Simple steps (джен)

Спускаясь по главной лестнице Храма, Оби-Ван представил, какую же прекрасную пару составляют они с Энакином. Рука Энакина болталась в перевязи, механический протез, работавший пока с трудом, выглядывал из-под длинного рукава, отливая бронзой на заходящем солнце. Оби-Ван, в дополнение ему, прихрамывал и тяжело опирался на трость: повреждённые мышцы даже после часов работы целителей восстанавливались очень долго. Его рука также висела в бандаже, во многих местах залепленная пластырем с неизменной бактой.

Всего два дня назад был Джеонозис. Сейчас, казалось, в каждый угол Храма проникла скорбь по погибшим джедаям. Сто семьдесят девять их не вернулось домой. И словно боль от потерь недостаточно придавила джедаев: на них обрушилась война. Не просто заварушка между парой планет, но полноценная война, огонь которой уже распространялся по галактике. Найти в Храме кого-то, кто ещё мог улыбаться, было бы непосильной задачей.

И потому Оби-Ван невозмутимым шёл по коридору, не обращая внимания на их жалкий вид. Встречавшиеся в холле немногие джедаи, не участвовавшие в битве, смотрели на них с падаваном с большим сочувствием.

Перед Оби-Ваном сейчас стояли две цели. Первая: помочь Энакину свыкнуться с новой рукой, которая только-только приживалась. Это потребует много времени, работы и ещё больше терпения. И медитаций, которых Энакин, как всегда, попытается избежать.

Второй задачей было и ему, и Энакину попытаться достичь хоть какого-то равновесия. Оби-Ван был тесно связан с Единой Силой, и, хотя отчётливые видения у него случались пока ещё редко, как стратег, предвидеть события ближайшего будущего он мог. Война уже нависла над ними, конца и края ей не было видно; и ему и падавану будет остро не хватать любого подобия покоя, который только можно обрести.

Они уже давно ушли из Зала Целителей, но Энакин так и не спросил, куда они направляются: слишком поглощён он был невесёлыми мыслями о потерянной и вновь обретённой руке. Жалея и опасаясь мрачного падавана, Оби-Ван задумал его отвлечь, и знал прекрасный для этого способ.

Турболифт остановился на несколько уровней ниже Двора Храма. Энакин наконец-то заинтересованно поднял голову, пока Оби-Ван неспешно ковылял к цели.

— Мастер?

Оби-Ван повернул голову и улыбнулся, не обращая внимания, как после короткой прогулки начинала гореть нога. Несмотря на все уговоры целителей, Оби-Ван не опустится до использования левикресла, как Мастер Йода. Он не даст Энакину очередного повода для подколов.

— Мастер? — снова позвал Энакин. — Зачем мы идём в ангарный комплекс? Целители же запретили нам любые перелёты.

Он довольно усмехнулся.

— Во время завтрашнего осмотра они, возможно, передумают. По крайней мере, насчёт тебя. В конце концов, кто-то же должен сопроводить сенатора Амидалу до Набу.

Искры радости проявились в связи; несомненно, Энакину не терпится снова увидеть сенатора.

— Да, Мастер, но… зачем мы пришли сюда сейчас?

Оби-Ван не ответил, разыскивая глазами ангарного Мастера и игнорируя Энакина. А-а, вот она.

— Идём, падаван.

Энакин недовольно фыркнул.

— Ты не ответил мне, Мастер.

— О, нет, мой нетерпеливый падаван. Я ответил.

Он захромал к кабинету Мастера, скрывая в бороде улыбку. Энакин послал в связь мощный импульс раздражения, но Оби-Ван ответил понимающим смешком.

— Мастер Фурье, — поздоровался Оби-Ван, приоткрыв дверь в кабинет управляющего.

— Мастер… Кеноби, верно? — ответила она, вставая и вытягиваясь в свой почти двухметровый рост. — Чем я могу вам помочь?

