

— Что тебе нужно, воин? — спросил он у мужчины, подходя к ограде. Опытный глаз тут же отметил и характерную хромоту, и шрам, и расписанные ножны. Свой меч он опустил и держал вроде бы не опасно, но все же наготове. Вид путника внушал уважение, однако никак не доверие.

— Мне нужна Хаффлпафф, — ответил мужчина удивительно молодым, сильным и чистым голосом, который мог бы принадлежать юноше. Его здоровый глаз смотрел на лорда Годрика мрачно и в то же время оценивающе. — Она тут вроде как заведует. Верно?

— Верно. А кто ее спрашивает? — Гриффиндор слегка сощурился. Магической ауры вокруг чужака не наблюдалось, это определенно был простец. Это ему не понравилось: простецы предпочитали держаться от Хогвартса подальше. Они, разумеется, знать не знали, что собой представляет замок и кто его обитатели, но что-то всегда держало их на расстоянии. Лорд Годрик пристально посмотрел на мужчину и постарался как можно незаметнее перехватить меч так, чтобы при малейшей угрозе пустить его в ход.

От чужака это явно не укрылось. Он усмехнулся уголком губ, от чего изувеченное лицо приняло ехидное выражение.

— Звать меня Кеган. Кеган из Йорка, — называя свое имя, он приосанился. — Я бился с норманнами на севере, а теперь возвращаюсь домой. К Хаффлпафф у меня дело, потому как иду я от сына ее, Иветуса Хаффлпаффа. Попросил он меня об одолжении, а отказать я не мог: обязан ему жизнью.

Лорд Годрик опустил меч и, поколебавшись, отворил ворота. Что такое солдатская честь, он понимал очень хорошо.

— Ты можешь войти, — сказал он пришельцу. — А кто это еще с тобой?

— Это и есть мое одолжение, — загадочно ответил тот, поправляя ножны. — А теперь мне нужно переговорить с Хаффлпафф.

Гриффиндор свистнул, подзывая к себе ученика.

— Найди леди Хельгу и скажи, что ее хотят видеть, — наказал он мальчишке, рыжему, краснощекому, с пробивающимся над верхней губой пушком. Он умчался выполнять поручение наставника с горящими от энтузиазма глазами.

— Скажи еще, что это от сына, Иветуса, — крикнул ему вслед лорд Годрик. У него была при себе волшебная палочка и, разумеется, он мог бы оповестить Хельгу другим способом — например, создав ту серебристую мыслеформу, которую им показывала Ровена, но это отнимало столько сил, что Годрик не решался прибегать к ней без крайней нужды. Да и не любил он, положа руку на сердце, эти магические выкрутасы, хоть и был чародеем от рождения. Заклятия, формулы, свитки, чары — все это больше пристало женщине, а он мужчина, и оружие его — меч. С ним он сокрушал, и только ему доверяет всей душой. Палочка, конечно, тоже хороша, но нет в ней надежности. Колдовство рассеивается, меч же вершит суд раз и навсегда.

— Чем больше я смотрю на твое лицо, тем более знакомым оно мне кажется, — сказал Гриффиндор. — Мы сражались где-то бок о бок?

— А кто знает, может и сражались, — почесывая щеку, ответил Кеган из Йорка. Ребенок прятался у него за спиной, изредка осторожно поглядывая на Гриффиндора. — Всех ведь не упомнишь. А ты тут кто — стражник? Смотрю, вроде как тоже вояка, и молодняк учишь.

— Можно и так сказать, — усмехнулся лорд Годрик. — Стражник.

Ему понравилось это определение. Простец-воин, сам того не зная, попал не в бровь, а в глаз. Годрик Гриффиндор всегда стоял на страже Хогвартса, и будет стоять, пока рука в силах держать меч.

— Годрик! — к ним со всех ног спешила Хельга. В длинной, подбитой мехом мантии цвета осенних листьев она напоминала королеву, в замке которой начался пожар. Когда ее разыскал рыжий гриффиндорец, она вместе с «барсучками» занималась перевоплощениями. Поскольку это был класс младших, Хельга еще не приступала с ними к перевоплощениям живой материи в неживую и наоборот. Успехи делали немногие, но Хельга была горда каждым. Рано или поздно они освоят эту науку, которая даже умникам Ровены дается через одного. Она демонстрировала в пятнадцатый раз, как перевоплотить сосновую иголку в металлическую, когда в аудиторию ворвался рыжий парень и объявил, что в Хогвартс прибыл какой-то одноглазый человек по просьбе ее сына. Хельга поняла, что это, судя по всему, боевой товарищ Иветуса, а боевые товарищи заявлялись к родне чаще всего в очень плохих случаях. Она вскочила ни жива ни мертва и, сбивчиво извинившись перед «барсучками», помчалась за рыжим мальчишкой.

