Agnus Dei (гет)

Она всегда приходила первой. Свет ещё не включали, и белёсый сумрак пылился на каменных плитах. Органист тихо шуршал за пультом — маленький, сморщенный, он переключал регистры и что-то бормотал под нос. Сухие щелчки рычажков звучали в тишине храма, как выстрелы. Гермиона даже не вздрагивала — она пожирала взглядом крошечную дверь в углу, возле алтаря.

Ждала.

Не важно, что до начала службы ещё полчаса. Не имеет значения, что органист привычно косится в её сторону, поджимая сморщенные губы. Безразлично всё, кроме высокой фигуры в чёрном, изредка мелькающей за дверью. В щель Гермиона видела только край сутаны и иногда — слегка горбоносый, высокомерный профиль.

Дверь в комнату никогда не закрывалась плотно. Органист и служка давно поняли, что это бесполезно — проходя мимо, отец Снейп всё равно машинально приоткроет её.

— Мне нужен воздух, — бросал он в ответ на вопросительные взгляды.

«Воздух». Что было для него воздухом? Или… кто?

Гермиона садилась в задних рядах, в одиночестве. Никто не мешал наблюдать за гибкой фигурой, простиравшей руки к распятию. Отец Снейп двигался стремительно и неуловимо, то застывая изваянием, то загораясь странной, фанатичной энергией.

Электрический свет смягчал резкие черты его лица. Разглаживал вертикальную морщинку меж изломанных бровей, очерчивал контур узких губ.

Гермиона забывала, как дышать. Она готова была вечно смотреть на отца Снейпа.

— Gratia Domini nostri Iesu Christi, — провозглашал он глубоким баритоном. Своды храма вибрировали от его голоса, и Гермиона дрожала в такт.

Снейп замирал, сложив руки под грудью, торжественно, как сам Бог. Сутана ниспадала блестящими складками.

Гермиона обессиленно прикрывала веки — это было слишком для неё. Мысли улетучивались, оставалось только безостановочное:

«Agnus Dei!

Te voir en chair

J'en perds la tête…»⁽¹⁾

Снейп опускал глаза, склоняя голову, словно Иисус с гигантского распятия за его спиной. С горделивым смирением. Короткие чёрные волосы падали на щёку.

Гермиона вонзала ногти в ладони. Она умирала от желания прикоснуться к тонким скулам, погладить локоны. Но не смела. Никогда. И не посмеет даже в рисунках.

Да, она рисовала отца Снейпа сотни раз — прикрывая альбом листом с архитектурными элементами храма. Любовно вычерчивала впалые щёки и худые кисти, сильные плечи, острый край воротничка.

Только тёмный, пронизывающий взгляд не могла передать.

Не смела.

Просто поднимала глаза к распятию и до бесконечности вглядывалась в него... Склонённое лицо Иисуса повторяло черты отца Снейпа. Это тоже было слишком.

Прикоснуться к Снейпу — значит, осязать Бога. Это было бы невозможно. Головокружительно. Страстно!

— Fratres, agnoscamus peccata nostra, — медленно прокатывалось по храму. Гермиона сжималась, стараясь дышать глубже.

«Братья и сестры, осознаем наши грехи…»

Она осознавала. О да. Не было ей ни прощения, ни покаяния, ни здесь, ни в лучшей жизни…

«Я уеду. Уеду через неделю — навсегда. В Англию. Поступать в университет, как велит мать. Нас разделит Ла-Манш, отец Снейп останется здесь — один. Одинокий, как вечность. Как Иисус».

Гермиона с немой яростью сжимала листы альбома — её экзаменационные работы. Она — послушная дочь. Будет изучать архитектуру и рисование, которым невольно научил её отец Снейп.

Долгие часы возле храма, возле его дома — на этюдах. В самой церкви. Тысячи эскизов колонн и арок. Везде — Снейп, как тень, как мысль, как Иисус вездесущий.

Священник с профилем Бога.

«Ещё неделя, и я больше его никогда не увижу».

