Чаша Хельги Хаффлпафф (гет)

Если бы не поднятая вверх палочка, все могло бы закончиться по-другому. Скорее всего, Белус просто окостенел бы на месте, не в силах ни шевельнуться, ни вздохнуть, ни тем более что-либо предпринять. Это с ним и случилось, однако палочка уже была у него в руке, и он держал ее достаточно высоко, чтобы получить нужную фору. Только мысль о том, как правильнее ею воспользоваться, Белус удержать не сумел. Впрочем, в этот момент ему не помогло бы ничего, потому что из темноты коридора прямо перед ним выползла огромная, зеленовато-серая змея — блестящая, поразительно гибкая, величиной с крупную собаку. Она ползла медленно, как по давно освоенной территории, извиваясь тяжелым туловом по каменному полу. В этом движении было что-то гипнотизирующее. Белус хотел закричать, но понял, что не может заставить себя издать вообще ни звука. Он смотрел на чудовище до предела расширившимися глазами и чувствовал, как по спине течет струйка холодного пота. Как оно оказалось в школе, нет ли здесь других таких, пострадал ли кто-то из учеников — все эти вопросы пришли гораздо позже, а тогда Белус мог думать, вернее, ощущать бьющуюся в мозгу одну лихорадочную мысль: «Что ЭТО такое? Я вижу это на самом деле?».

Змея внезапно замерла и приподнялась на хвосте, вертя треугольной головой. Она будто почуяла рядом с собой добычу и теперь пыталась определить, в какой та находится стороне. Мелькнули длинные, узкие, как сабля, клыки. Когда тяжелая, украшенная отвратительными наростами голова повернулась к Белусу, он едва не выронил палочку.

На какую-то долю секунды единственным его порывом было бегство. Он видел перед собой нечто, не укладывающееся в голове, нечто, подвластное далеко не каждому воображению. И, судя по всему, это нечто было по-настоящему смертоносным. Но бегство означало, что коридор становится свободен, и чудовищу открывается путь в любое место замка. Оно, откуда бы ему ни взяться, переползет в другой коридор, полный детей, или спустится в подземелья, или даже разыщет Дом Хаффлпафф, где никто не подозревает о жуткой опасности. Эта последняя мысль заставила Белуса стиснуть палочку и, не обращая внимания на крупную дрожь, направить ее на исполинскую змею.

Он выпалил первое пришедшее на ум заклятие — заклятие полного обездвиживания. Желтый луч рассек темноту и угодил чудовищу прямо в узкую морду. Это должно было свалить наповал любое живое существо. Однако тварь, похоже, не почувствовала никакого дискомфорта: она не только не утратила способности к передвижению, но даже не покачнулась. Белус снова взмахнул палочкой, посылая обездвиживающее заклятие снова и снова. Никакого эффекта. Только на третий раз змея, перестав крутить головой, двинулась прямо к нему.

Белус, не чувствуя ног, принялся отступать назад, вспоминая все магические формулы, какие только знал. Заклятие Воспламенения. Заклятие Оглушения. Связывающее заклятие. Взрывающее заклятие. Бешено взмахивая палочкой, он попробовал атаковать каждым из них. Бесполезно. Тварь не поддавалась никаким чарам и уверенно, с завораживающей грацией ползла к нему, все шире и шире раскрывая пасть. Одно из двух: или ее магический потенциал был попросту колоссален, или она вообще была нечувствительна к магии. Ни то, ни другое не сулило Белусу ничего, кроме неминуемой гибели: заклятия только раздразнили змею, которая, похоже, твердо решила разделаться со своим противником. Не сводя с нее широко распахнутых глаз, Белус прибегнул к последнему средству и своей последней надежде. Щитовые чары всегда выходили у него не слишком мощными, однако сейчас, когда на кону стояла его жизнь и, возможно, жизни других, он чувствовал, что готов отразить атаку по меньшей мере целой армии. Быстро вскинув палочку над головой, он постарался вложить в заклинание все свое отчаяние и ярость, которые заставили его голос прозвучать неузнаваемо высоко, когда он выкрикнул:

— Протего Тоталум!

Светло-синее свечение разлилось впереди, образуя барьер между ним и змеей. Оно сияло несколько мгновений, пока змея не прошла сквозь него без видимого труда, будто через стену воды. Ее клыки остро блеснули, мелькнул тонкий раздвоенный язык. Свечение погасло.

Белус машинально попятился назад, думая о том, что ему конец. Он совсем один. Помощи ждать неоткуда. Змеиное шуршание все ближе, Белус мог даже слышать хриплое дыхание монстра. Украдкой он бросил взгляд на палочку у себя в руке. И вдруг почувствовал, что страха больше нет. Что ж, если ему остается только одно, нужно сделать это достойно. Он не умрет, повернувшись спиной к опасности; не умрет, бросив оружие и закрыв руками лицо. Нет, он погибнет, как подобает мужчине, выпрямившись и до последнего пытаясь защитить то, что ему дорого — Хельгу и Хогвартс.