— Присесть для начала, — прервал их Энакин. — Нельзя так издеваться над ногой, Мастер.

Оби-Ван нахмурился, но Фурье тепло засмеялась.

— У вас заботливый падаван. Пожалуйста, — указала она на кресла.

С сердитым видом, более подходящим его ученику, Оби-Ван опустился на мягкое сидение, едва сдержав вздох облегчения, когда вес тела перестал давить на ногу.

— Теперь, чем я могу быть полезна?

— Скорее, чем может быть полезен вам мой падаван.

И Энакин, и Мастер Фурье переглянулись.

— Эм, что?

— Всё довольно просто, — пояснил Оби-Ван, вытягивая ноющую ногу. — Энакин умело управляется с различной техникой. Слова «умело» даже недостаточно, чтобы описать его талант разбираться в металлоломе любого рода. И так как впереди нас ждёт война, я думаю, что многие корабли будут возвращаться с большими повреждениями, чем вы могли бы исправить.

Откинувшись в кресле и расслабив спину, Оби-Ван подождал, пока двое обменяются взглядами. Он уже чувствовал охвативший Энакина азарт, когда Мастер Фурье окинула падавана критическим взглядом.

— Так вы механик? — уточнила она, подняв бровь.

— И пилот, — добавил Оби-Ван. — Летает на всём, что может летать. А если не может, то он заставит.

В её глазах зажглось любопытство.

— Интересно, Мастер Кеноби. Очень интересно.

— Конечно, мы с падаваном заняты на миссиях, и теперь будем только больше на них пропадать. Но для Энакина корабли, полёты и ремонт сложных поломок больше отдых, чем работа, так что сотрудничество пойдёт на пользу вам обоим.

— Конечно, пойдёт, если он настолько хорош, как вы описываете.

— Я лучше того, — ухмыльнулся Энакин. Он хотел скрестить руки на груди, но пальцы механической руки не сработали и больно ткнули в плечо, и самодовольная усмешка на его лице потускнела. — Мастер, я не могу. Новая рука… — он умолк, его волнение и нетерпение были снова готовы сдаться довлевшему над Храмом унынием.

Оби-Ван наклонился вперёд, встретившись с падаваном глазами.

— Скажи мне, Энакин, тебе нужна рука, чтобы говорить?

— Эм? Нет, Мастер…

— Тебе нужна рука, чтобы видеть?

— Я не…

— Слушать? Чувствовать?

Энакин выглядел сбитым с толку, но Мастер Фурье понимающе улыбнулась.

— Если ты не можешь сделать всё сам, падаван, — ободряюще коснулась она его плеча, — это не значит, что ты не можешь нам помочь. Ты сможешь давать советы механикам. Ты будешь видеть сеть, слышать мотор, чувствовать машину. Твоя оценка окажется нам очень полезной.

Энакин взглянул на них обоих. На его лице расцветала широкая улыбка.

 — Ты привыкнешь к использованию протезированной руки, — добавил Оби-Ван. — Это займёт немного времени, но скоро ты сможешь управлять ей, как родной.

— Теперь идём, — сказала Фурье, подталкивая Энакина к двери. — Я хочу сама увидеть, на что ты способен, как бы Мастер тебя ни нахваливал.

— Мне бросают вызов? — уточнил Энакин, но ответа Фурье за закрывшейся дверью Оби-Ван не услышал.

С довольным вздохом он снова откинулся в кресле. Если повезёт, Ангарный комплекс станет отличным развлечением для Энакина в короткие дни отдыха, которые им повезёт урвать на войне. Его место, чтобы обрести душевное равновесие. В самом деле, уже давно следовало привести Энакина в один из ангаров Храма, но каждый раз он отвлекался на что-то более срочное. Сегодня же Оби-Ван специально выбрал для этого время, потому что на первом месте сейчас стояло благополучие падавана.

