Полная чаша (джен)

— Как у вас красиво, — сказала Падма.

С того дня, как он получил неожиданное предложение от Крокера, прошло около полутора месяцев. Описать ловушки положенным для получения патента способом оказалось посложнее, чем вообще их придумать, и на это у Родольфуса ушло больше двух недель напряжённой ежедневной работы. Но она окупилась: Крокер не солгал, пообещав помочь с получением патента, так что тот был у Лестрейнджа на руках меньше, чем за неделю. И тогда же, в тот же день Родольфус его продал, а уже по дороге домой потратил часть полученных денег, заказав, прежде всего, новую черепицу и наняв работников для её укладки. Ему не хотелось тянуть с возвращением Рабастана, но ещё меньше он хотел, чтобы эти шумные работы проводились при нём. Однако теперь всё закончилось: крыши были перекрыты, полы перестелены, а бутылки для сидра — куплены. С кальвадосом было сложнее, напиток должен был вызреть — готового же у них было сейчас слишком мало, чтобы затевать продажи. С сидром проще… если тот, конечно же, станут покупать. Впрочем, Драко обещал помочь, и Родольфус, хоть и крайне неохотно, на сей раз согласился. Сам он всё равно бы не справился… но, в любом случае, вряд ли они сразу получат прибыль.

Обустроить дома комнату для Рабастана оказалось сложнее, чем думал Родольфус, и он вынужден был признать, что без помощи мисс Патил у него это заняло бы куда больше времени — и он всё равно не смог бы учесть все нужные мелочи. Даже отыскать правильное место для кровати получилось не сразу: её нужно было расположить и не слишком близко к окну, и подальше от камина, и не на проходе — а ещё Родольфусу хотелось, чтоб лежащий на ней мог видеть море. Зачем, он не смог бы объяснить: вряд ли Рабастану доведётся это сделать. Но мысль эта засела в мозгу, и Родольфус ей уступил, поэтому они с мисс Патил двигали кровать буквально по дюйму. А потом пришёл черёд чар, удерживающих большую часть времени Рабастана в полудюйме над её поверхностью — это было лучшим, хотя и не единственным, способом борьбы с пролежнями. В целом, на всё это у них ушла большая часть воскресенья, и когда они закончили, день уже завершался, а солнце постепенно готовилось уйти за море.

— Как у вас красиво.

— Здесь суровое место, — ответил Родольфус. — Нравится далеко не всем. Хотите посмотреть дом?

Падма с энтузиазмом кивнула, и он повёл её вниз, в главный зал — огромное, занимающее большую часть первого этажа, помещение, выстланное гладкими отполированными плитами местного белого камня. Здесь всегда было более или менее холодно, но зато зал свободно вмещал пару сотен гостей и позволял устраивать изумительные балы. В их с Рабастаном детстве такое часто случалось — но когда это было? А теперь здесь можно было просто гулять, разглядывая развешанное по стенам старинное и не очень оружие и гобелены, каждый из которых изображал какое-нибудь знаменательное событие из жизни их рода. Прежде каждое поколение Лестрейнджей создавало один — но Родольфус был уверен, что не станет ничего подобного делать, и традиция на нём и прервётся. Так же, как, скорее всего, и сам род — впрочем, может быть, однажды он найдёт в себе силы и… хотя зачем? А для гобелена у него просто не было никаких подходящих сюжетов. Что он мог вспомнить? Азкабан? Принятие меток? Снова Азкабан? Что ещё было в его… их с Рабастаном жизни? Был, конечно, ещё Хогвартс — но после всего изображать здесь его защиту Родольфусу было попросту стыдно. Хотя событие, безусловно, знаковое… но нет, он не станет снова размышлять об этом сейчас, водя мисс Патил вдоль стен и рассказывая ей изображённые на гобеленах истории.

После они поднялись по старинной деревянной лестнице, чуть поскрипывающей при каждом шаге, и Родольфус провёл её по коридорам и комнатам, и их следующей долгой остановкой стала библиотека. Глаза Падмы предсказуемо вспыхнули, едва она переступила её порог, и Родольфус предложил:

— Можете ею пользоваться, сколько захотите. Она неплоха, хотя и немного заброшена. Но работать здесь можно — Атли вам поможет отыскать нужное, если меня не будет.

— Это очень щедрое предложение, — сказала Падма. А потом вдруг резко повернулась и сказала возбуждённо: — Мистер Лестрейндж, я сейчас подумала… у меня есть предложение. Мне кажется, что взаимовыгодное... Вы позволите?

— Говорите, — он кивнул.

— Если это было бы вам удобно, — начала она, — можно было бы обменять ваш кров на мои услуги сиделки. Я могла бы жить здесь, — говорила Падма со сдержанным напряжением, — и, таким образом, не платить за комнату. Может быть, даже и за еду, — добавила она после крохотной паузы. — А взамен вы получили бы кого-то вроде вечерней и утренней сиделки — я сказала бы, что ночной, но в ней нет необходимости, да и мне ведь тоже нужно спать. Заодно я почти всегда смогу быть под рукой во время приступов: я не помню ни одного в дневное время. Если это будет для вас удобно, конечно, — добавила она и умолкла.