Белые до синевы руки возносят вверх облатку: таинство причастия. Гермиона облизывает пересохшие губы.

Принять дар из Его рук, и вернуть благодарность — в поцелуе. Прикоснуться к чёрным манжетам, долгую секунду разглядывать острую косточку на бледном запястье. Невыносимо близко. Запретно сладко.

Гермиона задыхается, внутренний жар терзает тело. Она опускается на колени, не слыша ничего, кроме стука собственной крови в ушах. Камень барьера прохладный и шершавый, Гермиона вжимает в него ладони в поисках опоры. Колени подгибаются, в голове кружится:

«Te voir ici

Quelle hérésie

Les bras m'en tombent...» ⁽²⁾

Снейп воздвигается над ней, как возмездие, темнее греха и чище святынь всего мира.

Гермиона трепещет. Сухие пальцы словно нечаянно задевают её щеку — тело пронзает огонь. Каждый раз. Снова и снова — мимолётный жест. Конечно же, непреднамеренный.

Тонкий аромат лаванды оседает на языке. Перед глазами всё плывёт. Гермиона склоняется к Его руке и молится, молится горячо и жарко:

— Господи, не дай мне оставить Его одного! Позволь быть рядом с ним!

И эхом повторяет запретное: «Если бы мы принадлежали Англиканской церкви… Если бы Он снизошёл ко мне…»

Холодно шуршит сутана. Божественные руки поднимаются, Снейп переходит дальше.

Гермиона падает лбом на сцепленные пальцы и беззвучно рыдает.

Иисус с тайным знанием взирает с распятия.

* * *

Поздний вечер. Храм закрыт, в домике священника теплится огонёк. Гермиона скользит мимо, озираясь, осторожно звенит ключами. Если есть чем заплатить за молчание, сделать слепок не трудно.

Темнота давит каменным мраком. Одинокие шаги гулко разносятся под пустынными сводами, бледный свет падает сквозь стрельчатые окна.

Профиль Иисуса оживает.

Гермиона, трепеща, поднимается к алтарю.

«Грех. Мне нельзя… Но осталась всего неделя до отъезда. Я хочу коснуться Бога, хотя бы раз в жизни. Он поймёт меня, верю. И простит».

Гермиона встаёт на цыпочки и тянется к лицу Иисуса. Пробегает кончиками пальцев по гладкому дереву, гладит тонкие крылья носа, сомкнутые губы.

«Мой Бог».

Лунный свет скользит по щекам Иисуса, и Гермионе кажется, что это Снейп тянется к ней. Ближе, ближе…

От дверей доносится громкий щелчок. Ослепительный свет заливает храм.

Гермиона, отпрянув, шарахается прочь. Неловко подскальзывается. Задевает распятие, хватается за него, чтобы не упасть… хватается за Бога… Миг, и она простирается на полу, а распятие с грохотом рушится сверху. Острая боль вгрызается в бок, перед глазами пляшут красные пятна.

— Мадемуазель Грейнджер! — окрик, как удар хлыста. Гермиона подскакивает. Охает от боли в боку и застывает, согнувшись… Боясь дышать.

Потому что Снейп подхватил её под руки — бережно и крепко. Глаза его потемнели от гнева, но Гермиона впервые не боится — не боится сейчас, когда мир рушится вокруг.

Тревога в Его глазах стирает всякий страх.

— Мадемуазель... Грейнджер, — через силу выговаривает он. И больше ничего не успевает прибавить.

— Отец Снейп, что случилось? — дребезжащий голос заставляет обоих вздрогнуть. Служка, закутанный в шерстяное одеяло, сонно моргает у порога. Через секунду он осознаёт увиденное и повторяет потрясённо:

— Отец Снейп…

Тот обреченно опускает тяжёлые веки. Гермиона едва удерживается, чтобы не броситься к его ногам с мольбой о прощении.

Её удерживает не стыд. Не зритель. А понимание, что уже ничего не исправить.

