Полная чаша (джен)

Голые ступни кололи многочисленные обломки ракушек, щедро намешанные в песке, а глаза слепило непривычно яркое солнце. Впрочем, Родольфус почти не замечал ни того, ни другого, глядя на идущую рядом с ним Андромеду. Обнажённую Андромеду: здесь, на этом маленьком, спрятанном в скалах пляже, не было никого, кроме них. Да и не могло быть: Родольфус сам зачаровал его от любых посетителей ещё час назад.

— Ты был прав, — сказала она. — Здесь чудесно, и совсем не похоже на Англию.

— Да, — слабо понимая смысл её слов, сказал он, постаравшись сосредоточиться.

— Ты не слушаешь, — она обернулась, и он не стал отрицать:

— Нет. Я смотрю.

— Я не помню, когда я в последний раз плавала, — Андромеда, улыбнувшись, снова отвернулась к воде. — Тем более, в море.

— Здесь прохладная вода, — предупредил он. — Если хочешь…

— Не хочу, — помотала она головой. — И я не боюсь холода. Просто не уверена, — в её голосе зазвучала улыбка, — что вспомню, как это делается.

— Это нельзя забыть, — возразил Родольфус. — Если научилась один раз… ты просто не заходи глубоко.

— Посмотрим, — сказала она, ступая, наконец, в воду, и останавливаясь. Волны набегали и отступали, омывая её ступни, и те начали проваливаться в песок — Андромеда улыбнулась счастливо и, бросив на Родольфуса быстрый косой взгляд, проговорила: — В детстве мы бывали на море каждое лето. И мы с Цисси всегда так стояли и спорили, кто быстрее погрузится в песок по колено. Я всегда выигрывала: я была старше и тяжелее.

— Ты ей не подыгрывала? — спросил он, становясь рядом.

— Нет, — сперва удивилась Андромеда, но потом в её глазах отразилось понимание, и она спросила: — Ты бы подыграл Басти, да?

— Да, — признал Родольфус. — Но я старше не на год, а на восемь — это, всё же, другое. Вы же с Циссой почти ровесницы и, вероятно, соперничали?

— Она меня раздражала, — Андромеда начала медленно входить в воду. Берег здесь был весьма пологим, и глубина увеличивалась очень плавно. — Такая тихая и правильная девочка, как с картинки: локоны льняные, голубые глаза в пол-лица… Послушная, идеальная — но я-то знала, что она не так проста, как родители думают.

— Не так? — Родольфус улыбнулся почти против воли.

— На самом деле, я теперь и не знаю, — призналась Андромеда. — В детстве мне казалось, что нет — потому что Нарцисса редко когда сообщала кому-либо своё мнение, особенно если её не спрашивали. Она не врала, нет, — просто никогда не спорила с родителями. А когда я её спрашивала, почему она со всем соглашается, она пожимала плечами и спрашивала — а зачем с ними спорить? Всё равно они сделают всё по-своему. И была права, — она рассмеялась.

— Для тебя это аргументом не было? — с интересом спросил он.

— Когда как, — подумав, ответила Андромеда. — Всё же я не Белла — вот кого никогда не интересовало ничьё мнение, кроме собственного. Но я всё же бунтовала порой, а Нарцисса говорила, что однажды она вырастет и тогда сможет жить, как захочет, а сейчас потерпит. Зачем ссориться, если результат известен?

— А он был известен?

— В общем, да, — признала Андромеда. — Спорить с матерью и отцом было абсолютно бессмысленно — ведь, в конце концов, у них всегда было Силенцио, да и двери в наши комнаты запирались. Вот Нарцисса и не спорила, и поэтому её почти никогда не наказывали. Но она… у неё всегда была какая-то своя жизнь. Внутренняя — и никто из нас о ней ничего не знал. Цисса могла часами молча смотреть в окно или, например, гулять в одиночестве. Или сидеть над книгой, и за весь вечер так и не перелистнуть ни одной страницы.

— Ты описываешь гениальную лицемерку, — вдруг сказал он. — Даже удивительно.

