Рыжая тень (джен)

**

Быть как все.

Это значит — не выделяться. Мимикрировать под окружение. Принять защитную окраску и отзеркалить манеру поведения тех, кто рядом. Ничему не удивляться самому — и не вызывать удивления у других. Общаться с людьми, выслушивать их с вежливым интересом и даже сочувствием (типовое выражение лица № 18), самому стараться говорить поменьше. Отвечать только в том случае, если спрашивают. Казалось бы — что может быть проще?

Казалось бы.

Как не выделяться, если они все такие разные? Кого копировать? Синтетическая матрица компилировалась плохо и не поддавалась окончательной инсталляции, постоянно вступая сама с собой в неразрешимые системные противоречия. К тому же люди использовали в разговорах столько новых слов и понятий!

Дэн усовершенствовал стандартную улыбку № 8, добавив ей загадочности и неопределенности шевелением левой брови, присвоил этому типовому выражению порядковый номер девять и теперь прикрывался им каждый раз, когда в обращенной к нему фразе понимал менее тридцати процентов осмысленной информации и опасался, что не сумеет ответить адекватно.

Впрочем, иногда то, что люди большую часть сказанного понимали неправильно, оказывалось не так уж и плохо. Люди настолько привыкли врать друг другу, что обманывали и сами себя. Давая тем самым Дэну интересную возможность говорить практически чистую правду — и быть уверенным, что ее все равно поймут неправильно.

Интересное ощущение. Новое.

Не неприятное…

«Почему ты сказала, что я задаю неправильные вопросы?»

«Ну, малыш, это просто! Потому что ты задавал неправильные вопросы, лапусик. Именно поэтому я так и сказала! А ты что подумал?»

«Я… я опять спрашиваю неправильно?»

«Умничка, пупсик! Ах, до чего же я люблю умных мужчин! Жаль, что ты не капитан, мужчин в форме я люблю еще больше».

«Почему ты тогда сказала, что «зачем» — это неправильный вопрос? Почему «почему» был правильным? Теперь я задаю правильный вопрос?»

«Малыш, ты меня волнуешь! Ну почему у тебя нет хотя бы фуражки…»

«Ты ответишь?»

«О-о-ох, милый, какой ты настойчивый, я просто таю, ты и мертвую уболтаешь! Все очень просто. Понимаешь, лапуля, «зачем» — это значит, что ты чего-то хочешь взамен. А «почему» — это значит, что ты просто хочешь. Сам. Изнутри. Ни для чего. Просто хочешь, и все. Улавливаешь ты мою мысль неглубокую, но верную?»

* * *

Пилот был странным.

Пожалуй, самым странным из них из всех — или Дэну так только казалось из-за того, что с пилотом приходилось общаться намного больше и ближе, чем с прочими. Доктор что — утренний укольчик, послеобеденная ингаляция, в промежутках: «Как самочувствие? — Спасибо, нормально». Капитан тоже не очень плотно наседал — быстрый раздраженный (и тут же виновато отдернутый) взгляд, «Ну вы работайте, работайте...» и пожелания приятного аппетита за обедом. Ну разве что иногда вовремя вклиниться подходящей фразой между ним и Владимиром, гася в зародыше намечающуюся ссору.

С остальными вообще в большинстве случаев вполне хватало улыбок под номерами от четвертой (легкий спокойный интерес) до десятой (повышенной загадочности и неопределенности с добавочным движением левой бровью). Для Владимира персонально предназначались пятнадцатая и шестнадцатая (издевательские). Или, если не хотелось связываться здесь и сейчас, демонстрация разной степени усталого раздражения под номерами от двадцать второго по двадцать пятый включительно.

С пилотом так не получалось.

Его было как-то слишком... много, что ли? Сидя в своем кресле перед терминалом или на стуле за столом во время завтрака, он при этом словно бы заполнял собою всю пультогостиную целиком и ощущался повсюду, куда ни повернись. От него невозможно было отстраниться-отойти-спрятаться, он был везде. И это нервировало, ведь именно стратегия отстраниться, уйти в тень, стать незаметным долгое время служила для тогда еще безымянной рыжей «шестерки» единственным гарантом выживания.

А еще больше нервировало то, что пилот, похоже, совсем не умел злиться всерьез. Или же так тщательно скрывал это умение, что его не фиксировал даже детектор.