Еще издали она увидела Годрика и одноглазого мужчину, который напугал ее шрамом на пол-лица и своей кривой усмешкой. У нее упало сердце: если он пришел сообщить ей самую страшную новость… Хельга побледнела как смерть, и пожалела, что рядом нет Белуса.

— Годрик! — она поравнялась с двумя мужчинами, задыхаясь от бега. Гриффиндор похлопал ее по плечу, чужак заинтересованно оглядел уцелевшим глазом. — Твой мальчик сказал мне, что…

— Неплохо бы поприветствовать леди, как полагается, — сказал лорд Годрик, обращаясь к Кегану. Сказал без упрека, просто напомнив. Он тоже был старым воякой, но считал зазорным забывать о приличиях.

Кеган, помешкав, отвесил Хельге неуклюжий поклон.

— Надеюсь, я не слишком пугаю своей физиономией, — сказал он, снова усмехаясь.

— Нисколько, — тут Хельга все-таки покривила душой. — Приветствую вас, сэр. Скажите сразу: что-то случилось с Иветусом? Не скрывайте ничего, скажите все, как есть. Я выдержу.

Гриффиндор сжал ей плечо.

— Он жив и здоров, — ответил одноглазый Кеган. — По крайней мере, был таким, когда я распрощался с ним.

У Хельги даже голова закружилась от облегчения.

— Хвала силам небесным, — проговорила она, слегка оперевшись о Годрика. От пережитого волнения каждый мускул словно превратился в студень.

— Он попросил меня передать тебе, — Кеган подтолкнул к ней замотанного в лохмотья ребенка.

— Передать мне? — Хельга изумленно уставилась на него.

— Дочь его, — он скрестил руки на груди с видом человека, наконец-то закончившего очень неприятное и ответственное дело.

— Охо-хох! — лорд Годрик тихо присвистнул.

— Моя внучка? — у Хельги расширились глаза.

Кеган стянул с головы ребенка тряпки, и первым, что увидела Хельга, были буйные золотистые кудри. Ее кудри. И кудри ее сыновей. Они падали на лоб, закрывая хмурое, изможденное личико. Девочка тоже скрестила руки, мрачно рассматривая Хельгу сквозь светлые пряди.

— Мать ее померла, Ивет сказал, что ему не с руки с ней возиться, — продолжал Кеган. — А как узнал, что я домой иду, сказал: мол, у меня в тех краях мать живет, доставь ей девчонку. Я и согласился — обязан ему.

— Сколько же вы уже в пути? — спросила Хельга, но спросила машинально. Она еще не отошла от потрясения.

— Двенадцать дней, почитай.

— Двенадцать дней! Девочка слишком мала для такого путешествия, — Хельга всмотрелась в нее. Магическая аура чувствовалась отчетливо, и сомнений не оставалось: перед ней колдунья, хотя и очень маленькая. Ее лишенный магических сил сын произвел на свет одаренное дитя. Впрочем, возможно, ее мать была ведьмой?

Девочка исподлобья смотрела на Хельгу.

— Вы не останетесь? — подняв глаза, обратилась леди Хаффлпафф к Кегану. Это был не просто закон гостеприимства: ей хотелось отблагодарить человека, доставившего в целости и сохранности родное ей по крови дитя. — Отдохните и восстановите силы. К тому же, говорят, здесь поблизости появились волки.

Он покачал головой.

— Благодарю, но мне осталось преодолеть совсем немного. Я живу тут, неподалеку, за холмами. А волков не боюсь.

— Позвольте тогда выразить вам благодарность за ваш поступок.

— Не стоит: я был должен Ивету.

Хельга сняла с руки золотой браслет — единственное свое украшение. Браслет подарил старший сын, вернувшись из очередного похода (Хельга подозревала, что это был не поход, а набег, но высказать тогда почему-то не решилась).

— Возьмите его, — она протянула браслет Кегану. — Чистое золото.

