Чаша Хельги Хаффлпафф (гет)

— Надеюсь, вы оба отдаете себе отчет в том, на что обрекаете школу, — процедил лорд Салазар.

Его лицо излучало холодную ярость.

— Если бы школа заботила тебя хоть в малейшей степени, ты бы признал, что ничего другого не остается, — отпарировал Гриффиндор. Он стоял, широко расставив ноги, и всем своим видом демонстрировал презрительную воинственность Слизерину, который, казалось, был готов схватиться за палочку. Хельга, находившаяся между ними на манер живого барьера, ощутила растерянность и — впервые в жизни — настоящую злость по отношению к этим двум. Она и не ожидала, что разговор пройдет спокойно, но такое откровенно ребяческое поведение тех, кто совместно с ней распоряжался судьбой Хогвартса, накалило ее до предела. Они вообще способны думать о чем-либо еще, кроме своих распрей? Уже в сотый раз Хельга вынуждена была признать: по всей видимости, нет. Это напоминало противостояние двух стихий, неуемных, непредсказуемых, действующих по им одним известным правилам и закономерностям.

— Да неужели? — Слизерин сощурился, одним лишь взглядом окатив Гриффиндора такой волной презрения, какая ему, с его вызывающей позой, всклокоченной бородой и напряженными мускулами, и не снилась. — И кто это решил — ты? Даже не обсудив со мной? Думаю, я не сделаю открытия, сказав, что интеллект — не самая сильная твоя черта.

— Просто я способен думать о ком-то еще, кроме себя, — широкое лицо лорда Годрика стало практически одного цвета с сохранившими краску волосами.

— Право? И с каких это пор ты стал главным благодетелем Хогвартса?

— С тех самых, как основал его!

— Основал? Ты?

Гриффиндор сделал глубокий вдох, отчего кожаная перевязь на его груди туго натянулась. Хельга знала, что так он делает в двух случаях: когда пытается взять себя в руки — или готовится перейти к серьезной атаке, полностью отключая разум. Оставалось уповать, что из двух зол он выбрал первое.

— Я и вы, вчетвером, — сказал он глухо, на секунду прикрыв глаза. — Ты прекрасно это знаешь, к чему растравливать меня лишний раз?

— О, хвала небесам, ты признал, что все-таки справился не в одиночку, — Слизерин поклонился ему с юродивой почтительностью. Он так взбесился, что зрачки у него почти исчезли, превратившись в точки. — Великий Годрик Гриффиндор соблаговолил принять скромную помощь остальных и основал магическую школу. Ты понимаешь, насколько ты смешон? Сомневаюсь, иначе в твоих поступках сквозила хотя бы толика разума. Если уж на то пошло, то наибольший вклад внесли мы с Ровеной — и при этом меня лишают даже права слова.

— Никто тебя ничего не лишал!

— Тогда почему я узнаю обо всем последним?

— Потому что ты напыщенный старый ду…

— Хватит! — Хельга безотчетно вскинула вверх правую руку. Так всегда делала Ровена, когда ситуация выходила из-под контроля, и теперь она совершенно бессознательно повторила ее жест. — Я сыта по горло вашими войнами. Сейчас совсем не время для них.

Оба, успевшие, по-видимому, забыть о ее присутствии, умолкли и воззрились с раздражением и удивлением.

— Как пожелаете, госпожа Хаффлпафф, — Слизерин криво улыбнулся и отвесил Хельге преувеличенно учтивый поклон. — Не знал, что вы у нас теперь за главную. Должно быть, и это прошло мимо меня, пока вы вдвоем вершили историю.

— Салазар, — Хельга призывала все свои силы, чтобы выдержать спокойный тон и не показать, как ее уязвила его колкость. — Прошу тебя, услышь. Все совсем не так, как ты наговорил. Положение дел таково, что нужно делать выбор в пользу Хогвартса, каким бы тяжелым он ни был. Ты и сам это знаешь.