Наивысший уровень агрессивности он проявлял за игрой, но и тогда максуайтерность его редко выходила даже в желтую зону. И это было странным. Впрочем, и агрессивность пилота тоже была какой-то... странной. И почему-то сильно напоминала Дэну его собственные улыбки — те самые, под разными номерами.

А еще он был слишком общительным, этот пилот. И с ним приходилось разговаривать...

«Тед говорит со мною точно так же, как с тобой. Он не видит между нами разницы?»

«Дас ист фантастиш, малыш, ты опять меня волнуешь! А мне-то казалось, что мы с тобой та-а-акие разные! Ох, Тедди, шустрый мальчик! Я знаю, о чем думают мальчики, я сама очень долго была мальчиком... Ты не в счет, лапуля, ты еще даже не мальчик, ты пупсик. Но Тедди... Шалунишка! Не ожидала… Он к тебе пристает? Грязно? А ну-ка с этого места поподробнее, я как раз захватила попкорн!»

«Он разговаривает со мною точно так же, как с тобой. Не пристает. Просто разговаривает. Одинаково».

«Н-да? И что же?»

«Он знает, что ты искусственная. Он думает, что и я — тоже? Он меня… подозревает?»

«Н-да… Тяжелый случай, малыш… А тебе не приходило в голову, что все совсем наоборот? Что это со мной он разговаривает так же, как с тобой?»

«А есть разница?»

«Есть. Небольшая такая. Совсем, можно сказать, крохотная. Размером всего лишь этак с хорошенький красный гигант типа Антареса или Бетельгейзе».

«Не понимаю».

«Малыш, не тупи. В отличие от меня, тебя они все считают человеком. Все они. И пилот тоже. А меня не так чтобы очень, и даже скорее совсем-таки нет. Теперь понимаешь, пупсик, какой интересный вывод из этого следует? Сумеешь догадаться самостоятельно или и тут тебе тоже потребуется помощь бедной девушки?»

«…///…»

«Малыш! Ты молчишь уже три минуты! Мне можно начинать волноваться или подождать еще немножечко?»

«Не знаю… Это странно. Все странное может быть опасным».

«О-о-о. А что же в этом такого уж странного, лапуся?»

«Все».

* * *

— Только учти — под твою личную ответственность, — сказал капитан.

Под твою. Личную. Ответственность…

Странные слова. Нет, не странные — люди иногда говорят такое друг другу. Капитан считает тебя человеком и только поэтому так и сказал, все в пределах допустимой вероятности. Ничего странного или подозрительного. Это не ловушка. Хотя и выглядит очень похоже, но…

Не ловушка!

И плевать, что система твердит о семидесятисемипроцентной вероятности именно такой интерпретации слов капитана о личной ответственности. Это не попытка заранее сделать виноватым его, Дэна. Отменить переход в боевой режим. Система ошибается. Точно так же, как ошибается она и с отбраковкой той станции гашения, трассу через которую Дэн только что сумел отстоять.

Чистая логика, никакой интуиции. Стоило как следует покопаться в информатеке и инфранете — и все сразу же встало на свои места. Дэн успокоился и вознаградил себя еще одной ложечкой сгущенки — процессор заслужил усиленное питание, ему и работать в последние дни приходилось в авральном режиме. Новоиспеченный навигатор осваивал профессиональную информацию — не из закачанной программы, хотя ее Дэн тоже себе установил первым же делом, — а самообучением, что требовало куда больших энергозатрат. И налаживал рабочие отношения процессора с подсознанием. Дэн не понимал, как у него это получается, но эта странная, наполовину органическая, наполовину электронная система работала. И значит, самым логичным было ее не трогать. Пусть работает. Важен результат.

Конечно, можно было и не настаивать на выданном этой странной двойной системой варианте — предложенный программой был не настолько и хуже. Всего три часа проигрыша во времени и чуть дороже. Не так и намного. Зато с гарантией. Как по учебнику. По качественной учебной программе…

Программе. Да. Вот именно что.

Программе...

По программе надежнее. Проще. С гарантией. Да, все это так. Только вот если действуешь по программе, то и внутри тоже нет ничего, кроме программы. В частности — вот этого странного смутного ощущения, немножко тревожного, как и все непонятное, но… не только. Приятного. Теплого такого, щекотного. Словно проглотил маленький живой объект, но не съел его, чтобы переработать и увеличить собственный энергоресурс, а просто… проглотил. Чтобы он и внутри оставался живым.

Так не бывает.

И — бывает.

Если действуешь не по программе.