Родольфус некоторое время изучающе смотрел на неё, решаясь. Принимать такие подарки он не умел — впрочем, прежде ему никогда их и не предлагали. Часть его хотела отказаться — потому что это был его брат и его дом, и потому что только он один за них отвечал, но другая, та, которую можно было бы назвать «голосом разума», настаивала на том, что это было бы наилучшим выходом. Однако впустить в свой дом совершенно чужого человека — да ещё именно сейчас, когда и он сам, и дом находятся в наихудшей форме?

— Дом велик, — ответил он наконец. — Здесь свободно можно разместить пару дюжин человек — и ещё столько же с минимальным дискомфортом. Так что выбирайте комнату, — он слегка улыбнулся. — Любую. Не спешите — погуляйте по дому, посмотрите, где вам больше всего нравится.

— Ну, раз я сиделка, — радостно заулыбалась Падма, — эта комната должна быть рядом с комнатами вашего брата. Я там видела одну, — её глаза заблестели, — на втором этаже по левому коридору от башни. Тоже окнами на море, — её ноздри возбуждённо дрогнули.

— Она ваша, — тут же согласился он. — Покажите мне, и к завтрашнему дню её для вас приготовят. Вместе с соседней — вы ведь учитесь, и вам, я полагаю, понадобится кабинет?

— Это слишком, — она рассмеялась. — Мне вполне хватило бы стола в спальне — и потом, я могу его трансф…

— Здешних комнат довольно, чтобы обустроить вам квартиру с будуаром, кабинетом, спальней и двумя гостиными, — возразил он. — Вы оказываете мне любезность вашим предложением — позвольте мне вам ответить, — Падма, чуть порозовев, кивнула, и Родольфус попросил: — Пойдёмте, посмотрим ваши комнаты.

Пока они шли по коридорам, он раздумывал о том, что камин, по всей видимости, всё же придётся открыть, потому что невозможно вынуждать человека использовать портал дважды в день — а ещё следует как-то решить вопрос с её гостями. Запрещать мисс Патил приводить кого-нибудь в гости Лестрейндж не считал себя вправе — но, с другой стороны, делать из своего дома проходной двор он тоже готов не был.

Наконец, они остановились у одной из дверей, и Родольфус, толкнув её, понял, что не удивлён её выбором. На лежащем на полу ковре были вытканы летние полевые цветы и ягоды ежевики, повторяя узор полога и укрывающего кровать покрывала. Штор на окнах не было — их здесь, как почти во всех комнатах, заменяли ставни, но Родольфус был почти уверен, что мисс Патил вряд ли станет их закрывать. Каминную доску придерживали странные зверушки, напоминающие ящериц с птичьей головой и кошачьими лапами.

— Эльфы вычистят камин и ковёр, — сказал Лестрейндж, — и застелят постель. Шкаф и ящики комода с чарами расширения, так что места вам должно хватить, но если его будет мало, не стесняйтесь и скажите — я найду что-нибудь побольше.

— Я люблю наряды, — весело ответила Падма, — но пока их количество вполне поддаётся исчислению — так что я не ожидаю проблем. Я вам очень благодарна за то, что вы согласились, — искренне проговорила она. — Здесь так хорошо.

— Я действительно рад, что вам нравится, — вежливо ответил он. — И раз вы теперь живёте здесь — я открою камин. В главном зале — боюсь, делать это в вашей комнате может быть небезопасно.

— Да, конечно, — она кивнула без малейшего удивления и поблагодарила: — Спасибо. Так намного удобнее, чем порталом.

— Вы не сделали мне ничего дурного, чтобы я вас вынуждал им постоянно пользоваться, — сказал он. — Это тяжело и не нужно. Что касается ваших друзей... — начал он, но она подняла руку:

— Я не стану никого сюда приводить. В этом нет нужды, — пояснила она. — Я вам говорила уже, кажется — у меня одна близкая подруга, и мы с ней всегда встречаемся в кафе или просто гуляем. Большей частью я общаюсь с коллегами — в Мунго есть чудесные комнаты отдыха. Я ведь комнату снимаю, и хозяйка не в восторге от гостей. Так что в этом смысле для меня ничего не изменится.

Ему следовало бы возразить, Родольфус знал это — но отчаянно не хотел. И сказал честно:

— Я действительно не слишком люблю гостей — тем более, незнакомых. Вместе с тем я понимаю, что и запрещать вам приглашать кого-то права у меня нет.

— Как сказать, — возразила Падма. — Я ведь не комнату у вас снимаю — вы, по сути, меня нанимаете. Как сиделку. Это так и называется — сиделка с проживанием. И, конечно же, подобное не предполагает никаких гостей. Мне вполне достаточно выходных — одного в неделю довольно.

— Разумеется, — ощущая некоторую неловкость за своё поспешное согласие, сказал Лестрейндж. — Я бы вовсе не хотел вас как-то связывать. Я пока ещё помню, что жизнь красивой молодой женщины не должна и не может состоять из одной работы.