— И вы в довершение всех бед надумали вернуть в школу этого дубоголового хлыща? — ядовито осведомился Слизерин. — Достойно, что и говорить.

У Хельги застучала в висках кровь от его слов.

— Я попросил его вернуться по одной причине, — сказал Гриффиндор. — Не знаю, заметил ли ты, но астрономия осталась без преподавателя. Предлагаешь вычеркнуть целую дисциплину из-за собственного упрямства и дурости?

— Предлагаю найти настоящего учителя.

— Замечательно! Сам знаешь: достаточно свистнуть — и у порога выстроится шеренга желающих. Или, может, ты наколдуешь его? Давай! Мы посмотрим.

Худое лицо лорда Салазара исказила гримаса.

— С его возвращением ничего не изменится, — сквозь зубы проговорил он. — Ему не место здесь!

— Тебе известен другой выход? — Гриффиндор смотрел на него в упор, будто хотел прожечь взглядом. — Ровена… очень больна, и, пока она не поправится, преподавать астрономию будет некому.

— Отличное решение! — съязвил Слизерин. — Назначить во второй раз преподавателем никчемного, пустого, ничего не понимающего в предмете мальчишку! Браво! Ты, как всегда, верен себе…

— Салазар, я разослала письма всем нашим старым ученикам, — примирительно произнесла Хельга, но щеки у нее вспыхнули гневной краской. — Если кто-нибудь из них откликнется, ему будет предложено место.

— Опыт показывает, что бывшие ученики — как, впрочем, и наставники — не оправдывают возложенных на них надежд.

Это был столь явный камень, пущенный с умыслом попасть в цель, что Хельга потеряла дар речи.

Слизерин стоял, скрестив руки, и вызывающе смотрел на нее. В его взгляде читалась убийственная решимость отстоять свое.

— Не говори такого, о чем впоследствии можешь пожалеть, — тихо сказал лорд Годрик.

— Это угроза?

— Нет, всего лишь совет. Я терпел достаточно, и готов вытерпеть еще немало, но оскорблять леди, к тому же ту, что прошла с нами весь путь на равных, позволять не намерен.

Слизерин мрачно усмехнулся.

— Никаких оскорблений, — сказал он, не сводя глаз с Гриффиндора. — Я всего лишь… высказал обескураженность вашим решением призвать в Хогвартс того, кто не единожды проявил себя… не лучшим образом. Кстати, твою светлую голову не посещала мысль спросить мнения Ровены на этот счет?

— Если ты считаешь допустимым тревожить ее сейчас, когда она находится в таком состоянии, то я окончательно разочарован в тебе.

Они стояли друг напротив друга, и каждый словно пытался стать выше ростом — это дало бы хоть иллюзорное, но преимущество над противником. Рука Гриффиндора застыла около бедра, отработанное движение воина, готового выхватить меч при малейшей угрозе. Слизерин сжимал кулак в кармане мантии — гадать не приходилось, что он там держал. Хельге показалось, что в следующий миг один из них сделает это движение, навсегда оставляющее позади любые переговоры и слова, и ее рука непроизвольно потянулась к собственной палочке. У нее не укладывалось в голове, что они втроем, находясь в одной комнате, готовы обратить оружие против друг друга. Пусть это будет сон, взмолилась она, пусть я всего лишь сплю и это — очередной кошмар…

Но это был не кошмар, а действительность, в которой двое мужчин стояли, готовые к драке, с горящими от ненависти глазами и искаженными лицами. Она, Хельга Хаффлпафф, некогда любившая и уважавшая их обоих, находилась между ними и гадала, не закончится ли все смертоубийством. Сцена, достойная ада, каким его изображали христианские проповедники в своих речах.

Но им хватило разума не переходить последнюю грань. Слизерин разжал кулак, вытащил руку из кармана и весь как-то подобрался, словно пришел в себя после непродолжительной дремоты. Гриффиндор шумно выдохнул. Воздух, до того наэлектризованный, как пред грозой, вновь стал душным.