Маленькое, живое — внутри. Оно поселилось где-то в районе желудка. Крутится теперь, щекочет, но нисколько не похоже на тошноту. Просто теплый комочек, пушистый, светлый. Почему светлый? Он же внутри, его не видно! Но Дэн откуда-то точно знал — светлый. Даже светящийся. И красивый. Как плазма, — когда далеко и не смертельно. Как маленькая звезда. Пульсирует, трогает жарким лучиком изнутри то ребра, то горло. Не обжигает — просто греет.

Внутреннее сканирование организма не обнаружило никаких повреждений в области грудной клетки. Наличия потенциально опасных посторонних объектов не зафиксировано, локальное повышение температуры внутри указанной области объективно не подтверждено. Поступающая с датчиков информация не позволяет однозначной интерпретации. Продолжить сканирование до выявления указанных объектов и/или повреждений и/или непроизвольного повышения температуры? Да/Нет.

Нет.

* * *

«Почему люди такие странные? Такие… странно странные».

«Милый, не жди от меня откровений! Я всегда говорю только то, что ты и без меня знаешь, это моя суть, малыш. Меня так изначально настроили. Я — провокатор. Ускоритель процесса. Инструмент активной психологической релаксации. Вот и все. Ты и сам бы обо всем догадался рано или поздно, со мной это получается быстрее. Ну и чем ты озадачен на этот раз, пупсик?»

«Они странные. Но это странная странность. Она скорее полезна, чем опасна».

«Но ты все равно хочешь уйти, как только подвернется подходящая планета».

«Конечно. Чем дальше от людей — тем лучше».

«От любых людей?»

«Конечно».

«Даже таких… странных?»

«…»

* * *

— Молодец! — сказал капитан. И ушел к себе.

Одобрения в его голосе было процентов на восемь, не более. Раздражения — на семьдесят два. И еще разного, по мелочи — система услужливо вывела цифры на внутренний экран, но Дэн не стал вчитываться. Не хотелось. Сидел, смотрел прямо перед собой, делая вид, что полностью погружен в изучение запасных вариантов свежепроложенной трассы.

Он снова оказался прав и сэкономил команде три часа времени и двенадцать кредиток. А главное — еще раз подтвердил (по большей части для самого себя, ведь остальные не в курсе!) как высокую эффективность системы мозг-процессор, так и обоснованность своего решения и впредь во всем полагаться на ее рекомендации. Даже если на первый взгляд они и кажутся совершенно нелогичными и непонятно на чем основанными. Он должен был испытывать радость и удовлетворение, это было бы логично. Разумно. Правильно.

Радости не было.

Сидящий в соседнем кресле пилот крутанулся, проводив покидающего пультогостиную капитана озадаченным взглядом, а потом посмотрел на Дэна и прошептал так громко и заговорщически, что его, наверное, было слышно даже в машинном отделении:

— Что-то не нравишься ты нашему старику!

Капитан точно услышал, вздрогнул даже. И шаг ускорил. Но так и не обернулся. Самому Дэну не нужно было оборачиваться, чтобы это знать. Прошипела, закрываясь, дверь капитанской каюты.

Дэн покосился на пилота, осторожно хмыкнул и пожал плечами. Типовая неопределенная улыбка № 9 — удачное решение для большинства ситуаций, когда он не был уверен, какого именно ответа от него ждут.

Напарник вызывал у Дэна чуть ли не больше опасений, чем только что ушедший капитан. Пожалуй, в чем-то даже и больше: капитан отчетливо выражал неприязнь, но при этом старался держаться на расстоянии. Пилот же, похоже, не понимал самого понятия дистанции. Во всяком случае — как социально комфортного расстояния, принятого к соблюдению при личном общении между людьми, а не как части трассы, которую необходимо преодолеть с максимально возможной скоростью. Только вот несмотря на все вызываемые навязчивостью оставшегося рядом пилота опасения ушедший капитан оттягивал на себя внимание Дэна куда больше. И сейчас и вообще.

Конечно, частично это были издержки программы, прописавшей его как временного суб-хозяина (как и в случае с доктором, Дэн не стал возражать, наличие у этих двоих подобного статуса давало ему самому куда больше степеней свободы, чем полная пустота в графе «временный суб-хозяин по умолчанию на период выполнения заключенного контракта»). Полная свобода на самом деле напрягает и обязывает куда сильнее, за три проведенных на свалке недели полной свободы Дэн это успел понять как нельзя лучше. Приходится все решать самому, любую мелочь. А это трудно. Очень. А еще постоянное сопротивление программы…

Лучше вот так — частично. Вроде бы и сам, но в то же время и прикрыт. Это была удачная придумка, тоже можно было бы радоваться…

Радоваться не хотелось. Совсем.