«Я только что разбила служение отца Снейпа».

В голове становится звонко и пусто.

Гермиона глядит на поверженного Иисуса — извилистая трещина изранила Его руки, но лицо безмятежно и полно затаённой силы. Гермиона моргает — ей на миг кажется, что Он улыбается.

— Идите домой, мадемуазель Грейнджер, — ровно приказывает Снейп. Жёсткая хватка его пальцев разжимается не сразу, неохотно и как-то безнадёжно.

Гермиона разворачивается и механически идёт к выходу.

«Je m'éloigne de tout

Je suis loin de vous... » ⁽³⁾

Осколки её мира хрустят под ногами.

* * *

Снейп уехал на следующий день. В городке шептались о том, что настоятель совершил страшный грех: в болезненном припадке разбил священное распятие. В приходе ожидали прибытия нового священника.

О Гермионе не говорили ни слова. Словно не знали о её вине.

Она со страхом здоровалась с людьми. Но те по-прежнему приветливо улыбались, только служка отводил глаза, встречая её. Но молчал.

Отец Снейп взял всю вину на себя. Чем он купил молчание служки?

Гермиона сказалась больной. Запретила матери входить в свою комнату — под предлогом окончательной подготовки к университету. Неделю до отъезда провела взаперти, перелистывая альбомы и рисуя, рисуя, как проклятая. Как получившая благословение.

Она больше не боялась коснуться Бога.

Рисовала свои руки, сжимающие запястья Снейпа — защитить, удержать, не отпускать!

Десятки одинаковых эскизов устилали пол: отец Снейп возвышается в алтаре, а она обнимает его колени. Узкая ладонь ласкает её затылок — второй рукой он нежно поднимает её. Прощает.

Гермиона знала, что это лишь мечты. Но рисунки оживали в воображении, и она молилась:

«Agnus Dei

Qui tollis

Peccata mundi

Miserére nobis»⁽⁴⁾

Нарисованный Иисус взирал с идеально гладкого распятия и… улыбался.

* * *

«Я не сошла с ума», — твердила Гермиона, рассеянно целуя мать перед отъездом. Послушная дочь поступала, как должно. Уезжала в Англию, учиться. Разумный и правильный поступок.

«Я больше никогда не увижу Его», — поняла она, подъезжая к Кингстону.

— Я разрушила Его жизнь, — прошептала она вслух, робко переступив порог богатого центрального собора.

— Нет. Господь направил тебя, — произнёс знакомый глубокий голос за спиной. Гермиона вздрогнула. От страха, смешанного с безумной надеждой, скрутило живот.

Она стремительно обернулась и встретила горящий взгляд Снейпа. Он глядел сверху вниз бесстрастно и величественно, как и всегда. В зрачках отражалось пламя алтарных свечей.

— Простите, — выдохнула Гермиона.

— Прощаю, — кивнул он и взял её за руку. Ладонь была твёрдой и прохладной, но Гермиону бросило в жар.

Снейп сказал:

— Я перешёл в Англиканскую церковь, мадемуазель Грейнджер. Мне дали здесь небольшой приход.

Мысли разом выдуло из головы. Вокруг соткалась чуткая тишина.

Иисус улыбнулся с золочёного распятия.

«Бог вернулся ко мне», — во внутреннем безмолвии подумала Гермиона и вложила пальцы в ладонь Снейпа.

Душное чувство вины растаяло, как снег в весенней воде.

Гермиона потянулась вверх, привстав на цыпочки, и шепнула на ухо своему Богу:

— Верую в чудо.

1) Агнец Божий

Я теряю голову

От того, что вижу тебя во плоти

(c)Mylene Farmer — Agnus Dei

Вернуться к тексту

2) Видеть тебя здесь -

Какая ересь,

Руки опускаются

Вернуться к тексту

3) Я удаляюсь от всего,

Я далеко от Вас

Вернуться к тексту

4) Агнец Божий,

Взявший на себя

Грехи мира,

Помилуй нас

Вернуться к тексту