— Что ж, — первым нарушил молчание Слизерин. Лицо его стало непроницаемым. — Раз уж наша любезная беседа подошла к концу, я больше не смею отягощать вас своим присутствием. Тем более, если мое мнение здесь никого не интересует. Отныне у вас развязаны руки: набирайте в школу всякий праздно шатающийся сброд, доверяйте учеников первому встречному, да хоть разворотите все до последнего камешка. Я больше не имею к этому никакого отношения.

Он круто развернулся и, взметнув полой мантии, скрылся за дверью. Его шаги по лестнице гулко отдавались в пустом коридоре.

— Старый дурак, — пробормотал Гриффиндор, опускаясь в кресло. Теперь он выглядел предельно измученным и постаревшим на несколько лет.

— Он не может простить ту историю с Гонтом, — вздохнула Хельга.

Лорд Годрик крякнул.

— Ненавижу эту семейку, — признался он. — Скользкие, лживые, малодушные змеи. Из одного гнезда с наставничком, что тут еще скажешь?

— Годрик, — Хельга еще раз вздохнула и опустила ладонь на его плечо. — Скажи мне: ну почему вы так и не пришли к согласию? Скольких несчастий нам удалось бы избежать, не будь ваших распрей! Особенно сейчас, когда Ровена…

Гриффиндор встрепенулся.

— Никогда, — вспылил он, приподнимаясь в кресле. — Никогда я не приду к согласию с этим двуличным напыщенным душепродавцом! Если бы ты слышала, как он высказывается о…

— Я слышала, — тихо ответила Хельга. — Это… просто отвратительно, Годрик. Ни я, ни Ровена никогда не поддержим его в этой идее «чистой крови», но… Порой мне кажется, что тебе не хватает его. Его, каким он был прежде.

— Мне? — мгновенно вскипел лорд Годрик. — Не хватает ЕГО? Думай, о чем говоришь, женщина! Да мне руку ему подать и то стыдно!

Но Хельга заметила, как его лицо слегка исказилось, стоило ей упомянуть о ПРЕЖНЕМ Салазаре. Если быть честной, прежнего не хватало им всем. Не хватало его рассудочности, здравого скепсиса, острых, но в общем-то безобидных насмешек. Доведется ли им еще встретиться с ним когда-нибудь? Хотела бы она это знать.

— Ладно, — Хельга погладила его по плечу и убрала руку. — Это всего лишь надоедливые сентенции старой леди. Не бери в голову.

— К слову, о Гонтах, — угрюмо произнес лорд Годрик. — Один из них заявлялся вчера в Хогвартс.

— Неужели? — удивилась Хельга.

— Да, этот полудурочный женишок Елены, — он скривился, давая этим понять, что думает о любом из рода Гонт. — Поднимался в башню к Ровене.

— Что ему могло понадобиться? — задумчиво сказала Хельга. Гонты были вхожи к Слизерину, и общих дел с Домом Рейвенкло не имели. Кроме, пожалуй, одного.

— Должно быть, снова насчет Елены, — недовольно проговорил Гриффиндор, вторя мыслям Хельги. — Нашел время! Ровене только его не хватает вдобавок к непутевой дочери. Ох, попадись она мне в руки…

— Что ты хочешь сказать? — Хельга недоуменно уставилась на него.

Лорд Годрик повернулся к ней. И Хельга вдруг обомлела. Она видела его глаза взбешенными, насмешливыми, удивленными, раздосадованными, ликующими, довольными, необузданными, усталыми, ехидными — каким угодно, но чуть ли не впервые в жизни она видела их УМУДРЕННЫМИ. На нее смотрел человек, многое повидавший и о многом умеющий рассказать.

