Полная чаша (джен)

Энор Ремли постаралась: к большому удивлению Родольфуса, ужин вышел и бретонским, и британским одновременно. Первым блюдом шёл суп с лобстером — нежный, пряный, изумительно оранжевого цвета. Вторым — баранина с белой фасолью, помидорами и чесноком, а десертом стал обещанный яблочный мусс, поданный с кружевными, настоящими бретонскими блинчиками.

— Вы чудесно готовите, — резюмировал Родольфус. — Не боитесь заскучать в холодной Англии?

— Разве можно заскучать с кафе? — возразила Ремли и внезапно смутилась. — Правда, я не очень хорошо говорю по-английски… но я выучу! — горячо пообещала она. — Я уже начала!

— Это представляет некоторую проблему, — поморщился Родольфус. — Впрочем… говорите ли вы по-бретонски?

— Конечно, — Ремли, кажется, удивилась. — Разве он похож на английский?

— Не похож, — задумчиво ответил Родольфус. — Но мои эльфы на нём говорят тоже, а значит, у вас, по крайней мере, не будет проблем в общении с ними. Но английский вам придётся выучить — для начала хотя бы на уровне меню.

— Если я его выучу, вы меня возьмёте? — спросила Ремли с такой надеждой, что Родольфус вдруг почувствовал себя немного неловко.

— Я возьму вас сейчас, — сказал он. — Поживёте пару месяцев в Англии, пообвыкнетесь немного — заодно и язык учить будет легче. Кафе новое — раньше на его месте был магазин, нужно обустроить кухню. Вы могли бы этим заняться? Мой племянник говорит, что было бы хорошо открыться к Хэллоуину: первый выход школьников в Хогсмид, и вообще крупный праздник. Да, забыл сказать: кафе находится в волшебной деревне, так что можно не скрываться.

— Месье Лестранж, — Ремли прижала стиснутые руки к груди. — Вы не пожалеете, клянусь вам!

— Я вообще не склонен к сожалениям, — отозвался он. — Но есть несколько моментов, мисс Ремли, которые я хотел бы обсудить с вами. Для начала я вам расскажу немного о себе.

Родольфус говорил сухо, не скрывая почти ничего — Андромеда молча слушала, как безжалостно и отстранённо он описывает своё прошлое, лишь переводя взгляд с него на сидящую напротив молодую женщину. И думала, что вот так, в таком изложении, всё это звучит чудовищно — и даже финал с защитой школы мало исправляет впечатление. Так, наверное, смотрит на него и её Нимфадора.

А ведь есть и те, для кого рассказанное — отнюдь не абстракция. Например, Августа Лонгботтом с внуком. Невилла Андромеда почти не знала, а вот со старшей Лонгботтом встречалась. Не сказать, чтобы часто, и назвать их отношения близкими было нельзя, но всё же…

— Я рассказываю вам всё это по двум причинам, — подвёл итог Родольфус. — Во-первых, вы имеете право знать, кто вас нанял. Во-вторых, это объяснит вам, почему моё имя как владельца кафе упоминаться не должно. Оно будет работать под именем моей совладелицы — Падмы Патил. Я же, хоть и не стану скрываться, афишировать своё участие не намерен, и хочу просить вас о том же. Я пойму, если вы теперь откажетесь.

— Я, — Ремли нервно вздохнула и сглотнула комок в горле, — наверное, должна была бы отказаться. Наверное, — повторила она. — Но я не хочу. Вас ведь отпустили, — она снова сглотнула, — а значит, сочли искупившим всё. Ну, или ещё почему-то… я не знаю. Я не судья, — она стиснула руки и, заставив себя улыбнуться, добавила: — И, наверное, я просто очень хочу получить эту работу.

— Вы её получили, — просто сказал Родольфус и протянул ей руку. — Я не тороплю вас: вам понадобится время на сборы и, конечно, на увольнение. Жить вы сможете, если захотите, в том же доме — там есть наверху свободные комнаты. Разумеется, бесплатно. Что касается оплаты — я бы предложил вам не фиксированную сумму, а процент. Плюс, конечно же, подъёмные — переезд в чужую страну дело непростое.