Змея была уже в метре от него. Не дожидаясь, пока она сделает бросок, Белус поднял палочку, готовый выпалить заклинание, когда позади вдруг грохнул голос:

— Разрази меня гром, быть того не может!

Белус, тяжело дыша, обернулся и чуть не потерял равновесие. В это же мгновение коридор озарила белая вспышка; пронесшись мимо, она ударила по глазам твари, и та, шипя от боли, принялась отползать назад, в темноту.

— С дороги, парень! Назад! — широкая, загрубелая, властная ладонь отодвинула Белуса в сторону, и лорд Годрик Гриффиндор, с искаженным лицом и зажатой в кулаке волшебной палочкой ринулся вслед за скрывшейся змеей. Темноту снова прорезали вспышки. Потом раздался звук, напоминающий удар хлыста, следом за ним — непристойное ругательство.

— С вами все в порядке, лорд Годрик? — хрипло спросил Белус, но темнота не отозвалась ответом.

Справившись с дыханием, молодой человек двинулся за Гриффиндором. От пережитого потрясения каждый мускул вдруг сделался мягким, но тем не менее от продолжал идти, не смея поверить, что спасся от верной смерти.

Гриффиндор, по-прежнему сжимая палочку, стоял в самом конце коридора и что-то рассматривал на полу. Белус подошел ближе, и его посетила до смешного неуместная мысль, что он впервые видел, как лорд Годрик использует магию.

— Ушел, — сдавленно прохрипел он, не сводя глаз с пола и на что-то указывая. Белус проследил за его взглядом. В самом углу зияло широкое черное отверстие, проделанное, несомненно, кем-то очень крупным и сильным. Кем-то, кто пробивал камень, прокладывая себе путь на поверхность. У Белуса мороз пробежал по коже. — Я не успел его добить.

— Его не берут заклятия, — тихо сказал Белус. — Я перепробовал все, но ни одно не оставило на нем никакого следа.

Гриффиндор повернулся к нему — задыхающийся, багровый, готовый к новому бою. Его голубые глаза лезли на лоб.

— Как ты сказал? Не берут заклятия?

— Ни одно не подействовало. Лорд Годрик… — Белус сглотнул. — Вы спасли мне жизнь. Эта тварь уже готовилась к броску.

— Брось, парень, — Гриффиндор все еще хрипел, но грудь его вздымалась уже не так тяжело. — Это, конечно, хвала небу, что я оказался поблизости, но загвоздка в том, тварь жива и успешно скрылась. Вот что главное, и теперь надо думать, что делать с этим.

— Что это было?

Лорд Годрик свободной рукой схватился за свою рыжую встрепанную бороду.

— Похоже, что василиск, — приглушенно ответил он. — Тварь смертоноснее еще поискать. Благодари судьбу, что он еще слишком молод, и не может пока убивать взглядом. Когда я доберусь до того лживого, гнусного душепродавца, который привел ее сюда, в школу, от него не останется мокрого места.

— Мне сказали о нем два ученика, наткнувшиеся на него в коридоре, — сказал Белус.

Гриффиндор ответил ему безумным взглядом.

* * *

— Требую объяснений! — лорд Годрик был вне себя. — Какого черта, я тебя спрашиваю, по школе ползает василиск?

Слизерин, стоя напротив, вызывающе усмехнулся.

— Очевидно, ему стало скучно в своей каморке, вот он и решил прогуляться.

По лицу Гриффиндора пошли красные пятна.

— Издеваешься? — прорычал он, надвигаясь на когда-то лучшего друга, а теперь совершенно чужого, жестокого человека. — Ты совсем выжил из ума? Как ты мог держать эту тварь в замке, полном детей?

— Я решил провести эксперимент и попытаться вывести его без привычных условий, — спокойно ответил лорд Салазар. — Эксперимент удался, а змейку я преподнес в подарок Саласии. Она давно просила меня.

— Змейку? — Гриффиндор не поверил своим ушам. — Змейку?! Эта тварь вымахала величиной с собаку! И отправилась гулять по коридорам!

Его голос был чересчур густым и сильным для Общей комнаты, где обычно проводили совещания четверо Основателей. Только сейчас здесь не было леди Рейвенкло и леди Хельги. Лорд Годрик и Белус, кратко переговорив, решили не посвящать обоих дам в случившееся. В конце концов, борьба с чудовищами — мужская забота, и, пока опасность миновала, она будет оставаться таковой. Лорд Годрик тщательно обследовал правое крыло замка и заделал все подозрительные трещины и пробоины, а также наложил Воющие чары на потайные уголки. За левое крыло он думал взяться завтра. А пока ему нужно было разобраться с непосредственным виновником «торжества».

