Полная чаша (джен)

Одеяло Эдвард с Дельфини потушили, но на смену огню пришёл дым, и они, кашляя и начиная задыхаться, дружно ринулись к окну, распахнув его настежь. Некоторое время они жадно дышали, высунувшись наружу; Дельфини тихо всхлипывала, и Эдвард крепко обнял сестру за плечи:

— Давай скажем, что это моя идея.

— Она общая, — Дельфини посмотрела на брата сквозь слёзы. — Тедди, что теперь будет? Мы, — она сглотнула и опять всхлипнула, — убили его?

— Я не знаю, — прошептал он.

Оба боялись обернуться и проверить: словно бы пока они не увидели последствия своих действий, тех и не было. Наконец, Эдвард медленно повернул голову, краем глаза глянул на кровать и, резко развернувшись, закричал:

— У нас получилось! Дельфи, получилось!

— Что? — она буквально подпрыгнула и, тоже повернувшись, встретилась с растерянным, но вполне живым взглядом незнакомых карих глаз. — Вы нас видите? — позабыв обо всём, выкрикнула она, спрыгивая с приступки и подбегая к кровати наперегонки с братом. — Видите же, да? — Дельфини взобралась коленями на постель и приблизила своё лицо к лицу Рабастана так близко, что почувствовала запах его обгоревшей на груди рубашки. Но ей было всё равно — она с жадностью вглядывалась в его растерянные глаза, и не сразу среагировала на тянущего её назад брата, шепчущего:

— Дельфи, Дельфи! Здесь Родольфус! Дельфи же!

А Родольфус, аппарировав прямо в спальню брата, задохнулся было от гари, но, однако, не успел даже удивиться — потому что первым, что он разглядел в ещё не выветрившемся дыму, был слегка рассеянный, но, определённо, совершенно осознанный и живой взгляд его брата.

— Басти, — неверяще выдохнул Родольфус, будто налетев на этот взгляд и потеряв на несколько секунд способность двигаться. — Басти, — повторил он, очень медленно делая первый шаг и на бесчувственных, ватных ногах подходя к кровати. — Басти, — проговорил он в третий раз — и, оперевшись коленом о край постели, наконец, недоверчиво коснулся рукой щеки брата, от которого Эдвард, наконец-то, оттащил сестру. Тот улыбнулся — его губы дрогнули, будто он пытался вспомнить, как разговаривать, но, не сумев произнести ни слова, почти сразу отказался от попытки — и прикрыл глаза, повернув неловко голову и прижавшись щекой и виском к его ладони. — Басти, — Родольфус трясущимися руками провёл по его лицу, а потом, наконец, склонился и обнял брата, смеясь и плача одновременно.

Он не видел больше ничего — ни замершую в дверях Андромеду, ни заплаканных, но невероятно счастливых, гордых и, в то же время, виноватых детей, ни появившуюся вслед за матерью Нимфадору и её супруга. Мир свернулся, схлопнулся, сосредоточился на человеке, которого он прижимал сейчас к себе с такой силой, что… Мерлин, что он делает? Он же так задушит его, или что-нибудь сломает… Но как… Почему же… Неужели…

Родольфус ослабил хватку и, отстранившись, жадно заглянул в лицо Рабастану — тот сморгнул и, с некоторым усилием втянув в себя в воздух, снова попытался что-то сказать, но сумел издать лишь негромкий стон.

— Ты же узнаёшь меня? — умоляюще прошептал он. — Узнаёшь, Басти?

Рабастан моргнул и кивнул — неловко и неуверенно, но Родольфусу этого более чем хватило, и он снова прижал к себе брата, правда, на сей раз куда осторожнее, и так замер — надолго.

Между тем, Нимфадора, меньше всех впечатлённая случившимся, разглядывала обожжённую руку дочери и пыталась расспрашивать её, вызвав этим у девочки лишь горькие слёзы.

Наконец, Родольфус, слегка успокоившись, сумел заставить себя оторваться от Рабастана, осторожно, будто хрустального, уложил его обратно на подушки и повернулся.

— Ты, — сказал он, глядя на заплаканную Дельфини сияющими глазами. — Это сделала ты.

— Мы вместе! — запротестовала она, но Родольфус не слушал. Ему хватило одного длинного шага, чтобы оказаться с ней рядом и, подхватив девочку на руки, горячо и крепко обнять.

— Ты вернула его, — сказал он, вглядываясь в её радостные и мокрые от слёз фиалковые глаза. — Я не знаю, как, но ты это сделала.

— Мы вместе сделали! — возразила она, счастливо ему улыбаясь. — Я и Тедди! Это же особенный день рождения, — торопливо заговорила она, похоже, немного смущаясь то ли от всеобщего внимания, то ли от такой непривычной эмоциональности деда. — Говорят же, что желание, которое загадываешь в одиннадцать лет, непременно сбывается — мы давно с Тедди придумали, что попросим, чтобы он выздоровел, — быстро-быстро объясняла она. — И у нас получилось, как и должно было — только вот моя палочка… — её губы задрожали, и она снова заплакала.

— Что же твоя палочка? — спросил он, опуская её на пол, но продолжая держать за плечи. — Дельфи, что случилось?

— Она… — попыталась она ответить, но рыдания заглушили все слова — и тогда на помощь сестре пришёл Эдвард:

— Её палочка вспыхнула и сгорела, — сказал он растерянно, и виновато добавил: — А моя почему-то нет. Но мы вместе колдовали! — подчеркнул он немедленно. — И придумали вместе, и хотели!