Устало приложив ладонь к голове, Оби-Ван издал протяжный вздох. Пока Энакин будет «медитировать» с техникой, он сможет восстановить собственное равновесие и спокойно медитировать в более традиционной для джедаев манере. Глубокую печаль по погибшим нужно принять и отпустить. Сила, всегда ласковая и утешающая, поможет ему.

Почти не заняло времени достичь её мягких волн и окунуться в их глубины. В них не было больше ни тупой боли в ноге, ни скованности руки. Они просто связывали всё в единое целое, добавляя миру чуть больше красок.

Хммм, связи…

Медитации всегда были исключительно личным делом для джедаев. Все они неоднократно медитировали, но приветствовал и принимал Силу каждый сам, своим неповторимым образом. Самый молодой юнлинг учился медитировать самостоятельно. Конечно, Мастер мог направить падавана, если тот не справлялся или уровень погружения был ещё сложным, но от учеников всегда требовали самостоятельного достижения Силы, поскольку Мастер не всегда может оказаться рядом. Взрослые джедаи могли объединять усилия в совместной медитации, но только в тех редких случаях, когда обращались к Силе с общей целью.

Иногда Оби-Ван задумывался, почему джедаи не разделяют медитацию просто ради самой медитации. Он и Энакин за долгие годы ученичества не раз медитировали вместе, и чаще всего, когда просто нужно было отдохнуть от более серьёзных дел. После них Оби-Ван всегда чувствовал себя намного лучше и намного ближе к падавану.

Отдаваясь волнам Силы, Оби-Ван подумал, будут ли они так чаще медитировать теперь, когда началась война? Особенно сейчас, когда умиротворяющее ощущение покорности Силе так приятно было вместо скорби с Джеонозиса.

С этой мыслью он поделился своей безмятежностью с Энакином.

Через Силу он услышал удивление Энакина, когда мирное послание достигло его сознания, смягчая тревоги, которые падаван в себе даже не замечал. Энакин ответил благодарностью, Оби-Ван принял её с улыбкой.

Вечером Оби-Ван спросил, что Энакин думает о совместной медитации. И не в значении дополнительно позаниматься или просто посидеть рядом, каждый по-своему, но воссоединиться вместе в Силе, как делали они раньше.

Энакин помедлил с ответом. Но всё же сказал, что попробует.

Первый вечер прошёл не так гладко, как хотелось бы Оби-Вану. Энакин привык, что Оби-Ван всегда направляет его и помогает дойти до глубин, но в этот раз Оби-Ван не собирался быть учителем. Сейчас он хотел видеть Энакина равным себе. Медитация не должна стать очередным занятием, в неё он опускался лишь за ярким присутствием падавана рядом.

Они спотыкались, с трудом отказываясь от роли ученика и учителя, чтобы идти к Силе, как равные. Как друзья. Как семья.

И в глубинах Силы, которых они коснулись вместе, всё стало казаться более… Не находилось правильного слова. Величественным? Мирным? Ясным? Не удавалось описать, но мир стал как никогда живым. Связь встрепенулась и расправила крылья от их восторга и единения. Отдавшийся потоками Силы, именно Энакин увлекал за собой Оби-Вана в место, напоминавшее цветную медитацию, которую ему однажды показал Квай-Гон и которую он разделил с Энакином. Но только сейчас в Силе люди оказались не светом, а музыкой. Игравшие свои уникальные темы: от задорных частушек кантины до симфоний, от печальных напевов до бойких народных песен, каждый был музыкой, уникальной, неповторимой, вплетавшей свой голос в торжественный хор Силы.

Квай-Гону бы понравилось, и Оби-Ван захотел, чтобы Мастер тоже смог увидеть Музыку. Присутствие Энакина вдруг окружило его, и подступившая боль утихла.

Кто бы мог подумать, что в Силе тоже можно обниматься?

Это было настолько необыкновенное чувство, что Оби-Ван попытался ответить на него, обняв присутствие Энакина. Он не был уверен, получилось ли у него, но Энакин встретил его с одобрением.