Его глаз заблестел.

— Золото? Не стоит, леди… — протянул он, но протянул нерешительно.

— Берите, — Хельга вложила браслет в его руку. — Это меньшее, что я могу сделать для вас.

Кеган взирал на браслет, как на невиданное чудо.

— С ума сойти, леди, — пробормотал он. — Семья может жить на это полгода!

— Вот и чудесно, — она улыбнулась. — Может, все-таки останетесь? Вам нужно отдохнуть.

— Видите ли, — Кеган тоже улыбнулся, и улыбка у него была гораздо лучше усмешки. — Я так соскучился по родным, что мне не терпится увидеть их всех. Премного благодарен вам, но я вынужден отказаться.

Гриффиндор хмыкнул: разговор дикаря вдруг превратился в речь учтивого человека. Пожалуй, самой большой магической силой на свете обладает золото. Оно способно творить настоящие чудеса.

— Понимаю, — Хельга сделала реверанс. — Что ж, тогда желаю вам счастливо добраться домой. Идите с миром, добрый человек.

— Прощайте, леди.

Кеган отвесил еще один неумелый поклон и медленно заковылял прочь. Хельга смотрела ему вслед.

— Не привиделось ли мне это все? — произнес лорд Годрик, почесывая затылок.

— В таком случае, мы видим один и тот же сон, — Хельга перевела взгляд на девочку. За все это время она не произнесла ни слова. — Это все… так невероятно, Годрик.

— Еще бы! Ребенок свалился как снег на голову, — он, будто спохватившись, обернулся и рыкнул ученикам, наблюдавшим за сценой давно и с большим интересом. — Эй, вы, бездельники! Какого черта вы бросили мечи и глазеете? Хотите, чтобы я вздул каждого из вас?

Мальчишки поспешно расхватали мечи и принялись упражняться с усиленным старанием.

— Иди ко мне, дорогая, — Хельга слегка наклонилась и протянула руки к девочке.

Девочка не двинулась с места.

— Не бойся, — Хельга приблизилась к ней. — Я позабочусь о тебе.

Она осторожно приобняла ребенка за плечи. Девочка не отстранилась, но напряглась.

«Маленький волчонок, — подумала Хельга. — Что же мне делать с ней?».

— Пойдем со мной, — ласково продолжила она. — Видишь большой, красивый замок? Ты будешь жить в нем. Там очень здорово. Хочешь взглянуть?

Девочка тряхнула кудрями.

«Наверное, это согласие».

— Пойдем.

По-прежнему придерживая внучку за плечи, Хельга повела ее к замку. Ощущение нереальности происходящего не покидало ее всю дорогу. Девочка не сопротивлялась, но была натянута как струна, словно в любой момент ожидала оплеухи.

Хельга направилась в Дом Хаффлпафф. Смутно она надеялась, что Белус будет здесь, и он как-то поможет ей разобраться со всем. Но его здесь не оказалось. Мелькнула мысль позвать Ровену, однако Хельга тут же отмела ее, и отмела сердито: все-таки она не маленькая девочка, и должна справиться сама. Тем более с… собственной внучкой.

— Ну вот, — бодро сказала Хельга. — Как тебе здесь? Нравится?

Девочка огляделась по сторонам. И не произнесла ни слова.

«А вдруг она не умеет говорить?» — эта мысль родилась в одно мгновение, и сразу окрасилась паникой. Что предпринять в таком случае, она не знала.

Хельга опустилась перед девочкой на колено, чтобы их лица оказались вровень.

— Как тебя зовут? — спросила она, осторожно взяв крошечную ладошку в свою. Сейчас, когда она видела девочку так близко, у нее захватило дух. На нее смотрели большие, ясные, настороженные светло-карие глаза — такие же, как и у нее самой, личико обрамляли кудри, и треугольный мысок надо лбом был тем же. Хельга видела те же губы, тот же нос, те же скулы. Она словно смотрела на саму себя в далеком детстве.

— Хельга Хаффпафф, — ответила девочка, глядя почти враждебно. Волны магии, исходящие от нее, заметно усилились.

— Как ты сказала, дорогая? — Хельга вздрогнула, услышав ее голос.

— Меня зовут Хельга Хаффлпафф.

Хельга ласково сжала ее ладонь. Она все еще не могла поверить в это.