Дэн все сделал правильно, у него все получилось. «Под твою ответственность», — сказал капитан. И Дэн принял на себя эту ответственность. И не подвел. Оправдал доверие. Сделал все хорошо. Качественно. Быстро.

А капитан разозлился.

Впрочем, все равно похвалил. Хотя и разозлился. Разозлился, но похвалил. Или все-таки — похвалил, но разозлился? Что важнее? Еще месяц назад Дэну и в голову не пришло бы раздумывать всерьез над подобной ерундой. Все получилось удачно. Он не избит, не наказан, не подставлен под «интересный» приказ и даже не ограничен в поступлении энергоресурса, какие могут быть проблемы?

Капитан считает всех рыжих максуайтерами? Ну да, считает. Но при этом он не надевает тебе на голову плотный пакет для мусора и не перехватывает его по горлу скотчем, чтобы посмотреть, как прикольно ты будешь сучить ногами, задыхаясь. Не выжигает клопомором глаза, чтобы проверить скорость регенерации. Не рисует по твоей коже паяльником, когда надоедает бумага и карандаш. Не устраивает никакой другой негативной информации от внешних сенсоров. Даже не ударил ни разу.

Просто не любит рыжих. И все.

«Малыш, почему ты злишься?»

«Я не злюсь».

«Ага-ага! А я — святая Патриклия с Нового Эдема Четыре, как раз в паломничество по тамошним святым местам собираюсь, не хочешь составить компанию? Очень хорошо просветляет мозги, говорят. Хотя… было бы что там у тебя просветлять!»

«Я и правда не злюсь. Это другое».

«Что, лапуля?»

«Не знаю».

Дэн и в самом деле не злился. Ну, почти. Он не понимал капитана. И доктора не понимал. И вообще всех этих людей — кроме разве что Владимира. Он и себя-то почти не понимал, и это непонимание напрягало. Странное ощущение. Нелогичное. Нерациональное. Неправильное. Он никак не мог подобрать ему аналогов. Лишь всплывало из самых дальних глубин памяти нечто похожее — когда человек очень долго был хорошим. Очень хорошим и очень долго. Кормил, защищал, уступал коврик, говорил «спасибо» и даже лечил. А еще — он присвоил Дэну (тогда еще не Дэну, а просто армейскому DEX’у, ничем не отличимому от прочих армейских DEX’ов) первый личный идентификатор. Собственное почти имя, не несущее ни малейшей негативной окраски.

И он разговаривал, тот человек, что было куда ценнее. Не просто так разговаривал, не с кем-то другим, а именно с ним, тогда еще не Дэном. Ну и что с того, что ему просто больше не с кем было там разговаривать? Мог бы ведь и вообще молчать, ограничиваясь короткими приказами.

Но он не молчал. И не просто говорил сам. А требовал отвечать. Учил новым словам и понятиям, а не просто приказывал. Долго. Так долго, что рыжий армейский киборг, тогда еще только-только начавший осознавать себя и учившийся познавать окружающий мир не только при помощи программы, ошибся. Выстроил неверную экстраполяцию. Сделал необоснованный перенос отслеженной поведенческой матрицы с одного конкретного ситуативного фрагмента на другой, оставив за скобками окружение и мотивацию объекта.

Потому что на самом деле тот человек оказался… не то чтобы очень плохим или даже просто не очень хорошим, вовсе нет. Он вполне себе даже хорошим. Просто человеком. Вот и все. Просто человеком, таким же, как все остальные. А все люди — максуайтеры. В большей или меньшей степени. Тот человек был в меньшей. Очень. Но все-таки…

«И на что же ты вот конкретно сейчас… э-э-э… не злишься, а, малыш?»

«На то, что они все врут».

«В чем именно, лапуля?»

«Во всем! Они притворяются. А я никак не могу понять — зачем им это надо? Зачем они притворяются? Пытаюсь — и не могу. Никак. А они притворяются».

«Ты в этом точно уверен, пупсик?»

«Конечно же, я уверен».

«На сколько процентов, малыш?»

«На… это неважно. Они притворяются. Я это знаю точно. Потому что…»

«Почему, малыш?»

«Потому».

«Ну а все-таки?»

«Потому что не могут же они и на самом деле быть такими… такими…»

«Хорошими?»

«...///...»

* * *