…Открытие кафе «Fleurs de pommiers» приурочили к началу осени. Дом официально был оформлен на имя Падмы, и когда она об этом узнала, у них вышел очень эмоциональный разговор с Родольфусом.

— Вы сказали, что я буду совладелицей! — возмущённо воскликнула она, вскочив и опрокинув стул, а затем положив бумаги на стол с такой силой, словно бы желала вбить их в него навечно.

— Вы и есть, — невозмутимо сказал Родольфус. — Посмотрите повнимательнее: капитал поделен пополам.

— Ах, ещё и пополам?! — Падма задохнулась и буквально побелела от ярости. — Мы ведь договаривались по-другому, — отчеканила она.

— Ну простите, — он развёл руками, тщательно удерживая на лице серьёзное и немного виноватое выражение. — Согласитесь, будет странно, если моя доля больше, а имя вовсе нигде не упоминается. И какая разница, что здесь написано, — пожал он плечами. — Никакого дохода пока нет, и пока неизвестно, будет ли вообще. Вот когда появится — тогда и будем делить.

— Это подло, — Падма яростно сверлила его взглядом, сейчас очень напоминая ему давно почившую супругу. — Я ведь соглашалась совершенно на другое!

— Ну подарите мне потом недостающую часть, — примирительно проговорил Родольфус. — В самом деле, ну подумайте, как всё это выглядело бы? Словно вы воспользовались моим безвыходным положением и заставили меня убрать отовсюду свою фамилию.

— А сейчас, — ехидно возразила Падма, — это выглядит так, словно я воспользовалась вашим безвыходным положением и заставила вас подарить мне ровно половину. Первый вариант мне лично представляется порядочнее.

— С каких пор, — Родольфус удивлённо вскинул брови, — вас заинтересовало общественное мнение?

— Я… — она запнулась, — это совершенно другое! Слухи — это просто сплетни, а я с вами говорю о совершенно реальных вещах! Финансовых!

— Я вам верю, — просто сказал Родольфус. — И не считаю важным, что написано в бумагах. Зря?

— Вы, — губы Падмы дрогнули в улыбке, и она медленно покачала головой. — Вы меня поймали, — признала она. — Только всё равно это свинство. Как вам только не совестно?!

— Мне? — Родольфус тоже позволил, наконец-то, себе улыбнуться. — Побойтесь Мерлина. Вы кому это говорите?

— В самом деле, — она шумно выдохнула и пробормотала себе под нос: — Что ж за дни-то такие…

— Что у вас случилось? — мгновенно подобрался Родольфус.

— Ничего катастрофического, — она скорчила забавную рожицу. — Так… неудачный роман. Пройдёт. Просто неприятно чувствовать себя дурой.

— Расскажите мне, — попросил он, придвигая Падме опрокинутый стул.

— Мне не хочется, чтобы это звучало как жалоба, — она села и потёрла правой ладонью тыльную сторону левой руки. — Тем более, вам. Но досадно ужасно.

— Иногда стоит выговориться, — мягко возразил он. — И вы вовсе не выглядите жалобщицей. Впрочем, из меня специалист в подобных вещах, — он самокритично усмехнулся, — как из вас — русалка.

— Я умею плавать! — рассмеявшись, запротестовала Падма, и Родольфус поддержал шутку:

— Ну пусть будет гоблин.

— И считать тоже! В том числе и деньги, — она ткнула пальцем в бумаги и сказала: — Спасибо. Вы меня рассмешили — это очень кстати. У меня самой не получалось.

— Редкий для меня случай — рассмешить кого-то, — заметил Родольфус. — Рассказывайте.

— Да я всё вам рассказала, в общем-то, — подумав, признала с некоторым удивлением Падма. — Неудачный роман. Так бывает.

— Честно говоря, очень странно, — сказал Родольфус. — Я не знаток женской красоты — но, на мой взгляд, вы прекрасны. И мне сложно представить, чтобы кто-то мог не ответить вам на чувство.