— Спасибо, — Родольфус подался к нему и тоже крепко и горячо обнял. — Спасибо, — повторил он и вновь обратился к Дельфини: — Я куплю тебе новую, — счастливо проговорил он, вытирая ей слёзы краем большого пальца. — Твоя палочка погибла, возвращая Рабастану жизнь — это хорошая смерть. Не плачь так, — он прижал её к себе, и Дельфини обняла его за шею и ойкнула, задев свою обожжённую ладонь. — Больно? — тут же спросил Родольфус, садясь вместе с ней на кровать и устраивая девочку у себя на коленях. — Покажи мне, — попросил он, осторожно беря её правую руку и не замечая, что ни Нимфадора, ни Ремус даже не пытаются вмешаться. — Впрочем, толку от меня сейчас, — он поглядел на столпившихся вокруг людей. — Лучше в Мунго, — решительно сказал он. — Боюсь, я сейчас способен разве что Патронуса сделать, и он, пожалуй, мог бы принять не то что телесную, а вообще физическую форму, — пошутил он.

— Я не хочу в Мунго! — мгновенно запротестовала Дельфи. — У меня же день рождения и вообще…

— Надо, родная, — ласково попросил Родольфус, не замечая, как переглянулись остальные на этом слове. — Иначе шрамы останутся, да и больно. Тут немного лечить — тебе всё на месте сделают. Я бы и сам мог, но я сейчас слишком счастлив, — он обернулся и посмотрел на внимательно глядящего на них улыбающегося Рабастана. — Я боюсь сделать что-то не то. И потом, это, всё же, не обычный ожог, а от палочки. Пусть специалисты посмотрят.

— Но я не хочу никуда уходить! — умоляюще проговорила она. — Не сейчас!

— Мы никуда отсюда не денемся, — пообещал он. — Вы вернётесь.

— А заодно позовёте целителей, — вмешалась Андромеда. — Нужно же показать его им.

— Ладно, — подумав, согласилась, наконец, Дельфи, и разумно заметила, глядя на Родольфуса: — Я думаю, сейчас неправильно будет просить тебя пойти с нами. Но потом можно будет тебя попросить кое о чём?

— Всё, что хочешь, — счастливо кивнул он, а потом, резко вдруг посерьёзнев, добавил: — Ты прости меня. Я всегда был очень несправедлив к тебе и суров, — сказал он, не замечая, как напряглась Нимфадора. — Прости.

— Ты просто не доверяешь женщинам, — ответила Дельфини серьёзно. — Кроме бабушки. Это из-за твоей первой жены, я понимаю.

От изумления Родольфус даже не сразу нашёлся с ответом, и на сей раз увидел, как беззвучно рассмеялись Андромеда и Ремус, и как розовые волосы Нимфадоры приобрели ярко-малиновый цвет.

— Мы ей никогда ничего подобного не говорили! — воскликнула она протестующе.

— Спасибо, что понимаешь, — сказал, наконец, Родольфус. — Я был неправ и исправлюсь.

— Договорились, — широко улыбнулась Дельфини. — Ты пойдёшь со мной завтра покупать новую палочку? — тут же попросила она.

— Пойду, — кивнул он. — Но, действительно, завтра.

— А сегодня можно попросить кое-что? — спросила Дельфини с хитрой улыбкой. — На будущее?

— Да, конечно, — Родольфус, кажется, не перестававший улыбаться ни на секунду, бросил нетерпеливый взгляд на своего брата. — О чём?

— Ты научишь нас управлять лодкой? — выпалила она. — Ну пожалуйста! Мы же уже взрослые!

— Да, — он рассмеялся. — Научу. Летом — сейчас холодно очень, да и я занят. Но летом непременно — я клянусь.

— Что случилось… Родольфус? — Падма Патил, донельзя взволнованная, даже не сменившая форменную мантию целителя, разве что не ворвалась в комнату — и застыла, глядя на них всех.

— Чудо, — счастливо проговорил он, улыбаясь ей. — Я не понимаю его природы, но оно случилось. И ты кстати, — спохватился он. — Видишь, дорогая, никуда идти не нужно, — обратился он к Дельфини. — Падма ведь целительница — она сможет помочь. Ты ведь сможешь? — спросил он. — Ты умеешь лечить ожоги?

— Не простые, — вмешалась Нимфадора. — У неё в руке сгорела волшебная палочка.

— Никогда не видела такого, — призналась Падма, переключаясь с Рабастана, которого разглядывала, на девочку. — Но посмотрим. В мире много обжигающих артефактов — я не думаю, что волшебная палочка может причинить ущерба больше некоторых из них. Покажи мне, — попросила она, садясь рядом и беря собственную палочку. — Потерпи немного, — попросила она сочувственно. — Я чуть позже сниму боль. Потерпишь?

— Мне же можно завести другую? — жалобно спросила Дельфини, терпеливо позволяя Падме изучать ожог.

— Ну конечно, — Падма улыбнулась ей. — Завтра же пойдёте и купите тебе новую.

— А если больше не получится? — прошептала Дельфини.

— Почему же не получится? — ласково возразила Падма. — Всё получится. Это просто палочка — они иногда ломаются и, действительно, бывает, сгорают. Иногда взрываются даже. Это просто инструмент — хоть и ценный.

Она продолжала говорить что-то ласковое и успокаивающее, а Родольфус не мог отделаться от мысли, что Дельфини может быть права. А что если она заплатила за жизнь его брата не волшебной палочкой, а волшебством? Если потеряла его, вложив всё, что у неё было, в своё желание? Он прекрасно знал, насколько страстно дети умеют желать — и знал, что сила заклинаний часто напрямую с этим связана.