— Вполне может, — Падма огляделась нетерпеливо, а потом подошла к одному из окон и выглянула наружу. — Как здесь высоко!

— Вы боитесь высоты? — удивился он.

— Нет, напротив, — она приподнялась на цыпочки и высунулась из окна по пояс — закатное солнце осветило её алым огнём, придав чёрным волосам неожиданно медный оттенок. — Я люблю летать, — Падма соскользнула назад и повернулась лицом к Родольфусу. — Квиддич — не особенно, во всяком случае, не в качестве игрока. А летать люблю.

— Аккуратней над морем, — предупредил Родольфус. — Здесь ветра — я вам покажу опасные места. Не рискуйте, — попросил он.

— Не стану, — она улыбнулась. — Я так рада, что вы согласились, — вернулась она к главному. — Я пойду собирать вещи? Завтра утром вы забираете вашего брата, и я взяла выходной, вместо следующего воскресенья, так что постараюсь быть вам полезной.

— Я уверен, что вы сможете, — сказал он.

…Следующее утро Родольфус встретил на ногах, и ровно в девять был у кабинета Сметвика. Тот его уже ждал и с порога заверил, что если обстоятельства изменятся, или мистер Лестрейндж поймёт, что переоценил свои силы, его брата снова примут здесь.

— Я надеюсь, что не придётся, — по возможности вежливо сказал Лестрейндж.

— Я, признаюсь вам, тоже, — согласился Сметвик. — Лично я убеждён, что любым пациентам всегда лучше дома. Ну и я надеюсь на мисс Патил — она сказала, что вы наняли её сиделкой.

— Нанял, да, — он совсем не удивился сказанному: Падма явно не имела обыкновения что-либо скрывать там, где можно всё сказать прямо.

— Она очень трудолюбива и талантлива. Несомненно, — сказал Сметвик. — Я не удивлюсь, если через тридцать лет она займёт этот кабинет. Или через пятьдесят, — он довольно улыбнулся и достал из ящика бумаги. — Впрочем, к делу. Это наше с вами соглашение, — Сметвик положил перед Лестрейнджем пергамент. — То, что мы подписали в мае девяносто восьмого.

— Договор о содержании моего брата, — кивнул Лестрейндж, бросив на пергамент короткий взгляд.

— Это, — продолжал Сметвик, придвигая к нему другую бумагу, — договор о финансировании исследований поразившего его проклятья.

Лестрейндж с некоторым недоумением взглянул на собеседника.

— Да, всё верно.

— Раз вы забираете мистера Лестрейнджа — нам следует рассчитаться, — сказал Сметвик, кладя перед ним третий пергамент. — Эту сумму мы должны вам за все неотбытые им здесь, но оплаченные вперёд годы. Проверьте, пожалуйста, — попросил он. — Я надеюсь, что мы не ошиблись, но лишняя проверка не помешает.

А ведь верно! Он ведь разделил тогда оставленные здесь деньги — или это Сметвик предложил… Родольфус не помнил. Он смотрел на пергамент, на котором красовалась более чем внушительная сумма, и думал, что завтра же напишет Драко с просьбой посоветовать какие-нибудь книги по ведению своего дела — потому что сам он явно не умел думать нужным образом. Сметвик просто сделал то, что и должен был: вернул неистраченные деньги. Самое обычное, естественное действие — но Родольфусу подобное просто не пришло в голову.

— Думаю, что всё правильно, — Лестрейндж положил ладонь на пергамент.

— Значит, остаётся вопрос с этой группой, — Сметвик задумчиво постучал карандашом по средним фалангам пальцев. — Вынужден признать, что она добилась немногого… ничего, в сущности, конкретно по вашей проблеме. Но, с другой стороны…

— Эти деньги были даны на исследования, — оборвал его Лестрейндж. — Я не собираюсь требовать их обратно, — твёрдо сказал он, явно подняв этими словами настроение Сметвику. — И потом, проблема-то не решилась. Я надеюсь, что они продолжат работу — и, конечно же, у них всегда будет доступ к Рабастану. Даже если они не смогут помочь ему — может быть, сумеют кому-то ещё. Наверняка же существуют близкие случаи.

— Существуют, — кивнул Сметвик. — Я не должен называть вам имён, но скажу, что у нас есть пациенты с близкими проблемами.

— Буду рад, если им помогут, — Родольфус подчёркнуто перевёл взгляд на часы.

— В самом деле, — Сметвик тут же поднялся. — Я так думаю, вы спешите, наконец, устроить вашего брата дома, — он собрал бумаги и спрятал их в стол. — Гоблины не выдадут подобную сумму без личного присутствия нашего представителя, — сказал он. — Я готов сходить туда с вами сегодня или завтра после обеда.

— Завтра, — тут же решил Лестрейндж. Деньги никуда не денутся, да и он уже почти привык к мысли об их отсутствии. А сегодня он хотел только одного — отвести Рабастана домой.