— Он не то что не ответил, — протянула Падма задумчиво. — Просто я, как оказалось, была призом. Вернее, трофеем, — она поморщилась и вздохнула. — И это донельзя неприятно.

— За вас бились на дуэли? — как он ни старался, но не смог сдержать улыбки.

— Если бы! Вернее, — тут же спохватилась она со смехом, — не дай Мерлин, конечно. Но нет, всё куда страннее. Я, как оказалось, привлекала его не как я сама по себе, а как приложение к вам. Как ваша любовница.

— Что? — Родольфус изумлённо вскинул брови, и она повторила со смехом и досадой:

— Как любовница Родольфуса Лестрейнджа. Его будоражила мысль о том, что он наставляет вам рога. А я имела глупость влюбиться. А на днях он рассказал мне, что, мол, поначалу это было весело, но теперь ему уже совсем не нравится делить меня с вами. А я посмеялась и начала его успокаивать, и когда он понял, что я говорю правду… вы бы видели его лицо, — она фыркнула. — На самом деле, позже вспоминать всё это будет весело — но сейчас ужасно неприятно.

— Это оскорбительно, — во взгляде Лестрейнджа больше не было ни грана смеха. — И мне несказанно жаль, что вы так пострадали. Я вам говорил, что слухи…

— Что вы предлагаете? — перебила Падма. — Начать прятаться? Отказаться ухаживать за Рабастаном? Перед каждым оправдываться? Это ведь не поможет. Бросьте, Родольфус, — она поморщилась. — Говорить всё равно будут — люди вечно говорят. Просто мне стоит смотреть повнимательнее, прежде чем кидаться в отношения. Красота — ещё не всё, — несколько назидательно проговорила она и пояснила: — Он очень хорош собой. Но, похоже, внешне лучше, чем внутри.

— Это всё, — Родольфус обвёл рукой комнату, — вас компрометирует. Я, к несчастью, не вижу решения — кроме названных. Но они меня не устраивают.

— Много чести, — Падма снова фыркнула, — менять жизнь из-за тех, кто лезет в неё безо всяких на то оснований. Просто думать надо головой, а не… — она улыбнулась и махнула рукой. — Вы простите — я сегодня не особенно удачный собеседник. Знаете, о чём я пожалела, когда на него смотрела?

— О запрете на применение непростительных? — пошутил Родольфус.

— Это тоже, — Падма улыбнулась. — Но вообще о том, что я работаю в Мунго в отделе проклятий. Ведь если наколдовать ему что-нибудь омерзительное, он ведь к нам же в отделение и явится.

— Могу я наколдовать, — предложил Родольфус. — Полагаю, у меня выйдет даже надёжнее. Что бы вам хотелось?

— А давайте, — её глаза мстительно сверкнули. — Сделайте его сексуально притягательным для всех, — сказала она так быстро, что Родольфусу стало ясно: месть была продумана. — Ладно — для всех взрослых, — уточнила она. — Дети-то ни в чём не виноваты. Вот пускай помучается пару дней — покуда не сообразит, что происходит. Только посильнее, — попросила она. — Так, чтобы при взгляде на него у всех, что называется, вставало. Кроме, — она торжествующе усмехнулась, — меня… ну и, думаю, всех заведующих отделениями Мунго и, уж ладно, авроров. А то неудобно выйдет, — она рассмеялась. — Сможете так сделать?

— Думаю, смогу, — сказал он, рассмеявшись беззвучно. — Мне понадобится пара дней, чтоб составить чары, но я знаю, с чем работать — и какая-нибудь частичка его тела. Как для оборотного.

— Я вам принесу, — пообещала Падма. — Волос подойдёт?

— Да, вполне, — покивал Родольфус. — Лучше с луковицей.

— С удовольствием выдерну ему клок, — Падма снова рассмеялась. — Я вам принесу на днях. Но с кафе всё равно подло, — вернулась она к изначальному разговору.

— Вам ли говорить про подлость? — осторожно пошутил Родольфус, и Падма, задумчиво поглядев на него, вдруг кивнула:

— В самом деле. Мне ли?