Заканчивая медитировать, они с теми же сложностями покидали потоки Силы, и когда вынырнули из них, с удивлением заметили, что уже наступило утро.

— Я не видел ничего подобного, — сказал Оби-Ван, медленно поднимаясь на ноги.

— Никогда, — согласился, потягиваясь, Энакин. — Чай, и потом на проверку к целителям?

Как Оби-Ван и говорил, целители, действительно, согласились отпустить Энакина. Весь день Оби-Ван помогал падавану в спешном порядке осваиваться с новой механической рукой, а вечером, после ужина, они сели в гостиной и продолжили медитировать. Совместное погружение в Силу проходило с трудом, но уже легче, чем в прошлый раз. Снова потоки Силы увлекали их за собой, настойчиво, как никогда прежде. Снова их благоговение перед её величием оживило их связь, наполняя её любопытством, восхищением, покоем.

В этот раз Оби-Ван вёл Энакина за собой, первым заметив что-то интересное. Они приблизились и увидели, как дымка печали и скорби уходила в Силу, закручиваясь и переплетаясь, сливаясь с ней, но уже не как боль потерь, но как радость жизни, продолжавшей цвести в этом мире, радость за каждую угасшую, сменявшейся рождением новой. Темнота печали и горя выцветала, розовела, светлела и, наконец, вспыхивала чистой любовью.

Следить за ней было прекрасно. Джедаев учили отпускать чувства в Силу, верить, что она должна им помочь. Но действительно видеть, как заботливо Сила принимает их, поддерживает и отливает из печали радость… наполняло души невиданным прежде благоговением.

Они снова с трудом покинули волны Силы и с облегчением увидели, что на этот раз прошло не настолько много времени. Улыбнулись друг другу, не нуждаясь в выражении впечатлений словами, и отправились спать.

Третий раз они совместно медитировали после возвращения Энакина с Набу.

Эта медитация оказалась немного иной. Они окунулись в Силу, с необыкновенной лёгкостью нырнув в её глубины, и в ней счастье и радость Энакина показались не просто светом, а ослепительным сиянием. Конечно, Оби-Ван заметил, как лучился счастьем падаван после возвращения в Храм, но сейчас… сейчас он словно бы сам стал частью его радости.

Умиротворение любви к кому-то и ощущения взаимности смягчало раны, оставленные смертью Квай-Гона, не заросшие даже десятилетие спустя. Почти не осознавая того, Оби-Ван окружил своей любовью Энакина, брата во всём, кроме крови и имени, и Энакин с удовольствием обнял его в ответ. Такая любовь окружала их, что они, как в море, плыли в ней. Они смотрели, как чувства взвивались, игриво закручивались и, поднимаясь выше, растворялись в Силе, как другие джедаи касались Силы, и её любовь одаряла их миром и покоем.

Оби-Ван вспоминал Квай-Гона, но без застарелой печали — с радостью, что знал Мастера, с интересом, какой бы он увидел медитацию. Энакин вспоминал маму, её уверенность, что обнимашки спасут мир. Острая боль потери встала между ними, и Оби-Ван, почувствовав её, утешающее погладил падавана. Энакин понимал: Оби-Ван думает, что он просто скучает по матери; видел, что Мастер не подозревает о смерти Шми.

Нужно было рассказать Оби-Вану, но сейчас Энакин не хотел над этим думать. В медитациях они искали покой, а не переживали печали, и он вернулся мыслями к Падме, с восторгом наблюдая, как его собственная любовь смешивается с Силой.

Их уносили потоки Силы, они познавали её, как ни один джедай прежде. И когда они покинули её, Энакин продолжил широко и почти глупо улыбаться, а Оби-Ван не отстранился от его странной, казавшейся беспричинной радости.

Они не сомневались, что будут медитировать вместе снова и снова. Когда разгорится война, в бушевавшем вокруг хаосе искать равновесие они будут вместе.