The eye of every storm (джен)

Деревья и холмы проносились мимо, будто Альфард путешествовал на гоночной метле, а не вёл маггловский автомобиль. То есть уже не совсем маггловский, если быть честным, — у магглов, неспособных к какому-то ни было волшебству, в вещах присутствовали свои неисправимые недостатки. Так, к примеру, автомобилям требовалось для передвижения топливо — неудобно, конечно. Особенно, если после нескольких дней возни, нанесения рун и махания палочкой этот недостаток можно было исправить и не вспоминать о нём все те годы, что автомобиль исправно служил своему владельцу. Можно было даже зачаровать этот транспорт при желании на полёт или плавание по воде. Но Альфард считал это излишним — чем больше чар накладываешь на предмет, тем более капризным он может стать и тем больше различных нюансов может возникнуть. Так чересчур «улучшенные» вещи изредка «улучшались» настолько, что почти что обретали собственную волю, и с некоторыми подобными артефактами приходилось разбираться коллегам Альфарда из Министерства. Сам он, конечно, был значительно более компетентным, чем незадачливые хозяева тех вещей.

И поэтому он сейчас выруливал по почти пустынной дороге, иногда обгоняя менее расторопных водителей или проносясь мимо авто, проезжавших в противоположную сторону. Солнце уже почти скрылось за поросшими лесом холмами, а на его место приходили всё более тёмные — то ли от позднего времени, то ли от грядущей непогоды — тучи. Вероятно, больше от непогоды — судя по тому, как стали трепыхаться ветви деревьев, как чаще стали лететь с них жёлтые осенние листья, дождь и ветер были неизбежны. Возможно, даже ураган или шторм, потому что Альфард направлялся из глубин острова в Портсмут, до которого оставалось уже всего ничего — только пересечь парк Квин Элизабет кантри, проехать ещё немного, и город должен был раскинуться перед ним. Он очень надеялся успеть до грядущей бури.

В магическом райончике на Портси, куда он теперь направлялся, он был единственный раз и очень давно — наверное, с тех пор там всё успели отстроить или перестроить, и возможно, даже вход в него могли сделать не в том месте, что прежде. По крайней мере, это было бы логично: подвергшийся суровым бомбардировкам город явно перестраивали и восстанавливали, и магическое сообщество тоже не могло остаться тут совсем уж в стороне. Возможно, магическая часть стала даже хоть немного более интегрированной в маггловскую… Нет, вряд ли, а даже если и так, то к настоящему моменту обратное разделение наверняка уже должно было случиться. А та виденная им бомбардировка наверняка забылась. Так же, как забылось почти всё.

Когда-то, во времена его детства, к магглам принято было относиться снисходительно и не воспринимать их всерьёз. Некоторый интерес к ним, возникший десятилетия назад, быстро схлынул, принеся с собой Хогвартс-экспресс и несколько столь же небольших нововведений (что характерно, наверное, самым заметным, что привнёс послевоенный всплеск интереса, был Ночной Рыцарь — всего-то автобус, один на всю Магическую Британию. И, наверное, даже современнее, чем его Альфарда, авто. И всего-то). Потом случилась война с Гриндевальдом, коснувшаяся почти всех волшебников Европы на тот момент и унёсшая множество жизней, а параллельно — война магглов, унёсшая ещё больше жизней волшебников. Тогда казалось, что что-то начинает улучшаться, что пробудившееся от векового сна сообщество начинает интересоваться чем-то за его пределами, менять своё устройство…

Леса за окном автомобиля постепенно сменялись полями, что было весьма кстати: от туч и вступившего в свои права вечера становилось всё темнее, а деревья поглощали тот свет, что доходил до земли. Скоро должны были зажечь фонари, но Альфард больше любил такие вот сумерки. Цель поездки постепенно приближалась — поля и фермы ознаменовали собой приближение окраин города, сосредоточия маггловской цивилизации. С каждой минутой её становилось всё больше, словно она впитывала себя в поля, простирала по ним грибницу дорог, проращивала отдельные грибы-дома и целые колонии селений…