— Меня тоже, — сказала она, не в силах отвести взгляд от лица девочки. Лица, так похожего на ее собственное. — Я твоя бабушка. Твой отец рассказывал тебе про меня?

Маленькая Хельга не ответила. На вид ей было лет шесть, не больше. Она выглядела очень болезненной и изможденной, под глазами темнели круги, а крайняя худоба делала ее почти прозрачной. Лохмотья были немыми свидетелями ее приключений: изорванные, протершиеся и едва ли спасающие от холода. Хельга ощутила прилив злости — злости на Иветуса, с легким сердцем отправившего дочку в тяжелое и опасное путешествие, чтобы избавиться от нее. Где она спала? На земле? Что ела? И ела ли вообще? Не больна ли она? Одноглазый солдат явно не был тем, кто может позаботиться о ребенке. У Хельги болезненно сжалось сердце.

— Ты будешь жить со мной, — сказала она, перебирая пальчики девочки. — Тебе понравится. Здесь много детей, дорогая, тебе будет, с кем играть.

На Хельгу-младшую это, похоже, не произвело ровно никакого впечатления.

— Ну, это ты еще увидишь, — тем же преувеличенно-бодрым тоном произнесла Хельга. — А сейчас тебе нужно поесть.

Дом Хаффлпафф располагался неподалеку от кухонь, поэтому обед не заставил себя долго ждать. Ела Хельга-младшая жадно и в полном молчании. Мясо на столе привело ее в восторг и изумление. Она сильно оголодала, и это стало для Хельги еще одним ударом. Ей начинало казаться, что ее сын оказался самым безответственным отцом в мире.

После еды девочку стало клонить ко сну.

— Знаешь, дорогая, давай-ка снимем с тебя все это, — Хельга осторожно погладила ее кудри. — У меня есть кое-что получше. Оденем тебя красиво.

Хельга-младшая позволила себя раздеть без сопротивления: слишком ее разморил отдых, тепло и сытная еда. Хельга достала одну из своих мантий. Она была так велика ребенку, что укутывала ее двойным слоем, но это было даже хорошо: в ней было тепло и уютно, а что еще требовалось сейчас девочке? Хельга-младшая завернулась в мантию поудобнее и блаженно вздохнула. Глаза у нее слипались.

Хельга без труда перенесла ее на свою кровать. Через минуту внучка уже крепко спала.

«Несчастное дитя, — думала она с болью. — Бросил на произвол судьбы! Не могу поверить, что Иветус так поступил с родной дочерью. Я воспитывала его не так».

Негодование переполняло ее всю. Походив по спальне, она села за стол, достала пергамент, перо и начала писать:

«Иветус Хаффлпафф! Пишет тебе твоя мать, о которой ты не вспоминал без малого год. Ей очень стыдно, что ее сын повел себя как беспечный бродяга и подверг собственное дитя смертельной опасности. Девочка могла погибнуть от холода (ты не соблаговолил обеспечить ее одеждой), от голода (она едва держится на ногах), от болезни (сейчас лютые холода), она могла потеряться, заблудиться, замерзнуть. Хвала небу, ей удалось выжить. Она осталась без матери (как сообщил твой товарищ), а ты, сын мой, решил оставить ее еще и без отца. Неужели у тебя камень в груди вместо человеческого сердца? Никогда бы не могла подумать, что кто-то из моих сыновей способен на такой поступок. Я очень недовольна тобой. Если ты не ответишь на это письмо, я окончательно уверюсь в том, что вырастила бесчувственного, безответственного, жестокого мужлана, и тогда мое сердце попросту разорвется. Жду твоего ответа с объяснениями. Твоя мать, Хельга Хаффлпафф».

Хельга закончила выводить «Хельга Хаффлпафф», проткнув насквозь пергамент на последней букве, когда в спальню вошел Белус. Хельга даже не сразу заметила его, такой ее охватил гнев. Она раз за разом перечитывала собственноручно выведенные строки и думала, что, будь сын сейчас рядом, она бы отхлестала его розгой, невзирая на его габариты и военные заслуги.

— Что произошло? — поспешил к ней Белус. — Кому ты пишешь с таким остервенением? Никогда не видел тебя такой.

Очевидно, злость отразилась у нее на лице.

— Посмотри на кровать, — сдавленным голосом ответила Хельга.

Белус повернул голову.