— О нет, что ты! — Андромеда очень удивлённо на него посмотрела. — Ничего подобного. Лицемер притворяется чистосердечным и добродетельным, а Цисса никогда не производила подобного впечатления ни на кого, включая родителей. Мы всегда считали её замкнутой, задумчивой и послушной. Но она никогда не пыталась представлять свои шалости в другом свете — она просто не шалила. Ну, почти, — Андромеда поёжилась и, окунув руки в воду, растёрла мокрыми ладонями талию. — Но когда шалила — признавалась и стоически принимала наказание. Тоже молча. Правда, плакать плакала иногда. И ты знаешь, — она зачерпнула в горсть воды и опять обтёрла свою талию, — я сейчас подумала, что, пожалуй, она была из нас троих самой гордой. В детстве я не видела ничего такого, конечно, а сейчас мне кажется, что это всё объясняет. Потому и правила не нарушала — чтоб прощения не просить. А может быть, я всё это придумала, не знаю, — она сделал ещё несколько шагов и резко присела, погружаясь в воду с головой, так, что на поверхности остались только её тёмные и длинные волосы. Впрочем, она тут же вынырнула, счастливо отфыркиваясь, оглянулась на Родольфуса и поплыла.

А он двинулся следом.

Так они и путешествовали, тратя куда больше времени на неспешные прогулки по старинным бретонским и нормандским городкам, нежели на собственно ту цель, ради которой Родольфус покинул Британию. Впрочем, делом они тоже занимались — заодно завтракая или обедая — однако же время шло, а подходящая кандидатура всё никак не находилась: где-то им не нравилась кухня, где-то повар не желал даже обсуждать переезд, где-то вроде бы и кухня была неплоха, и вопрос о смене места жительства повар был готов обсуждать, но, к примеру, не желал включать в меню чужие рецепты… словом, под конец второй недели поисков результат был нулевым.

— Может, Мерлин с ним, с французом? — Андромеда перевернулась на живот, подставляя солнцу спину, и в двадцатый раз за день вытряхнула из волос песок. Почему она отказывалась защитить их от него заклинанием, Родольфус не понимал, но давно перестал спрашивать. — Будет кафе с эльфами. И найти какую-нибудь приятную хозяйку — или же хозяина. Колоритного и…

— Кафе с эльфами? — скептически повторил Родольфус. — Будет второй Хогвартс. С французским оттенком.

Андромеда рассмеялась и погладила его по щеке — Родольфус, прикрыв глаза, замер от её прикосновения. Сейчас ему не хотелось думать ни о чём. Хотелось просто лежать, ощущая её кожу, солнце, песок, ветер — и не думать. Ни об этом кафе, ни о деньгах, ни о будущем — ни о чём вообще. Даже о том, что это странно и совсем на него не похоже.

— Ты устал, — Андромеда придвинулась к нему и снова провела пальцами по лицу. — И никак не отдохнёшь.

— Чем больше я отдыхаю, — отозвался он, не открывая глаз, — тем больше устаю.

— Так бывает, — она продолжала гладить его лицо, медленно скользя пальцами по лбу и щекам. — Если очень долго не отдыхать — привыкаешь. И не чувствуешь усталости. Но она есть… и сейчас уходит. Ты просто начал опять её чувствовать. Это хорошо.

— Не уверен, — Родольфус потянулся за её рукой и уткнулся носом в ладонь. — Никогда не чувствовал себя таким слабым… почти никогда, — его голос упал до шёпота.

— Спать на солнце вредно, — Андромеда наклонилась и поцеловала его прямо в солнечное сплетение — он вздрогнул и, мгновенно обняв её, открыл глаза и сказал:

— Значит, спать не будем.

…Повезло Родольфусу буквально в последний день. Впрочем, поначалу разговор с очередным претендентом выглядел не слишком многообещающим: тот тянул, задавал пустые вопросы и, в конце концов, сказал:

— Если честно, не готов я к переезду.

И вот что бы было не сказать сразу?