Слизерин скрестил руки на груди.

— Раньше он никогда не выползал наружу. Что ж, он еще детеныш, и я не могу винить его в любознательности.

— И в желании сожрать кого-нибудь?

— Может быть.

— На него наткнулись дети! — заорал Гриффиндор, окончательно потеряв над собой контроль. — Дети, дурья твоя голова! А если бы он на них напал? Если бы он был старше и уже умел убивать взглядом?

Глаза лорда Салазара сузились, скулы напряглись, и было видно, что он тоже вот-вот готов взорваться.

— Если бы малыш и подзакусил кем-нибудь, ничего страшного бы не произошло, — процедил он с прежней усмешкой. — Благодаря вам с Хельгой здесь собрался один сброд. Отродьем больше, отродьем меньше — разницы не вижу. А моя дочь получила бы прекрасный подарок. Если бы не ты. Ты напугал его, и теперь неизвестно, выберется ли он когда-нибудь наружу или нет.

Гриффиндор поднял на него налитые кровью глаза.

— Ты сам понимаешь, что говоришь? — медленно проговорил он. На щеках его играли желваки.

— Я пока в своем уме.

— Твоя чертова змея чуть не сожрала парня, когда я нашел его.

— А вот в этом, — Слизерин с открытым отвращением скривил губы. — Не вижу совершенно никакой трагедии. Хогвартсу давно пора бы избавиться от него. Ты уже без малого час попрекаешь меня тем, что я не следил за своим василиском. Ну что ж, тогда я в свою очередь могу посоветовать Хельге следить за своим… фаворитом и не выпускать его дальше спальни. Где и находится его настоящее место.

Лорд Годрик почувствовал, как у него вскипела кровь и огненной струей ударила в голову. Он смотрел в такое холодное, такое надменное и такое знакомое до малейшей морщинки лицо и ничего не видел. Его глаза застилал вязкий, долго не остывающий бычий гнев.

— Ты все сказал? — почти раздельно проговорил он.

Лорд Салазар раздраженно кивнул.

— Тогда скажу я, — Гриффиндор вплотную приблизился к нему. Слизерин не дрогнул, но челюсть его напряглась. — Постарайся усвоить каждое слово. Если твоя тварь выберется наружу, я зарублю ее. Никогда не поверю, что Саласия могла просить тебя подарить ей василиска. Это первое. Теперь второе. Мы давно обговорили вопрос насчет учеников. И, кажется, пришли к решению: ты учишь кого хочешь, мы учим кого хотим.

— Вот как: Я и ВЫ? — Слизерин усмехнулся, но вместо яда в усмешке проступила горечь.

— Да, мы и ты, — подтвердил лорд Годрик. — Ты сам так захотел, а нам не удалось тебя образумить. Ты устроил свое змеиное гнездо, и мы согласились его терпеть. Что касается наших учеников, мы вправе ждать от тебя того же.

— Теперь я многое понял, — процедил лорд Салазар.

— Хотелось бы верить. И, наконец, третье. Я никогда не позволю тебе оскорблять Ровену или Хельгу. Никогда. Каждая из них мне все равно что родная сестра, а ты знаешь, что ждет того, кто оскорбит сестру воина. Брат, какой был у меня прежде, — лорд Годрик на мгновение запнулся. — Полностью разделял такую позицию.

Бледное лицо Слизерина слегка исказилось.

— Что-нибудь еще? — холодно осведомился он.

— Да. — Гриффиндор тяжело перевел дыхание и посмотрел ему в глаза. — Я действительно считаю, что ты не в своем уме. Это все говоришь не ты, а твое безумие. Прежний Салазар был надежным другом и по-настоящему великим магом. Не знаю, поддается ли исцелению твой недуг, но я всей душой хочу верить, что рано или поздно ты исцелишься и вернешься к нам.

Несколько секунд они в упор смотрели друг на друга, после чего Гриффиндор развернулся и грузно направился к выходу. Он сумел скрыть глубокий вздох, невольно вырвавшийся у него из груди, но не сумел почувствовать взгляд, которым Слизерин проводил его до двери.

В этом взгляде была горечь и глубокая боль, с какой люди, наверное, смотрят на своих погибших детей или свои погибшие мечты. Правда, если бы Гриффиндор увидел этот взгляд, он все равно не понял бы, что в гораздо меньшей степени он относится к состоявшемуся разговору, и в гораздо большей — к другой ситуации, исправить которую лорду Салазару уже не представлялось возможным.