— Ребенок! — он произнес это слово с таким изумлением, будто никогда не слышал о такой вещи. — Но…

— Это моя внучка, Белус, — Хельга отодвинула от себя пергамент и глубоко вздохнула. — Прибыла сегодня утром. Мой дорогой сынок отправил ее ко мне без одежды и всего остального. Для него же лучше, что он сейчас далеко.

Белус переводил изумленный взгляд с кровати на Хельгу и обратно.

— Она в порядке? — спросил он наконец после долгой паузы.

— Думаю, да. Правда, она не разговаривает, но это дело времени. Девочка шла сюда двенадцать дней.

Хельга взглянула на спящую внучку, и ей захотелось обнять ее. После пережитого она должна получить разрядку и заботу. Может, тогда девочка начнет говорить.

Белус положил руки на плечи Хельги, сжал их.

— Полагаю, мне лучше переехать?

— Что? — Хельга вздрогнула.

— Если девочка будет жить с тобой, мне лучше занять другую комнату, — сказал он мягко. — По крайней мере, на время.

Хельга повернулась, уставилась на него. Только сейчас до нее дошло, что она совсем забыла о Белусе. Злость на Иветуса испарилась в одно мгновение, сменившись стыдом и виной. Она не подумала, как он отнесется к такой перемене. И кроме того… Хельга смотрела в его гладкое, румяное, свежее лицо, и думала, что обсуждает с ним собственную внучку. С Белусом, который повидал на веку два с небольшим десятка зим. Что-то внутри оборвалось у Хельги, вернулись старые страхи. Она вновь почувствовала себя совсем как в те дни, когда уговаривала себя выбросить из головы нелепую идею отношений с молодым человеком.

— Белус, — очень тихо сказала Хельга. — Прости меня, милый.

— За что? — он нежно погладил ее плечи.

— Я совсем не подумала, как ты отнесешься к этому. В конце концов, моя внучка не имеет к тебе никакого отношения, и… — она чуть не добавила «ты так молод». Ты так молод, а я — нет. И у меня внучка. Не одна, просто эту судьба занесла ко мне. Что ты на это скажешь?

— Хельга, послушай, — он наклонился к ней, коснулся щекой ее волос. — Я понимаю. Ты забываешь, что я не ребенок, и не вчера выполз из скорлупы. Ты думаешь, для меня открытие, что у тебя есть внуки? Рано ли, поздно ли, но это случилось бы. И ничего бы не изменило. Потому что я мужчина, а ты — женщина, которую я люблю. И ничего другого. Я думал, ты знаешь об этом.

Хельга взяла его руку, поднесла к губам. Она подумала, что еще никогда не любила его так, как в эту минуту.

— Спасибо, милый, — шепнула она, прикрыв глаза.

— И хватит об этом, — Белус улыбнулся. — Тем более, не выставишь же ты ребенка вон?

— Никогда! — Хельга даже встрепенулась.

— Вот и прекрасно. Я займу другую комнату. Думаю, в Хогвартсе уж точно хватит места всем.

Его синие глаза лучились светом, какого Хельга еще не видела. Он был почти величественен. И никто при всем желании не мог назвать его сейчас «мальчиком».

Когда Белус ушел, Хельга снова взяла в руки гневное послание, предназначавшееся Иветусу. Злость ушла и больше не возвращалась, на ее место пришла горечь. Какая пропасть между ее сыном и Белусом, хотя оба они молоды и оба дороги ей. Сколько душевного благородства и тепла в одном, и как низко проявил себя другой! И этот другой, между прочим, плоть от плоти, кровь от крови ее. Хельга вздохнула и свернула пергамент в трубочку. Надеюсь, он найдет нужные слова для объяснения, думала она, перевязывая послание лентой.

Хельга-младшая тоже вздохнула — во сне. Хельга опустилась на кровать рядом с ней. Осторожно отведя кудри, она рассматривала ее лицо, в котором теперь проступило что-то мягкое, беспомощное и… детское. Хельга вспомнила, насколько она мала, и ее затопило тоской и любовью. Хвала небесным силам, теперь она с ней. Хельга ласково поцеловала внучку в лоб, пообещав себе, что рядом с ней покинутый ребенок обретет все — дом, уют и настоящего друга.

В конце концов, обретали же это все «барсучки» в ее Доме? Уж в этих трех вещах леди Хельга Хаффлпафф разбиралась как никто другой.