Попрощавшись, Родольфус с Андромедой вышли из маленького кафе, расположенного на углу небольшой площади, и остановились, оглядываясь.

— Извините, мсье, — раздался рядом с ними негромкий взволнованный голос. Родольфус обернулся и увидел молодую, лет двадцати пяти от силы, невысокую темноволосую женщину, взволнованно комкавшую в руках полотенце. — Вы не уделите мне двух минут?

— Да, конечно, — спешить ему, совершенно определённо, было некуда. Женщина выглядела вполне мирно, но Родольфус всё же незаметно достал из рукава палочку и сжал её рукоять в ладони. Мерлин знает, кто она — в этом мире не так мало людей, у которых к нему счёт. — Чем могу?

— Я Энор Ремли, — она вежливо кивнула. — Я работаю там, — она кивнула на кафе, из которого они только что вышли. — Так получилось, что я слышала ваш разговор… я работаю там уже восемь лет — с тех пор, как закончила Шармбатон, — она говорила торопливо и очень взволнованно. — Дядя — месье Ремли брат моего папы — в самом деле замечательный кулинар, и я всему у него научилась! Но открыть здесь собственное кафе он мне просто не даст — это будет настоящая семейная ссора, понимаете? Ваше предложение… может быть, вы могли бы дать мне шанс? — умоляюще проговорила она. — Ваш десерт готовила я — вам понравилось?

— Остров был чудесен, — успокаивающе проговорила Андромеда. — И фисташковый соус к нему замечательный. Я впервые такой попробовала — его чаще делают с фруктовыми и карамельными.

— Да, я знаю, — она с признательностью улыбнулась. — Я сама его придумала… и не только его — но я с радостью буду готовить и по вашим рецептам! Пожалуйста, разрешите мне показать вам, что я умею! — она сжала несчастное полотенце так, что Родольфусу показалось, что она сейчас его разорвёт. — Разрешите угостить вас ужином! Завтра вечером у меня дома… пожалуйста!

— Давайте попробуем, — Родольфус и не думал отказываться. Она была милой и решительной — и потом, никакого выбора у него всё равно не было. — Вы могли бы приготовить на ужин что-нибудь традиционно бретонское, и какой-нибудь яблочный десерт? Любой, на ваш выбор.

— Да, конечно, — она просияла. — Я вам сделаю чудесный яблочный мусс с тёмным мёдом и корицей — подойдёт?

— Вполне, — Родольфус слегка улыбнулся. — Говорите, куда и когда приходить.

— Приходите сюда, на площадь, к восьми часам, — предложила она. — Я вас провожу, чтоб не искать. Я живу в маленьком коттедже на берегу, так что проще будет проводить, — улыбнулась она чуть-чуть виновато.

— Договорились, — кивнул Родольфус, а Андромеда ободряюще улыбнулась и протянула молодой женщине руку. И сказала, когда та ушла:

— Если ты её наймёшь, за тобой, пожалуй, утвердится слава соблазнителя. И, возможно, даже бабника.

— Почему? — изумлённо спросил Родольфус.

— Очень просто, — продолжала улыбаться Андромеда. — Сначала мисс Патил, теперь — хорошенькая бретонка… я боюсь представить, что начнут говорить, когда наша связь всплывёт.

— Не всплывёт, — возразил он очень серьёзно. — Меда, я тебя никогда и ничем не скомпрометирую. Клянусь. Если твоя дочь не станет болтать…

Андромеда, глядя на него со всё возрастающем недоумением, расхохоталась и, сжав его руку, покачала головой.

— Говорят, что в Отдел Тайн приглашают только умных волшебников, — проговорила она. — Ты умён, Родольфус Лестрейндж, но мне никогда не понять, как же можно при таком уме быть таким, — она опять рассмеялась, — чудовищно глупым. Ты не думаешь же, что я стала бы делать то, чего стесняюсь? И, тем более, стала бы делить постель с тем, с кем не готова пройти под руку по Диагон-элле?

Лестрейндж вспыхнул, а Андромеда, продолжая посмеиваться, повела его за собой — через всю площадь.