— Хельга, не такой уж я чурбан, — сказал он устало. — Я все-таки кое-что вижу и, представь себе, умею делать выводы. Она же с ума сходила с того самого дня, как Елена покинула Хогвартс. Судя по всему, они сильно поссорились, и она бросила Ровену, укатив на все четыре стороны. Или сбежала из дома с тайным возлюбленным. Словом, выкинула что-то в этом роде, и Ровена не смогла с этим смириться. Ты ведь знаешь ее. А когда человек прячет внутри такое, это всегда очень опасно. С ней случился удар, я видел такое — это постигло мою бедную мать, и она уже не оправилась. Глупой, самовлюбленной девчонке наплевать на мать, а тут еще Гонт, этот гад ползучий, лезет, пристраивается. С каким удовольствием я бы его задушил! За то, что он пользуется слабостью, пользуется тем, что Ровена разбита, чтобы получить свое. Уверен, он добьется желаемого.

Хельга слушала его, поражаясь тем глубинам, которые скрывались под неотесанной внешностью Мастера Дома Гриффиндор. Она и представить себе не могла, что Годрик может быть таким наблюдательным. Ее и саму посещали подобные мысли относительно Елены. Неужели он прав? Хельга вспомнила свой последний разговор с Ровеной, и ее затопило волной отчаяния.

— Годрик, — очень тихо произнесла она. — Мы приняли правильное решение?

Гриффиндор взял ее руку и положил себе на плечо.

— Сейчас он нужен Хогвартсу, — его голос был таким же усталым, как и взгляд. — И тебе.

Хельга вздрогнула и невольно отвела глаза.

— Не волнуйся, — лорд Годрик улыбнулся ей. — Все в порядке.

Хельга молчала, не зная, что ей сказать.

— Я вернул его главным образом для тебя, — продолжил Гриффиндор, поглаживая ее руку. — Наступили черные времена, Хельга. Немного света необходимо каждому из нас. Он может стать светом для тебя. Это понятно даже такому старому, грубому чурбану, как я, стоит только увидеть, какими глазами он смотрит на тебя.

Его улыбка стала ласковее, веселее. Хельгу затопило стыдом и в то же время — волной теплоты к Годрику, который сделал ей такую услугу.

— Тебе не кажется, что… — она почти шептала. — Я и он…

Годрик заглянул ей в глаза, все понял и усмехнулся.

— У тебя молодое сердце и душа. Я сам чувствую себя гораздо моложе рядом с тобой. Не думай об этом. Просто будь счастлива.

Он встал, обнял ее за плечи и на секунду притянул к себе. Так обнимал ее старший брат в те времена, когда они беззаботными детьми резвились в бескрайних лесных чащах, и ей случалось пораниться, или потерять ножик, или заблудиться, или напугаться до слез. Его неуклюжая, но искренняя ласка подействовала почти как глоток медовухи: Хельга вздохнула свободнее и расправила плечи. Стало легко, необъяснимо легко, захотелось улыбнуться. И еще — жить.

Годрик отпустил ее, широко улыбнулся и грузно зашагал к двери. Теперь, со спины, он даже внешне чем-то напомнил Хельге старшего брата, сгинувшего где-то на севере, в боях с норманнами.

Она еще какое-то время провела наедине с собой, пытаясь привести в порядок то, что происходило у нее внутри. Страх, восторг, тревога и сладостное ожидание переполняли ее полностью, и такой гаммы чувств она не испытывала еще никогда в жизни. Мрак последних дней отступил назад, ей показалось, что над ее горизонтом пробиваются солнечные лучи. Ей хотелось сохранить это чувство как можно дольше.

Наконец, сполна насладившись ощущением, Хельга покинула Общую комнату.

Она еще не успела спуститься по лестнице, когда увидела Белуса. Он ждал ее, хотя ни о чем таком они не договаривались. Смущенная и вместе с тем счастливая, Хельга подошла к нему и робко заглянула в глаза. На его лице стала расцветать улыбка — медленно, неуверенно. Так же медленно, будто боясь обжечься, он протянул руки, положил ей на талию. Хельга не шевелилась, боясь спугнуть это мгновение. Он может стать твоим светом, прозвучал в голове голос Годрика. Светом в черные времена. И когда Белус, с блестящими от восхищения глазами осторожно коснулся губами ее губ, она поняла, как он был прав.