Магическое сообщество давно переживало период стагнации — если не с самого разделения с миром простых людей, то всё равно многие десятилетия. Оно словно замерло, ожидая того, кто выведет его из анабиоза, заставит подняться и расцвести невиданным прежде цветом. Возможно, именно это обстоятельство позволило возвыситься Гриндевальду, вера в него тогдашнего поколения магов. А может, нечто другое — то время Альфард застал совсем в детстве. Его же поколение и те, кто немного старше, оказались волшебниками, увидевшими всю мощь и величие маггловского мира, испытавшими их на себе — нередко с фатальным исходом. В то время, как их родители и старшие братья и сёстры были полностью озабочены проблемой Гриндевальда и её решением, именно они, вчерашние выпускники Хогвартса, взаимодействовали с миром магглов. И судя по всему, только их поколение после войны и стало воспринимать простых людей серьёзно. По крайней мере, в Британии — в центральной Европе всех скептиков выкосило ковровыми бомбардировками, а оставшиеся не могли просто закрыть глаза на то, что многие их соотечественники лишились своих жизней отнюдь не при помощи волшебства.

Родители Альфарда же, как и всё тогдашнее Министерство, конечно, пытались что-то изменить и как-то приспособиться — но нет, пришлось ждать ещё десятилетие, чтобы хоть магглорождённым дали официально полные права в сообществе (по факту, конечно же, нарушающиеся тут и там — но это было даже к лучшему), чтобы те, кто был воспитан войной, смог что-то решать и оказывать влияние в Министерстве… Они, конечно, ждали этого момента. Как ждали и того, кто соберёт их и поведёт за собою, проведёт какие-то глобальные реформы, поможет как-то наверстать то, что отделяет их мир от маггловского — особенно в мировосприятии. Альфард даже мог видеть эту символическую фигуру, она становилась почти материальной: проскакивала в шёпотках в Атриуме, повисала в неловких паузах повседневных разговоров, мелькала в тенях министерских коридоров, иногда могло даже показаться, что шелест листьев на ветру — это знак грядущих перемен и того, кто эти перемены направит.

Но кого же они в итоге дождались? Кем могло разродиться их поколение? Нобби Личем? Уже смешно от одного только упоминания, а ведь сколько надежд было связано с его именем. Сколько споров было по поводу его избрания на пост Министра, когда старпёры подчас даже покидали в знак протеста кресла в Визенгамоте! Сколько было готовящихся законопроектов и вариантов интеграции результатов маггловского прогресса в застывший волшебный мирок! И где они все? Старшее ли поколение, опомнившись, взяло всё в свои руки и затормозило то, что было готово разразиться, а может (да что там — точно) их магглорождённая надежда, грязнокровный выскочка, не посмел менять ничего. Ожидаемый некто так и остался неясной тенью, по следам которой они следовали. А Нобби Лич, так и не рискнув предпринять хоть какие-то шаги, через несколько лет лишился всякой поддержки и так и сгинул где-то, всеми забытый.

А что же с магглами? Родители Альфарда так и не стали воспринимать их всерьёз, он сам ничего толком не сделал, а дети его братьев и сестёр — они ничего не видели и почти ничего не знали. Маггловский мир не ворвался в их жизнь ни ракетами и бомбами, как это случалось раньше, ни автомобилями, музыкой и телевидением, как он существовал сейчас. Нет, какие-то отголоски от него доходили, прорывались через пелену, но что они могли дать в понимании силы этого мира, его мощи, того, насколько он всеобъемлющ? Для вроде как интересовавшегося этими проявлениями племянника, Сириуса, сила магглов заключалась в умении печатать постеры с полуодетыми девками, играть с помощью неудобных и громоздких приспособлений шумящую музыку и делать моментальные картинки с помощью фотоаппаратов — причём магглам приходилось ещё и возиться с ними целыми часами и днями, чтоб в итоге получить готовый снимок. А, ну ещё автомобили «как у дяди Альфарда» — и всё. Без сомнения, это сильно отличалось от маггловских возможностей столетие назад, но по тому, что просачивалось, нельзя было увидеть, насколько всё это превосходит магический мир.

Интересно, что тех, кто противился такому вот прогрессу, даже можно было понять. По крайней мере, проще, нежели магглолюбцев. Потому что магглолюбцы видели в магглах только приятные и забавные мелочи, которые те изобрели, но только их противники могли заметить угрозу и то, как маггловский мир может перевернуть, раздавить, подмять все волшебные порядки — только выводы делали прямо противоположные тем, что в своё время пришли в головы к Альфарду и его ровесникам. Но до них дошли хотя бы отголоски того, что хотелось донести тем, кто видел именно маггловскую часть войны и был знаком с их миром. Вероятно, эти дети тоже ждали свою фигуру, которая повела бы их за собой, — и дождались. И если Альфард правильно понимал те вещи, что говорил этот новоявленный «Лорд», то это был прыжок в пустоту.

Въехав в город, он заметил, как тот сильно изменился. Хотя чего следовало ожидать — не руин тридцатилетней давности же? И, наверное, не того рисунка застройки, что можно было увидеть тогда, когда Альфард в первый раз побывал в этих местах ещё в детстве. Магглы давно переросли ту свою войну, может, даже подзабыли, но их мир становился ещё величественнее, с асфальтовыми улицами и высокими домами, с яхтами и катерами на причалах и огромными кораблями, не имеющими ничего общего с фрегатами и линкорами прошлого, из которых состоял тот флот, который волшебное сообщество привыкло у магглов видеть. Здесь ничего не напоминало о войне: ни яркие электрические фонари, ни светящиеся вывески, ни абсолютно новые сооружения и отстроенные мосты. Прошлое осталось позади. Как та купленная уже давным-давно Альфардом машина, на которой он ехал, — даже сама фирма (то ли Star Sapphire, то ли Armstrong Siddeley — дракклы его знают, как у магглов назывались компании и производимые ими модели) перестала существовать ещё в шестидесятом году или около того. А сейчас? С неба полились первые капли дождя, а поднявшийся ветер мог заглушить разве что шум мотора. Буря готова была разразиться.

В волшебном мире тоже не осталось следов от маггловского противостояния, да помнили они, наверное, только про Гриндевальда, приписывая ему все возможные потери и невзгоды — по крайней мере, у них, а не на континенте. Но Альфард мог ещё разглядеть ту неясную маячившую фигуру перемен, которые они пропустили. Они могли бы искать объект для этого ощущения в океанских водах, в лучах солнца в небе, в грязи, что плещется из-под колёс… Безуспешно, конечно, — где-то они что-то делали неправильно, не так. Но чем дальше, тем отчётливее можно было увидеть то ли первопричину всего, то ли то, откуда взялась такая потребность. Даже сейчас, даже на том же острове Портси…

* * *

Когда Альфард аппарировал на Портси, он сразу понял, что что-то не так. На улице не было никого, и пусть даже на первый взгляд это можно было объяснить не то ночью, не то разразившимся штормом, заливавшим и старинные строения, и брусчатку, и просто свободные клочки земли, — но дело было не в нём. Наверху, на чёрном грозовом небе, были видны вспышки, разрывавшие светлыми пятнами его полотно. Даже сквозь барьер пробивался не то рокот, не то стрёкот, сопровождаемый канонадой взрывов. Горело море с фигурами кораблей в заливе — оранжевые языки пламени отражались в воде и освещали в том числе и расположенные в относительной безопасности дома. Казалось, ещё совсем чуть-чуть, и барьер рухнет, и фейерверк, сброшенный сверху, спалит всё дотла, разровняв все здания, обратив их в чёрный пепел минувшего. На небе появлялись росчерки, направлявшиеся то в одну, то в другую сторону — самолёты при падении сносили постройки — а Альфард стоял и не мог двинуться с места. Сооружения, для возведения которых в магическом сообществе требовались месяцы, в один миг складывались, будто карточные — объятые пламенем, ещё более жадным, нежели от известного опасного заклинания… Только он стоял в самом центре огненного смерча, так и не зная, унесёт следующий снаряд, пробив защитный купол, его жизнь, или нет. Тогда — не унёс. Магам в Мюнхене, Дрездене, Ганновере и многих других городах, как он узнал позже, повезло меньше.

А тогда? Тогда оказалось, что у всего, что его интересовало в маггловской архитектуре, срок жизни — несколько минут с момента попадания снаряда. Да и с магическим кварталом, прилети самолётов чуть больше, всё было бы решено абсолютно тем же образом. Лишь по счастливой случайности мог Альфард стоять под разразившимся дождём и смотреть, как огонь поглощает остров, видеть лики смерти и отдельный, объявший огнём всё вокруг купола, — лик грядущих перемен.